Юлька - продолжение

Майя Московкина
Ей двери открылись в неведомый мир…

- Юля, да что это такое! Я уже хотела идти за тобой в школу, - упреком встретила дочь Мария Ильинична.
- Мам, вместо  физ-ры мы высаживали деревья.  Мне все ямки выкопали мальчишки и закопали корни  деревьев тоже, а я только держала их и поливала. Так здорово!
Мария Ильинична усадила дочь на стул и тихо произнесла:
- Еле дождалась тебя из школы. Утром по радио передавали, что в педагогическом училище открыли дирижёрско-хоровое отделение. Сказали, что на это отделение объявляют дополнительный набор учащихся. Я ездила туда и все узнала. Поговорила с директором. Хорошая женщина, такая солидная и добрая. Скромно, чистенько в кабинете. В книжном шкафу стоят книги и ноты, грамоты, дипломы какие-то. Ой, я сразу сказала, что ты никогда и нигде не училась музыке, нот не знаешь. Но, мол, с детского сада выступаешь на всех праздниках: в школе, во дворцах и даже в театре. Помнишь, в театре пела? Драматическом.  «Вижу чудное приволье». – Помнишь? Сказала, что родные и знакомые все уши прожужжали, что ты услышишь что, – точнехонько поешь. Отдайте, мол, Юлечку учиться музыке.
Юлька готова была сейчас же бежать вприпрыжку в царство своих  грез.
- Разве с семилеткой принимают? Я ужасно хочу, чтобы меня приняли. Пойдем! Я еле терплю, в школе заучка - вредная, по всяким пустякам ко мне цепляется. Перетянет свою талию, вот-вот переломится – сзади пионерка, спереди - пенсионерка. Лицо коричневое, а скоро вообще почернеет от папирос. Все знают, что она курит, как сапожник!
- Юля! Нельзя так. Нехорошо осуждать людей! - твердо и сердито остановила мама. - Лучше подумай, что будешь петь. Надеть  надо что-то  скромное, но красивое, - она с нежностью посмотрела на дочь. - Хотя на тебя, что ни надень, любо-дорого смотреть! Отцу пока ничего не скажем. Примут, тогда, – она задумалась.
- А училище в том здании, где хореографическое, за оперным театром. Помнишь? Хореографическое училище  на втором этаже – вход справа, а наше - на первом, с другой стороны, - мать и дочь переглянулись.
- На-ше-е, - протянула Юлька.
- Прослушивание с десяти утра. Послезавтра. В школе тоже ничего не говори. Я потом сама схожу.

Старое здание из красного кирпича стояло  как монолит на углу двух улиц, образующих трамвайное кольцо и хорошо освещалось солнцем. Солнечные лучи свободно отражались цветными разводами в продолговатых окнах здания, поднимались по ступенькам двух крылец, теряясь у двери. Мысли девушки перешагнули порог и остановились у кабинета, где проходило прослушивание.
Хорошо, что открыть новое отделение припозднились, ведь многие желающие учиться уже как-то определились в выборе. Однако конкурс был, и слушали всех, подавших заявления.
Юлька понравилась. Очень. Комиссия, человек семь, сидела за длинным столом. Сначала ей давали странные задания: то отстукивали разные ритмы, то подходили к фортепиано, и проигрывали разные мелодии, которые нужно было сразу повторить. Потом, попросив ее отвернуться, и нажимая клавиши по две-три сразу,  спрашивали - сколько звуков она слышит. Юльке было интересно. Потом девушку попросили спеть.  Ее репертуар, голос, «проникновение в художественный образ» - так выразилась одна из женщин, произвели на комиссию более сильное впечатление, чем очарование внешностью, особенно - «Третья песня Леля».
- Юля, скажите, вы с кем-то разучивали это произведение? – задал вопрос невысокий мужчина, с черной густой шевелюрой.
- Нет, я по радио выучила - это из оперы «Снегурочка».
. - А в театре «Снегурочку» слушали?
- Нет. Нас с братом мама водила на «Князя Игоря», а вообще-то я больше люблю балет – «Доктор Айболит», «Лебединое озеро»,  «Щелкунчик».
Переглянувшись, члены комиссии попросили концертмейстера поставить ноты, а Юлю спеть снова «Третью песню Леля». Каким же было их удивление, когда и тональность, и каждая нота, пауза совпали с оригиналом, не передать!
Ее и еще девять человек - без музыкального образования и знания нотной грамоты приняли в училище, объяснив, что вместе с музыкальными дисциплинами они будут заниматься и общеобразовательными предметами, и по ним тоже сдавать экзамены.
- Это, чтобы десятилетка получилась законченной. Молодец, ты у меня!
Вечером того дня Мария Ильинична сказала мужу о поступлении дочери в училище. Разразился скандал. Отец долго кричал, что это не профессия и ему не нужна в доме вертихвостка, что умные люди сначала получают аттестат. Не передать, что еще он говорил, пока не успокоился и, обдумав ситуацию, сказал дочери:
- Сама выбрала дорогу, поэтому помощи не жди и пианино я тебе не куплю. Учись, как хочешь. Тоже мне профессия – учитель пения в школе».
Через два  месяца Юля принесла из училища казенный  баян.

Журавлиным клином пронеслись над Юлей Никитиной три года в училище. Еще одно усилие, один год, и покажется долгожданный берег – диплом об окончании.
Тогда, при поступлении, Юлька была чудным подростком. Сейчас от неё невозможно было отвести взгляда. У девушки была точеная фигурка, с тонкой осиной талией, стройные красивые ноги (на взгляд самой Юльки, слишком тонкие), пластичные, словно поющие руки, белокурые шелковистые волосы и такие же, как у мамы, необыкновенные глаза. Что скрывать? Все это сводило с ума мальчишек. Девушка считала комплименты в свой адрес справедливыми, но в тайне ненавидела свой вздернутый нос и постоянно спрашивала маму – нельзя ли его как-нибудь переделать?..
Большие изменения произошли и в самой Юльке. Ее как бездонный сосуд, до краев наполнял огромный, неведомый ранее мир гармонии и красоты, мир музыки, задевающей самые тонкие струны души, меняя сознание и взгляд на жизнь. Выразительные глаза девушки то зажигались целым сполохом радужных огней, то манили тайной непознанного, в предчувствии которого она находилась. Иногда в них появлялись маленькие хитрые бесенята и превращали Юльку в избалованного, капризного ребенка, одновременно проглотившего тысячу смешинок. Открытую, наивную и озорную Юльку любили все. Да что там говорить! Этой самой юной студентке многое сходило с рук и прощалось педагогами: опоздания, прогулы, недописанные партии из хоровых партитур и даже забытые на урок ноты. Юлька звала на помощь все свое очарование, особенно тогда, когда вообще не садилась за инструмент дома. Она умела так выкрутиться на занятии и «заговорить зубы», что преподавателю становилось неловко  за свой упрек. Да, она ко всем находила свой ключик и училась прекрасно.
Еще одни зимние каникулы, сессия, выпускной вечер и все! Она – педагог! Но, не будем забегать вперед. До выпускного вечера, целый год и закончить его надо достойно…

Скоро осень…
Возвращаясь из центра города с папкой нотных тетрадей и канцелярскими принадлежностями, Юлька наткнулась на красочное объявление, сообщавшее о последнем танцевальном вечере в парке культуры и отдыха им. Горького. Любимую танцплощадку закрывали на ремонт. Танцы – еще одна страсть девушки, которая жила в ней с детства. Едва научившись ходить, Юленька вставала на пальчики и бежала за игрушкой – рассказывала соседям бабушка Таня. Мать даже водила ее к врачу – не патология ли? Все ли нормально? А девочка просто танцевала и даже позднее,  немного училась в  хореографическом училище. Пока не сломала ногу.  Это и поставило категорическую точку на карьере юной балерины. Жертвовать здоровьем дочери, даже во славу будущего русского балета, мама не захотела…   
Потому два-три раза в неделю Юля вместе с подругами ездила на танцы в разные Дворцы города, чаще – в Дом офицеров или  на танцплощадку сада  им. Горького.
  Печалило то, что партнер по танцам Валерка Бардаченко, уезжал в город Горький, в театр оперы и балета. Окончив хореографическое училище, он получил туда распределение. Оставался один, последний шанс еще раз блеснуть с ним в паре. Пусть кое-кто поревнует.
На танцевальные вечера  Валерка приходил ради нее. Как всегда, с первыми звуками оркестра, они выходили   на середину площадки и танцевали вдвоем, не обращая внимания на окружающих, создавших круг. Юлька порхала как бабочка, сверкая глазами и широким лаковым ремнем  на талии, которую Валерка обхватывал двумя пальцами  рук. В этих руках ей хотелось быть послушной, чувствовать силу, нежность, красоту. Танцуя, она испытывала настоящий восторг и наслаждение.
- Плохо, что Валерка уезжает. С ним так легко!  Да и друг он что надо. Только намекни, он тут же придет на помощь. Почему его не оставили в нашем театре?.. Уж сегодня-то я обязательно пойду на танцы. Когда еще его увижу…

Времени было предостаточно. Убирая в шкаф выглаженное белье, Юлька прислушалась к шагам за окном.
 –  Ребята, наверно, уже собрались. Вечно эта копуха тянет до последнего! – подумала она.
 Копуха – это Юлькин «хвостик» и верная подруга Галка Радченко, живущая в соседнем доме. В январе Галке исполнилось шестнадцать лет. Девушка она была свободолюбивая, озорная, но училась хорошо. Ее родители с утра до вечера пропадали на работе. Недостаток внимания к дочери они компенсировали тем, что баловали свое единственное дитя, не отказывая ни в чем. Галка не любила давать обещания, потому, что редко их выполняла, но могла  часами слушать Юлькины песни, забывая про велосипед и игру в волейбол. И в том, и в другом она преуспевала. Не сказать, чтоб Галка была очень симпатичной, но кроме пышных черных волос была в ней этакая чертовщинка, смелость и мальчишеская бесшабашность, которая заставляла парней крутиться возле нее. Юльку она обожала и с любовью смотрела на подругу бархатно-карими  влажными глазами. Недели две назад, в свой день рождения, Галчонок сделала себе подарок – взяла и постриглась, сразу превратившись в настоящую птицу - галчонка. С ней было легко и радостно.
- Договорились же встретиться до возвращения отца с работы. Придет раньше и начнет к чему-нибудь придираться, не уйдешь потом, - сердилась Юлька.
Она распахнула окно и выглянула на дорожку, ведущую к Галкиному дому. Никого. Закрывая ставни, девушка пошатнулась.
- Ой, голова кружится. Устала, наверно. Мам, мамочка! – громко позвала она, выглянув из комнаты - Мам, ты дошила мне платье? – она присела на край кровати.
- Что ты кричишь, дочь? – заглянула  мама, - я не глухая. Скоро отец придет, а у меня еще ничего не готово, – она подобрала влажную прядь волос с высокого лба, открыв ясные серо-голубые глаза, и вытерла руки о полу халата.
- Вода выкипает, картошку надо быстрей бросить – она  внимательно посмотрела на дочь. - Что с тобой? Какая ты бледная! Куда опять собираешься? Ведь час назад пришла и опять бежать! Не поела толком. Зачем я только ушла с работы? Нисколько не слушаетесь -  ни ты, ни Сашка! Может, болит чего-нибудь?
- Нет. Мам, платье дошила?
- Конечно,  дошила. Я же обещала.
- Ну, не сердись. Лето кончается. Завтра Валерка Бардаченко уезжает. Будет в театре работать. В Горьком… Платье-то где?
- На стуле возле дивана в большой комнате.
- Тетя Маша, Юлька готова? – ворвалась в дом, как ураган возбужденная и взъерошенная Галка. Ее глаза метали стрелы во все углы. Она была в Юлькином красном платье в белую полоску, которое Юлька сшила сама, взяв фасон из Рижского журнала мод. Платье плотно облегало спортивную Галкину фигуру, и явно было ей маловато, а романтические рюши и кружева по воротнику и рукавам  делали Галку похожей на настоящую птицу. Юльке не привыкать было давать носить свою одежду подругам. Ей всех хотелось видеть красивыми. Раз просят, значит им очень надо. И Юлька, забывая мамино замечание, что потом люди скажут, словно она носит чужое, одалживала свои вещи. Правда, тайком. А Галка, на тебе - примчалась!
- Да, тише ты, Галя! – Юлькина мама, остановила удивленный взгляд на платье. - Смотри, какая она бледная. Какие тут танцы?!
На кухне запрыгала крышка кастрюли. Мария Ильинична,  схватив с плеча полотенце, скрылась за дверью.
- Юль, ты что сидишь-то? Все уже собрались. Переодевайся! Ребята ждут. Я выскочу и скажу, чтоб шли, а мы догоним на остановке. Ладно? У тебя голова болит или  живот?
- Подожди, я прилягу на минутку. - Юля легла на кровать и свернулась клубочком. – Галь, позови маму. Что-то мне пло... - недоговорив, девушка наклонилась и достала из-под кровати большой эмалированный таз.
 – Галь, позо… –  Галки уже не было.
Когда Мария Ильинична вбежала в комнату, дочь ногой задвигала таз под кровать, полный сгустков крови, и улыбалась. В комнате стоял странный тяжелый запах.
- Мам, ты не волнуйся. У меня все прошло и голова не кружится. Я чуть полежу, и мы пойдем. Ладно?
- Молчи! Галя, сбегай к тете Фисе, напротив. Позвони  от нее в «скорую»! – испуганно попросила Мария Ильинична вернувшуюся Галку. Дрожащими руками она выдвинула из-под кровати таз, чтобы из него вылить и сама чуть не упала в обморок.
– Господи, что это? Ужас!..
- Я уже сбегала к ним, – дома никого нет. Юль, может, ты горло поцарапала?
- Да перестаньте вы, у меня уже ничего не болит. Мам, мы зайдем по дороге в «скорую». На улице мне станет легче –  она завернула туфли на высоком каблуке в бумагу и передала подруге.
- Жди на улице. Я переоденусь.
- До «скорой» идем вместе, –  сказала Мария Ильинична и вышла в коридор вслед за девушками.
- Мам, не надо. Отец орать будет, что тебя дома нет. Ты думаешь, я себе зла желаю? Не маленькая. Надюху  некому будет забирать из садика.