Четырехлетний мой попутчик Толька запомнился исключительно благодаря своему горлышку, вопящему по поводу и без- на всякий случай. Оно ему вроде языка. Что ни скажи — в ответ верещание. «Ну, думаешь, притих, наконец». - Как бы не так, он просто перешёл на ультразвук! Вопль даже на случайный взгляд в его сторону — звуковая защита!
Просить и подождать не про него,- требование и незамедлительное исполнение, чем обратил на себя внимание еще при посадке. А в вагоне сразу и позарез ему понадобилась вторая полка. Спокойствия ради — уступили.
Забравшись наверх, он заинтересованно поглядывал на выкладываемые попутчицей яства. А на приглянувшееся незамедлительно указующий пальчик, взгляд в сторону мамы и вопль: вынь да положь!
Наконец, всего добившись, наевшись-напившись, сидит с раздутым пузиком, как китайский хоттей. И вдруг в наступившей тишине очень серьезно, с ясным пониманием неизбежности выдал нормальным, членораздельным языком: «Сейчас поезд сильно-сильно поедет, и я сильно-сильно упаду». Не успели мы захлопнуть рты, как вагон дёрнулся, а Толька, как сказал, так и сделал. Благо, головой в пол булки хлеба угодил: какая-никакая, а все-таки амортизация! А уж вопли — уши закладывало.
В Москве нам предстояла пересадка, после чего пути наши расходились, но до этого оставалась уйма времени. Из сочувствия к Толькиной маме, я часть этого времени разделила с ними, посильно помогая. Рынок, магазин, экскурсии.
Первой была экскурсия на Останкинскую башню. Почему-то Толькин возраст, под это мероприятие не подпадал, и нам предложили оставить его внизу, с дежурной. У них на такой случай и уголок с игрушками предусмотрен. Но наш горлопан издал такой предупредительный вопль, что мы тут же с его мамой решили экскурсию разделить на две, по очереди оставаясь с ним внизу.
Первой к лифту пошла мама. Сынуля же, не признавая ни уговоров, ни доводов, под оглушающий рёв рванул следом. Можно было попытаться удержать его силой, но не применять же кляп! С дежурной — истерика. Думаю, она его тоже запомнила. Но самое интересное, что и здесь он взял горлом то, чего хотел, и мы исключения ради в лифт вошли полным составом.
После Останкинской отправились на ВДНХ. Уже на подходе нас приветствовал звон копеечного дождя, исходящий от опускаемых пятаков в кассы турникетов. Вот это я понимаю — помпа! Озвученное выкачивание карманов.
Толька красный, потный, орущий, но усталость на децибелах не отразилась. Он слабеет — голос крепчает. Весь в голос ушёл!
Я настолько была измочалена и опустошена, что решила «потеряться». Но куда бы я не свернула, меня настигал большой (иначе не скажешь) голос моего маленького попутчика. Он стоял в ушах до самого вокзала. Это, как гул моторов, который долго еще тебя преследует после высадки из самолета.