Тревожное счастье.
Всем тем, у кого детство пришлось на те, далёкие,
тяжёлые годы.
Я написал этот рассказ, но сам читать его не хочу, да и Вам не советую, особенно, если у Вас больное сердце.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- Мама, - спросил я, - зачем у меня родинка на среднем пальце?
Мама улыбнулась и сказала ласково: « Это для того, милый, чтобы я нашла тебя, если ты потеряешься. Ведь ни у кого больше такой родинки нет».
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
Двое мальчишек, как и остальные их сверстники, сидели в большой комнате, похожей на зал небольшого театра, и в затянувшемся событии находили удовольствие в безобидных детских шутках. Одного звали Слава, другого Юра.
Событие было связано с возвращением детей из двухгодичной эвакуации в Мордовию, на время военных действий под Москвой. Два года они были оторваны войной от своих родных и близких и жили в интернате далеко от своего дома.
И вот теперь, когда грохот взрывов отдалился от столицы, детей привезли в город, чтобы вернуть истосковавшимся по ним матерям.
Была осень 1943 года.
Напряжённые часы ожидания сменялись трогательными минутами встречи, но объятья, слёзы, улыбки не трогали друзей. Может быть они не надеялись, что за ними кто-то придёт? Вряд ли! За два года их вынужденного полусиротства родные и такие любимые ими лица стёрлись в их сознании, а нити, связывающие их с ними, растаяли, оставив в памяти только розовое пятно и далёкое слово «мама». Тоска по родному дому сменилась безразличием и пустотой, поэтому они не забивали свои юные головы сложностями, а просто сидели и комментировали происходящее.
- Смотри, - сказал Юра, - какая смешная тётка! – и оба захохотали.
- Наверняка и сын у неё такой же чудной, - добавил Славка, и они покатились от смеха.
Вошедшая женщина была стройна, и по всему было видно, что она, несмотря на тяжёлое время, старается выглядеть достойно. Но больше всего удивляло и выделяло её среди остальных женщин, одетых в ватники и покрытых платками, маленькая шляпка на голове и спадающая с неё вуалька, закрывающая лоб, что и вызвало весёлый смех. Насмеявшись вдоволь, друзья тут же забыли про неё, как вдруг услышали: « Юра Петров, иди сюда!»
Юра подошёл, и распорядительница со списком представила ему:
- Вот твоя мама.
Юра опешил, перед ним стояла женщина в шляпке.
- Ну, что же ты не рад? Обними маму.
Женщина прижала к себе Юру и поцеловала, у него же не было ни сил, ни желания поднять руки.
« Теперь она будет моя мама? Но почему? Где моя мама?» - крутилось в его голове.
После коротких необходимых формальностей, за время которых он с тоской глядел на Славика, и тот с пониманием глазами провожал друга, Юра с мамой (надо было привыкать) отправились домой.
От Земляного Вала, где всё это происходило, до улицы Осипенко расстояние небольшое, и они быстро добрались до дома.
По дороге мама рассказала о ещё одном удивительном и радостном событии.
- Представляешь, сегодня утром вдруг стук в дверь, затем она открывается и на пороге Севик, твой брат. Ты что не помнишь его?
- Помню, - ответил Юра задумчиво.
Его брат Всеволод ушёл на фронт через месяц после своего дня рождения. 4 июня 1941 года ему исполнилось 18 лет, он был старше Юрия на 12 лет. Эта существенная разница в возрасте мешала их сближению. Для Всеволода и его шумных друзей младший брат всегда был «Юрашка». А Юра, с его детскими играми, никак не мог проникнуть в интересы брата, где уже присутствовали девушки.
Покачиваясь на жёстких скамейках громыхающего трамвая маршрута «А», он слушал рассказ матери.
Брат был ранен в ногу и эшелон с ранеными шёл через Москву куда-то на восток. Сева сказал товарищам: «Не могу проехать мимо дома, не повидав мать», и соскочил с поезда. На костылях и без документов он добрался до дома, оставил костыли под лестницей и поднялся на второй этаж. После радостных объятий он сказал:
- Мама, пожалуйста, принеси мои костыли, они внизу под лестницей.
- Зачем же ты их там бросил, - ужаснулась мама.
- Я не хотел тебя пугать!
Меж тем трамвай остановился, они вышли.
Теперь кое-что стало знакомо. Вот двор, акация, дальше два вяза, песочница - всё, как было раньше, только стало немного грустным и чуточку меньше. Дом, вход посередине, три ступеньки и затем два пролёта вверх, дверь в квартиру, коридор, три двери, последняя их.
Брат поднялся на встречу.
- Сиди, сиди – сказала мама, - тебе нельзя вставать.
В комнате всё так же: посередине стол, у стены пианино, напротив него огромный резной шкаф, на каждой дверце которого по дракону, и львы, пугавшие его, ещё ниша с самоваром. Нижняя дверца слева Юрина. Открыл, ничего не изменилось, будто закрыл её только вчера. На полках игрушки, к которым уже пропал интерес. Всё такое знакомое и вместе с тем странно чужое.
Мама пожарила картофель целую сковороду… с луком, очень вкусно. Потом пили чай с ржаными лепёшками.
- Кушайте лепёшки, - говорила мама, - этим летом я с ученицами из техникума работала в колхозе рядом с Дорохово. Пололи грядки, чистили коровник и свинарники. Расплатились с нами мукой ржаной и пшеничной, каждой по два мешка. Теперь до весны не пропадём.
Юра слушал, и ему казалось, что всё это нереально и происходит не с ним. Ещё два дня назад был интернат с его привычным укладом, и вот сейчас, вдруг, он здесь в этой уютной комнате, и рядом самые близкие люди, но почему-то всё такое далёкое. Далёкое и забытое. Он был в пространстве между тем, что было, и тем, что есть. Он очень боялся, что обязательно вот-вот что-то произойдёт, что отнимет у него это всё, вновь приобретённое, и возвратит туда – в прошлое.
Нет, там было неплохо. К нему были внимательны, но у трёх молоденьких воспитательниц не хватало душевного тепла на всех одиноких мальчиков и девочек, оказавшихся так далеко от своих пап и мам в этом доме, с выкрашенными в зелёный цвет стенами.
Там не было родных, тёплых, нежных рук. Никто не мог сказать добрых слов, подсказать хороший совет, развеять тяжёлые мысли. Бесконечные детские «что это?» и «почему?» повисли без ответа в пустоте безразличия.
Запивая морковным чаем ржаную лепёшку, Юра вдруг вспомнил, как его вместе с ещё двумя мальчиками послали в колхозную пекарню за хлебом. Он нёс огромный каравай, хлеб был горячий и душистый. Румяная, треснувшая корочка так и манила, так и просила отломить её и съесть, что он и сделал. Потом очень боялся, что его за это будут ругать, но нет, всё сошло, якобы не заметили.
Большой чёрный репродуктор в виде тарелки, как и прежде, стоял на пианино и играл приятную музыку. На громких звуках он слегка дребезжал из-за порванного бумажного диффузора.
Мама продолжала свой рассказ. Ей тоже было необходимо выговориться, поделиться своими переживаниями, хотя бы со своими детьми.
- Когда объявляли воздушную тревогу, я, как и все, бежала в бомбоубежище, но потом вместе с соседками стала подниматься на крышу нашего дома, чтобы сбрасывать «зажигалки», которые падали на неё. Страшно было очень! Казалось, бомбы летят прямо на меня. Но это было лучше, чем сидеть в бомбоубежище и ждать, что вот-вот тебя завалит обломками дома и оттуда уже не выбраться никогда.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Юра слушал, а мысли его были далеко.
По ночам, укрывшись с головой одеялом, он звал, звал маму и брата, чтобы они пришли и забрали его отсюда. Ведь не он же устроил эту войну, он всего лишь маленький мальчик, так почему же его разлучили с ними и увезли так далеко? Но всё было тщетно, он это понимал и старался заснуть.
- Эй! Ты не спишь? – Галя потянула за одеяло.
Их кровати стояли рядом на расстоянии вытянутой руки.
- Нет.
- Тебе не холодно? –
Спальня, где ночевала их группа, выхолаживалась уже к середине ночи, и заснуть под байковым одеялом было трудно.
- Холодно, - сознался Юра.
- Иди ко мне. Возьми одеяло и подушку.
Плотно прижавшись, заключив друг друга в нежные детские объятья, согреваемые обоюдным теплом и двумя байковыми одеялами, они заснули сладким сном.
Их идиллия длилась недолго. Как-то раз воспитательница, зайдя в спальню раньше обычного, обнаружила, мирно спящих в одной постели, мальчика и девочку. В этот же день для девочек была выделена другая спальня, а шестилетние мальчики познакомились с понятием противоположности полов. Юре это очень не понравилось, с Галей было теплее, но что поделаешь, дети зависимы от взрослых.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Старинные часы с крылатой резной птицей пробили семь раз.
В комнату прокрались сумерки.
- Давайте зажжём свет, - предложил Сева, - Юраш, включи!
- Подождите, - остановила их мама, - сначала надо опустить светомаскировку.
Они отвязали шпагат, и тяжёлая бумажная штора упала на подоконник, закрыв своим чёрным полотном всё окно.
Включили свет. Над столом засветился шёлковый абажур оранжевого цвета с кисточками внизу. В комнате сразу стало уютно и тепло.
- Вот посмотрите, чем меня премировали, - сказала мама с гордостью и показала две металлические ложки.
- Когда закрыли школы, я работала на заводе, - продолжила она, - наш цех из отходов металла штамповал ложки, тоже необходимая вещь на войне. Я их шлифовала. Вот за хорошую работу меня и наградили.
Мама засмеялась. Ей было радостно, что наконец-то прошли эти два тяжёлых года разлуки.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- Юра, сколько тебе лет? – две воспитательницы трудились над списком детей, которые должны первого сентября пойти в школу.
- Не знаю, - признался Юра. То ли мама не успела снабдить его столь необходимыми знаниями, толи он забыл в вихре стремительных и непонятных происшествий, случившихся с ним.
- Хорошо, хоть помнит, как зовут, - сказала одна из девушек.
- Надо найти его документы, - предложила другая.
- Где ты их найдёшь, там такая неразбериха.
- Он такой крупный мальчик, наверняка ему уже восемь, или около.
- Ладно, пиши в первый класс. Юра Петров.
Когда обнаружилось, что ему только шесть, он уже заканчивал первый год обучения в сельской школе.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- С одеждой очень трудно. Всё по талонам, ничего не купишь. Вот перекраиваю из старого, - кручинилась мама.
- Соседка наша с первого этажа Полина. Ну, ты, Сева, её знаешь, под нами живёт, такая модница. Вот молодец! Встречаю её как-то, на ней такие красивые чулки. Я удивилась, спрашиваю: «Где это Вы достали такую роскошь?» А она грустно улыбнулась и говорит: « Вот именно, достала из старой корзины». Оказывается, раньше она чулки не выбрасывала. Чуть побежала стрелка она их в корзину, а сейчас достаёт и штопает.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Две белые тетради в зелёных обложках, одна в клеточку, другая в косую линейку. Вертикально по левому краю учительница написала цифры от нуля до девяти. Надо повторить десять раз. Это очень трудно!
- Юра, зачем ты приделал двойке такой длинный хвост, аж на три клетки. Посмотри, как это у меня. Вот, это гораздо лучше. А восьмерку совсем завалил. Ну-ка напиши всё это ещё десять раз, и двойку тоже.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- Однажды летом ранним утром по небу что-то чиркнуло очень яркое, и затем страшный взрыв. Дом тряхнуло так, что меня сбросило с дивана. Из нашего окна вылетело большое стекло, а в пятьдесят восьмом доме, он же выше нашего, разбились все стёкла. Я потом пошла взглянуть, что случилось. Вот это место от Комиссариатского моста до метро «Новокузнецкая», был жилой квартал, сейчас одни руины. Помню железную кровать на дереве и труп мужчины. Ужасно!
А вечером пришла Полина и говорит: «Ваше стекло торчит у меня в палисаднике». Представляете, воткнулось в мягкий грунт и стоит целёхонькое.
Всеволод сидел задумчивый.
- Сынок, - обратилась мама к нему, - расскажи, как ты там.
Ей просто хотелось слышать голос сына и, казалось, что если он выговорится, то ему станет легче.
« Что там интересного? Только грязь, кровь и вонь», - грустно подумал он, а вслух нарочито бодро сказал. – Однажды мы с одним парнем ночевали в стогу.
Он снова увидел перед собой поле с неубранными стогами сена.
Был ноябрь, снег ещё не выпал, но по ночам было морозно, и к утру поникшую траву серебрил иней. Их наспех сформированная рота на ночь остановилась в поле. Разожгли костры. Из одиноких стогов стали таскать сено и стелить его на землю.
- Эй! – окликнул его коренастый парень, - иди за мной.
Они подошли к стогу.
- Делай, как я, - скомандовал коренастый, и они, как кроты, принялись закапываться в стог, выталкивая наружу лишнее сено.
- Тебя как зовут?
- Сева.
- Теперь слушай, Сева. Одну шинель кладём под себя, другой укрываемся. Шапку положи под голову, не разувайся, могут украсть или поменять. Ложимся спина к спине, и не крутись.
- Тебя-то как зовут? – поинтересовался Сева.
- Отец кликал Вовкой, а по отчеству Ильич.
- Значит ты Владимир Ильич, как Ленин?
- Точно.
- Счастливый ты, Владимир Ильич.
В ответ было только сладкое сонное посапывание.
- Да, в стогу, - очнулся он от воспоминаний, - закопались в него целиком, одну шинель постелили, другой укрылись, спинами прижались и заснули. Ночью снаружи был мороз, а нам было даже жарко. Утром у тех, кто ночевал у костра «зуб на зуб не попадал», а от нас пар.
Тут он задумался, потом добавил, - парня того звали Владимир Ильич.
И опять замолчал под наплывшими на него воспоминаниями.
Утром, погасив костры и наскоро перекусив, рота маршем двинулась на Сталинград.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
«Он ничего не спрашивает про Борю, и я не могу ему этого сказать, - терзалась мыслью мама. – Они были друзья с первого класса. Это его очень расстроит».
Вдруг вспомнилось, как в пятом классе Сева научил Бориса играть в шахматы. Едва усвоив движения фигур, Боря стал его обыгрывать. Тогда тот решил по своему усмотрению менять правила игры. Друг опять его обыграл.
- Нет, - сказал Сева, когда Борис взялся за фигуру, - ладья ходит по диагонали.
- Но, ты же сам сказал мне, что она ходит по прямой!
- А теперь по диагонали!
- Ну, хорошо, по диагонали так по диагонали.
Тут вмешалась мама.
- Боря, - возмутилась она, - ну что ты терпишь? Ведь он же тебя обманывает!
- А, пусть! – ответил простодушный Боря и опять выиграл.
Друзья души не чаяли друг в друге.
Мама с тревогой посмотрела на старшего брата.
«Это же второе ранение, - подумала она. «Если двум разам не бывать, то третий раз не миновать!» Она родила его, выкормила, вырастила и теперь должна отдать на убийство? Почему? Почему? Ну, ПО-ЧЕ-МУ?» Сжалось сердце, и она принялась молить Бога, в которого уже давно не верила.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Они втроём расширяли и углубляли окопчик на позиции, которую им определил командир. Третий парень был узбек, наверное, ровесник Всеволоду. Владимир Ильич был старше их на два года, ему уже исполнилось двадцать, и на правах старшего он командовал ими.
- Клади землю на бруствер аккуратно. Не кидай высоко, – сказал он узбеку. – Они, - он кивнул в сторону немцев, - небось, уже засекли наш окопчик,
Все трое дружно работали лопатами, спешили, на разговоры не было времени, и уже хорошо углубились, когда Сева вдруг услышал угрожающий свист мины и почувствовал удар.
Очнулся в госпитале.
- Что со мной?
- Осколочное в спину. Жить будешь!
- А там со мной были двое ……?
- Насмерть обоих.
«Вот как? И даже такое имя не помогло», – подумал он.
А как звали узбека, так и не успел спросить.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
У кромки леса белое - белое поле. Днём солнце пригревает верхний слой снега, а ночной мороз сковывает его, образуя ещё не прочный наст. Наст этот сверкает на солнце разноцветными огнями, и кажется, что всё поле усыпано бриллиантами и нет ему конца.
Если суметь встать на край наста, то можно, аккуратно переставляя ноги, парить над сверкающей гладью, радуясь ощущению невесомости. Но есть риск провалиться по грудь, и тогда уже без помощи друзей из этого снежного плена не выбраться.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Мама вспомнила как по ночам в напряжённой тишине был слышен плач и душу раздирающие стоны. «Похоронки» приходили часто, и тогда притихшие женщины молили и молили беду обойти стороной.
Пришло сообщение о смерти мужа и Полине. Конечно, она переживала очень, но вида не подавала. И, вдруг, смотрит, муж её стоит на пороге живой и невредимый. «Я, - рассказывала потом Полина, - вымолила его у Бога, и была уверена, что он жив». Ему, как герою, дали отпуск, по окончании которого он возвратился в часть.
А вскоре ей опять пришла «похоронка». Полина всё надеялась, что и на этот раз ошибка, только напрасно.
- Думаю, Господь специально устроил ему отпуск, чтобы попрощаться с женой, - закончила рассказ мама.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Летний зной… Река… Глубоко заходить в воду нельзя, только по пояс. Ему очень хочется научиться плавать. Попытка… Ноги оторвал ото дна, руками неистово шлёпает по воде… Но, нет… Неудача. Ещё раз… Опять пошёл ко дну. Ещё… И вот проплыл два гребка. Повторить скорее… «Плыву!»
- Слава, я плыву! – Славка уже умеет плавать три дня как.
- Да, - соглашается Славик с видом специалиста. Он рад за друга, теперь они оба умеют плавать.
Но кому об этом рассказать, с кем поделиться радостью?
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
По субботам вечером в Екатерининском саду на танцевальной площадке играл духовой оркестр. Его тяжёлые басы были слышны от самого дома. Но по мере приближения проявлялись другие инструменты: тромбоны, альты, и уже совсем рядом было слышно, как трубы и кларнеты, заливаясь, выводят мелодию вальса.
Его неразлучный друг Боря танцевал с их одноклассницей Любой. Крепдешиновое платье порхало на её лёгкой фигурке, едва успевая за стройными ножками в белых носочках и туфельках на низком каблучке.
«В парке Чаир распускаются розы …» - пел солист из раковины деревянной эстрады. Сладкий запах липы дурманил юные головы. Всё было так хорошо.
Сева не мог привыкнуть к потере, и поймал себя на мысли, что хочет встретиться с другом. Он посмотрел на маму. «Она ни словом не обмолвилась о Боре и не спрашивает о нём, наверное, ничего не знает. Не буду её расстраивать».
«Как встану на ноги, надо будет навестить его родителей».
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Командир боевого расчёта противотанкового орудия лейтенант Борис Цикорий погиб в первые дни войны.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Слова мамы вернули Юру в реальность.
- Что-то ты такой грустный, - сказала она, обращаясь к нему с улыбкой, - у нас был весёлый мальчик.
Чувство тревоги охватило его.
- Может нам его подменили? – продолжила она и посмотрена на Всеволода.
«Вот! Так я и знал, что этим всё и кончится!» Холодный ужас сковал его тело. «Значит, эти, дорогие и родные люди с самого начала не верили мне!».
- Может это не наш мальчик? – добавила мама.
- Я ваш, я ваш! – закричал Юра, и слёзы брызнули из глаз. В страшных рыданиях, душивших его, вырывались наружу все переживания этого дня и многих, многих предыдущих дней многолюдного одиночества. Ужасная тоска, мучившая его все эти годы, не желала уходить и душила его.
Брат посмотрел на маму с укором.
- Наш, наш! Успокойся! Ты наш! – мама уже сама расстроилась из-за своей неудачной шутки. Она никак не ожидала, что шутка получится такой жестокой.
- Конечно ваш, - выдавил из себя Юра, преодолевая спазмы, душившие его, - вот и родинка на среднем пальце.
Мама прижала его к себе и обняла брата: «Какое счастье, что все мы живы и снова вместе!»
Ю. Петров. Август, 2013года.