Валери. Часть 2

Татьяна Шардина
         


     С тех пор мы стали часто видеться с Валерием, много разговаривать с ним, и как-то незаметно он стал для нас, для меня и моего мужа Виктора, человеком необходимым, близким, которому можно доверить всё, что лежит на душе.
    Бывая в Болгарии, мы помогали  Валере  в его делах.  Помощь человеку, попавшему в тяжёлую жизненную ситуацию, оказалась лекарством от нашей собственной боли.
     В то время мы жили в подавленном состоянии,  я чувствовала себя беззащитным ребёнком перед лицом жестокой судьбы.  Я  просыпалась  и  приходила в ужас от того, что случилось в моей семье – с нами нет больше нашего сына Лёши!  Все ценности и ориентиры рухнули, и не было понятно, как дальше жить.
   Наши прежние друзья отдалились от нас: они не знали, что нам говорить и как с нами общаться. И только Валера находил какие-то  нужные слова. Он как будто  окутал нас, принял в своё пространство, нашёл для нас ячейку в своём внутреннем мире.


   Отправляясь  на машине в Грецию на Афон, Витя предложил Валере поехать с ним, и тот с радостью согласился. На Афоне ему очень понравилось, впоследствии он  и многим  знакомым болгарам показал туда дорогу. Валера полюбил русский Свято-Пантелеймонов монастырь на Святой Горе, и вскоре стал там «своим» человеком. Один раз пробыл в монастыре весь Великий пост, и нам казалось, что он уже примеряет себя к монастырской жизни.
   
    Своих приятелей Валера называл «Тошко», «Райко», «Митко», и  я стала называть его «Валерко».  А он меня  часто называл, обращаясь ко мне так, как будто я принадлежу к мужскому роду: «Танюшек, ты уже поел?», или: «ты принёс?», «ты прочитал?»  Нас с Витей такое обращение смешило, мы спрашивали, почему он называет меня в мужском роде, на что он смущённо отвечал: «Ну, я не знаю, как там правильно, это думать надо, я говорю, как получается».
Всё-таки русский язык не был его родным языком.
    Меня Валера часто называл "Танче", и я однажды сказала на него "Валерче". Он посмеялся и пояснил, что имена мужского рода по-болгарски заканчиваются на "О". Правильно будет "Валерчо".

     Валера жил в постоянном ощущении, что Бог находится где-то рядом, всегда наблюдает за ним и контролирует его.  Наш друг не мог сказать какую-то неправду или тайно сделать что-то неблаговидное. «От кого же я утаюсь? Ведь Господь-то всё видит!» - объяснял  он.
     Когда возникали какие-то трудности, он говорил: «Мне надо спросить у Господа» - и уединялся, молился, вопрошал Господа. Если ответ не приходил, он брал Библию,  открывал её наугад и читал, будучи уверенным, что так ему приходит ответ свыше.
     Он молился перед каждой едой, и после неё, и часто говорил:"Слава Богу!" и "благодарю Господа". Если у него что-то болело - никогда не соглашался  принимать  лекарства.
     -  Господь меня лечит. -  Говорил он. -  Как же я буду, не доверяя Богу, пить лекарства? Ведь всё в этом мире от Бога! И если Он мне посылает радость, то, получается, я доволен, а если боль и страдания, – я что же, буду роптать? Буду и боль, и радость – всё  принимать с благодарностью и молитвой. Всё от Бога!  Господь  же сказал: "Ни один волос с вашей головы не упадёт без воли Божьей".
 
И Валера действительно верил, что если волос упал с его головы, то это по Божьей воле.

    Иногда я высмеивала его наивную веру в Господа, критиковала его;  потом мне становилось совестно, и я просила: «Валерко, прости меня, не обижайся, пожалуйста!»
И он отвечал: «Как я могу обижаться на тебя, Танче, ведь вас с Виткой послал мне Господь! Нет ничего случайного в этом мире, всё от Господа!  А Он меня учит – не обижаться на людей».
    Раньше у него были друзья – бизнесмены, любители выпить. Они   иногда вспоминали о нём и звонили из Украины или России, звали: «Приезжай,  выпьем вместе!»  Валера отвечал, что отдал свою жизнь Господу и уже не пьёт. Нам он рассказал, что Господь обещал дать ему  других, новых друзей, и жизнь у него должна стать другой, чистой: он должен начать жить «по истине».
    «Вот и даёт мне Господь новых друзей, как и обещал:  вас дал, ещё другие люди появляются в моей жизни, совсем не такие, что были раньше» - говорил Валера.
      
     Я закрывала дверь в мои  трогательные, дорогие воспоминания о прошлой жизни, о той жизни, когда наш  сын  Лёша был с нами.  Я всё время жила рядом с этой дверью, и  иногда, каким-то ветром эта потайная  дверь распахивалась, и воспоминания вываливались оттуда, как из рога изобилия, и били, больно били, причиняя душевные страдания. И когда мы с Витей вдвоём попадали в такое состояние, казалось, что в атмосфере закончился весь воздух и уже больше нечем дышать.
 Мне было страшно жить, страшно, что жизнь может быть такой мучительной, наносить такие сокрушительные удары. Но благодаря общению с Валерой приходила уверенность и доверие жизни. Доверие. Валера – он как-то разделил нашу боль,  принял часть её на себя – и нам стало легче.

    Когда мы уезжали в Москву и долго не виделись,  он  присылал нам СМС-сообщения, в которых говорилось, что Бог с нами, что Господь не оставит нас. У меня в телефоне вся память заполнилась этими «эсэмэсками», и я не могла решиться   удалить их из телефона. Пришлось сохранить их на компьютере в папке. Одно из сообщений было такое: «Мило Танче, ничего не бойся, знай, что эст Валерко, который молится о вас. А Господ Бог над всеми нами». Валера изучал русский язык давно, ещё в начальной школе, и писал по-русски с ошибками. Я не удалила это послание из телефона, и когда мне становилось тяжело на душе, находила его и читала. И как будто обретала опору.

   Валеркина мама, баба Данче, встречала нас словами "Бог дал добро!"
Полное её имя было Иорданка. В молодости она  вместе с мужем работала в организации, строившей  мосты в Болгарии. Они оба были образованными людьми, старались развивать способности своего единственного сына. На чердаке  валялся старинный немецкий аккордеон, на котором Валеру  когда-то учили играть. Баба Данче рано овдовела, и воспитывать сына пришлось одной.
    Баба Данче радовалась, что сын её переменился: перестал пить, бросил курить, и сизый табачный дым больше не наполнял их дом. Валера стал другим, но она не удивлялась: ведь она всю жизнь молилась о нём, и такие перемены в поведении сына говорили ей, что Бог услышал её молитвы. Но иногда она жаловалась на Валеру. Однажды рассказала, как он собрал все свои "дрехи", по-болгарски, "одежды", и отнёс бедному цыганскому семейству, каких много живёт в округе. А вещи-то были фирменные, дорогие, ещё из Швейцарии привозил, когда был бизнесменом. "Зачем мне столько одежд? Нашла что жалеть! - отвечал Валера, - Иисус  Христос сказал не иметь двух одежд, а у меня их ужас сколько! Да и велики они мне все стали!"

    Старушка часто ходила в церковь, и огорчалась, когда из-за болей в ногах не могла пойти на службу. Валера сказал мне, что каждый раз в церкви она поминает моего сына Алёшу и ставит свечку. Я испытывала к ней благодарность, хотелось как-то ей помочь. Она уже передвигалась  с трудом, но всегда находила себе какую-либо работу в доме или  в огороде.   Баба Данче угощала нас  и  что-то долго рассказывала   по-болгарски, но  мы не всё  понимали.

     -  Садитесь с нами, бабо Данче. –  говорила я. - Вы такая худенькая! Наверное, мало кушаете?

     -  Так Валери же постится – и я вместе с ним,  он ест один раз в день,  а  я, глядя на него, тоже.

     Её сын с тех пор, как начал ездить на Афон, перестал есть мясо. Монахи же не едят мясо, но они едят рыбу. А Валера  рыбу  с детства терпеть не мог. Он соблюдал болгарский пост, потом начинался пост по русскому православному календарю, – он соблюдал и его.

       -  Валерко, ты почему так мало ешь? -  Спрашивала я его. – Ты же станешь дистрофиком!

    Он в ответ посмеивался.

       - Ты думаешь, я не хотел бы съесть ещё, когда встаю из-за стола? Я бы хотел. Но я думаю, от чего бы материального я мог отказаться ради Бога, в чём себя ограничить?
 И вижу – без того, другого, третьего я могу обходиться. И ограничиваю себя. И в еде в том числе.
 
   Баба Данче  волновалась за сына, потому что над ним нависло ожидание приговора суда. Валеру могли посадить в тюрьму за ту аварию, в которой погиб человек. Мы тоже беспокоились о нём, не представляя, как же он будет в тюрьме. Он успокаивал нас всех: «Тюрма так тюрма! (это слово он произносил без мягкого знака) Я ничего не боюсь. Всё от Господа! Если Господь меня направит в тюрму – значит так тому и быть. Может быть я там, в тюрме, кому-то нужен! Я готов подставить свою спину, чтобы хоть один человек смог вылезти из греховной жизни и спастись!».
      Время от времени ему приходили повестки в суд в Софию. Он пунктуально туда ездил, отвечал на вопросы, и дело откладывалось ещё на несколько месяцев.

   Валера показал нам все храмы в округе. Некоторые маленькие  храмы были расположены далеко от жилищ, среди красивой природы, и они никогда не запирались.  Службы там проводились редко,  один-два раза в год в престольный праздник святого, в честь которого был назван храм. Тогда там собиралось много людей, готовился «курбан» - большое угощение для всех. Но туда в любой день можно было приехать,  помолиться, посидеть в садике среди цветов. Болгары бережно относятся к таким своим многочисленным храмам.  Кто-то из людей добровольно приезжает  и ухаживает за строением и за садиком вокруг него. В одном из таких храмов Валера со своим приятелем  ремонтировал крышу – заливал её смолой, чтобы устранить протечки.  Ему доставляло радость делать что-нибудь для церкви, и он находил себе такую работу «для души».
   Мы стали часто ездить в Рильский монастырь, такой красивый, спрятавшийся среди покрытых лесом гор, и в монастырь Святого Стефана, Валеркин любимый.

   В ожидании суда Валера стал рисовать, и у него неплохо получалось.  Попробовал писать маслом, увлёкся, и написал с десяток картин, и даже пару икон. На всех его картинах были запечатлены  какие-то   нереальные пейзажи, залитые лучами света, с диковинными деревьями и цветами. Или ночное море со светящейся луной и густыми зарослями на переднем плане. Изображённая  природа напоминала иллюстрации к книгам о жизни динозавров, и, глядя на неё, я побаивалась, что сейчас на этом произведении из кустов появится какое-нибудь вымершее древнее животное. Свои картины он дарил людям, с которыми общался.  У нас накопилось несколько его картин, я  вставила их в  рамки и развесила  по стенам.
 
   Свои художественные способности Валера приложил в монастыре Святого Стефана - оформил там иконостас. Этой работой он занимался  самозабвенно и одухотворённо, радуя единственного живущего в монастыре монаха - отца Серафима, и говорил, что Господь "наводил его на мысль", как лучше нарисовать. 


   
   Его убеждением было, что всё, что с нами происходит – от Бога.   Однажды я  в одном из русских монастырей купила книжечку Серафима Вырицкого «От меня это было» и передала её Валере. Он с радостью читал её – ведь эту же мысль он нам всё время излагал. Он  купил много таких книжечек, изданных на болгарском языке, и  раздавал всем своим знакомым.

  Посетили ли тебя
  неожиданные неудачи житейские
  и уныние охватило
  сердце твое, знай —
  От Меня это было.
 
   Как-то я сказала Валере, что хотела бы иметь такую веру, как у него. Но у меня нет такой веры. Он стал много со мной разговаривать, чтобы привить мне свою веру.
  Это приводило к неизбежным спорам.
      
    -  Ты говоришь, что всё от Бога. – Говорила я ему. -  Так неужели другие религии не от Бога? Бог всемогущий, и всё в этом мире от него, по твоим же словам. Так неужели же он не разрушил бы все другие религии и церкви, если бы считал их ложными?  Например, в Индии. Там тоже были  свои святые люди, которые жили  в отказе от привязанности к земным вещам и земным наслаждениям. С ними тоже произошла духовная трансформация, они пребывали  в любви к Богу.  Они родились заново, в Духе,  и ничто земное их не привлекало.  Они тоже  делали то, что мы называем «чудесами». Какие у нас с тобой есть основания утверждать, что их путь не правильный?

      -  Для меня нет других вер.  Есть только одна истинная Вера – Христианство. Только Иисус Христос есть  Путь, Истина и Жизнь, только через Него можно попасть в Царствие Небесное. Через Его Церковь.
 
      - Я люблю читать о Христе, для меня его учение выше всего, –  продолжала я, -  Столько всяких церквей создано, всяких ответвлений христианства! Одни признают иконы и поклоняются им, другие не признают и считают поклонение иконам за грех. Какую церковь считать за Церковь, созданную Христом? Каждая из церквей претендует на звание "истинной".  А сами все воюют между собой, хотя Христос призывал к любви и смирению.

        -  Самая правильная церковь -  Православная  Церковь, – отвечал Валера, - а «кто не против вас, тот за вас» - говорил Иисус Христос.   Он  сказал: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её». И вот она, его Церковь!  Так что же я?  Буду критиковать её, не приму её? Да, наверное, в ней есть недостатки, но это уже не наше дело – судить Церковь.  Какая бы она ни была – она Его создание! Пусть её Господь судит,  нам он сказал: «Не судите, да не судимы будете!»
 
    - Так что ты хочешь от меня? Чтобы я ходила в платочке, кланялась батюшкам и целовала им ручки? Мне совсем не хочется это делать. Вообще-то, Иисус Христос сказал, что никого не называйте «отцом», кроме Отца Небесного. А у нас все – отцы…

   - Разве я говорю тебе, чтобы ты ходила в платочке и целовала ручки? Это всё внешнее.  Есть глубинные слои Веры.  Я говорю, что надо покаяться! Потому, что у меня с этого всё началось. Потому, что ещё Иоанн-Креститель сказал: «Покайтесь!» Надо исповедоваться и причащаться.

    Я не стремилась исповедоваться и причащаться, не видя в этом для себя смысла: ритуалы совсем не привлекали меня.  Валера утверждал, что это важно – причащаться в Церкви.
      -  Ведь Христос сказал: «Делайте так в воспоминание обо мне» - говорил он.
 
      -  Он  во время вечерней трапезы  разломил хлеб, благословил и раздал по куску ученикам, они ели этот хлеб и запивали вином. И это Он сказал делать в воспоминание о нём. А не так, как у нас происходит в церквях – отвечала я. Всё прочее придумано людьми.

    
 
     Как-то Валера истолковывал мне  притчу из Евангелия,  о том, как отец  дал сыновьям поручение.  Один  сын  сразу сказал, что выполнит поручение, но потом не выполнил, а другой сын сразу отказался, а потом сделал. Так кто из них поступил правильно?
  Оказалось, что правильней поступил тот сын, который сразу согласился сделать, но не сделал. Выразил готовность, но не получилось. Я же считала, что лучше если сын отказался, но потом одумался и сделал то, что просил отец.               
  Так, часто возникали споры из ничего.   
 К примеру, Валера говорил: «Всё в этой жизни от Бога! Мы, люди,  думаем, что это мы приняли решение, а это от Господа».
 
    - Не может быть, чтобы все наши решения были от Бога! - Возражала я. -  Бог ставит нас перед выбором, а мы решаем, как поступить.

    - Нет! Всё, все наши поступки - всё от Бога! Человек ничего не может без Бога.

    - Как же тогда преступники, убийцы, маньяки? Их дела что, тоже от Бога? Как же, если гибнут маленькие безвинные дети от рук разных "отморозков" - это что, тоже от Бога?

    - Их лукавый с пути сбивает. Это от лукавого. Недаром же в молитве, которую дал нам Господь, мы просим: «но избави нас от лукавого».

   -  Или "лукавый" сильнее Бога? Значит не всё от Бога? Мне кажется, ты уже сам запутался, что от кого. Проповедник доморощенный.

   - Танюшек, это ты запутался. Я от себя ничего не придумываю,  мне Господь говорит.

   - Ты у нас самый умный, да? Тебе Господь говорит, а остальные - олухи, ничего не смыслят. Так давайте тебя выберем в президенты. Или вместо Христианства примем "валерьянство"! И будем все тебя слушаться!

     Моя ирония переходила в сарказм, а Валерко принимал печальный вид непонятого праведника.

    По Валеркиной версии, Бог создал свой народ, и народ должен был жить под руководством Бога, делать то, что Он говорит, и всё благоденствие должно было происходить от Господа, а не от людей. «Посмотрите на полевые лилии, как они растут.  Ни ткут,  ни  прядут, но, говорю вам, что и  Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них». Но народ отверг руководство Бога и выбрал себе судей, царей, кесарей, и прочих. Отошёл народ от Бога, перестал слышать Его.

   - Нужно слушать Глас Бога! – Говорил Валера. (По его словам, он временами слышит Глас).

       -  Но где же он, этот Глас? Я не слышу его! – говорила я. – Для меня голос Бога – это образное понятие! То есть, если  Глас мы не слышим, то значит Бог нам ничего не говорит?  Можно ничего не делать, всё  придёт само – и будет изобилие? Как бы не так. Мы должны "в поте лица добывать хлеб свой"!

       -  «Господь – Пастырь мой; я ни в чём не буду нуждаться» - говорится в Псаломе 22. Надо вручить себя Господу, довериться Ему – и все твои проблемы решатся – доказывал Валера.
      -   Но почему-то твои проблемы решаем мы с Витей! Мы тебе помогаем,  а ты даже «спасибо» нам не скажешь – начинала сердиться я.

      -   Поверь, Танче, я не считаю, что это вы мне помогли. Я считаю, что это Бог через вас сделал. Я Господа  благодарю, и молюсь за вас. А если я буду благодарить  вас, то этим я отнимаю благодать, которая уготована вам на Небесах.

     - Странные какие-то у тебя теории.  Если уж ты всё хочешь делать, как сказал Иисус Христос, то вспомни: вылечив и отпустив прокажённых,  Он спрашивал: «Не десять ли излечились? Почему поблагодарить пришёл только один?»

     - «Не десять ли очистились? Где же девять? Как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника?» От Луки, глава 17 – поправлял Валера. – Он вернулся  поблагодарить Бога, а не человека. Воздать Славу Богу!

    -  Накормить голодного – значит накормить Бога, и поблагодарить человека, помогшего тебе, – значит поблагодарить Бога! – парировала я.

   Такие  споры заканчивались тем, что Валера просил прощения.
     - Танче, прости меня и не сердись. Это я виноват, что допустил такой спор. Это от лукавого. А вас с Витко  (так он называл моего мужа) я люблю, и благодарю Господу, что он мне вас послал.

     Насчёт «лукавого» тоже возникали споры.  Валера сетовал на «лукавого», что тот приходит в душу, и начинается «борба».  Валера, дескать, хочет поступить правильно, но «лукавый» ему не даёт. И разводил целую теорию про существование «бесов» и «лукавого». Я слушала молча, но потом не выдерживала – и начинала протестовать.

     -  Складывается впечатление, что ты сам – такой хороший, правильный. Совершенный, можно сказать. Вот только «лукавый» нехороший: приходит вместе с «бесами» и они  всё портят.  А может быть «лукавый» - это  наши же несовершенные мысли и эмоции?

    - Я не хороший! – говорил Валера. – я есть  наипервейший грешник, но надеюсь, что Господь примет моё покаяние и помилует меня. И причислит меня в число овец своих, хотя больше к козлам отношусь. А вот лукавый – враг человеков, и не даёт людям спастись.  И тебе, Танче, лукавый не даёт покоя, всё заставляет тебя спорить.

   - Ты мне своего «лукавого» не приписывай. Не признаю  никакого «лукавого»!

   Дух протеста во мне поднимался с новой силой.
   Когда я сердилась на Валеру, то дома снимала со стен нарисованные им картины, а когда успокаивалась, то вешала картины обратно.

   Валера на меня не обижался.
       -  Мне Господь говорит: «Молись за людей». За всех. И за друзей, и за врагов. Ибо нет у меня врагов среди людей. Я и молюсь. – Говорил он. -  Я и о тебе  молюсь.


      -  Ну не молись! Я что, тебя прошу? Я вообще не вижу в этом смысла, когда просят: «Помолитесь обо мне!» Каждый должен осознать сам свою неправоту и измениться, а не других просить!   Почему ты считаешь, что я сама не могу за себя молиться? Что, Бог тебя слышит, а меня нет?

         - Ты можешь и должна за себя молиться, но я же всё время в ЭТОМ, я всё время в молитве.  Я  не хочу  мирских радостей  и  удовольствий,  и если я не с Богом и не в молитве, то мне плохо. И никто мне не запретит  молиться о тебе и всех ваших.

   
 
      Прошло полгода после суда, и  Валера  оказался  в тюрьме. Теперь он проповедует среди заключённых. Мы с Виктором недавно навестили его. Он был с  седой бородой, с отросшими до плеч совсем уже седыми  волосами. Он всё время постится, исхудал окончательно, но  выглядит радостным: у него много работы. Обитатели тюрьмы относятся к нему с уважением и часто идут на разговор.
 Здесь много упавших птичек.
 Здесь он нужен.
      



P.S. Баба Данче умерла 8 марта 2014 года, не дождавшись возвращения Валери. Валера после выхода из тюрьмы ушёл в монастырь.


    

                На фотографии - Баба Данче.