Севрский фарфор в помойке
Д.Артемьев
Миша был интеллигентным человеком, очень послушным, абсолютно без вредных привычек, хорошим семьянином. Конечно, иногда ему хотелось сделать что-нибудь эдакое, но не решался. Заранее чувствовал себя виноватым. Женщины ему очень нравились, но и с ними он не решался. Особенно с подругой своей жены. Не решался. Отбрасывал даже мысль наставить рога мужу лучшей подруги собственной жены.
Под самый Новый год, 31 декабря, жена попросила сходить в магазин за хлебом. И еще по пути выкинуть мусор. В мусорном ящике копались два неопрятных субъекта. Подойдя ближе, Миша убедился, что это дамы. Миша извинился, бросил пакет с мусором в ящик, пошел дальше по своему маршруту. Пройдя несколько шагов, поскользнулся, упал и треснулся копчиком. На его вскрик обе женщины оглянулись и поспешили к нему на помощь. Они помогли подняться, но боль была настолько сильна, что Миша согнулся и не мог идти.
— Ой, как вы ударились! — сказала одна из женщин.
— Может быть, присядете вот тут, на скамеечку? — спросила другая.
И они помогли Мише передвинуться на несколько шагов до заснеженной скамейки. Миша присел на нее боком, ахнув при этом. Женщины с жалостью посмотрели на него. Все же Миша нашел в себе силы поблагодарить помощниц.
— Вы из этого дома? — спросила та, что была постарше.
— Да.
— Какой у вас дом замечательный! — воскликнула другая.
— Это чем же он такой замечательный? — улыбнулся Миша.
— Как же, — заторопилась ответить женщина, — у вас самые лучшие мусорные ящики. Чего здесь только нет! И еда, и вещи разные. Я вот это меховое пальто у вас в ящике подобрала, а Людка нашла здесь вполне нормальный радиоприемник. Я только контакты подпаяла, и все, теперь работает.
— А я и не предполагал, что в наших ящиках могут попасться такие интересные находки, — засмеялся Миша, — думал, что здесь только объедки и разные упаковки.
— Напрасно иронизируете. — Теперь в разговор вступила Люда. — Вот как раз объедков очень мало. Почти у всех в доме собаки и кошки. А выбрасывают целые продукты: банки, коробки — ну, те, у которых прошел срок годности. Мы с Таней здесь брали консервы. В прошлый раз — шпроты, сегодня — три банки сгущенки и лосось дальневосточный.
— А на прошлой неделе мы нашли здесь полное собрание сочинений Тургенева, — сказала Таня. — Раньше за такими книгами давка была в магазине подписных изданий.
После этих слов в Мишке шевельнулось чувство вины. Это были его книги. Он сам их и вытащил на помойку. Жена разбирала книжные шкафы и спросила его:
— Миша, а, Миша, ты будешь когда-нибудь читать Тургенева?
— Никогда, — уверенно ответил супруг.
— И я не буду. Хватит, начиталась уже. Куда бы их убрать?
— В сарай? — спросил Миша.
— А из сарая куда?
— На помойку.
— Так, может быть, сразу?
Предложение жены, как обычно, было очень разумным. Фактически, сарай являлся промежуточным пунктом для последующего выкидывания ненужных вещей. Поэтому Миша снес книги вниз, в мусорный ящик.
Он чувствовал себя виноватым, но был неспособен скрыть правду, поэтому сказал:
— Это я выбросил собрание сочинений.
— Правильно, — неожиданно согласилась с ним Люда, — никому они не нужны. Мы попробовала оттащить книги в скупку. Отказ. Даже бесплатно не взяли. Мы решили бросить их. Так нас заставили все книги унести. Ну, думаем, хоть копейку возьмем во вторсырье. Намаялись, пока донесли. А там весельчаки: "Возьмем без обложек, обложки отдельно. Рвите прямо здесь". А книги-то на совесть сделаны. Фиг порвешь.
— И что? — заинтересовался Миша.
— Сбежали, — объяснила Таня. — Некогда нам было. Нам как раз надо было пристроить склеенную вазу из севрского фарфора. Мы ее здесь неподалеку нашли. Кто-то выбросил в помойку. Представляете, смотрю, севрский фарфор. Горлышко отбито. А вдруг, думаю, этот кусочек тоже выбросили? Так мы весь мусорный ящик перекопали, но крохотку эту нашли. Представляете? Нашли и приклеили суперцементом.
— Кстати, тюбик этого клея тоже из мусора выудили, — перебила подругу Люда.
— И так приклеили, что склейку только с увеличительным стеклом можно разглядеть. Вот и пошли в этот антикварный магазин, ну, знаете, который около площади.
— Знаю, — обрадовался Миша, — знаю я этот салон. Бывал там. Хозяина тоже видел. Интеллигентный такой, с бородой.
— Разные мудаки бывают. Бывают и с бородой, — сказала Люда.
— Что, не взял вазу? — поинтересовался Миша.
— Взял. — Таня махнула рукой. — И бабки дал. Небольшие, но дал. А Люда имеет в виду его образование. Представляете, он нам залепил, что готов любые деньги заплатить за севрский фарфор семнадцатого века.
— А ваша ваза, что, более поздняя?
Женщины вздохнули, глядя на Мишу, безнадежно так вздохнули. И Таня сказала:
— Вы, вероятно, в этом не разбираетесь. Севрский фарфор начал изготавливаться в городе Севр, это во Франции, начиная с 1756 года, то есть со второй половины восемнадцатого века. Так что никакого севрского фарфора ранее этого времени и быть не могло.
— Вот, вот, — вступила в разговор Люда, — чтобы с этим антикваром говорить, надо иметь образование тератолога.
— Тератолога? — Миша не понимал многих слов, которые употребляли бомжихи. — А это что такое?
— Тератология — наука, изучающая врожденные уродства, — ответила Люда. — Я думаю, что у этого вашего знакомого с бородой просто мозга нет. Рефлексы одни. Как бы бедных женщин обмануть. Впрочем, Бог с ним. Как вы-то себя чувствуете?
— Да пойду, пожалуй.
Миша приподнялся со скамейки, выпрямился, сделал шаг и, охнув, рухнул обратно на скамейку. Сел на нее как-то боком и виновато посмотрел на Люду и Таню.
— Может, вам помочь дойти до квартиры? Там вы "скорую помощь" сможете вызвать, — спросила Таня.
Миша представил, как он вернется домой в таком сопровождении, как жена вызовет "скорую", как он тем самым испортит всей их компании празднование Нового года. И его охватило настолько глубокое чувство вины, что даже неловко было взглянуть на бомжих.
— Понятно, — сказала Люда, — интеллигентный человек, испытывающий чувство вины по любому поводу. Мы купаемся в этом чувстве, мы его холим и бережем. Мы не можем без него и дня прожить. Мы...
— Перестань, — остановила ее подруга, — немедленно перестань. Что мужик тебе сделал плохого? Что ты к нему привязалась?
Чтобы примирить подруг и снять напряжение, Миша улыбнулся и сказал:
— Впрочем, Люда во многом права. Я такой. Мало кто это понимает. Главное, я это знаю. И вот Люда быстренько просекла.
— Слушайте, мужчина, — виноватым голосом перебила его Люда, — а вы не побрезгаете выпить с нами по соточке? И для вас будет полезно — все же холодно сидеть на скамье. И нам приятно. У нас с собой есть. Раздавим бутылочку на троих.
Во дворе по-прежнему было безлюдно. Люда мгновенно достала из недр своих одежд бутылку водки "Флагман", а в руках Тани так же мгновенно появилась запечатанная пачка разовых пластиковых стопок. Миша еще раздумывал над ответом и размышлял, удобно ли ему присоединяться выпивать, как в руке у него появился стограммовый стаканчик. Таня молча подняла свой и дотронулась им до Мишиного. То же самое сделала Люда. Все трое выпили. Люда немедленно разлила оставшуюся в бутылке водку. Опять повторились те же жесты, стопки опустели, а пустая бутылка была заботливо помещена Людой в кошелку.
— Послушайте, — сказал Миша, — позвольте мне материально поучаствовать в нашем импровизированном банкете.
— А, перестаньте, — махнула рукой Люда, — я вас обидела и должна загладить свою вину. Ну как, коллеги, еще по одной?
— Нет, нет, — запротестовал Миша. — Большая доза алкоголя вредна.
— Нет? — Таня посмотрела на него вопросительно. — А мне кажется, вам это пойдет на пользу. И для улучшения здоровья, и для ..., впрочем, сами потом убедитесь.
— Конечно, — поддержала подругу Люда. — Главное, как утверждают евреи, это здоровье. А повеситься можно и попозже.
Опять был осмотрен двор внимательными взглядами, снова появилась бутылочка "Флагмана", и снова дважды наполнялись стограммовые пластиковые стопочки. Боль у Миши совершенно исчезла, он поднялся со скамейки и вместе с женщинами вышел со двора. Тут они тепло попрощались, и разошлись в разные стороны. Миша зашел в магазин и вернулся домой с хлебом. Он не испытывал ни малейшего чувства вины, когда правдиво сообщил жене, что принял грамм триста или более водки и сейчас собирается поспать, чтобы быть в норме, когда наступит время идти в компанию. Жена поджала губки, но промолчала. А Миша завалился на диван в гостиной, успев снять только один меховой сапог из двух. Немедленно раздался богатырский храп, и по квартире понесся ощутимый сивушный запах.
— Почти девять, скоро в гости, — заявил Миша, входя в кухню. — Чудесно выспался. Только что же ты, душечка, сняла с меня только один сапог?
— И не думала снимать, — сухо ответила жена, — это ты сам так улегся.
Миша не обратил никакого внимания ни на сухость жены, ни на ее слова. Он похлопал ее по заду, отчего она вскинулась, и сказал:
— Ты вот что, ты сделай-ка мне кофейку. А я пойду и налью себе пять грамм коньячку, точнее, не пять, а пятьдесят. Чтобы быть в норме.
И Миша полез в шкаф за бутылкой, напевая немедленно придуманную песню: "Чтоб в гости не влачиться кое-как, заранее Мишутка пьет коньяк". Обалдевшая от Мишиного поведения жена бросилась варить кофе. И было от чего обалдеть: она полагала, что муж проснется с глубоким чувством вины, будет, как обычно, искать оправданий. А вместо этого — хлопки по заду, выпивка, совершенно для него нехарактерная, и эта идиотски бодрая песня о коньяке.
На празднование Нового года пришли к друзьям с небольшим опозданием. И опять из-за Миши, которому приспичило перемерить все свои галстуки. Всеми он остался недоволен. Обычно жена указывала ему форму одежды, и он спокойно покорялся. Но в этот раз! Он критически осмотрел готовую к выходу жену и занялся галстуками. В конце концов, Миша явился в гости в тонком свитере, а жена даже не посмела возразить. Вся дружеская компания была уже в сборе. Хозяйка, подруга жены, вышла в прихожую с упреками в опоздании. Миша молча обнял хозяйку, и подарил ей глубокий поцелуй в губы:
— Понравилось, - спросил он, - это чтобы перебить твои упреки. Пошли за стол, надо проводить старый год. С нетерпением жду, когда мне дадут первое слово и рюмку. Или наоборот.
Хозяйка ввела гостей к накрытому столу, стараясь не встречаться взглядом с подругой.