Золотой ковёр из осенних листьев покрывал улицы Флоренции, город всё больше преображался стараниями герцога и его прекрасной супруги. Народ не бедствовал, и многие поддерживали власть Медичи, потому что он умел не только красиво жить сам, но и позволял это делать другим. На площадях появлялись всё новые и новые шедевры архитектуры. Так было решено объединить все местные административные службы в одном здании, для чего Козимо приказал создать вместительное, но вместе с тем изысканное сооружение, достойное городских вельмож. Это должно было, по его мнению, упростить жизнь не только чиновников и служащих, но и осуществить чаяния простого народа. Ещё только разрабатывался проект, а уже вся Флоренция гудела о его грандиозности.
Такая служба не приносила мне особого удовольствия, я исправно исполнял свои обязанности, но как правильно заметил отец, мало имел к этому интереса. Ни власть, ни деньги, ни карьерный рост меня не интересовали, как таковые. Мне стоило стать ремесленником или творческим человеком, чтобы созидать нечто прекрасное, но вместо этого я целыми днями напролёт занимался цифрами и бумагами, которые словно забирали у меня силы, ничего не давая взамен. Окрыляло только одно: возможность изредка увидеть Элеонору, хотя бы мимолётно. Ради этого я часто прерывался и смотрел в окно. Не появился ли вдали обожаемый силуэт недоступной для меня женщины? Но радость очей моих появлялась не так часто, как хотелось бы.
Время от времени я посещал и их резиденцию с отчётами или ради подписания герцогом документов, и тогда её Светлость удостаивала меня счастьем лицезреть её милые черты, а порой и перекинуться парой тёплых фраз, не вызывая подозрений у окружающих.
Элеонора была мудрейшей из всех известных мне земных женщин и никогда не позволяла себе даже взглядом скомпрометировать своё Высочество. За что Козимо был ей бесконечно признателен и благодарен, при всей своей слабости к женской красоте, он имел прощение герцогини, а не слепую месть, коей подвластны многие жертвы любовных страстей. Элеонора никогда не была таковой.
Всё, что она делала, делалось от любви и с чистым сердцем. Она была по-настоящему набожна, чиста, и вместе с этим неимоверно сильна духом. Все беды и несчастья, свалившиеся на эти хрупкие плечи, не смогли её сломить, а сделали только сильней. Алмаз её духа проходил огранку, и изумительные по красоте черты проступали в неизменном блеске. Даже любовницы Козимо склоняли головы перед этой женщиной с глубоким уважением.
Ну скажите, как можно её не любить? Как не восхищаться этим примером женственности, ума и благородства? Она - моя Богиня, которую я никогда не посмею осквернить пошлым желанием своей страдающей плоти. Всё, что я могу, - быть её верным слугой, готовым отдать всё и сразу по первому повелению королевы моего сердца.
За это я ценил работу, она давала мне возможность нередко бывать во дворце, находиться при дворе и каждый раз с замиранием дыханья ждать появления солнца, коим являлась для меня эта женщина.
К её ногам я и пал при первой же возможности с просьбой о расторжении договорённостей о помолвках моих детей. Элеонора выслушала меня со скорбным выражением лица.
- Встаньте, мой милый граф, прошу Вас. Если кто-то увидит Вас здесь на коленях, нам не миновать лишних сплетен.
Я исполнил её просьбу, но не отпустил руки, как того требовал этикет. Элеонора и не старалась её забрать. Единственная связь между нами физически осуществлялась в прикосновении рук, которые я был готов целовать бесконечно.
- Эрнесто, мы живём с Вами в мире, где обещания данного рода - увы, в порядке вещей. Все мои дочери уже кому-то отданы. Ни Вы, ни я не в силах это изменить. Я выпросила для Марии отсрочку на два года. В результате, моё дитя созрело раньше и отдало своё сердце другому. Чем это закончилось, Вы знаете. Я потеряла её, - Элеонора смахнула платочком набежавшую слезу. - Если бы я отдала её в пятнадцать, возможно, моя девочка была бы жива. Понимаете?.. В этом есть и моя вина.
Я попытался её утешить, но она меня остановила, прикоснувшись пальцем к моим губам. Этот жест, означающий просьбу о молчании, смутил нас обоих. Герцогиня вздрогнула, словно дотронулась до огня. Грудь, тесно зажатая под её корсетом, взволнованно задышала, она достала веер и обмахнула лицо, словно внезапно ей перекрыло дыхание. Притяжение было таким, что земля уходила у нас из-под ног...
"Боже, дай мне сил!" - взмолился разум, во мне закипела кровь. Какое-то время мы оба молчали. Элеонора продолжала остужать веером разгорячённое лицо.
Наверное, в эту минуту я мог её поцеловать, но мы оба понимали, что этого будет недостаточно, чтобы утолить жажду двух тел, лишённых любви и ласки так долго...
Сделав глубокий вдох и долгий выдох, Элеонора поднялась с кресла, в котором сидела и подошла к окну.
- Я подумаю о Вашей просьбе, Эрнесто. Но не знаю, право, не знаю, могу ли хоть что-то Вам обещать. Если договоры составлены правильно с юридической точки зрения, это будет непросто. Ваш отец сейчас полноправный владелец всего имущества, в том числе и глава семейства, так что это в его компетенции. Лишь после его смерти, Вы, как новый глава, что-то смогли бы пересмотреть и предпринять, и то лишь с обоюдного согласия всех сторон.
Я приблизился к ней, не осмеливаясь прикоснуться. Вдохнул до головокружения аромат её лавандовых духов с лёгкой ноткой жасмина... Закрыв на мгновенье глаза от наслаждения, наполнившего мою душу, я поднял веки, когда Элеонора уже повернулась ко мне, и мы оказались лицом к лицу.
- Это выше моих сил! - как-то жалобно произнесла она, словно моля о пощаде. - Сделайте же хоть что-нибудь! - у герцогини блестели глаза и пылали щёки. Её губы сами прильнули к моим, и я схватил её нежно и страстно в свои объятья. Не знаю, сколько длился наш поцелуй, но всё меньше оставалось сил сопротивляться зову плоти.
В дверь постучали. Элеонора одним резким движением оказалась в нескольких метрах от меня.
В приёмную герцогини зашла фрейлина и поклонилась:
- Простите, моя госпожа, просили передать, что Пьетро нездоровится и он зовёт Вашу светлость... - она что-то почувствовала, потому что вдруг смущённо опустила глаза, едва заметно улыбнувшись при этом.
- Да, конечно, я сейчас приду! Ступайте, Беатриче.
Мы вновь остались наедине. Но к тому времени холодная волна пробуждения уже остудила нас обоих и помогла взять себя в руки.
- Я подумаю, что можно сделать, граф. Уходите, Эрнесто, молю Вас! - она ладонью прикрыла губы, ещё пылающие от поцелуя.
Поклонился, ничего не ответив, просить прощения не хватало сил и желания. Да и ни к чему это было. Наши чувства взаимны, и этот страстный порыв был неизбежен. Но за него мог поплатиться жизнью не только я, оставив детей на попечение Деметрио (будь он неладен), но и моя драгоценная королева.
- Прощайте, Ваша Светлость! - отзвук моих шагов отдавался гулким эхом по пустому коридору.
Я чувствовал её взгляд всей кожей, всеми нервами, всей душою.
Жизнь порою нелегка и многолика, так же как и её неизбежный конец.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/09/09/1031