(Интервью)
За долгие времена работы журналистом взял сотни интервью. Пытливо спрашивал обо всем как министров, так и тружеников полей, фабрик, заводов, но никогда прежде самому не доводилось быть интервьюированным. И вот… Ко мне обратился Михаил Гаврилов из Санкт-Петербурга: не дадите ли, мол, интервью? Я, подумав, ответил вопросом на вопрос: а почему бы и нет? Так и родилось интервью, которое представлено ниже.
ОБЩИЙ ПОРТРЕТ
- Геннадий Иванович, представьтесь, пожалуйста, читателям.
- С удовольствием!
Я - Мурзин Геннадий Иванович, профессиональный журналист с достаточно большим стажем и автор кой-каких литературных вещиц, размещенных в Интернете, - к вашим услугам.
- По старой доброй традиции… Где живете? Чем вам нравится город?
- Екатеринбург - полуторамиллионник. Безмерно люблю свой город и предан ему, теперь, очевидно, уж до конца дней своих. Хорошеет с каждым днем столица Уральского федерального округа, несмотря на свои 280 лет с гаком, выглядит вполне молодо и, главное, очень симпатично, современно.
А какие здесь люди?! Невероятно трудолюбивые и скромные. Можно сказать, выражаясь современным языком, продвинутые. И не только в смысле культуры и искусства, в том числе современного, а и в политике, чем я особенно горжусь.
Нужен пример? Пожалуйста! В Екатеринбурге крайне слабы позиции красных, то есть левых, представителей вчерашнего дня; одновременно, сильны (как, наверное, нигде) правые, набравшие на парламентских выборах (например, декабрь 2003 года) очень и очень приличный процент голосов. И это в то время, когда по России - полный провал.
Из этого один вывод: екатеринбуржец, несмотря на трудную жизнь, не ноет, не оглядывается назад, не ностальгирует по прошлому, а решительно смотрит в завтра.
Кстати, если позволите, выскажу крамолу: уральцы не питают восторженных чувств к нынешнему Президенту России, несмотря на гигантские усилия придворных борзописцев, формирующих еще один культ личности.
В 2011-м чего только не предпринималось, чтобы уралец все-таки зауважал господина Путина, пошел строем на избирательные участки и, как один, проголосовал за него. Политтехнологи додумались до того, что, прикрываясь именем трудового народа (в данном случае имеются в виду некоторые представители одного из цехов Уралвагонзавода, что в Нижнем Тагиле), вознамерились было организовать в Екатеринбурге всенародный митинг в поддержку, а чтобы эта поддержка прозвучала внушительнее, то есть более устрашающе, пообещали пригнать железные свои изделия, то есть танки. И что? А пшик один. В регионе, особенно, в Екатеринбурге, в ответ на угрозы силой стали и в знак протеста, вождь получил минимум голосов. Еще чуть-чуть и господин Прохоров занял бы первое место на этих региональных выборах президента.
- Не расскажете ли немного о себе? Когда родились? Где? Какие-то, возможно, интересные моменты биографии?
- Родился я девятого февраля 1941 года в махонькой уральской деревушке Чусовая Ирбитского района Свердловской области.
Мои деды (как по отцовской, так и по материнской линиям) появились на свет Божий также на худо рождающей земле Ирбитской (примерно в трехстах пятидесяти километрах северо-восточнее Екатеринбурга), занимались хлебопашеством. Богатеями не были, но и по миру не ходили. Особенно Петр Иванович Родионов, дед по материнской линии.
В жизни деду сильно не везло: Бог дал лишь одного сына. Да и тот, Афанасий Петрович Родионов, только чуть-чуть оперившись, улетел в Челябу, то есть в Челябинск, где и осел навсегда. А с дочерей какой в хозяйстве прок? Сопли да слезы. К тому же в те времена земля выделялась не на едока, а лишь на особь мужеского полу. Опять же, как видите, дискриминация.
Но Петр Иванович держался. Как? Ну, ясно: работал за десятерых, как вол упирался. Зато в доме был достаток: во всяком случае, дочери голозадыми не ходили. И во дворе всякая живность водилась: две лошади, две коровы, десяток овец, куры, утки, гуси, само собой.
Когда Наталья Петровна, дочка старшая (моя мама, значит) заневестилась, то ей подыскали подходящего женишка. Подходящего - значит, полезного в хозяйстве. У Петра Ивановича свой расчет: с замужеством дочери заполучить пару мужских рук и дополнительный надел земли. В дом, короче, взяли зятя, а на такое в те времена не каждый парень пошел бы, и не всякие родители жениха согласились бы...
Так и оказался в доме у Петра Ивановича мой отец, то есть Мурзин Иван Андреевич. Ну, а потом... Известно что: коллективизация. Середняцкая семья лишилась всего: не только земли, но и всей живности. Особенно мой дед горевал по лошадям. Долго горевал. Так, видимо, горевал, что вскоре заболел и помер. По словам матери, ну, страсть как не хотел он горбатиться на дядю, то есть на колхоз, точнее, на советскую власть.
Фамилия отца (как, впрочем, и матери) распространена на Среднем Урале. Есть даже железнодорожная станция Мурзинка, в другом месте области поселок рудознатцев носит имя Мурзинка. И, наконец, писатель Виль Липатов увековечил, вписал в анналы истории фамилию. У него среди литературных героев - сплошь Мурзины. Если верить писателю, сплошь сильно пьющие.
Ну, это уже лишнее. Извините, что увлекся.
- Расскажите о своем семейном положении - в самом широком смысле этого слова.
- Мне жаль, но похвастаться нечем. Есть дочь и сын. Есть внуки. Женился рано, слишком рано. По глупости. Из жалости.
Как потом оказалось, не ее, жену, надо жалеть, а меня, поверившего в россказни о тяжелом житье-бытье девочки в семье. Тесть и теща, замечу, оказались настолько замечательными людьми, что до сих пор трудно поверить, как мне в этом смысле повезло.
Впрочем, нет. Совсем наоборот: не повезло. Потому что Бутыгин Михаил Иванович и Бутыгина Анфиса Ивановна очень рано ушли из жизни. Такого душевного тепла, как от этих, собственно, чужих мне людей, я не встречал ни до, ни после. А как они любили моих детей, как любили! Словами не передать.
- Где вы работаете в настоящее время, чем занимаетесь?
- Увы, но я - простой российский пенсионер. Нас миллионы, существующих на крохотное пособие. Правда, господин Путин и его двойник Медведев считают, что у пенсионера жизнь более чем достойная; жизнь, которая с каждым днем за последние годы становится краше и счастливее.
Спасибо вам, господа! Вас бы посадить (хотя бы на месячишко) на это пособие. То-то была бы картинка!..
Я, нет, не жалуюсь. Живу ведь. Подрабатываю чуть-чуть, пока силы есть. А возмущаюсь... Ну, понятно: терпеть не люблю, когда так бессовестно, нагло врут. На дух не переношу лжи! Насытился за годы советской власти! Хватит!..
- Есть ли факты в вашей биографии, которыми вы можете гордиться, о которых хотелось бы поведать читателям?
- Да... Факты... Они есть... Их много... Какие же отобрать?.. Знаете, о чем я подумал сейчас? Мне в голову пришла странная мысль о неких совпадениях, о некой предопределенности, о цепи событий, которые, как я понимаю, в жизни были запрограммированы. Мистика какая-то... Но это именно так. Начну хотя бы с того, что стал журналистом, то есть человеком пишущим, совершенно случайно.
Я уезжаю от родителей и устраиваюсь подсобным рабочим в литейный цех одного из оборонных заводов. Мне пятнадцать лет и первое время (до исполнения шестнадцатилетия) работаю без трудовой книжки. За плечами шесть классов, только шесть! Что впереди? Общество себе подобных и беспробудное пьянство. Но меня что-то заставляет уйти и поступить учиться в школу ФЗО. Но и там не лучше: сплошная поножовщина и мордобой. Я сторонюсь всего этого, хотя и не сижу где-нибудь в уголке тихой сапой. Наоборот, участвую в общественной работе. Так сказать, активист. Меня замполит и воспитатель подхваливают, я стараюсь того больше.
Происходит странное. Однажды, увидев своими глазами хамство в общественном месте, хамство со стороны взрослых людей, прихожу в общежитие школы ФЗО, сажусь на кровать, кладу на стул (стола не было) листок, вырванный из тетрадки, вооружаюсь ручкой и начинаю излагать увиденное. Изложил. Изложил так, как мог изложить парнишка с шестью классами за плечами. Свернул. Стал думать. Слышал, что в городе есть газета «Кушвинский рабочий». Может, думаю, туда отнести? Иду в красный уголок, чтобы адрес узнать. Там, я видел, есть подшивка.
Прихожу, однако первой под руку попадает другая газета «Голос горняка». И тут в голове что-то происходит. Я вспоминаю, что однажды уже читал эту газету. Одна заметка особенно понравилась. Её раза три перечитал. Автор с чудной фамилией (никогда не встречал человека с такой фамилией) Захар Суббота. Он-то, Захар Суббота, уж точно напечатает мое письмо, потому что мужик отважный, не испугается: вона, как шурует начальство!
Решаю: иду к товарищу Субботе. Нахожу адрес. Обрадовался, потому что рядом - через дорогу перейти. Редакция-то, оказывается, в конторе Гороблагодатского рудоуправления. Прихожу. Нахожу редакцию. Скептически хмыкаю. Потому что вся редакция - это крохотная комнатенка в конце коридора, заваленная какими-то бумагами. Меня встречает...
И все! Меня встретил человек, который потом сыграет в моей жизни огромную роль. Это был Владимир Николаевич Долматов, невероятной (так мне тогда казалось) эрудиции человек. К тому же добрый, участливый, встретивший меня, хотя пришел явно в неурочное время, благожелательно. Ободрил. И даже чуть-чуть похвалил, не преминув, правда, заметить насчет множества ошибок, намекнув тактично: не повредит, мол, если я запишусь в школу рабочей молодежи. Мою писанину опубликовал, с чего и началась моя долгая дружба с Учителем.
А ведь все могло быть и иначе, наоборот, если бы судьба меня тогда привела в редакцию газеты «Кушвинский рабочий». Сегодня я это точно знаю. Это что, как не случайность? Разве не чудо, что в двадцать два года, то есть в августе 1963-го, был принят в члены Союза журналистов СССР? Факт редчайший по тем временам. И не только по причине молодости журналиста (понятно, Аркадий Петрович Гайдар в семнадцать командовал полком), а еще из-за того, что я к тому времени ни дня не проработал в редакции. Журналист, не имеющий никакого журналистского опыта? Парадокс, да и только.
Вскоре свершится еще одно чудо: в ноябре 1964-го (дата историческая: в этом месяце состоится закрытое заседание ЦК КПСС, на котором снимут со всех постов очередного вождя Никиту Хрущева) всесоюзный профессиональный журнал «Советская печать» (нынешний «Журналист» правопреемник) опубликовал большой очерк, одним из положительных героев которого был ваш покорный слуга. Очерк назывался «Совесть журналиста».
Не стоит, наверное, рассказывать, о чем шла речь в публикации: заголовок говорит сам за себя. Если кто-то подумает, что выступление центрального печатного органа проторило мне дорожку наверх, то сильно-сильно ошибется. Очерк не только не помог (мне, по крайней мере), но и навредил. Отныне мне будут мстить. Почему? Потому что для тогдашней номенклатуры совестливый журналист - как кость в горле. Мстят, как могут, и по сей день. Ведь прежняя номенклатура по-прежнему при должностях: был заведующий отделом обкома КПСС, теперь директор департамента администрации области; был, допустим, инструктором отдела пропаганды, теперь помощник главы правительства по связям с общественностью или пресс-секретарь губернатора, или главный редактор самой тиражной газеты в области.
А разве не удивительно, что имея столько кровных врагов в стане партноменклатуры, я не только сумел найти работу в редакциях партийных газет, но и умудрился пройти все ступени иерархической лестницы? Корреспондент, заведующий отделом, ответственный секретарь, заместитель редактора и, наконец, вопреки желанию лиц, занимавшихся партийными кадрами, стал редактором одной из ведущих газет региона. Невероятно, похоже на сказку, но ведь факт налицо!
Наконец, чем не чудо, что в моей судьбе сыграл большую роль, сам, возможно, не подозревая того, Борис Николаевич Ельцин? Ведь происходило также непостижимое, однако происходило!.. И перечень того, что не укладывается в рамки здравомыслия, я мог бы продолжить.
- Какие у вас существуют положительные и отрицательные черты характера? Как они проявляются в жизни?
- Во-первых, добросовестность и, как мне видится, абсолютное трудолюбие. Качества положительные, но лишь на первый взгляд. В связи с этими чертами характера у меня всегда возникали проблемы. Возникают и сегодня. В коллективах не слишком жалуют таких. Наверное, из-за того, что втайне завидуют, что сами этими качествами не обладают, а потому исподтишка строят козни, стараются выжить. И выживали. Потому что я никогда не держался за место. Если видел, что становлюсь персоной нон грата, то молча, без выяснения отношений, без скандала и взаимных упреков подавал заявление. Уходя, никогда не испытывал сожаления.
Если подходить трезво, то начальство-то должно было бы ценить такого работника. Увы, не всегда. Одни усматривали в моем усердии тайный умысел кого-то подсидеть и занять их место; другие же видели в подобном трудолюбии обычное простофильство, начинали злоупотреблять, то есть, нагружать без всякой меры, приговаривая: вези, дурень, вези.
Я вез, но лишь до поры. Когда подобное переходило всякие мыслимые границы, вновь делал свой шаг, то есть молча уходил, считая ниже собственного достоинства что-либо выяснять.
Моя любимая поговорка, с которой прошел всю жизнь: «Была бы шея, а хомут всегда найдется».
Общителен ли я? И да, и нет. Если речь идет о работе, то шел и иду на любое общение и с любым человеком, причем, находил и нахожу общий язык при любой ситуации. Однако разного рода сборищ не люблю, считая пустой тратой времени. Да и чувствую себя на разного рода презентациях крайне неловко, лишним человеком, чужим. Конечно, если приглашает близкий мне человек на открытие своей выставки, то я приду, побуду, если потребуется, скажу несколько слов, но с фуршета, то есть с халявной попойки, постараюсь улизнуть. Не перевариваю халявщиков и всякую халяву. Недавно, например, отмечалось семидесятилетие одной местной газеты. К ней я имел непосредственное отношение. Пригласили. Не пошел.
Один знакомый журналист потом сказал: «И зря не пошел. Погуляли. Выпивки и закуски было навалом». Вот и все впечатления человека, побывавшего на торжествах.
В личной же жизни... Ну, тут еще хуже: не переношу шумных сборищ, поэтому избегаю. Идеальный вариант, когда ко мне придут два приятеля. Втроем мы сидим очень хорошо. Так хорошо, что напрочь забываем о беге времени. Шесть-восемь часов общения проходят как одна минута. Успеваем поспорить о злободневном, обсудить профессиональные новости и, разумеется, выпить, иногда очень хорошо выпить. И не только чай собственной заварки или кофе, но и кое-что покрепче. Те редкие приятели, с которыми я общаюсь, знают мои вкусы и пристрастия, поэтому приходят именно с тем напитком, который я могу выпить. Обожаю сухие белые французские вина, но, увы... Они теперь недоступны. На дух не переношу десертные вина, тем более крепленые. Не нравятся молдавские (кислятина!) и грузинские. О краснодарских вообще нет смысла говорить.
И что же остается на дружеском столе? Наша водочка, светленькая! Нет ничего лучше. Тем более, что в Екатеринбурге и области есть два завода, где производят приличную водку. Ничуть не хуже московского завода «Кристалл». Во всяком случае, так было когда-то…
К недостаткам отношу вредность и упрямство. Впрочем, не всегда и разберешь, где вредность, а где упрямство? Упрям, как осел. Если упрусь, то меня не своротить, с места не сдвинуть. Ни богатые посулы, ни страшные угрозы не помогут.
Пример. Позвонил мне заведующий сектором печати Свердловского обкома КПСС Сергей Балин.
«Не рекомендую, - говорит, - настойчиво не рекомендую брать на работу Николая Широкова».
(Пояснение: несколько лет назад Николай Широков был заведующим отделом областной партийной газеты «Уральский рабочий», а Сергей Балин, корреспондент того же отдела, был у него на побегушках, за водкой в магазин бегал. А теперь, первый - безработный, второй - скакнул высоко и может давать указания, обязательные для исполнения).
Как я поступил? Вопреки мнению начальства, взял-таки Широкова на работу. Хотя, если честно, взял исключительно из-за вредности. Не было бы звонка из обкома, скорее всего, не взял бы.
Другой пример. Позвонил журналист центральной газеты Валерий Барабашов (кажется, в писателях сейчас ходит. Впрочем, точно не знаю). "Протеже, - говорит, - есть. Надо на работу устроить». Я отвечаю отказом. Барабашов обидчиво и с еле скрываемой угрозой говорит: «Надо уметь оказывать людям мелкие услуги, а иначе тебе же трудно придется в дальнейшем. Не имей, - говорит, - сто рублей, а имей сто друзей – пригодятся». Не подействовало. Что это, как не глупое упрямство? Для обретения еще одного недруга большого ума не надо.
Третий пример. Звонит инструктор Свердловского обкома КПСС Алексей Воробьев. И спрашивает: нет ли у меня вакансии? Потом поясняет: есть тут одна молодая журналистка, недавно закончила факультет журналистики УрГУ, работает в провинциальной районной газете. Хотела бы перебраться в Свердловск. Причина, говорит, у нее уважительная: мать здесь одна, нуждается в уходе. Я стал говорить, что у нас тяжело: нагрузки большие, постоянные и дальние командировки, ночевать приходится, где придется. Он выслушал. Давить не стал. Мол, попробуй, испытай, а там видно будет.
Я взял на работу девушку. Оказалась очень способной, восприимчивой к советам, то есть к учебе. Действительно, на первых порах трудно было, но потом втянулась. Особенно меня покорила... Чем, думаете? Исключительной добросовестностью! На данный момент та самая девушка – заместитель главного редактора газеты «Московский железнодорожник» и живет в Москве. Это Вера Вячеславовна Чубарова (у нас она была еще Вильниковой).
Один из моих недостатков - скромность. Без всякой рисовки говорю, я искренне так считаю. И только ли я? Один знакомый газетчик (с огромными претензиями на талант) однажды сказал: «Скромность - удел дураков». Может, он и прав.
О ТВОРЧЕСТВЕ
- Ощущаете ли вы себя писателем?
- Нет, разумеется! Скорее, сочинитель, в лучшем случае, литератор. Эмиль Золя, Теодор Драйзер, Александр Пушкин, Лев Толстой - это писатели. Ну, не нахальство ли ставить себя в один ряд с ними?!
- Что побудило вас заняться сочинительством? Что это для вас - средство самовыражения, ремесло или что-то еще?
- Скорее, средство самовыражения и чуть-чуть хобби. Вообще говоря (извините, что вновь ударяюсь в экскурс), я всегда хотел заняться литературным трудом. Я всегда, еще в юности, хотел написать нечто солидное, этакую вещицу листов на двадцать печатных. Одни попытки закончились крахом, другие дальше замыслов и идей не продвинулись, третьи застряли где-то на половине пути. Я понял одно: заниматься журналистикой и сочинительством одновременно невозможно. Надо было от чего-то отказаться, чем-то поступиться. Не смог.
С одной стороны, трудно было расстаться с любимой мною, бесконечно любимой журналистикой, где у меня кое-что получалось. С другой, у меня за спиной были двое детей и кто же, если не я, будет их содержать? Профессиональное литераторство это непременная нищета. Особенно в первые годы. Так что, надо было решиться... Я не смог. Не хватило отваги.
Да, я знал примеры, когда журналист сознательно уходил с работы, чтобы заняться литературным ремеслом. Пример - Станислав Гагарин, мой земляк. Он сумел порвать с газетной суетой и на несколько лет погрузился в работу. Писал много, но нигде его не публиковали. И, конечно, приходилось трудно. Но рядом оказалась верная подруга, его жена, взявшая на свои плечи все материальные тяготы. Его жена работала на трех работах одновременно, а, придя домой, садилась за пишущую машинку и печатала тексты мужа. Так продолжалось несколько лет. Наконец, брешь была пробита и стали выходить книги. Цель в данном случае оправдывает средства.
Но, извините, далеко не у каждого оказывается такая жена, готовая совершить ради мужа гражданский подвиг. У меня такой женщины рядом не было. Была еще одна возможность и ею (я это отлично знал) некоторые пользовались.
О чем я? А о том, чтобы писать на работе. Некоторые мои коллеги периодически издавали книги. Они не делали никакого секрета, что на работе лишь числятся, свои функциональные обязанности переложили на плечи других, то есть, на подчиненных. Таких редакторов ровным счетом не интересовало, что с газетой, какая она, нужна ли читателям. Такая возможность, ясно, лишь у одного человека в редакции - редактора, или, как сегодня модно, главного редактора.
Приходил такой, с позволения сказать, «редактор» на работу, проводил летучку, раздавал ничего не значащие указания (иногда и эту обузу перекладывал на заместителей), удалялся в кабинет. Всем, кто домогался редактора, секретарша говорила: «Шеф очень занят. Решайте все вопросы с заместителями». Так некоторые работали десятилетиями. Теоретически, я располагал такой возможностью последние двадцать лет. Но воспользоваться ею не смог. Мешало мне многое. Как худому танцору... Скажем, этические соображения.
Я не мог переложить груз ответственности на кого-либо. Я не мог создавать видимость работы. У меня бы совести не хватило приходить в бухгалтерию и расписываться в платежной ведомости, получать незаработанную зарплату. Я считал: если ты редактор, то твоя первейшая обязанность работать больше других, лучше других. И работал, не считаясь ни с каким временем.
В том числе, писал. Писал не меньше самого работоспособного корреспондента. А мотался по командировкам (меня-то к этому никто не принуждал!) на порядок больше, чем заместитель редактора. Я был первым во всём и везде.
Испытывал ли удовлетворение? О, конечно! Я радовался, как ребенок, читая в центральной прессе положительные рецензии. Еще бы! Моя газета есть образец профессионализма. Чего же еще-то желать?! Я с презрением отшвыривал в сторону газётенки, редакторы которых занимались на службе сочинительством романов, как негодные ни на что. Так себе: ни рыба, ни мясо. Потому-то и занялся литературной работой лишь после выхода на пенсию и ни о чем не жалею.
- И как долго этим занимаетесь?
- Мой стаж литературного сочинительства не большой – всего-то несколько лет.
Работаю сейчас много. В руке все больше уверенности, в голове все больше хороших идей и мыслей. Я счастлив! Потому что по-настоящему занят творчеством. Потому что впервые работаю на себя и в свое удовольствие. Я спешу. У меня осталось не так уж много времени.
Душа трепещет и взывает:
Пиши же, батенька, пиши!
- Представьте, пожалуйста, свои сочинения читателям.
- Мои произведения - это детективы, любовные романы и повести, рассказы, очерки, статьи. Какие они? Каждый родитель считает свое дитя самым лучшим на свете. Я не - исключение. Одни вещи удались лучше, другие, может, чуть хуже. Допустим, документальные повести. В них герои не всегда ярки и достаточно художественно прорисованы. Но ведь я скован жанром. Это же документальный детектив и мне, как автору, не всё позволено. Как-никак, но за героями - реальные люди и вполне определенные события. Они узнаваемы, особенно на Урале. Так что фантазии пришлось умерить. Хотя и за повести мне ничуть не стыдно. Дай Бог иным «светилам» современности нечто похожее написать. Романы, на мой взгляд, удались лучше.
Роман «Псы одичалые», допустим, размещен в Интернете совсем недавно, однако я уже успел получить несколько писем по электронной почте, в которых читатели, в том числе и профессиональные юристы (один – даже доктор юридических наук, речь веду о господине Исакове), с недоумением спрашивают: откуда такое знание правовых аспектов при описании тех или иных событий; уж не профессиональный юрист ли я? Я вынужден разочаровывать читателей. Но мне приятно, что люди во мне чувствуют профессионала.
Я, в самом деле, придаю огромное значение, чтобы в романе все было так, как должно быть. Поэтому (простите за банальность) слежу, чтобы не спутать ШИЗО с СИЗО, что встречается в детективах сплошь и рядом, оперативную разработку со следствием, решение суда с определением, приговор с постановлением. Прошу пардону, но я никогда не напишу, что следователь милиции, тем паче дознаватель, усердно копается в убийстве. Не его это, господа писатели, дело. Расследованием убийств занимается прокуратура. Более того, сразу же на место убийства обязан выехать прокурор, его заместитель или дежурный следователь, которые проводят первичный осмотр места преступления, собирают первичные данные и на основе их принимают постановление о возбуждении уголовного дела по факту... Даже, если нет подозреваемого. Появляется подозреваемый. Решение о признании его таковым опять-таки принимает не милиционер, в каком бы ранге он не был, а следователь прокуратуры. Именно прокуратура создает оперативно-следственную группу (бригаду), возглавляет которую следователь прокуратуры.
Конечно, в группу могут входить и следователи из милиции, но действуют они не от имени милиции и не по поручению милиции. Они работают под непосредственным руководством представителя прокуратуры. Следователь прокуратуры выдает письменное следственное поручение, а сотрудник милиции, в соответствии с ним, действует. Всякая самодеятельность есть грубое нарушение закона. Писатели же - люди лихие. Пишут, что взбредет им в голову. В литературной работе, как и в журналистике, надо все-таки хоть чуть-чуть разбираться в предмете, которым занимаешься. Иначе глупость, профанация. Впрочем, я на эту тему мог бы много чего сказать.
- Вы могли бы охарактеризовать свой стиль письма?
- Стиль я еще вырабатываю, поэтому что-либо говорить рановато. Мне бы очень хотелось писать, как лучшие авторы детективного жанра Запада. Мне нравились ранние братья Вайнеры. Да, в их произведениях был идеологический налет, но куда без него в те времена? Это не их вина. Это - наша общая беда. Главное, на мой взгляд, достоинство всех произведений братьев Вайнеров - глубочайший психологизм, проникновение в душу как самого уголовника, так и следователя либо сыщика.
Авторов интересует психология как основной двигатель, толкающий людей на тот или иной поступок. Их не интересует внешний эффект, тем более не моря пролитой крови на квадратный сантиметр книжной площади. Их интересует человеческий мозг, его кропотливая работа. Идет война не мускулов, а мозгов. Прав не тот, у кого больше прав, а тот, кто умнее, у кого больше мозгов.
Это правда, что в прокуратуре и в милиции с мозгами сейчас проблема. Но это еще не повод, чтобы всех поголовно выставлять идиотами, называть с гордостью «ментами». Даже, если эти менты в Кремле (была такая телевизионная передача).
Только послушайте, как кощунственно звучит эта фраза: «Менты в Кремле».
- Вы задумываетесь о своем авторском имидже? Интересовала ли вас эта тема?
- Конечно! Я хочу, очень страстно хочу, чтобы обо мне, как об авторе литературных произведений, говорили только хорошее, пели одни дифирамбы. Однако, наряду с этим, я спокойно готов выслушать критику. Неприятно, но к этому я готов.
Не готов я лишь к голословным заявлениям, тем более к оскорблениям. Слава Богу, пока я такого не читал и не слышал. Повторяю: я охотно прочитаю любые критические замечания. Но не трепотню.
- Всё ли из написанного представлено в Интернете, где можно прочесть ваши работы?
- По возможности, всё. А найти и прочитать можно во многих местах, в том числе на литературных сайтах или на моем личном сайте www.uraldetective.softmajor.ru.
- Что бы вы порекомендовали читателям, впервые зашедшим в ваш раздел? Есть ли вещи, которые, на ваш взгляд, заслуживают немедленной публикации на бумаге?
- Внимательно прочитать - единственная рекомендация. Насчет публикации на бумаге ... Может, это и удивит, но я скажу: будь моя воля, то я бы сегодня, сейчас опубликовал, нет, не романы, а публицистические статьи. Я бы многое дал, чтобы хоть как-то повлиять на общественное мнение. Нация, обладающая чувством собственного достоинства, не может и не должна пресмыкаться. Пора понять: лизать задницу, даже вождю, препротивнейшее занятие.
Вот свеженький пример. Опубликовал в Интернете «Как стать миллионером?» - это ядовитая ирония на российскую действительность, причем, на действительность, основанную на конкретных фактах и реальных фамилиях. И какова реакция, например, на проза.ру? Прямо скажу, неожиданная. Одни читатели дошли до того, что обвинили меня в нелюбви к России, к русской нации, иначе говоря, получается, что я предатель Родины, иностранный агент, что отрабатываю гонорары американских спецслужб, что если мне не нравится всё российское, то лети за океан. С чего? Откуда? С какой стати эти выводы? Совершенно непонятно. Но зато понятно другое, а именно: чьими руками чинились репрессии в Советском Союзе, ведь то, в чем меня обвиняют, легко подпадает под тогдашнюю статью 58 УК со всеми ее пунктами и подпунктами. Был бы донос, а статья будет. Другие же читатели договорились до того, что я, превознося американский образ мысли и действий, не знаю реальной действительности. А примеры, где примеры? Их нет. Следовательно? Пытаются хоть что-то наскрести и не находят ничего другого, как сослаться на классиков (например, на Драйзера), которые писали об опыте первоначального накопления капиталов в США. Но причем тут девятнадцатый век, если я пишу в названной статье о двадцать первом, к тому же у меня не роман, то есть не художественный вымысел, а статья, то есть документ сегодняшнего дня? Спрашиваю, люди не отвечают, но продолжают твердить, что я – злейший враг России, что я обязан срочно полюбить Россию, а иначе мне несдобровать.
А, кстати, агент запада тем временем, приходя в магазин и тщательно изучая наличность, оставшуюся от российской пенсии, отчаянно грузит мозги тем, что купить в первую очередь, пакет молока или дряблое, то есть самое дешевое, яблоко? Так и хочется крикнуть: где мои гонорары; отдайте, немедленно отдайте! Смех? Но он какой-то уж больно грустный.
- Какое свое сочинение вы считаете лучшим на данный момент: есть ли такое?
- Да, есть. Например, детективный роман «Смертельный нокаут». В этой вещи, как мне кажется, удалось в большей мере показать, что люди в серой милицейской форме вовсе и не такие уж серые. Точнее, не все серые. Иные даже прилично работают мозгами. Теперь – пример, так сказать, из другой оперы. Я имею в виду сказку-памфлет «Чудеса в решете», где российские реалии буквально прут изо всех щелей.
- Когда вы впервые вышли в Интернет и как опубликовали свои работы?
- Я новичок, можно сказать, чайник. Так что брожу по интернет-дорожкам совершенно неуверенно, нерешительно, встречая на каждом шагу загадки, на разгадывание которых трачу уйму времени и даже нервов. Тем, кто профи, - все элементарно; тем, кто профаны, - всюду мерещатся проблемы. Впервые вышел в Интернет лишь десять лет назад, но до того обратился к специалистам и попросил создать свой сайт. Создали. Простенький, конечно, но меня вполне устраивает. Тот минимум, который мне необходим, есть... даже гостевая книга с первыми откликами на размещенные произведения. Меня пугали, что посыплются непристойности. Но нет: пока все комментарии вполне приличные.
Однако до сих пор, как администратор сайта, со своими обязанностями справляюсь плохо. Не могу до конца освоить сам процесс размещения текстов. Почему-то блоки текста вставляю, действуя согласно данным инструкциям, однако они не сохраняются.
- Вы пытались печататься? Вообще имели дело с редакторской братией?
- Да. Предпринимал кой-какие попытки. Сначала решил выпустить первую книгу на собственные средства. Обошел ряд издательств, попросил сделать калькуляцию. Так сказать, «откалькулировали». Глянул и глазам своим не поверил. Особенно бессовестно поступили в местном издательстве «Уральский рабочий». Не знаю, за кого там меня приняли, - то ли за лоха, то ли за Бориса Абрамовича с его миллиардами, но факт: сильно подзагнули. Получилось, что только типографии я должен буду заплатить сто тысяч рублей, то есть каждый экземпляр мне обойдется в сто рублей (по тому времени большущие деньги, к тому же имеется в виду мягкий переплет). Допустим, отдаю на реализацию из расчета стоимости типографских услуг. Торговля делает наценку, ну, никак не меньше ста процентов. Это что же получается? Получается, что розничная цена моей книги будет уже двести рублей. Это еще что за Шекспир выискался?! Впрочем, и шекспировского Гамлета за такие деньги мало кто купит.
Пришел домой. Стал проверять, что там накрутили в калькуляции. Не будучи математиком, обнаружил сразу, что объем будущей книги почему-то завысили на половину. Короче, наглый обман. Пришлось от затеи отказаться. Я не настолько тщеславен, чтобы выбрасывать на ветер тысячи. Да и нет у меня лишних: карман не пухнет от купюр... Это странно для западного «агента»
Потом стали поступать предложения от, как вы выражаетесь, редакторской братии. Те, с кем я имел дело, - парни еще те. Хитрованы, одним словом. Они согласны издать, но без выплаты какого-либо авторского вознаграждения. Более того, в присланных договорах оказался пункт, согласно которому я теряю всякое право владения своей интеллектуальной собственностью на несколько лет. Во, как! Круто, не так ли?
В оправдание заметили: зато, мол, сделаем тебе рекламу. А на хрена, извините, мне реклама того, что мне не будет принадлежать? Короче говоря, обман, один обман.
Правда, недавно заключил все-таки договор с одним периферийным издательством (на севере России) на разовое издание романа «Псы одичалые» тиражом в пять тысяч экземпляров. Авторское вознаграждение удалось-таки выторговать, но мизерное - четыре тысячи рублей.
Ну, и пусть. По крайней мере, покрою почтово-канцелярские расходы. Я так думал. Зря думал. Расходы понес, но ничего никто не издал.
Третий случай. Получил по электронке письмо, в котором от имени одного именитого издательства предлагалось сотрудничество на взаимовыгодной основе. Говорили об авторском вознаграждении и даже о чутком и внимательном отношении к автору и его авторскому тексту. Предлагали выслать файл с произведением. Просьбу уважил. Извините, но мало кто в России обещает, в качестве довеска, «российские чуткость и внимательность» А дальше? Тишина. Все мои напоминания остаются без ответа.
Использую возможности публикации в литературных сборниках. Участие – платное и еще какое! Страница текста – 750 рублей. Простой подсчет показывает: за коллективный сборник объемом, скажем, в 500 страниц, авторы выплачивают издателю гигантскую сумму – 375 тысяч рублей. Плюс, между прочим, реализацию в рознице оставшихся от авторов экземпляров книги. Хорошо устроились мужики! Аж завидно.
Понятно, иногда использую даже эту грабительскую возможность. Выходят вещи. Но эти тексты небольшие. Чтобы издать большую книгу, где пенсионеру наскрести денег? Я – не жалуюсь, я – констатирую факт.
- Встречались ли вам сетевые писатели, которых имеют бешеную посещаемость, гениальные тексты и яркий имидж? Существуют ли творческие личности, к которым вы испытываете чувство зависти?
- Гениальных текстов пока не встретил. Возможно, потому, что не всё еще знаю и не во все уголки Интернета сунул свой нос. Погодите: доберусь и до гениев. Порадуюсь за них. Но без зависти.
- Да и вообще: что делать молодому писателю, который считает себя талантливым, чтобы его заметили, есть ли какие-то общеприменимые рекомендации?
- Каждый вправе считать себя талантливым. Основная беда молодых авторов (не только в писательстве, но и в журналистике) величайшее самомнение, переходящее в гонор, хотя оснований, как правило, для этого нет никаких. Хорошо, если рядом окажется умный наставник, которому удастся поубавить спесь. А вообще... Пусть ребята пишут, пишут усердно и много. Что касается таланта, то он обнаруживается не всегда при жизни автора. К этому тоже надо быть готовым.
- Есть ли у вас творческие планы?
- Кое-что есть. Но… Пишется медленнее, чем бы мне хотелось. Впереди одна тема: задумал написать еще один любовный роман. Пока сил хватило лишь на шесть глав. На седьмой главе – случилась остановка. И вот уже несколько лет не могу приступить к продолжению. Все время что-то мешает. Может, это и есть кризис творчества?
Россия регулярно и широко отмечает юбилеи Великой Победы. Я пережил многие. Написал документальную повесть «Доля солдатская» - о герое-уральце, погибшем при освобождении Западной Украины от фашистов. Сорок лет назад собрал документы, в том числе и воспоминания однополчан, здравствовавших еще тогда. Стал мечтать издать отдельной книгой. А мечты в России, извините… Ну, сами знаете…
Повесть написал. Но смогу ли издать? Увидит ли она свет? Я сильно в этом сомневаюсь. Я не верю в силу нравственных чувств нынешней власти. Просил помочь – от мэра Екатеринбурга Чернецкого и до кремлевского дуумвирата, то есть Путина и Медведева. Они, первые и самые главные патриоты России, оказывается, еще беднее меня. Короче так: красно бают, да похабно делают.
Впрочем, советская власть была еще похабнее. Хотя, кажется, куда хуже-то?
- Есть ли какая-нибудь мечта? К чему вы стремитесь в творчестве?
- Я коснулся этого, отвечая на предыдущий вопрос. Хочу, чтобы документальная повесть «Доля солдатская» была опубликована отдельной книгой. Это нужно не столько мне, сколько подрастающему поколению России. Добавлю лишь одну мечту.
В голове давно созрел замысел политического романа. Сюжет следующий: КПСС подошла к порогу своего краха, но все еще об этом и не подозревает; внутри партноменклатуры идет жесточайшая борьба за место под солнцем, плетутся интриги, зреют заговоры; первый секретарь обкома неожиданно идет на повышение, уезжает в Москву, образуется вакансия. Но время новое и вопрос, кто займет освободившееся кресло, решается по-новому, то есть с налетом некой демократичности; собирается пленум обкома, разворачивается дискуссия вокруг того, кому стать первым; противоборствующие группировки примерно одинаково влиятельны и ни у одной из них нет реальных шансов провести своего кандидата. Тогда-то созрел план выдвинуть случайного человека, человека из провинциального городка, выдвинуть как промежуточную фигуру; человека, не примыкающего ни к одной из противоборствующих группировок.
Компромисс найден. Человека избирают. Но он не знает, что является обычной подставой, временщиком. Ему-то кажется, что он одержал на выборах победу в результате торжества демократии, то есть, в духе новых веяний. И начинает действовать на посту первого секретаря соответственно, то есть демократично. Ну, а что из этого получится, покажет дальнейшее развитие романа.
Держу в голове уже двадцать лет этот замысел. Мечту написать еще не утратил. Может, сегодня и не актуально, но исторически оправданно.
- Ответьте на вопрос, который задают многим авторам, но редко получают ответ: зачем вы пишете?
- Пишу, потому что не могу не писать. Во всяком случае, в основе писания корыстный мотив не просматривается никак. Если есть что сказать людям, то грех молчать. А у меня богатейший жизненный опыт (повращайтесь-ка с мое в разных слоях человеческого общества!), масса наблюдений.
- Что думаете в целом о литературных сайтах?
- Только хорошее! Нет, честно! Это ведь хоть какая-то отдушина для сочинителя.
- Ну, разве не приятно, что, открыв свои разделы, имеешь своих читатели. Их не так много, но они есть! Разве одно это не прекрасно?! Мои вещи читают и это главное. В конце концов (простите за банальность и выспренность), не хлебом единым жив человек. Хотите верьте, хотите проверьте. Да, бывает, что критикуют. Но в этом нет ничего плохого. Скажу больше, мало критикуют нашего брата. На днях зашел на страницу одной авторши: несколько минут назад разместила свой очередной, весьма, если честно, посредственный стишок и тотчас же посыпались комментарии. Причем, одни восторги. Я спросил: как удается подогревать читательский «интерес»? Девица пока не ответила. Видимо, «опытом» своим с пришлыми делиться не желает.
Повторяю: я – сторонник критики. Но… Критики аргументированной, а не той, которая больше смахивает на политический донос, рассчитанный на репрессии по отношению к автору, позволившему иметь иное мнение.
- Как вы относитесь к обвинению в «графоманстве»? Изгнать, говорят, графоманов надо. А что вы думаете по поводу сложившейся ситуации?
- Вот-вот! Как только образовалась неподконтрольная узкому кругу лиц ниша, где пишущий хоть как-то может показать себя и свой товар, так сразу затевается возня, предпринимаются попытки наложить свою лапу: одних пригреть и за пазушку поместить, других вон, за порог их! Ишь, как лезут со своим свиным рылом да в калашный ряд! Не пущать! Предлог найдут, как его не найти в стране, прожившей восемьдесят лет при тотальной цензуре, при полном и абсолютном контроле одних за другими. Отвратительно!
Простите, а что дурного в графоманстве? Они, графоманы, залазят к вам в карман? Нет. Они приучают к героину? Тоже нет. Вовлекают в банды разбойников? Принуждают грабить и убивать? Вроде, нет. Так, чем помешали графоманы? Много пишут? Но это - их личные проблемы, но никак не общества. Кличками у нас умеют награждать. Приклеят к человеку ярлык и на всю оставшуюся жизнь.
Графоман, если я не ошибаюсь (извините, плохой знаток иностранных языков), - это человек, который любит писать. Ну, и пусть! Кто-то любит горные лыжи, но разве это значит, что он бяка? Это ровным счетом ничего не значит. В словаре Ожегова читаю: «Графомания страсть к бесплодному писанию, пустому сочинительству». И сделана пометка: неодобрительное.
Да, конечно... То ли дело дорогой товарищ Леонид Ильич Брежнев ... Он-то уж точно не графоман. Потому что за ним не наблюдалось страсти к сочинительству ни к «пустому», ни к «полному»: ну, не мог он складывать слова в предложения. Однако это ему не помешало издать миллионными тиражами три тощеньких брошюрки «Малая земля», «Возрождение», «Целина» и стать лауреатом Ленинской премии в области литературы. Причем, что для настоящего графомана крайне актуально, этот конкретно автор своей рукой не написал ни слова.
Оставьте, господа, в покое графоманов. Пусть они и дальше пишут в свое удовольствие. Пусть их впредь сжигает одна, но пламенная страсть!
- Какими вы видите перспективы литературных интернет-сайтов? Есть ли, в чем заключаются?
- Я, увы, пессимист. Вижу, как из года в год идет планомерное и осознанное «закручивание гаек». И при этом прикрывают некими благими намерениями. Тем, например, чтобы оградить чрезвычайно нравственное российское общество от пагубного влияния педофилов, или наркобаронов, от тех, кто охаивает «нашу любимую Родину» (под Родиной, как правило, имеют в виду вождей) и так далее. Это опасение я высказывал еще десять лет назад. Тогда меня уверяли: технически невозможно контролировать интернет-пространство. И что? А то, что сегодня одним щелчком мышки удаляется то или иное произведение на основании лишь того, что кому-то там что-то в тексте не пришлось по душе. При этом оспорить оправданность «щелчка мыши» невозможно. Модераторы нынче побдительнее будут советских цензоров. А уж о чиновниках из Минсвязи вообще говорить не стоит.
И каков вывод? Еще чуть-чуть и Интернет будет полностью заполнен криками «ура» и бросанием от избытка патриотизма в воздух лифчиков. Замечательная, не правда ли, перспектива?
Удивительно при этом, что никакие ограничения, по сути, не коснулись ни педофилов, ни порнографии, ни наркобаронов. Их ресурсы – цветут и пахнут.
- У вас есть в Интернете свои тактика и стратегия?
- Я, создавая свои разделы, не придерживался ни тактической, ни стратегической линий. Мне важно было одно: чтобы люди читали. И всё! Конечно, важно, когда тебя как-то оценивают. Но это - не самоцель. Сам я, заглянув в чужой раздел, стараюсь всегда поставить оценку. И оставить комментарий со словами поддержки автора.
Это ведь так важно: по себе знаю. К сожалению, мои посетители этого не делают, точнее, очень редко что-либо комментируют. Обидно. Если читатели боятся ранить меня неосторожным словом, то они сильно ошибаются: меня ранить невозможно.
- Как вы относитесь к своей популярности, рейтингу посещаемости, оценкам?
- Я никак не отношусь к популярности, потому что мои вещи изначально не могут быть популярными.
Причин, по меньшей мере, две. Во-первых, тексты большого объема, а большинство, как я понимаю, посетителей сайта заглядывает на минутку, так сказать, прошвырнуться по кой-каким разделам, а в спешке разве можно составить какое-либо представление о крупном произведении? Во-вторых, я категорический противник, а это крайне распространено в Интернете, с помощью искусственно созданных «групп поддержки» гнать ажиотажную волну, либо самому беспричинно мелькать на форумах, чтобы тебя заметили.
- Вы достаточно давно в Интернете… Нашли единомышленников?
- Пока нет, но, надеюсь найти. Все-таки, общение с себе подобными одно из ключевых приоритетов, заставивших меня стать интернет-пользователем.
- А как насчет перепалок на том или ином ресурсе?
- Ссорятся? Но ведь без применения кулаков? До мордобоя не доходят? Ну, и славно: пусть ссорятся. В ссоре тоже иногда образуется истина.
- Чем вы объясните большое количество взаимной критики?
- Ничего плохого в критике не вижу, даже если она взаимная. Повторяю: терпимее надо относиться к критике, терпимее! Критика, ясно, - не мед и ложкой хлебать не станешь, однако, избрав сию стезю, следует приучаться к выдержке. А как иначе?
- Может, скандалы кому-то выгодны?
- Вы правы: всякий скандал влечет за собой увеличение посещаемости, значит, поднимается рейтинг. Препротивнейшее слово, скажу я вам. Ну, почему рейтинг?! Почему не популярность, а? Чем таким скомпрометировало себя слово популярность? Мне кажется, отличное слово.
- Какими вы видите перспективы в целом сетевой литературы?
- Я себя считаю отъявленным пессимистом. Однако, приглядевшись повнимательнее к самому себе, вдруг обнаруживаю: оптимист я! Вот сейчас, отвечая на вопрос, говорю совершенно искренне: всё будет в полном порядке, если... Если к власти не придет опять какая-нибудь диктатура, диктатура одной личности. По правде-то говоря, эта личность уже видна на горизонте. И это не мираж. Не обман зрения.
Восемьдесят лет властвовала над умами и душами россиян диктатура пролетариата. Что теперь? Теперь в дверь к нам стучится, настойчиво, знаете, стучится другая диктатура, диктатура вождя. И вождь, став таковым, в первую очередь, приберет к рукам сетевую литературу. Почему? Потому что сделать подобную операцию можно одним щелчком клавиши мыши: есть сетевая литература, а через пару секунд нет, как будто и не существовала никогда.
- Если бы вам дали миллион долларов и сказали: потратьте с пользой дела на сетевую русскоязычную литературу. Как бы вы распорядились этой суммой?
- Имея такие бабки, потратил бы, поверьте, с пользой. Например, провел бы открытый и гласный конкурс, выявил наиболее удачливых и способных авторов, а их произведения издал бы большим тиражом, реализовав по доступной цене для большинства россиян.
Читайте, милые мои соплеменники, наслаждайтесь величием и красотой русского языка! Потому что чтение – это неопасное занятие, точнее куда менее опасное, нежели шляться по полутемным дворам, улицам и переулкам, пьянствовать, колоться, материться, морды прохожим бить.
НА ДОСУГЕ
- Какие у вас литературные пристрастия?
- У меня есть личная библиотека, где собрал лучшее. Не всё, конечно, но все-таки... В пристрастиях я не оригинален: на полках моей библиотеки самое почетное место занимают великие литературные умы - Лермонтов, Тургенев, Бунин, Лесков. И Шолохов, конечно. Солженицына нет и никогда не будет. Потому что все его произведения недостойны стоять в одном ряду с только что перечисленными именами.
Все, что вышло из-под пера Солженицына, исключая «Один день Ивана Денисовича», - это не литература, это самая настоящая публицистика. Публицистику нельзя назвать Литературой.
Безумно обожаю Чехова. Его рассказы читаю и перечитываю. Вот кому надо завидовать! Рассказ-то на полстранички, а какая глубина мысли, какой яркий и сочный герой!
- А вы знаете среди современников - талантливых и самобытных писателей? Допустим, Сорокин…
- Не знаю. Тем более не собираюсь равняться на так называемые иронические детективы Донцовой. Вы назвали Сорокина... Везучий мужик. Это ж надо сделать ему такую рекламу! Эти юнцы путинского призыва (имею в виду «Идущих вместе») хотели, как лучше, а получилось, как всегда. Цель ставили одну, а добились своими акциями обратного результата. Я давно, глядя на шумиху вокруг Сорокина, хотел что-нибудь почитать, прикоснуться к его нетленным творениям.
Как-то заглянул в книжный магазин. И в глаза бросилась не какая-нибудь иная книжонка, а именно Сорокина, его «Голубое сало». Купил, заплатив 85 рублей (это было лет пятнадцать назад). Пришел домой. Стал читать. Сначала недоумевал, полагая, что это - такой прием автора: для затравки нагородить чего попало. Но, оказывается, вся книга состоит из абракадабры, то есть из набора слов, которых в русском языке никогда не было и, я очень надеюсь, никогда не будет. Это что-то поразительное. Из книжонки если и можно что-то понять, то только одни грязненькие полунамеки. Читать без переводчика такую русскую литературу совершенно невозможно.
Нет, я не против жаргонных словечек. Особенно в литературе и в тех местах, где уместно. Но я, прожив жизнь, повидав всяких людей, в том числе из самых опустившихся слоев, нигде, никогда не видел и не слышал, чтобы кто-то изъяснялся подобным образом. Явно Сорокин специально придумывал словечки.
Зачем? С какой целью? Что он этим хотел сказать? Те диалоги, которые кочуют со страницы на страницу, даже в стройбате ни в жизнь не услышишь, тем более, как я понял, жизнь он описывает ракетной части. Честно скажу: какой-то ужас! Эту книжонку забросил подальше, чтобы на глаза не попадалась. Не хватало, чтобы я читал бред сивой кобылы.
- Какие писатели на вас оказали наибольшее влияние?
- Повторю: кроме Чехова, восторгаюсь Тургеневым. Какое богатство языковых красок! Не люблю Симонова. Конечно, он писатель (не в пример Солженицыну), однако собрания сочинений Симонова у меня нет. Нет, потому что не захотел.
- Читаете ли вы журналы и газеты? Если читаете - то какие? Почему именно эти?
- Читаю, но мало. Причин несколько: во-первых, материальное положение не позволяет (иногда заглядываю в «Известия»); во-вторых, труды современных журналистов меня раздражают. Раздражают своим дилетантством. Ну, что говорить про юнцов, если звезды нынче не утруждают себя особым подбором слов и правильным их употреблением? К примеру, такой корифей, как Леонид Якубович, не видит разницы между словами «надеть» и «одеть, в «цеху» или в «цехе».
А ведущие информационных программ на основных каналах? Они каждый день произносят тоже не «цехи», а «цеха».
А какая разговорная речь у ведущих ток-шоу? Один Андрей Малахов чего стоит. Как-то (для интереса) записал его короткий монолог на диктофон. Потом переложил на бумагу. Убрал весь словесный мусор (раньше подобное называли косноязычием) и получил такой результат. Монолог звучал тридцать секунд, а должен был звучать буквально пять секунд, то есть требовалось в пять раз меньше эфирного времени. Как, скажем, фраза: «Ну... ты... гы... это... ничего»?
Или парламентский комментатор говорит, то есть, лепит в эфир: «Минобороны решил выйти с законодательной инициативой». Комментатору и невдомек, что Минобороны не решил, а решило. До сих пор слово «министерство» было среднего рода.
Удивительная нетребовательность нынешнего начальства к своим журналистам! А ведь они, по слухам, получают большие бабки. За что, спрашивается? За то, что не могут в эфире двух слов связать? Или за то, что крохотную заметку в газету грамотно не в состоянии сконструировать?
- О книгах мы уже вроде поговорили, а вот такой вопрос: любите ли вы путешествовать? Или вы дальше своего города не выбираетесь?
- Сейчас нет, не выбираюсь. Не на что. Раньше, правда, путешествовал. Побывал в Праге и Братиславе, Будапеште и Пловдиве, Берлине и Белграде, Варшаве и Бухаресте, Софии и Бухаресте, Белграде и Кракове.
- Как проводите свободное время?
- Все время уходит на сидение за компьютером. Вообще говоря, отличная штука! Обидно, что не было такой техники в мои молодые годы.
- Смотрите ли телевизор? Можете назвать любимые передачи?
- В целом, отрицательно отношусь ко многим телевизионным передачам, но особую неприязнь вызывают программы региональных государственных каналов. Подобное я называю коротко: деревенщина! Частные каналы приличнее, но тоже - не фонтан.
Если бы мне представилась возможность расставить фильмы по моему собственному рейтингу, то я бы назвал а) американские; б) английские; в) французские; г) итальянские... российские у меня бы заняли не выше десятого места.
Мыльные оперы - особый разговор. Ну, тут на первом месте снова американцы. Кстати, куда они подевались? Нет их на нашем телевидении. На втором - итальянские. На третьем - австралийские. На четвертом - латиноамериканские. Российские? Не смотрю вообще. Потому что мрак и ужас.
- Что из музыки наиболее интересует?
- Ну, конечно, - Андрей Макаревич. Есть диск группы На-на», Юрий Антонов. Из классики - Моцарт. Правда, должен признаться, что в классической музыке разбираюсь плохо. Пробовал - не получилось.
Один мой знакомый (Анатолий Булгаков) показывал глубочайшую эрудицию в области классической музыки. Я завидовал. Он попытался и меня приобщить, но и из его затеи также ничего не вышло. Наверное, мне в детстве медведь на ухо наступил.
- Смотрите ли вы реалити-шоу?
- Не смотрю по принципиальным соображениям. Иногда случайно натыкаюсь, перебирая каналы. Впрочем… Стал смотреть из принципа. Я – такой. Как только увидел, что нынешние депутаты и прочая власть покатила бочку на «ТНТ», в частности, на шоу «ДОМ 2», стал смотреть, причем, каждый день.
- Сколько времени в день вы проводите в Интернете?
- Не больше часа, если иметь в виду само посещение сайтов. А дольше, уж простите меня, там делать нечего.
- А у вас - есть хобби?
- Еще несколько лет назад коллекционировал новогодние открытки. Есть в моей коллекции открытка, которой поздравили с Рождеством Христовым аж в 1902 году. Забросил.
Коллекционировал новогодние газеты СССР и мира. Увлеченно занимался. Коллекция насчитывает около пяти тысяч. Теперь не знаю, куда девать: выбросить жалко, хранить негде, да и пылесборники еще те.
- Многие (например, я) все болтают заунывно о преимуществах и недостатках бумажной и сетевой литературы. А вас этот вопрос интересует?
- Отвечу очень коротко: пусть живут и здравствуют обе литературы и в электронном виде, и в книжном. Будущее? Скорее всего, за электроникой. Правда, для этого надо, чтобы, по меньшей мере, каждый россиянин жил материально сносно и имел возможность иметь домашний компьютер и доступ в Интернет. И не на час, конечно.
- Ну, а в итоге, из чего состоит ваша повседневная жизнь? Как ощущаете течение жизни?
- Я считаю, что живу абсолютно полнокровной жизнью. Меня волнует и тревожит все, что происходит в России. Я богаче многих своих приятелей. Я имею компьютер и все к нему прибамбасы (принтер, сканер, модем, факс и прочее). Они нет. У них, зато, много хрусталя и ковров. Я потихоньку осваиваю Интернет, а они об этом еще даже и не помышляют, хотя их материальный достаток, то есть, реальные доходы, выше. Я читаю классику, то есть, серьезную литературу.
В настоящее время на сон грядущий заново перечитываю Ромена Роллана. И, знаете, начинаю разочаровываться в этом писателе. В нем вредный дух - социалистический. И как этого я раньше не заметил? Теперь мне понятно, почему его у нас охотно издавали.
Прощаясь, хочу сказать читателям: до новых встреч в Интернете вообще, а на своих страничках, в частности. Если изъявите желание продолжить разговор, начатый в этом интервью, то я к вашим услугам.
К серьезному разговору всегда готов!
Вопросы задавал Михаил Гаврилов (Санкт-Петербург), а отвечал на них Геннадий Мурзин (Екатеринбург). 1998-2012.