Теперь это можно было бы назвать лечебным голоданием. Тогда же, в 69-м, в заснеженном заполярном порту Дудинка, на четвертые сутки без еды (съеденная накануне луковица и несколько горошин поливитаминов перед сменой — не в счет) назвать это заботой о здоровье в голову никому бы не пришло. В голову не пришло, но память освежило: за окном висело три тушки замороженного налима, выловленного почти три недели назад.
Рыбу разморозил и разделал на порционные кусочки. Печень отложил в сторонку. Пригодиться. Умеренно разогрел сковороду и стал аккуратно обжаривать куски со всех сторон, вытапливая жир — масла не было. На запах заскочил на кухню незнакомый докер. Покрутил носом, почмокивая губами. Облизнулся, как кот на мышь, и, смущаясь, спросил куда мы денем печень.
-Хочешь печень?
-Печень налима на черный хлеб. Очень люблю.
-Бери. А хлебом у тебя разжиться можно?
-Хлеб есть.
-Неси! И масла растительного каплю. Если есть.
-Уже несу!
Сдобрили рыбу маслом. Прибавили огня под сковородкой. Запах усилился. На кухню потянулся народ. Приносили специи, морковку, чеснок, лук. Все это обжаривалось, смешивалось, тушилось под крышкой. Запах стал насыщенным и заполнил длинный коридор мужского общежития. Затем опустился на нижний этаж. Там повылезали из дверей мужики: кто с водкой, кто с вином или колбасой. Кто с консервами. Потянулись к нам.
Ужинали все вместе. Время от времени кто-то уходил и возвращался с едой и напитками. Сидели долго. Кто-то заглядывал на огонек и, получив приглашение, оставался за столом. Ни кому не отказывали. Засиделись допоздна.
Еды осталось на несколько дней. Налима я так и не попробовал.