Валери. Часть 2
С тех пор мы стали часто видеться с Валерием, много разговаривать с ним, и как-то незаметно он стал для нас, для меня и моего мужа Виктора, человеком необходимым, близким, которому можно доверить всё, что лежит на душе.
Бывая в Болгарии, мы помогали Валере в его делах. Помощь человеку, попавшему в тяжёлую жизненную ситуацию, оказалась лекарством от нашей собственной боли.
В то время мы жили в подавленном состоянии, я чувствовала себя беззащитным ребёнком перед лицом жестокой судьбы. Я просыпалась и приходила в ужас от того, что случилось в моей семье – с нами нет больше нашего сына Лёши! Все ценности и ориентиры рухнули, и не было понятно, как дальше жить.
Наши прежние друзья отдалились от нас: они не знали, что нам говорить и как с нами общаться. И только Валера находил какие-то нужные слова. Он как будто окутал нас, принял в своё пространство, нашёл для нас ячейку в своём внутреннем мире.
Отправляясь на машине в Грецию на Афон, Витя предложил Валере поехать с ним, и тот с радостью согласился. На Афоне ему очень понравилось, впоследствии он и многим знакомым болгарам показал туда дорогу. Валера полюбил русский Свято-Пантелеймонов монастырь на Святой Горе, и вскоре стал там «своим» человеком. Один раз пробыл в монастыре весь Великий пост, и нам казалось, что он уже примеряет себя к монастырской жизни.
Своих приятелей Валера называл «Тошко», «Райко», «Митко», и я стала называть его «Валерко». А он меня часто называл, обращаясь ко мне так, как будто я принадлежу к мужскому роду: «Танюшек, ты уже поел?», или: «ты принёс?», «ты прочитал?» Нас с Витей такое обращение смешило, мы спрашивали, почему он называет меня в мужском роде, на что он смущённо отвечал: «Ну, я не знаю, как там правильно, это думать надо, я говорю, как получается».
Всё-таки русский язык не был его родным языком.
Меня Валера часто называл "Танче", и я однажды сказала на него "Валерче". Он посмеялся и пояснил, что имена мужского рода по-болгарски заканчиваются на "О". Правильно будет "Валерчо".
Валера жил в постоянном ощущении, что Бог находится где-то рядом, всегда наблюдает за ним и контролирует его. Наш друг не мог сказать какую-то неправду или тайно сделать что-то неблаговидное. «От кого же я утаюсь? Ведь Господь-то всё видит!» - объяснял он.
Когда возникали какие-то трудности, он говорил: «Мне надо спросить у Господа» - и уединялся, молился, вопрошал Господа. Если ответ не приходил, он брал Библию, открывал её наугад и читал, будучи уверенным, что так ему приходит ответ свыше.
Он молился перед каждой едой, и после неё, и часто говорил:"Слава Богу!" и "благодарю Господа". Если у него что-то болело - никогда не соглашался принимать лекарства.
- Господь меня лечит. - Говорил он. - Как же я буду, не доверяя Богу, пить лекарства? Ведь всё в этом мире от Бога! И если Он мне посылает радость, то, получается, я доволен, а если боль и страдания, – я что же, буду роптать? Буду и боль, и радость – всё принимать с благодарностью и молитвой. Всё от Бога! Господь же сказал: "Ни один волос с вашей головы не упадёт без воли Божьей".
И Валера действительно верил, что если волос упал с его головы, то это по Божьей воле.
Иногда я высмеивала его наивную веру в Господа, критиковала его; потом мне становилось совестно, и я просила: «Валерко, прости меня, не обижайся, пожалуйста!»
И он отвечал: «Как я могу обижаться на тебя, Танче, ведь вас с Виткой послал мне Господь! Нет ничего случайного в этом мире, всё от Господа! А Он меня учит – не обижаться на людей».
Раньше у него были друзья – бизнесмены, любители выпить. Они иногда вспоминали о нём и звонили из Украины или России, звали: «Приезжай, выпьем вместе!» Валера отвечал, что отдал свою жизнь Господу и уже не пьёт. Нам он рассказал, что Господь обещал дать ему других, новых друзей, и жизнь у него должна стать другой, чистой: он должен начать жить «по истине».
«Вот и даёт мне Господь новых друзей, как и обещал: вас дал, ещё другие люди появляются в моей жизни, совсем не такие, что были раньше» - говорил Валера.
Я закрывала дверь в мои трогательные, дорогие воспоминания о прошлой жизни, о той жизни, когда наш сын Лёша был с нами. Я всё время жила рядом с этой дверью, и иногда, каким-то ветром эта потайная дверь распахивалась, и воспоминания вываливались оттуда, как из рога изобилия, и били, больно били, причиняя душевные страдания. И когда мы с Витей вдвоём попадали в такое состояние, казалось, что в атмосфере закончился весь воздух и уже больше нечем дышать.
Мне было страшно жить, страшно, что жизнь может быть такой мучительной, наносить такие сокрушительные удары. Но благодаря общению с Валерой приходила уверенность и доверие жизни. Доверие. Валера – он как-то разделил нашу боль, принял часть её на себя – и нам стало легче.
Когда мы уезжали в Москву и долго не виделись, он присылал нам СМС-сообщения, в которых говорилось, что Бог с нами, что Господь не оставит нас. У меня в телефоне вся память заполнилась этими «эсэмэсками», и я не могла решиться удалить их из телефона. Пришлось сохранить их на компьютере в папке. Одно из сообщений было такое: «Мило Танче, ничего не бойся, знай, что эст Валерко, который молится о вас. А Господ Бог над всеми нами». Валера изучал русский язык давно, ещё в начальной школе, и писал по-русски с ошибками. Я не удалила это послание из телефона, и когда мне становилось тяжело на душе, находила его и читала. И как будто обретала опору.
Валеркина мама, баба Данче, встречала нас словами "Бог дал добро!"
Полное её имя было Иорданка. В молодости она вместе с мужем работала в организации, строившей мосты в Болгарии. Они оба были образованными людьми, старались развивать способности своего единственного сына. На чердаке валялся старинный немецкий аккордеон, на котором Валеру когда-то учили играть. Баба Данче рано овдовела, и воспитывать сына пришлось одной.
Баба Данче радовалась, что сын её переменился: перестал пить, бросил курить, и сизый табачный дым больше не наполнял их дом. Валера стал другим, но она не удивлялась: ведь она всю жизнь молилась о нём, и такие перемены в поведении сына говорили ей, что Бог услышал её молитвы. Но иногда она жаловалась на Валеру. Однажды рассказала, как он собрал все свои "дрехи", по-болгарски, "одежды", и отнёс бедному цыганскому семейству, каких много живёт в округе. А вещи-то были фирменные, дорогие, ещё из Швейцарии привозил, когда был бизнесменом. "Зачем мне столько одежд? Нашла что жалеть! - отвечал Валера, - Иисус Христос сказал не иметь двух одежд, а у меня их ужас сколько! Да и велики они мне все стали!"
Старушка часто ходила в церковь, и огорчалась, когда из-за болей в ногах не могла пойти на службу. Валера сказал мне, что каждый раз в церкви она поминает моего сына Алёшу и ставит свечку. Я испытывала к ней благодарность, хотелось как-то ей помочь. Она уже передвигалась с трудом, но всегда находила себе какую-либо работу в доме или в огороде. Баба Данче угощала нас и что-то долго рассказывала по-болгарски, но мы не всё понимали.
- Садитесь с нами, бабо Данче. – говорила я. - Вы такая худенькая! Наверное, мало кушаете?
- Так Валери же постится – и я вместе с ним, он ест один раз в день, а я, глядя на него, тоже.
Её сын с тех пор, как начал ездить на Афон, перестал есть мясо. Монахи же не едят мясо, но они едят рыбу. А Валера рыбу с детства терпеть не мог. Он соблюдал болгарский пост, потом начинался пост по русскому православному календарю, – он соблюдал и его.
- Валерко, ты почему так мало ешь? - Спрашивала я его. – Ты же станешь дистрофиком!
Он в ответ посмеивался.
- Ты думаешь, я не хотел бы съесть ещё, когда встаю из-за стола? Я бы хотел. Но я думаю, от чего бы материального я мог отказаться ради Бога, в чём себя ограничить?
И вижу – без того, другого, третьего я могу обходиться. И ограничиваю себя. И в еде в том числе.
Баба Данче волновалась за сына, потому что над ним нависло ожидание приговора суда. Валеру могли посадить в тюрьму за ту аварию, в которой погиб человек. Мы тоже беспокоились о нём, не представляя, как же он будет в тюрьме. Он успокаивал нас всех: «Тюрма так тюрма! (это слово он произносил без мягкого знака) Я ничего не боюсь. Всё от Господа! Если Господь меня направит в тюрму – значит так тому и быть. Может быть я там, в тюрме, кому-то нужен! Я готов подставить свою спину, чтобы хоть один человек смог вылезти из греховной жизни и спастись!».
Время от времени ему приходили повестки в суд в Софию. Он пунктуально туда ездил, отвечал на вопросы, и дело откладывалось ещё на несколько месяцев.
Валера показал нам все храмы в округе. Некоторые маленькие храмы были расположены далеко от жилищ, среди красивой природы, и они никогда не запирались. Службы там проводились редко, один-два раза в год в престольный праздник святого, в честь которого был назван храм. Тогда там собиралось много людей, готовился «курбан» - большое угощение для всех. Но туда в любой день можно было приехать, помолиться, посидеть в садике среди цветов. Болгары бережно относятся к таким своим многочисленным храмам. Кто-то из людей добровольно приезжает и ухаживает за строением и за садиком вокруг него. В одном из таких храмов Валера со своим приятелем ремонтировал крышу – заливал её смолой, чтобы устранить протечки. Ему доставляло радость делать что-нибудь для церкви, и он находил себе такую работу «для души».
Мы стали часто ездить в Рильский монастырь, такой красивый, спрятавшийся среди покрытых лесом гор, и в монастырь Святого Стефана, Валеркин любимый.
В ожидании суда Валера стал рисовать, и у него неплохо получалось. Попробовал писать маслом, увлёкся, и написал с десяток картин, и даже пару икон. На всех его картинах были запечатлены какие-то нереальные пейзажи, залитые лучами света, с диковинными деревьями и цветами. Или ночное море со светящейся луной и густыми зарослями на переднем плане. Изображённая природа напоминала иллюстрации к книгам о жизни динозавров, и, глядя на неё, я побаивалась, что сейчас на этом произведении из кустов появится какое-нибудь вымершее древнее животное. Свои картины он дарил людям, с которыми общался. У нас накопилось несколько его картин, я вставила их в рамки и развесила по стенам.
Свои художественные способности Валера приложил в монастыре Святого Стефана - оформил там иконостас. Этой работой он занимался самозабвенно и одухотворённо, радуя единственного живущего в монастыре монаха - отца Серафима, и говорил, что Господь "наводил его на мысль", как лучше нарисовать.
Его убеждением было, что всё, что с нами происходит – от Бога. Однажды я в одном из русских монастырей купила книжечку Серафима Вырицкого «От меня это было» и передала её Валере. Он с радостью читал её – ведь эту же мысль он нам всё время излагал. Он купил много таких книжечек, изданных на болгарском языке, и раздавал всем своим знакомым.
Посетили ли тебя
неожиданные неудачи житейские
и уныние охватило
сердце твое, знай —
От Меня это было.
Как-то я сказала Валере, что хотела бы иметь такую веру, как у него. Но у меня нет такой веры. Он стал много со мной разговаривать, чтобы привить мне свою веру.
Это приводило к неизбежным спорам.
- Ты говоришь, что всё от Бога. – Говорила я ему. - Так неужели другие религии не от Бога? Бог всемогущий, и всё в этом мире от него, по твоим же словам. Так неужели же он не разрушил бы все другие религии и церкви, если бы считал их ложными? Например, в Индии. Там тоже были свои святые люди, которые жили в отказе от привязанности к земным вещам и земным наслаждениям. С ними тоже произошла духовная трансформация, они пребывали в любви к Богу. Они родились заново, в Духе, и ничто земное их не привлекало. Они тоже делали то, что мы называем «чудесами». Какие у нас с тобой есть основания утверждать, что их путь не правильный?
- Для меня нет других вер. Есть только одна истинная Вера – Христианство. Только Иисус Христос есть Путь, Истина и Жизнь, только через Него можно попасть в Царствие Небесное. Через Его Церковь.
- Я люблю читать о Христе, для меня его учение выше всего, – продолжала я, - Столько всяких церквей создано, всяких ответвлений христианства! Одни признают иконы и поклоняются им, другие не признают и считают поклонение иконам за грех. Какую церковь считать за Церковь, созданную Христом? Каждая из церквей претендует на звание "истинной". А сами все воюют между собой, хотя Христос призывал к любви и смирению.
- Самая правильная церковь - Православная Церковь, – отвечал Валера, - а «кто не против вас, тот за вас» - говорил Иисус Христос. Он сказал: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её». И вот она, его Церковь! Так что же я? Буду критиковать её, не приму её? Да, наверное, в ней есть недостатки, но это уже не наше дело – судить Церковь. Какая бы она ни была – она Его создание! Пусть её Господь судит, нам он сказал: «Не судите, да не судимы будете!»
- Так что ты хочешь от меня? Чтобы я ходила в платочке, кланялась батюшкам и целовала им ручки? Мне совсем не хочется это делать. Вообще-то, Иисус Христос сказал, что никого не называйте «отцом», кроме Отца Небесного. А у нас все – отцы…
- Разве я говорю тебе, чтобы ты ходила в платочке и целовала ручки? Это всё внешнее. Есть глубинные слои Веры. Я говорю, что надо покаяться! Потому, что у меня с этого всё началось. Потому, что ещё Иоанн-Креститель сказал: «Покайтесь!» Надо исповедоваться и причащаться.
Я не стремилась исповедоваться и причащаться, не видя в этом для себя смысла: ритуалы совсем не привлекали меня. Валера утверждал, что это важно – причащаться в Церкви.
- Ведь Христос сказал: «Делайте так в воспоминание обо мне» - говорил он.
- Он во время вечерней трапезы разломил хлеб, благословил и раздал по куску ученикам, они ели этот хлеб и запивали вином. И это Он сказал делать в воспоминание о нём. А не так, как у нас происходит в церквях – отвечала я. Всё прочее придумано людьми.
Как-то Валера истолковывал мне притчу из Евангелия, о том, как отец дал сыновьям поручение. Один сын сразу сказал, что выполнит поручение, но потом не выполнил, а другой сын сразу отказался, а потом сделал. Так кто из них поступил правильно?
Оказалось, что правильней поступил тот сын, который сразу согласился сделать, но не сделал. Выразил готовность, но не получилось. Я же считала, что лучше если сын отказался, но потом одумался и сделал то, что просил отец.
Так, часто возникали споры из ничего.
К примеру, Валера говорил: «Всё в этой жизни от Бога! Мы, люди, думаем, что это мы приняли решение, а это от Господа».
- Не может быть, чтобы все наши решения были от Бога! - Возражала я. - Бог ставит нас перед выбором, а мы решаем, как поступить.
- Нет! Всё, все наши поступки - всё от Бога! Человек ничего не может без Бога.
- Как же тогда преступники, убийцы, маньяки? Их дела что, тоже от Бога? Как же, если гибнут маленькие безвинные дети от рук разных "отморозков" - это что, тоже от Бога?
- Их лукавый с пути сбивает. Это от лукавого. Недаром же в молитве, которую дал нам Господь, мы просим: «но избави нас от лукавого».
- Или "лукавый" сильнее Бога? Значит не всё от Бога? Мне кажется, ты уже сам запутался, что от кого. Проповедник доморощенный.
- Танюшек, это ты запутался. Я от себя ничего не придумываю, мне Господь говорит.
- Ты у нас самый умный, да? Тебе Господь говорит, а остальные - олухи, ничего не смыслят. Так давайте тебя выберем в президенты. Или вместо Христианства примем "валерьянство"! И будем все тебя слушаться!
Моя ирония переходила в сарказм, а Валерко принимал печальный вид непонятого праведника.
По Валеркиной версии, Бог создал свой народ, и народ должен был жить под руководством Бога, делать то, что Он говорит, и всё благоденствие должно было происходить от Господа, а не от людей. «Посмотрите на полевые лилии, как они растут. Ни ткут, ни прядут, но, говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них». Но народ отверг руководство Бога и выбрал себе судей, царей, кесарей, и прочих. Отошёл народ от Бога, перестал слышать Его.
- Нужно слушать Глас Бога! – Говорил Валера. (По его словам, он временами слышит Глас).
- Но где же он, этот Глас? Я не слышу его! – говорила я. – Для меня голос Бога – это образное понятие! То есть, если Глас мы не слышим, то значит Бог нам ничего не говорит? Можно ничего не делать, всё придёт само – и будет изобилие? Как бы не так. Мы должны "в поте лица добывать хлеб свой"!
- «Господь – Пастырь мой; я ни в чём не буду нуждаться» - говорится в Псаломе 22. Надо вручить себя Господу, довериться Ему – и все твои проблемы решатся – доказывал Валера.
- Но почему-то твои проблемы решаем мы с Витей! Мы тебе помогаем, а ты даже «спасибо» нам не скажешь – начинала сердиться я.
- Поверь, Танче, я не считаю, что это вы мне помогли. Я считаю, что это Бог через вас сделал. Я Господа благодарю, и молюсь за вас. А если я буду благодарить вас, то этим я отнимаю благодать, которая уготована вам на Небесах.
- Странные какие-то у тебя теории. Если уж ты всё хочешь делать, как сказал Иисус Христос, то вспомни: вылечив и отпустив прокажённых, Он спрашивал: «Не десять ли излечились? Почему поблагодарить пришёл только один?»
- «Не десять ли очистились? Где же девять? Как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника?» От Луки, глава 17 – поправлял Валера. – Он вернулся поблагодарить Бога, а не человека. Воздать Славу Богу!
- Накормить голодного – значит накормить Бога, и поблагодарить человека, помогшего тебе, – значит поблагодарить Бога! – парировала я.
Такие споры заканчивались тем, что Валера просил прощения.
- Танче, прости меня и не сердись. Это я виноват, что допустил такой спор. Это от лукавого. А вас с Витко (так он называл моего мужа) я люблю, и благодарю Господу, что он мне вас послал.
Насчёт «лукавого» тоже возникали споры. Валера сетовал на «лукавого», что тот приходит в душу, и начинается «борба». Валера, дескать, хочет поступить правильно, но «лукавый» ему не даёт. И разводил целую теорию про существование «бесов» и «лукавого». Я слушала молча, но потом не выдерживала – и начинала протестовать.
- Складывается впечатление, что ты сам – такой хороший, правильный. Совершенный, можно сказать. Вот только «лукавый» нехороший: приходит вместе с «бесами» и они всё портят. А может быть «лукавый» - это наши же несовершенные мысли и эмоции?
- Я не хороший! – говорил Валера. – я есть наипервейший грешник, но надеюсь, что Господь примет моё покаяние и помилует меня. И причислит меня в число овец своих, хотя больше к козлам отношусь. А вот лукавый – враг человеков, и не даёт людям спастись. И тебе, Танче, лукавый не даёт покоя, всё заставляет тебя спорить.
- Ты мне своего «лукавого» не приписывай. Не признаю никакого «лукавого»!
Дух протеста во мне поднимался с новой силой.
Когда я сердилась на Валеру, то дома снимала со стен нарисованные им картины, а когда успокаивалась, то вешала картины обратно.
Валера на меня не обижался.
- Мне Господь говорит: «Молись за людей». За всех. И за друзей, и за врагов. Ибо нет у меня врагов среди людей. Я и молюсь. – Говорил он. - Я и о тебе молюсь.
- Ну не молись! Я что, тебя прошу? Я вообще не вижу в этом смысла, когда просят: «Помолитесь обо мне!» Каждый должен осознать сам свою неправоту и измениться, а не других просить! Почему ты считаешь, что я сама не могу за себя молиться? Что, Бог тебя слышит, а меня нет?
- Ты можешь и должна за себя молиться, но я же всё время в ЭТОМ, я всё время в молитве. Я не хочу мирских радостей и удовольствий, и если я не с Богом и не в молитве, то мне плохо. И никто мне не запретит молиться о тебе и всех ваших.
Прошло полгода после суда, и Валера оказался в тюрьме. Теперь он проповедует среди заключённых. Мы с Виктором недавно навестили его. Он был с седой бородой, с отросшими до плеч совсем уже седыми волосами. Он всё время постится, исхудал окончательно, но выглядит радостным: у него много работы. Обитатели тюрьмы относятся к нему с уважением и часто идут на разговор.
Здесь много упавших птичек.
Здесь он нужен.
P.S. Баба Данче умерла 8 марта 2014 года, не дождавшись возвращения Валери. Валера после выхода из тюрьмы ушёл в монастырь.
На фотографии - Баба Данче.
© Copyright:
Татьяна Шардина, 2013
Свидетельство о публикации №213090800046