1. Ангел музыки.
Легенда об Ангеле музыки и его образ очень важны в построении анализа личности, характера Эрика, его отношений с Кристиной.
С одной стороны, история не имеет никакого отношения к Эрику. Это легенда об Ангеле музыки, которую рассказывал Густав Дое своей дочери Кристине задолго до знакомства с Эриком: Ангел приходит к очень одарённым людям
С другой стороны, легенда об Ангеле музыки – это почва, на которой будут построены их отношения. Образ, созданный Эриком для того, чтобы Кристина полюбила его.
«Душа у неё была ясной и такой же лучезарной, как её взгляд. Она нежила и лелеяла свою мать, хранила верность кукле, очень заботилась о своём платье, красных туфельках и скрипке, но более всего любила слушать, засыпая, Ангела музыки».
Всю невинность и детскую простоту она перенесёт на образ Эрика и их отношения, которые никогда не переступят определённых границ. Кристина будет такой же наивной и в юности, она вырастет из своих платьев, старая кукла обветшает, но Кристина практически не изменится: невинный ребенок, верящий в чудеса. Неизменны останутся две вещи: скрипка и Ангел музыки, который будет играть «Воскрешение Лазаря» в годовщину смерти отца на могиле и это будет символом их отношений: жизнь смерти вопреки.
Невинность и чистота являются важным аспектом: по легенде Ангел музыки приходит к новорожденным детям с чистым сердцем, к непослушным и не желающим учиться детям, он приходит поздно, а к людям с нечистой совестью не приходит вообще.
Очень важным элементом является и то, что у Густава Дое не было ни одной истории без присутствия Ангела музыки, существование которого для Кристины было таким же реальным, как и она сама, поэтому она верила, что ко всем артистам хотя бы раз приходит Ангел музыки. И без этого фундаментального элемента она не могла вообразить своего существования, поэтому, когда Эрик в образе Ангела музыки вошёл в её взрослую жизнь, то это было для неё логичным явлением, и после раскрытия обмана, она продолжала смотреть на Эрика через призму образа Ангела музыки:
«Ангела никто никогда не видит, но его дано слышать избранным душам. И чаще всего такое случается в те минуты, когда они меньше всего этого ожидают, пребывают в печали и унынии».
Эта схема идеально вписывается в жизнь Кристины: вера в глубине души в свою избранность.
Не стоит забывать ещё один важный момент: Кристина талантлива, но она сирота, и живёт в мире оперного театра. На этом сказка заканчивается, и начинается суровая реальность: мир театра – это не только мир искусства, но и вечная борьба за существование, за главные партии, за богатых покровителей между актрисами. Это блеск и нищета театрального мира.
Кристина могла бы всю жизнь прозябать в нищете театрального закулисья, а то и вовсе остаться на улице и скатиться до самого дна, поэтому маленькая девочка верит в исполнение обещания о защитнике.
Талант не был единственным фактором для получения ведущих партий. Например, Нана не попадала из семи нот ровно в восемь, но она блистала на сцене. Кристина – человек другого склада, поэтому, несмотря на талант, над которым нужно ещё работать, никакие ведущие партии девушке не светили, поэтому, на сцену выходит Ангел музыки, который становится её покровителем и защитником.
«Ты, моя девочка, обязательно его услышишь. Когда я буду на небе, я пошлю его к тебе, обещаю!».
Эта фраза является одним из краеугольных камней в легенде об Ангеле музыки. Хороший психологический приём с той точки зрения, что, не появись Эрик в её жизни, любое своё достижение она будет приписывать помощи Ангела музыки, стараясь достигнуть ещё большего. Это будет придавать ей силы и осознание того, что она не одна в этом мире.
«Тогда вдруг ухо улавливает небесную музыку, некий божественный голос, и это остается в памяти на всю жизнь. Люди, которых посетил Ангел, словно воспламеняются. Их охватывает трепет, неведомый остальным смертным. И у них появляется одна способность: стоит им коснуться инструмента или открыть рот, чтобы петь, как возникают звуки, затмевающие своей красотой все иные человеческие звуки. Те, кто не знает, что этих людей посетил Ангел музыки, говорят: у них талант».
Это идеальная модель их отношений. Заставить поверить Кристину в приход Ангела музыки является делом не сложным, тем не менее, сделать это может только талантливый, оригинальный и всесторонне развитый человек, которым и был Эрик. До Эрика, по совместительству – Ангела Музыки, талант Кристины никак не проявлялся, поэтому ей был необходим гениальный учитель в образе Ангела. Эрик появляется в её жизни в самый подходящий момент в образе Ангела музыки и, благодаря его урокам, она смогла стать инструментом, издающим божественные звуки. И пела она так прекрасно, что сама боялась силы своего голоса и умения петь.
Даже виконт Ралуь де’Шаньи, ставивший всегда историю об Ангеле музыки под сомнение, считал, что не существует такого гениального учителя, который мог так научить петь. Если для Кристины образ «ангела музыки» является реальным, то для виконта - символичным, а неподражаемое пение Кристины – даром небес. За всеми метафорами и фразами Кристины, что Ангел музыки приходит к ней, и его может слышать не только она, более умудренный в житейских вопросах виконт высказывает реальное предположение, что это дело рук человека, скорее всего, мужчины, а не мистического персонажа. Рауль пытается отделить реальность от вымысла, несмотря на возмущение Кристины, так сильно верящий в Ангела музыки, что неверие Рауля вызывает негодование девушки.
Легенда об Ангеле Музыки, постоянно внушаемая отцом девушке, и станет основой, на которой будут построены отношения Эрика и Кристины. Наивный и мечтательный характер девушки, мечтающий о защитнике в жестоком мире, дополнит образ всеми необходимыми чертами.
2. Эрик в представлении других обитателей оперы.
Эрик создал себе два «основных образа»: первый - это образ Эрика-Ангела для Кристины, другой – Призрак оперы и вся мистификация, созданная для всего остального мира. «Нет, он существовал во плоти, хотя и придавал себе видимость самого настоящего призрака, то есть тени».
Те немногие, которые знали Эрика лично, например, Перс, понимали, насколько они далеки от того ужаса, который на них мог навлечь Эрик.
«Это Призрак!..» Сколько раз я слышал эту фразу от людей, произносивших её с улыбкой! Если бы они знали, что Призрак существует во плоти и гораздо более страшен, нежели та бесплотная тень, к которой они взывали, клянусь, им расхотелось бы смеяться!..»
Призрак, созданный Эриком, удивителен и тем, что он не является классикой жанра, нет старинного замка с подземельем, где обитает привидение, связанное с эти местом своей трагической судьбой или смертью.
«Если бы они только знали, на что способен Эрик, особенно, при таком обширном поле деятельности, какое представляет собой Опера!.. Да, если бы они знали самую суть моей страшной мысли!..»
Конечно, бесплотный призрак менее опасен, чем реальный Эрик, но, тем не менее – это один и тот же человек, о чём и говорит Перс. Если бы Эрик хотел «открыться миру, то он бы это сделал, но ему нет никакого дела до остальных и «до обширного поля деятельности», о котором он знает не хуже Перса.
Он появляется в опере только тогда, когда ему это необходимо. Он прекрасно знает, на что он способен и свой талант, в основном, использует ради Кристины.
В принципе, все «призрачные эффекты» предназначались для основной «массы населения» оперы: актрис, балерин, рабочих. И использовались с конкретной целью.
У данной публики очень живое воображение, любая мистификация Эрика утраивалась, обрастая «новыми» подробностями, учитывая события, которые не имели отношения к Эрику, но были ему приписаны. Соответственно, такие события и рассказы распространялись очень быстро, завоевывая умы даже скептиков, которые были таковыми из-за страха.
«Поначалу все только веселились, насмехаясь над этим привидением в одежде светского человека или служащего похоронного бюро, однако вскоре легенда о Призраке приобрела в кордебалете колоссальный размах. Танцовщицы уверяли, будто сталкивались с этим сверхъестественным существом, становясь жертвами его злых чар. И те, кто громче всех смеялся, отнюдь не были самыми бесстрашными».
В начале появление Эрика было рассмотрено, как развлечение и в без того разнообразной жизни обитателей оперы, потому что призрак, своего рода, экзотика. Для актрис, например, была привычной борьба за роли, за богатых покровителей, погоня за развлечениями, а вот, наличие приведения – это ещё и интересная тема для бесед до тех пор, пока это не приобрело зловещий оттенок, потому, что реальный Эрик не был шутником и был настроен решительно.
«Даже оставаясь невидимым, Призрак давал знать о своём присутствии то смешными, а то зловещими событиями, которые едва ли не всеобщее суеверие приписывало именно его влиянию».
На первый взгляд, возникает вопрос: зачем ему нужно влиять на сознание основных обитателей оперы, если они его не интересовали?
Запугивание основной массы людей в частности способствовало укреплению его влияния в опере в целом, и открывало широкое поле деятельности, если это было необходимо в определенный момент Эрику.
Использование влияния в целях собственной безопасности. Его воспринимали, как призрака, а, значит, существо нематериальное, являющаяся выдумкой актрис. Никто не знал, что призрак оперы - это человек из плоти и крови, а не бестелесное существо.
Эрик мог прибегнуть, в случае ослушания его указов, к жестоким средствам, например, падение люстры, в результате чего было ранено много людей. И любое расследование, ровно, как и посягательство на его частную жизнь в большинстве случаев зашли бы в тупик, потому, что в реальность призрака никто не верил, относя это к «актёрским байкам».
Эрик был гениальным иллюзионистом, фокусником, тем более, «призрачную сущность» нужно было поддерживать, напоминать о себе, тем самым, подчеркивая пропасть между собой и другими обитателями оперы при помощи страха.
Не стоит забывать и о необходимости передвигаться по опере, оставаясь незамеченным, что очень трудно. Рано или поздно незнакомая личность была бы замечена, поэтому, появление среди людей было обозначено его «призрачной сущностью» и умению затеряться в толпе так, что к описанию Призрака Оперы можно было отнести много людей. А его способность «внезапно появляться» и так же «внезапно исчезать», можно списать на выдумки актрис. Он оставался видимым и невидимым одновременно.
«И в самом деле, вот уже несколько месяцев в Опере все толковали об этом призраке в черном фраке, который разгуливал по всему зданию сверху донизу, ни с кем не разговаривая. Да к нему никто и не решался обратиться, к тому же стоило его увидеть, и он тут же исчезал, неведомо куда и как. Шагов его не было слышно – обычное дело для любого настоящего призрака».
Его внешний вид и строгий стиль одежды вызывали невольное уважение и создавали дистанцию. Его мрачность выделялась из толпы, это было необходимо для сохранения своего авторитета и безопасности, а при излишнем внимании к его особе он моментально исчезал. Но эти действия ещё больше подпитывали воображение людей.
«Призрак Оперы действительно существовал. Он не был, как долгое время думали, порождением воображения артистов и суеверие директоров, беспочвенной выдумкой разгоряченных умов девиц из кордебалета и их мамаш, билетерш, служащих гардероба и консьержки».
Из этой цитаты хорошо видно, какое обширное «поле деятельности» было у Эрика, и сознанием скольких людей он владел. Вся иерархия оперы.
Что касается директоров, то в их отношениях с Эриком есть одна особенность. Они воспринимали его одновременно, как человека и призрака, зачастую соединяя эти два образа воедино.
Вначале Эрик воспринимался господином Фирменом Ришаром и господином Арманом Моншарменом, как выдумка, на которую не стоит обращать внимания.
Иллюзии, фокусы и возможности Эрика были выше понимания рядового человеческого разума, поэтому, воспринимались, как нечто таинственное и мистическое, с другой стороны, требования этого «призрака», были больше похожи на требования человека, а не бесплотной тени. Призрак Оперы в письменном виде присылал указание директорам.
Во-первых, все постановки должны соответствовать уровню «первой французской сцены».
Во-вторых, месячная плата в размере 20 000 франков или 240 000 франков в год.
В-третьих, ложа первого яруса под номером пять всегда должна быть за Призраком Оперы.
Это вызывает резонанс. Зачем призраку нужны деньги и ложа, резервировать которую на все спектакли – это дорого, тем более, в резервации этой ложи должно быть отказано даже высокопоставленным лицам по абсолютно непонятным причинам?
И с каких пор призраки пишут и посылают письма, проявляя интерес к нематериальным и обыденным вещам? Эти требования больше подходят человеку.
С другой стороны, кто его видел? В опере всегда много людей в чёрных фраках, и это вовсе не обязательно Призрак Оперы, хотя одна из отличительных его особенностей: под фраком скрывался скелет.
Его никто и никогда не видел даже в знаменитой ложе №5, которую по требованию Призрака, было запрещено занимать. Его только слышали.
Эрики не только обеспечивает себе финансовую стабильность, но и собирает деньги на предполагаемую свадьбу с Кристиной, а благодаря своим мистификациям исключает любую возможность своего ареста.
Естественно, директора сделали попытку ослушаться его указаний, но все остальные обитатели оперы знали, что Призрак этого не потерпит. И Мег Жири, дочь мадам Жири, объясняет точку зрения своей матери, у которой был личный контакт, насколько это возможно, с Призраком Оперы:
«Мама говорит, что Призрак не любит, когда ему досаждают».
Во время «Фауста» директора заняли ложу №5. Естественно, Эрик знал об этих намерениях, восприняв это, как объявление войны, что и обозначил в своем ультиматуме.
Не считая упавшей люстры, директора ощущали, что в их ложе не двое, а трое. Они чувствовали дыхание Призрака Оперы. Его присутствие вызывало страх, у господина Ришара выступил пот на лбу.
С одной стороны, Директора были полностью дезориентированы, не зная, как им вести себя, и не дать Призраку понять, что они ощущают его присутствие, а соответственно, уверовали в «его существование». Эрик добился поставленной цели, заставив их бояться.
И теперь директора понимают, что автор письма и тот, кто находится в ложе - это одно и то же лицо.
Эрик загоняет их в тупик, уйти, не ударив в грязь лицом, они не могут: это повод к сплетням и насмешкам, что даже директора верят в приведений.
С другой стороны, они понимают всю нереальность происходящего. Они знают, слышат, чувствуют, что Призрак здесь, но одновременно, его и нет. Ни Ришар, ни Моншармен не видят его.
Ложа №5, которая являлась «собственностью» Призрака, вызывала восторг и ужас одновременно. Это достаточно оригинально, что у Призрака есть собственность, с которой он заставляет считаться. Но с точки зрения логики, зачем ложа Призраку?
«При мысли, что Призрак имеет собственную ложу, танцовщицы не могли сдержать охватившего их жуткого восторга, удивлению их не было предела».
Простых обитателей Призрак так запугал и озадачил, что ответить на этот вопрос логически они не могли, всё было окутано ореолом таинственности и мистики, в отличие от г-на Ришара и г-на Моншармена, у которых интеллектуальный уровень был выше, чем у актрис и балерин.
У Г-на Ришара и г-на Моншармена вся мистическая сторона в деле «Призрака» не мола не вызвать сомнений, и попытку проанализировать его действия, но они не смогли достичь поставленной цели - противник был гораздо умнее и хитрее, тем более чтобы противостоять кому-то, об этом субъекте нужно иметь определенное реальное представление. Их положение аналогично сказочному: «иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что».
До директоров ложу №5 никто не занимал больше месяца, не считая Призрака, которого, разумеется, никто не видел, потому, что администрация дала распоряжение никому её не сдавать.
Ко всему прочему, новые директора не знали истинную причину ухода прежних: господина Дебьена и господина Полиньи, которые могли и не верить рассказам о Призраке, но выполняли его рекомендации.
Они ушли потому, что решили по скорей покинуть место, где властвует эта тираническая тень.
В опере был ещё один человек, не считая Кристины, который знал, что Призрак Оперы – это, скорее всего, человек, так как имел возможность личного контакта – это билетёрша мадам Жири.
Эрику, не смотря на свою «призрачность», гениальность и не причисление себя к роду человеческому, все-таки нужен был помощник, выполняющий мелкие поручения.
Для мадам Жири образ Эрика заключается в таинственном человеке, которого она никогда не видела, но с которым разговаривала, выполняя разные поручения: передача письма, конверта с деньгами. И получала за это хорошие чаевые, то есть, сотрудничество было взаимовыгодным, избавляя в определенной мере от разных страхов, которые выдумывали себе актрисы.
Эрик знал, что мадам Жири выполнит любое его поручение, и причиной тому была её дочь Мег Жири. И в этот раз ему не пришлось использовать угрозы.
Он пообещал, что в 1885 году Мег Жири станет императрицей, приведя в пример людей не аристократического происхождения, имевших связь с театральным миром, которым удалось выйти замуж за титулованных особ.
И таким способом ему удалось завоевать полное и безоговорочное послушание доверчивой мадам Жири.
Естественно, Эрику было выгодней, чтобы эти отношения не афишировались, тем самым, не снимая покров его «призрачности», поэтому мадам Жири наказывала своей дочери Мег Жири не распространяться об этом.
Остальные происшествия в опере мадам Жири не касаются, и она не пытается их осмыслить, выполняя свою часть договора, иногда опровергая совсем нелепые слухи о Призраке. Обычно она говорит это своей дочери, а та, не удержавшись, рассказывает остальным.
«У него нет ни фрака, ни головы!.. Все, что рассказывали о черепе и огненной голове, выдумки! Ничего такого у него нет... Его только можно слышать, когда он в ложе. Мама никогда его не видела, но зато слышала. Уж мама-то знает, ведь это она приносит ему программу».
Конечно, суждения мадам Жири основываются на личном опыте общения с Призраком, поэтому она и отрицает все возможные и невозможные слухи.
Передача записки или конверта подходят больше к человеку, а не мистическому существу, а наивная вера в то, что дочь станет императрицей, говорит не об очень высоком уровне интеллекта.
Если бы мадам Жири не имела личного опыта общения с Призраком, то вполне возможно, что она сама могла поддерживать разные слухи о нём. У неё не было бы оснований для опровержений.
Можно вывести следующие мотивы в создании образа Эрика:
; В представлении других людей Эрик был мистическим существом – призраком, который пугал обитателей оперы и был повинен во всех несчастьях.
; Для некоторых людей Эрик был человеком и призраком одновременно, потому, что его действия не поддавались логическому объяснению.
Такой образ Эрик создал для достижения следующих целей:
; Обезопасить себя. За образом Призрака никто и никогда не найдет реального человека.
; Для достижения личных целей: контроль над оперой, обеспечения собственного благополучия, накопления денег для свадьбы и совместной жизни с Кристиной.
; Привычка в создании иллюзий и фокусов, которые он ненавидел, но был вынужден заниматься ими всю свою жизнь.
2.1. Поведение в обществе.
Эрик нелюдим, все события, связанные с ним в основном происходят в Подвалах Оперы, которые он без острой необходимости не покидает, а исключением из правил становятся: маскарад и приём по случаю ухода с поста директоров Оперы господина Дибьена и господина Полиньи.
«Однако внимание кое-кого из гостей отвлекло сделанное им открытие: в конце стола они заметили странное мертвенно-бледное, фантастическое лицо с запавшими глазами, то самое, которое уже появлялось в танцевальном фойе и было встречено резким криком крошки Жамм: «Призрак Оперы!».
Конечно, Эрик понимал, что независимо от его желания, он будет замечен: маска, за исключением маскарада, всегда привлечёт внимание, но в данном случае, скорее всего, он намеренно подчеркнул свою "отличность" от рода людского, а его присутствие на этом приёме было не обязательным. Именно он был причиной ухода г-на Дибьена и г-на Полиньи с поста директоров оперы, поэтому, его появление на приёме больше похоже на демонстрацию своего могущества.
«Он сидел, будто самый обычный гость, если не считать того, что он ничего не ел и не пил. Те, кто поначалу взирал на него с улыбкой, в конце концов, попросту отвернулись, ибо это видение незамедлительно настраивало мысли на мрачный лад. Никому в голову не пришло возобновить шутку, прозвучавшую в фойе, никто не вздумал кричать: «Вот он, Призрак Оперы!».
Из этого можно сделать вывод, что Эрик сознательно бросает вызов обществу, потому что в определённых случаях ему приходится снимать маску, а человек, напоминающий статую, чурающийся общения, веселья, равнодушный к яствам и напиткам обязательно будет замечен на приёме.
Эрик знает, как его образ влияет на окружающих и отношение к нему связанно с тематикой смерти. По этой причине, те, кто воспринимал его как модную шутку, теперь почувствовали его силу и умение запугать, поэтому старались не обращать на него внимание.
«Он не произнес ни слова, и даже его соседи не смогли бы сказать, в какой именно момент он пришел и сел там, но каждый решил, что если усопшие возвращаются порой, чтобы присесть за стол живых, то и у них вряд ли могли бы оказаться более жуткие лица».
Его таинственное появление очень символично и ещё раз подчеркивает, насколько он не связан с этим миром, не считается с его законами и устоями. Никто не знал, когда конкретно он появился и исчез, он ни с кем не общался, его никто не интересовал, и он давно причислен к миру мёртвых с той лишь разницей, что никто, кроме него не знает, каково быть живому человеку, причисленному к миру мёртвых. Эрик знает все стереотипы о себе, охотно их поддерживая.
Внешний вид Эрика, в целом, очень мрачен. Он всегда носит одежду чёрного цвета.
Его часто олицетворяют с образом смерти, что он и подчеркивает, это хорошо видно на приёме и на маскараде.
Его лицо вызывает страх у неподготовленного человека, учитывая, что при определенном освещении его лицо (глубоко посаженные глаза, маленький нос, отсутствие волос), похоже на череп, и это усиливает «потусторонность» его образа. Он носит маску, которая не всегда способствует незаметности, а внешняя привлекательность его мало интересует, и о нём чаще всего говорят, передавая все известные стереотипы о Призраке.
Но это негативные суждения, объятых ужасом людей. Эрик обладает прекрасным голосом, который, в своем роде, заменяет ему лицо, и выражает его эмоции, и обладает такой силой, что ни один человек не может устоять перед ним.
3. Внешность Эрика.
Эрик не похож на традиционного героя романа, внешность и характер которого описывается автором в полной мере со всеми положительными и отрицательными сторонами.
О внешности Эрика читатель в основном узнаёт из высказываний других героев с отрицательной стороны. О нём говорят с ужасом, часто с ненавистью, имея уже предубеждение против Эрика.
Одежда.
Жозеф Буке после встречи с Призраком Оперы готов был рассказывать любому о том, что он видел:
«Он чудовищной худобы, и черный фрак на нем болтается, как на скелете».
Итак, первая особенность Призрака Оперы – это невероятная худоба, выделяющая его из толпы, но выделяет его не только телосложение, в мире много людей с разными типами фигур: причина в одежде, которая представляла Эрика в невыгодном для него свете. Скорее всего, фрак был на размер больше, чем нужно было Эрику, и по определенным причинам его не заботил внешний вид, поэтому, вряд ли посещение портного и заказ одежды стояли на первом месте.
Гардероб Эрика почти не описывается по той причине, что обширный гардероб ему был просто не нужен, Эрик покидал подвалы оперы только в случае необходимости: для личных нужд.
Акцент сделан на маскарадном костюме, своего рода, это парадный костюм для Эрика. Важно отметить, что появление его на костюмированном балу – это не желание развлечений, а необходимость. Он присутствовал на балу из-за Кристины.
Его маскарадный костюм был таким же мрачным и «загробным», как и обыденная одежда.
«Персонаж этот был одет во все ярко-красное, мало того, огромная шляпа с перьями красовалась на черепе. Ах, то была великолепная имитация черепе, имевшая огромный успех у собравшихся вокруг с поздравлениями подмастерьев. Они спрашивали, у какого великого художника, в какой мастерской, куда наверняка наведывался Плутон, изготовили и раскрасили такой прекрасный череп! Позировала, поди, сама «Курносая» ». Появление Эрика никогда не проходило незамеченным, особенно, если он мог проявить свою гениальность.
Его излюбленный персонаж – это Смерть, потому, что он сам себя относил к «живому трупу», поэтому, подыгрывать маске ему не составляло труда.
Очень занимательна цветовая гамма, связанная с опасностью и смертью: красный – цвет крови, опасности, запрета, чёрный цвет его обыденной одежды – цвет траура, мрака и смерти.
Эрик возвышается над толпой, ведь его гениальность и возможности были выше понимания обычного человека, по этой причине его маскарадный костюм затмил все остальные костюмы. И все пытались выяснить имя гениального художника, создавшего образ «Красной смерти», потерпели фиаско.
Ненависть ко всей этой толпе, заставила его невольно упиваться своей гениальностью.
«Человек с черепом вместо головы, в шляпе с перьями и ярко-красных одеждах волочил за собой широкий плащ красного бархата, огненный отблеск которого царственно ложился на паркет; на плаще золотыми буквами была вышита фраза, которую каждый читал, повторяя вслух: «Не прикасайся ко мне!» Я – Красная смерть!».
Фраза, вышитая на плаще ясно говорила об его отношении к окружающему миру - он и весь остальной мир находятся по разные стороны баррикад, и при посягательстве на его персону и на его мир, другому миру грозит смертельная опасность, что подчеркивает «кровавый шлейф».
Это отношение выражается и в безобидной шутке, в ничего незначащих мелочах: кто-то на маскараде дотронулся до Красной смерти, в тот же момент рука, высунувшаяся из-под рукава, мертвой хваткой схватила шутника за запястье. И человек через это прикосновение почувствовал весь ужас от понимания того, что Красная смерть – это не маскарадный костюм, это отображение личности человека, одевшего костюм.
Красная смерть вернула свободу шутнику, тем самым, дав понять, что нисколько не склона шутить.
Если на маскараде человек пытается скрыть своё лицо под маской, то для Эрика – это единственное место, где он может быть самим собой, и его маска не вызовет отрицательной реакции, и любым его костюмом, пусть, даже мрачным, будет восхищаться, как шедевром.
Глаза.
«А глаза так глубоко запали, что с трудом можно различить неподвижные зрачки. И, в общем-то, видны лишь две огромные черные дыры, словно на черепе у мертвецов».
Становится понятно, что внешность Эрика создавала отталкивающее впечатление. Глаза были одними из выделяющихся «элементов».
Можно предположить, что глаза Эрика были маленькими и глубоко посаженными и под глазами, вероятнее всего, были круги. Чаще всего Эрика видели при мрачном освещении или при его недостатке, поэтому глаза отождествляли с пустыми глазницами черепа.
«Жамм выкрикнула эту фразу с невыразимым ужасом в голосе, указав пальцем на затерявшееся средь толпы черных фраков мертвенно-бледное лицо до того мрачное и безобразное, с черными провалами глазниц до того глубокими, что череп, на который указали таким образом, немедленно возымел бешеный успех».
Эрику даже не приходилось порой маскироваться, чтобы вызвать ужас. Его внешность – его клеймо, из-за которого он страдал всю свою жизнь, вызывая страх и нежелание рассмотреть его, как человека.
И практически во всех характеристиках были выделены глаза, которые являлись зеркалом души и то, что другие люди видят пустые глазницы, вместо глаз, имеет и символический смысл и говорит о том, что его душа – это бездна, скрытая ото всех за семью печатями.
Нос.
Это ещё одна «занимательная деталь» во внешнем облике Эрика.
«Кожа, которая натянута на кости, как на барабан, вовсе не белая, а безобразно желтая; нос такой малюсенький, что профиль совсем незаметен, отсутствие носа – вещь ужасная на вид. Три или четыре пряди на лбу и за ушами – вот и вся шевелюра».
Нос, скорее всего, как и отмечено в цитате, был так мал, что, когда Эрик выходил в большой мир, то надевал маску с искусственным носом, но впечатление это производило не менее ужасное, поэтому, об этом «знаменитом носе» ходили легенды.
«А между тем, согласно легенде, у Призрака не было носа, в то время как у этого персонажа таковой имелся, хотя господин Моншармен утверждает в своих мемуарах, что нос гостя казался прозрачным. «Нос его, - говорит он, - был длинным, тонким и прозрачным»; добавлю от себя, что это мог быть и фальшивый нос. За прозрачность господин Моншармен мог принять то, что всего-навсего блестело».
Наличие фальшивого носа ещё больше подчеркивало его отсутствие, о чём говорит несоответствие маски и лица, а Эрик вынужден было её носить, ненавидя себя и людей за эту необходимость.
Иногда легенды об очень маленьком носе и его отсутствии были близки к правде, но никто не мог поверить, что ужасное лицо, которое они видят, принадлежит живому человеку.
При определенном освещении, как и в ситуации с глазами, учитывая, что Призрака Оперы видели с расстояния, казалось, что у него нет носа, а из-за своей маленькой величины он был просто не виден, и никто не пытался его разглядеть.
Общая картина получалась следующая: в мрачных коридорах оперы люди видели лицо с маленькими глазами, которые принимали за пустые глазницы, такой же нос, который был практически невиден, отсутствие волос на голове, складывалось впечатление, что они видят перед собой маску смерти – череп.
Голос.
Это очень важный элемент в образе Эрика. Это единственное средство, при помощи которого можно вызвать интерес и завоевать расположение:
«Пение слышалось все явственнее, только слов нельзя было разобрать, но голос различить можно, очень красивый, очень нежный, чарующий голос, однако нежность была мужской и, насколько можно было судить, голос принадлежал не женщине...».
Эрик обладал действительно красивым голосом, если бы он захотел, то мог стать великим певцом. Он знал, что голос – это единственно, чем он может очаровать Кристину. И его голос действительно обладал властью, как это видно, не только над Кристиной, но и над сознанием Рауля, который был человеком со стороны, не верящим в Ангела музыки.
«Бестелесный голос снова запел и, безусловно, ничего подобного Раулю никогда еще не доводилось слышать: на одном дыхании голос соединял, казалось бы, несоединимое, трудно было вообразить что-либо еще более широкое и героическое в сочетании с удивительной мягкостью, что-то еще более победоносно вероломное, в силе чувствовалась беззащитность, а в беззащитности – сила, словом, это было олицетворение торжествующего, непревзойденного мастерства, которое, несомненно, должно заставлять возвыситься над обыденным смертных – тех, кто чувствует, любит и воплощает музыку в звуках».
Голос Эрика – это его лицо со всем спектром эмоций: от ненависти до любви. Он не может выражать чувства, как обычный человек по той простой причине, что он вынужден скрывать своё лицо под маской, но голос – это ещё и его душа.
С одной стороны, он силён, зная, что Кристина не сможет устоять перед голосом, независимо даже от того, видела она лицо Эрика или нет. Он силён тем, что рискнул ради любви к Кристине заявить о себе, ведь это стоило ему огромных усилий, и тем, что хватило сил находить прекрасное в своей, в полной трагедий, жизни.
С другой стороны, Эрик беззащитен, зная, что практически все его робкие шаги в надежде на простое человеческое счастье обречены на неудачу. Вся его жизнь в руках Кристины, Эрик – страх и ужас оперы, беззащитен перед ней. Он положил весь свой дар и всю свою жизнь к её ногам.
Он испытал так много ненависти к себе, что отрезал себя от мира, но Кристина пришла из того другого мира, от которого он себя отделил.
Его голос одновременно является и моделью того человека, которым он мог бы быть, если бы его любили и не отвергали.
Личность Эрика: маска.
До определенного момента читатель не знает Эрика лично. Он знаком с тем образом, который Эрик сам создал вокруг себя, а, значит, предстает мифом и Призраком – актёрской выдумкой, но сам Эрик себя никак не представляет: он молчит и до определённого момента не проявляет никаких эмоций.
Знакомство с Эриком начинается с гримёрной Кристины Дое, читатель слышит именно голос Эрика, что очень символично, потому, что Эрик не является обычным персонажем, у которого описываются плюсы и минусы, внешность, Эрик не показывает своё лицо, знакомство начинается с прекрасного, поэтому на сцену выходит его голос.
«Из гримерной Кристины до него донесся голос мужчины, говорившего необычайно властным тоном:
- Кристина, любите меня!»
Его голос определяет очень важную черту характера – властность. Эта черта ему необходима, чтобы контролировать оперу, а самое главное, это влияние на Кристину – личность слабую, поддающуюся чужому влиянию.
Тем более Кристина потеряла отца в детстве, она сирота, соответственно, властность Эрика схожа с отцовской строгостью, которой ей не хватало в воспитании.
При знакомстве в голосе слышны грустные нотки, предвещающие будущую трагедию, и если не принимать во внимание «властность», как особенность его личности, то такой тон используют, когда хотят кого-то подчинить. В данном случае присутствует неуверенность во взаимности.
« - Как вы можете говорить мне это? Мне! Ведь я пою только для вас!».
Подчинив личность Кристины и, приблизив к своему гению, Эрик научил девушку петь не для публики, а ради красоты самой музыки, а будучи невероятно гениальным в данной области, как и во многих других, его гениальность граничит с безумием, требуя взамен всех жизненных сил, поэтому, последовав за Эриком в музыке, Кристина замечает:
« - О! Сегодня я отдала вам всю душу и осталась без сил».
Эрик, как любая властная личность, требует полного подчинения и не терпит возражений, тем не менее, Кристина подчиняется по собственной воле, что является очень важным для Эрика.
Особенно важным является обозначение Кристиной границ пространства, в котором живет Эрик:
«Все, что под землей, принадлежит ему».
Кристина, самый близкий человек для Эрика, относит его к загробному миру, и это само по себе очень символично, несмотря на то, что Эрик живёт в подземелье, его владения олицетворяют собой Подземный мир, Царство мёртвых, где гениальный Эрик творит свою гениальную, безумную и великую по силе музыку - и это ужасает:
« - О! Над ужасной вещью!.. Так что мы можем быть спокойны!.. Когда он занят этим, то ничего не видит; он не есть, не пьет, не дышит много ночей и дней.... Это живой мертвец, у него нет времени забавляться с люками!».
Прослеживается отождествление Эрика с мертвецом со всеми характерными чертами: не ест, не пьёт, не дышит. Естественно, ни один живой человек не сможет прожить без физиологических потребностей: воздуха, пищи и воды, но Эрик так убедил окружающих в своей «призрачности», что они не видят в нём живого человека.
И Кристине страшно спускаться в подземелье - она является единственным живым существом в мире мёртвых, к которому принадлежит Эрик. Эти два мира должны существовать отдельно друг от друга.
« - Нет, он не призрак, просто он человек и земли и неба, вот и все».
Эрик настолько многогранен и загадочен, именно по этой причине Кристине очень трудно его охарактеризовать: уродство и жизнь в Подвалах оперы привязывают к смерти и к Царству мёртвых, но гений Эрика возносит его к небу, к которому он так стремится.
Он соединяет в себе невозможное, поэтому её желание скорого побега объясняется нерешительностью, если не сегодня, то никогда, тем не менее, Эрик не внушает страха в классическом смысле, хотя и она называет его «сущим дьяволом».
Эрик способен на жестокость, хотя по натуре он не жесток, таким его вынудила стать жизнь. Он пишет Карлоте:
«Если сегодня вечером вы надумаете петь, опасайтесь великого несчастья, которое может произойти в тот самый момент, когда вы будите петь ... вас ждет несчастье пострашнее смерти».
Карлота не поверила угрозе, несмотря на сильный испуг, потому что вокруг примадонны оперы всегда плелись интриги – каждый хотел занять её место.
Несчастье действительно постигло Карлоту, она неоднократно сфальшивила, опозорив себя перед залом, помимо этого, рухнула люстра посреди партера, вследствие чего пострадало много людей. Так Эрик наказывал за непослушание.
Отсюда вытекает его жизненное кредо: за ненависть он платит той же монетой, за непослушание всегда следует кара. На сопутствующие случайные жертвы он не обращает внимания - Эрик мог ограничиться только фальшивой нотой, которая вырвалась у Карлоты и испугом директоров в ложе №5, от падающей люстры пострадали люди, не имевшие никакого отношения к событиям и не знавшие о Призраке Оперы. Эпицентром всех событий была Кристина.
Об Эрике она говорит:
«Я знаю, что следует пожалеть людей, живущих «под землей...». Но он до того ужасен! (...) И если я не приду, он сам явится за мной со своим голосом. Он повлечет меня за собой, под землю, и встанет предо мной на колени со своей головой мертвеца. И будет говорить, что любит меня! Будет плакать! Ах, эти слезы, Рауль! Слезы в двух черных отверстиях черепа. Я не могу больше видеть эти слезы!».
Не только внешность Эрика внушает суеверный ужас, а имена та власть, которую он имеет над душой Кристины.
Крыша оперы – это символические небеса, куда стремится Эрик из своего подземелья – Царства мёртвых, но не может попасть в силу своего уродства.
Но Кристина боится не только этого, она боится себя, поэтому выбирает фразу «придёт со своим голосом», перед которым она устоять не сможет. Эрик не утащит её в подземелье против воли, потому что великий и ужасный Эрик стоит перед ней на коленях и плачет. Он слаб перед ней.
Эрик гениален, необычен, интересен, поэтому Кристины просит Рауля поклясться, что он уведет её из подземелья, ведь если она туда спуститься, то никогда не вернется, но не потому, что не сможет, а потому, что не захочет.
Он притягивает своей таинственностью, создавая гениальную музыку, прекрасным голосом и глубиной самой личности и тем, что ни на один вопрос он не отвечает до конца.
Кристину таинственность притягивает, а для Эрика – это жизненная необходимость, потому, что любой правдивый ответ – это разоблачение. Он боится потерять то, что ему так дорого на свете и то, к чему он стремился.
«Увидеть за маской глаз я не могла, и от этого еще более усиливалось странное чувство неловкости, ведь приходилось общаться с таинственным квадратом черного шелка, но из-под ткани на подбородок маски скатились несколько слезинок».
Маска – это преграда в их общении: Кристина не видит лицо собеседника и реакцию на свои слова, а человеку необходимо знать, достигли ли слова цели.
Маска – это знак запрета, нарушив который, последует трагедия, и Эрик это понимает, он говорит, что у него нет родины, а имя «Эрик» он взял случайно. Можно предположить, что ему очень трудно рассказывать о своем детстве, в противоположном случае, ему придется коснуться своей внешности. В романе мадам Жири говорит, что Призрак Оперы иногда просит принести скамеечку для некой дамы, делая вывод, что это его жена.
Учитывая, что он живёт в Подвалах Оперы, ведёт затворническую жизнь, прекрасно знает, что ни одна женщина по собственной воле не будет с ним, то вариант с женой можно отбросить, тем более, он влюблён в Кристину.
Возможно – это близкий родственник, скорее всего, мать, и, несмотря на то, что она, как рассказывает Эрик, дала ему первую маску и не могла без слёз смотреть на него, все-таки, не смогла отказаться от своего ребенка, чувствуя вину за его трагическую жизнь. Учитывая его манеры, воспитанность, никто из героев не навязывает Эрика бестактным, можно предположить, что Эрик знатного происхождения, и до его побега из дома, успел усвоить определенную манеру поведения, свойственную аристократическому миру.
Таинственность скользит и в их встречах. Кристина спрашивает Эрика: почему, если он её любит - похищает, очень трудно заставить себя полюбить в могиле под землёй, на что Эрик отвечает:
«Все зависит от того, кто какие свидания может себе позволить» - ответил он странным тоном».
Он не представляет жизни на земле в том мире, который его отверг. Очень хорошо его личность характеризует интерьер его комнаты, которая напоминает склеп.
«Стены сплошь были затянуты черным, но вместо белых слез, непременного атрибута похоронного орнамента, на огромных нотных линейках повторялись ноты «Dies irae». Посреди этой комнаты стоял балдахин с красными шелковыми занавесями, а под ним – открытый гроб».
Надпись «Dies irae» или «День гнева» является символичной, именно с этого начинается католическая молитва в заупокойной службе. Это говорит о надежде Эрика на Божью справедливость, и гнев Господень настигнет всех, кто так несправедливо к нему относился и вычеркнул его имя из списка живых. И спит он в гробу, потому, что считает себя мертвецом, а для человека со стороны это говорит о серьёзных психологических проблемах.
«Я сплю в нем, - сказал Эрик. – В жизни ко всему надо привыкать, даже к вечности».
В романе напрямую не говорится об отношениях Эрика с Богом, но, тем не менее, надежда на Божью справедливость кроется глубоко в его подсознании.
Эрик ожидает Страшного суда, но не по Библейским меркам, а по человеческим: не мир будет судим Богом за грехи на протяжении всего существования человечества, а судим будет мир по отношению к нему: за оскорбления, унижения, боль, причинённых ему.
Он – мертвец, поэтому для него не существует времени, есть только вечность: течение часов, дней, лет проходит мимо него, но, когда вострубит последний ангел, он воскреснет и свершится «Dies irae».
Эрик умеет определять границы своего мира, и эти «табу» являются священными, нарушив которые, человек навлекает на себя гнев великого и ужасного Призрака Оперы. Это напоминает переигранный миф об Аиде и Персефоне, съевшей гранатовые зёрна, которые навсегда связали Персефону с Царством мёртвых.
«Гранатовое зерно» для Эрика - маска, которую запрещено касаться.
«Вам ничего не угрожает до тех пор, пока вы не тронете маску».
Эрик предупреждает о главной опасности, исходящей от его маски, за которой скрывается самая жуткая тайна – его лицо.
Стремления Эрика вполне понятны, его внешность отталкивает и ужасает людей, подобная реакция любимого человека – это адская боль для него и крушение всех надежд.
«Вы будете свободны, Кристина, ибо по прошествии пяти дней научитесь не боятся меня, и время от времени согласитесь навещать бедного Эрика!..».
Ещё одно «гранатовое зерно» - не бояться и не считать Эрика монстром, тем более, с ним никто не обращался, как с нормальным человеком.
Первое время Кристина испытывает разочарование, когда узнает, что человек в маске и есть Голос - обыкновенный мужчина, и для выросшей в театральном мире, это ассоциируется с поклонником, у которого далеко не благородные мысли.
Но Эрик сразу даёт понять, как сильно он отличается от всех тех, кого Кристина встречала ранее.
«Я не ангел, не гений, не призрак... Я - Эрик!»
Ему хочется быть обычным человеком, ведь именно «нормальности» он был лишен, несмотря на свою «призрачность», гениальность и внешность, он человек, которого зовут Эрик.
Но Эрику пришлось испытать разочарование уже при первой встрече с Кристиной. Он снова переживает негативное отношение к себе и всё то, что переживал неоднократно.
«Руки его, необычайно легкие, тем не мене, пахли смертью. Я отталкивала их, но у меня не было сил. «Кто вы? Где Голос?» – спросила я, едва дыша. Только вздох был мне ответом».
Появляется несоответствие между фантастическим миром, где обитает Голос, который должен был вознести её на небеса и реальностью: подземелье и человек в маске.
Эрик понимал причину её разочарования, знал и всю степень риска, подозревая о возможном провале, поэтому в его вздохе чувствуется обреченность, что всё будет, как всегда.
Но с другой стороны, он – Ангел из легенды, поэтому, он и решился на этот шаг: привести постороннего, пусть и любимого человека в свой мир, закрытый до этого мгновения для других.
Период, предшествующий снятию маски, характеризует Эрика, как здравомыслящего, сдержанного, смелого, воспитанного, решительного человека, окутанного тайной. Он интересен, гениален, и моментально пресекает все стереотипы о нём, как о типичном мужчине.
Он предпочитает ставить условия, права и обязанности по отношению к себе и другим, выполняя их, что говорит о честности и умении держать слово.
Эрик без маски.
Переломным моментом, позволяющим увидеть другую сторону Эрика, открывает сама Кристина:
«ПОТОМУ ЧТО Я УВИДЕЛА ЕГО!».
С одной стороны, это обычная фраза. Она увидела человека, который долгое время был мифом для неё и оставался таковым в маске.
С другой стороны, речь не идет о совсем обычном человеке. Эрик моментально перевоплощается, когда с него сорвана маска, он становится другим человеком.
Кристина не может забыть его лицо, и до сих пор слышит его крики, наполненные невыразимым страданием, но произнося фразу: «перед глазами неотступно стоит его лицо», проскальзывает несуразность словосочетания «его лицо», и больше подходит фраза Кристины «что за вид», означающая, что к уродству такой степени слово «внешность» просто неуместно.
Перед нами предстает уже другой Эрик, не такой рассудительный и спокойный:
«Гляди! – кричал он, склонившись ко мне. – Ты хотела видеть! Смотри! Радуй свой взор, услаждай свою душу моим проклятым уродством! Созерцай лицо Эрика! Теперь ты знаешь Голос в лицо! Тебе недостаточно было слышать меня? Тебе хотелось знать, каков я на вид».
Эрик, весь пылающий от гнева, дезориентирован - открыли его самую страшную язву – лицо, его упреки очень сильны в эмоциональном плане – ему невероятно больно, надежды рухнули, самый близкий человек его предал. Эрику, в силу жизненных обстоятельств, приходилось сдерживать себя и свои эмоции во всех сферах жизни, тем более, ему не с кем было поделиться своими эмоциями, поэтому, его эмоциональный взрыв так силён.
И, говоря о себе «какой я на вид», он сравнивает себя с экспонатом выставки в театре ужаса. Ему хотелось, чтобы его голос был его лицом, поэтому он и не понимает, почему нужно видеть его лицо, если прекрасно можно обойтись и без этого.
Дальше он говорит на первый взгляд банальную фразу, но это только с одной стороны.
«Вы, женщины, чересчур любопытны!» И он стал повторять с пеной у рта, с каким-то странным, громким и хриплым смехом: « Вы, женщины, чересчур любопытны!..» Говорил что-то вроде этого: «Ты довольна? Я хорош, а?..»
С одной стороны, всё становится понятным, с женским полом отношения у него не складывались из-за его внешности.
Но есть другая сторона. Эрик живёт в Подвалах Оперы, ведёт затворнический образ жизни – на этом этапе жизни мы его и застаём. Но это лишь небольшой этап его жизни. Эрик много странствовал, был в Персии: развлекал маленькую султаншу. Перед нами предстаёт взрослый мужчина, который на протяжении своей жизни встречался с женщинами, принадлежащими к разным социальным слоям, и не могло не возникнуть влечения, что является естественным.
Можно предположить, что и женщина могла им увлечься: у Эрика красивый голос, он обладает хорошими манерами, он интересен, умён, умеет показывать разные фокусы, загадочен. Но на дальше отношения не заходили, рано или поздно, Эрику пришлось бы снять маску, а он этого сделать не может.
Для особы легкого поведения это не имеет значения, здесь в основном главную роль играют деньги, но для этого Эрик слишком благороден и принципиален, удовлетворение собственной похоти за деньги ему не подходит.
Всё должно быть по доброй воле, а как он считал - добровольно женщина им увлечься не может, поэтому, задаёт иронический вопрос: «хорош ли он?». Его «проклятое уродство» означает его крест, который ему нести до конца своих дней.
Но если с «принципами и правилами» происходит накладка – пройдены красные линии, то наступает кара.
«Если женщина видит меня, как ты, значит, он моя. Ей суждено любить меня вечно! Я что-то вроде Дон Жуана» И выпрямившись во весь рост, подперев руками бока и перекатывая на плечах эту безобразную вещь – свою голову,- громогласно вопил: «Посмотри на меня! Вот он – торжествующий Дон Жуан!».
Во-первых, Эрик собственник. И однолюб, и внешность играет роль катализатора. Ему нужна женщина, которая будет принадлежать только ему, особенно, если он откроет ей душу.
Во-вторых, это означает то, что ему ничего никогда не принадлежало: у него даже нет нормального дома, подвал мало подходит для этого определения. У него никогда не было человека, которому он был бы нужен, он никогда не мог назвать «своим» кого-то, у него нет друзей. Говоря женщине: «она моя», тем самым, он отдает ей себя.
В-третьих, очень важен образ самого Дон Жуана - знаменитого «ловеласа», ведь в буквальном смысле они не похожи. Но схожесть их в том, что Дон Жуан не верил в женскую невинность, считая её лишь маской, которую нужно сорвать, что ему и удавалось, потому и «торжествующий», в свою очередь, Эрик не верит в людскую порядочность, в частности, в женскую, невольно срывая маски, как Дон Жуан: Кристина ничем не отличается от других.
В-пятых, его поза говорит о том, что он хочет казаться больше, чем есть на самом деле. Он олицетворяет собой могучий образ справедливости, карающий грешника.
«Его Торжествующий Дон Жуан (ибо я нисколько не сомневалась: он ринулся к своему шедевру, дабы забыть ужас настоящей минуты), его «Торжествующий Дон Жуан» сначала показался мне долгим, страшным и упоительным рыданием, в котором бедный Эрик выражал всю свою горькую обездоленность».
«Торжествующий Дон Жуан» - это не только прототип Эрика, когда в жизни происходит трагедия, пережить которую очень сложно, Эрик при помощи музыки оживляет своё второе «Я». Другой Эрик или «Торжествующий Дон Жуан», прежде всего, красив, и торжествует над жизнью и смертью, обществом. Но неотделимая часть этого Эрика – скорбь, боль, поэтому образ «Торжествующего Дон Жуана» выражается в очень трагичной и величественной музыке, в которую влились реальные переживания Эрика.
«Перед глазами у меня стояла тетрадь с красными нотами, и мне нетрудно было представить, что эта музыка написана кровью. Она поведала мне о нестерпимой муке, повела по всем закоулкам бездны, той бездны, где обитает безобразный человек; она показала мне Эрика, отчаянно бьющегося своей несчастной уродливой головой о мрачные стены ада и избегающего, дабы не ужасать их, взглядов людей».
Ноты, написанные кровью - это символично.
Образ Дон Жуана прописан кровью, а кровь является символом жизни, а ради оживления своего творения - создатель должен умереть, отдав свою жизнь.
С другой стороны, Эрик – гений, а у каждого гения есть произведение всей его жизни, которое может принести бессмертие творцу, но может и убить его, потому, что цена каждого творения – жизнь. «Торжествующий Дон Жуан» не может быть закончен, потому, что Эрик будет писать его всю жизнь.
«Торжествующий Дон Жуан» - это неосознанный способ разговора с миром и Кристиной. При помощи музыки он рассказывает о себе, о своих чувствах, о переживаниях. И Кристина понимает, насколько Эрик сложный человек, с которым тяжело общаться.
При помощи музыки через уродливую оболочку пытается пробиться другой Эрик, но это невозможно, соединяя в себе две противоположности: красоту и уродство, он всё больше погружается в бездну. Его никогда не примет общество, а красота, заключенная в уродливую оболочку, раздирает его, и без того противоречивую жизнь – это и есть ад Эрика.
«Уродство, воспарив на крылья, Любви, осмелилось взглянуть в лицо Красоте! Я словно опьянела; дверь, отделявшая меня от Эрика, уступила моим усилиям. Он встал, услышав меня, но не осмеливался обернуться».
Это кульминационный момент, когда на короткое мгновение пред нами предстаёт настоящий Эрик, который всегда пытался вырваться наружу. Кристина восхищена. Дверь – это граница между мирами Эрика и Кристины, которая по собственной воле пытается заглянуть в мир Эрика, его это одновременно пугает и удивляет: никто до этого момента не решался этого сделать. Очень трудно выдержать давление красоты и уродства одновременно.
«Что? Я внушаю тебе страх? Возможно!.. Но, верно, думаешь, что и это у меня маска, а? Что это... это... Что моя голова – тоже маска? Так сорви же ее! – завопил он. – Сорви ее, как ту, другую! Ну, давай же! Давай! Еще! Еще! Я так хочу! Твои руки! Твои руки!.. Дай твои руки, а если их тебе мало, я дам тебе в придачу свои, и мы возьмемся за дело вдвоем, чтобы сорвать маску». (...) Моими ногтями он царапал свою плоть, свою страшную мертвую плоть!».
Попытка снять маску и содрать кожу – это олицетворение желания перерождения, но для того, чтобы переродиться, нужно содрать старое, ужасное и мёртвое.
Его эмоциональное напряжение и крайнюю степень разочарования подчёркивает множество восклицательных знаков и повторений в тексте. Эрику очень хотелось бы снять весь ужас так же легко, как маску, но он понимает, что это невозможно.
Его безумие и отчаяние подчеркивается тем, что он чужими руками царапает себе лицо, символично пытаясь содрать с себя кожу. Это непозволительная вольность: прикоснуться к рукам другого человека, особенно к рукам девушки.
Как было сказано ранее, Эрик отождествляет себя с образом смерти, и создаёт такой - же образ в обществе: маскарадный костюм Красной смерти или мрачная повседневная одежда, но совсем другое дело, когда внешнее проявление происходит от внутреннего «Я», которое вполне справедливо можно назвать «смертельным».
«Знай! Знай! – кричал он, и горло его раздувалось, как кузнечные меха. – Знай, что я целиком сделан из смерти!.. С головы до ног!.. И что этот труп любит, обожает тебя и уже никогда тебя не оставит, никогда!..».
Если Эрик относит себя к миру мёртвых, соответственно, он - мертвец, что он и подчёркивает каждой фразой, потому что не мыслит себя вне этого контекста.
Он мёртв для жизни, он не испытал никаких радостей жизни: ни плотских, ни духовных.
Чем дальше продолжается диалог, тем сильнее гнев и безумие:
«Кристина, ты сорвала мою маску и потому никогда уже не сможешь покинуть меня!.. Пока ты могла думать, что я красив, Кристина, ты еще вернулась бы... Но теперь, когда ты знаешь о моем уродстве, ты сбежишь навсегда. Нет, я оставлю тебя здесь!!! Зачем ты хотела меня увидеть? Безрассудная!».
Эрика словно перевоплощается в древнегреческого бога подземного царства – Аида, а Кристина становится Персефоной, которая не может покинуть подземное царство.
Он хочет оставить девушку в своём мире, одновременно упрекая и жалея её, ведь она была предупреждена о той опасности, которая ей грозит, если она переступит черту.
Эрик воспринимает поступок Кристины, как предательство, совершенно не понимая мотивов такого поступка, ведь даже родная мать не могла его видеть, и подарила первую маску. И с точки зрения элементарной логики действия Кристины непонятны Эрику: человек живёт в Подвалах Оперы, носит маску, что уже говорит о сложной судьбе и желании скрыть какие-то внешние дефекты.
Кристина признаёт, что вернулась бы к Эрику, несмотря на то, что называет Эрика «чудовищем» из-за его внешнего вида, тем не мене он не только вызвал жалость, но и заинтересовал девушку, более того, Кристина не испытывает ненависти: «Берегитесь, Рауль, я ведь вам сказала: оттуда мне уже не вернуться!».
Если для Эрика смысл фразы понятен – он принуждает остаться в своем мире, но на самом деле, смысл фразы Кристины гораздо глубже. Как только Рауль спрашивает об Эрике и про отношение Кристины к нему, то она предупреждает его о том, что если она сможет полностью разобраться во всём, что касается Эрика, то она не вернётся по собственной воле.
Это говорит об обаянии Эрика. В определенной мере, он - сверхчеловек, если при такой внешности, он может заставить женщину колебаться. С точки зрения логики, выбор между знатным, красивым виконтом и уродливым человеком, живущим в подземелье, очевиден и не в пользу последнего.
И Рауль задаёт самый опасный вопрос о том, что если бы Эрик был красив, то смогла бы девушка полюбить Рауля – знатного виконта, будущего графа? Кристина отвечает невероятную для Эрика вещь:
«-Несчастный! Зачем искушать судьбу?.. Зачем спрашивать меня о том, что я прячу на дне своей души, как прячут прегрешение?».
Кристине сложно разобраться в себе по той причине, что это требует больших усилий, и она испытывает давление со стороны Рауля и Эрика.
Есть и другая причина – это самозащита, потому что выводы могут быть невероятными не только для неё, но и Рауля. В том, что она полюбила бы Эрика, будь он красив – это очевидно, она опасается совершенно другого, что при всём своём уродстве, он ей небезразличен и причиной тому являются не только жалость или страх, а удивительная и многогранная личность Эрика.
Если бы отношения Кристины и Эрика развивались бы в другом направлении и в другой атмосфере, независимо от внешнего вида, то у Рауля было бы еще меньше шансов.
Выявляется очень интересная черта характера Эрика, которая находится в самом зародыше, и полное развитие возможно только при красивой внешности: это умение завлекать и покорять женские сердца. Он обаятелен, умён, сдержан до определенной степени, талантлив, воспитан и галантен.
Эрику, как и многим людям, свойственно желание обманывать себя в целях самозащиты, чтобы не сойти с ума от жестокой реальности.
Эрик не является исключением, его мир рушится, и он пытается себя защитить, поэтому осознать в данный момент всю степень своего страдания он не может: у него эмоциональный шок, он не может рассуждать трезво.
«Тогда Эрик обернулся, и он мне поверил, и я, увы!.. я тоже верила в себя... В безудержном порыве он поднял навстречу Судьбе свои неистовые руки и упал со словами любви к моим ногам... (...) Со словами любви на устах мертвеца... и музыка смолкла...».
Слова Кристины наивны. Человек, который никогда никому не верил, не причисляя себя даже к роду людскому, вряд ли поверит человеку, потревожившему его самую страшную рану. Из-за бессилия и отчаянья он обманывает себя искренностью Кристины, которая видит у своих ног Эрика, цепляющегося за её платье, закрывает глаза.
Эрик прячет лицо в складках платья Кристины, что очень символично. Это не только проявление безумной любви, но желание спрятаться и уберечь себя от соблазна посмотреть Кристине в лицо и тогда обман рассеется. Но Эрик умён, и он знает свой приговор и то, что Кристина не выдержит проверки на честность. Видеть закрытые глаза Кристины – это выше его сил. Но он благодарен девушке за попытку веры в свои силы и за старания причинить ему меньше боли, в основном, люди не утруждали себя этой стороной дела: чувства Эрика никого не волновали.
Кристина сожгла его маску, и, кажется - этот жест должен был бы обескуражить Эрика или вызвать протест, учитывая короткий отрезок времени для такого шага.
Сжигание макси – это не только попытка обезопасить себя, восстановить доверие, но и показать, что, несмотря на свой внешний вид – Эрик не чудовище, которым он предстаёт в глазах остального мира. Даже за такую попытку самообмана Эрик благодарен Кристине, поэтому она говорит, что он похож на несмелую собаку, которая бродит унизительно вокруг хозяин а, и сравнивает с верным рабом, окружившим её заботой.
Забота Эрика – это следствие безумной любви и благодарности. В определённой мере Эрик избегает конфликта: он мог превратиться в глазах девушки в безумное чудовище, вызвав ещё больше страха и ненависти, если бы отреагировал на её ложь, как на снятие маски.
Но во всей лжи Кристины есть и элемент низости: её слова, если не учитывать желание защитить себя, что он может показать своё лицо без страха, потому, что он самый благородный человек – выглядят наивно и похожи на насмешку, ведь Эрик не настолько глуп – родная мать не могла на него смотреть, не говоря уже о постороннем человеке.
«И только после двух недель отвратительного плена, когда меня поочередно обуревали то жалость, то восторг, отчаяние и ужас, он поверил, когда я сказала, что вернусь!»
Кристина, находясь рядом с такой неординарной личностью, как Эрик, постепенно сама запутывается в своих чувствах и ощущениях.
На одну планку ставятся такие противоречивые вещи как: восторг, являющийся следствием положительных эмоций и чувств: симпатии, любви, дружбы и ужас, как закономерный итог испуга, ненависти и других негативных эмоций.
Каждое посещение Кристиной Эрика не успокаивало его, а наоборот, вызывало всё больше подозрений, что и пугало Кристину, ведь Эрику свойственно такое качество, как недоверчивость, но это работает ему на пользу: редкая женщина захочет спускаться добровольно в подвалы после увиденного.
Эрик, несмотря на присущую ему сдержанность, относится к категории достаточно эмоциональных людей, которые очень сильно проявляют свои чувства: если ненавидят, то люто, а если любят, то безумно и изменить эти чувства практически невозможно. Но Эрик способен на раскаяние:
«Представьте себе Эрика у моих ног в жилище у озера, под землей. Он обвиняет себя, проклинает, молит о прощении!.. Признает свой обман. Он любит меня! И приносит к моим ногам огромную трагическую любовь!.. Он похитил меня из любви ко мне!..(...) Притом он питает ко мне уважение, падает ниц, сетует, плачет!..».
Эрик привязал к себе Кристину своей безумной и трагичной любовью, которая не может не привлекать молодую и невинную девушку, учитывая, что любовь такой силы она может никогда не встретить.
Что касается раскаяния, то он понимает неправильность своего поступка, но как ему кажется, обман – это его единственный шанс влюбить в себя Кристину.
Возможностей, как он считает, у него не много, поэтому, когда Кристина требует возвращения своей свободы, иначе она будет его презирать, последнее не вызывает доверия, то Эрик использует единственное «честное средство» с хитрым умыслом – голос. Он знает о власти этого средства над сознанием другого человека: Кристина не сможет уйти по одной простой причине: услышав его пение, она понимает, как много её связывает с эти человеком, которому принадлежит этот божественный голос.
«По его неистовому поведению во время разыгравшейся сцене, по тому, как он смотрел на меня или, вернее, приближал ко мне два черных отверстия своего невидимого взгляда, я смогла судить о силе его необузданной страсти. Чтобы не заключить меня в свои объятия, в то время как я не могла оказать ему никакого сопротивления, надо было, чтобы это чудовище уживалось с ангелом, хотя, в конечном счете, он ведь и был отчасти Ангелом музыки, и возможно, даже стал бы настоящим ангелом, если бы Господь наградил его красотой, а не гнусным уродством!»
Можно сделать вывод, что в Эрике борются две стороны: белая и чёрная. Белая – это благородная сторона Эрика со всеми его принципами, чёрная – это роковая близость женщины, которая находится на его «территории», желание, присущее ему как нормальному мужчине, так почему же хоть раз в жизни не наплевать на все благородные принципы?! Не стоит забывать и психологическую составляющую, «душевную нормальность», всё это могло давно поколебаться вследствие детских травм, нарастающих обид и комплексов на протяжении всей его жизни, да и сама окружающая обстановка мало способствует нормальности.
Кристина не может разумом постичь его психологическую травму, неудавшуюся жизнь, это она делает только на уровне интуиции. Она, за исключением некоторых моментов, не воспринимает Эрика как мужчину, он для неё – Голос, в прошлом – ангел.
В данном случае, лучше отбросить все его «титулы», и посмотреть на него, как на реального человека, для которого, чем сильнее эмоциональная встряска, тем он кажется сдержанней.
Его дикую страсть сдержал ещё один момент: для Эрика все двери в нормальную жизнь закрыты, и у него нет ключа, в данном случае - разрешения на определенные действия. Кристина принадлежит к другому миру, а Эрик слишком принципиален и горд для того, чтобы ворваться в другой мир незаконно. Однако всё имеет свои границы, ведь речь идёт о мужчине, а не о бесполом существе.
Есть ещё важная особенность личности Эрика – это привычка говорить о себе в третьем лице: «Вы никогда не увидите лицо Эрика».
Он говорит не о себе, а о другом человеке, с которым он связан против своей воли, разлучить их может только смерть. Лицо – это главная язва его жизни, от которой он был бы рад отделаться, но не может.
«И хотя Эрик торжественно заявил мне, что он сильно переменился, став добродетельнейшим из людей с тех пор, как его полюбили ради него самого – эта фраза заставила меня глубоко призадуматься, - я не мог без дрожи вспоминать о чудовище».
В Эрике никто не видел человека, даже Перс, который спас ему жизнь. В нём видели и продолжают видеть чудовище, урода. Пока его не любили - Эрик отвечал взаимностью, но, как и любому человеку, ему не хватало любви, ради этого чувства, которого он был лишён с детства, он был готов на всё. Если тебя любят, значит, ты больше не чудовище и мир не так плох, если в нём нашелся человек, который тебя полюбил, и Эрик пытается отвечать взаимностью - стать добрее. Но род людской привык его видеть под определенным углом зрения, поэтому эти стремления вызывают недоверие и заведомо обречены на неудачу.
«Кошмарное, неповторимое, отталкивающее безобразие ставило его вне общества, а мне часто казалось, что в силу этого он не считал себя связанным с родом людским никакими обязательствами».
Связанным с родом людским Эрик не считал себя, ровно, как и род людской не считал себя связанным с Эриком. Некрасив он только внешне, но внешнее уродство переносится и на его духовный мир, поэтому изменения в личности Эрика считаются невозможными.
Эрик, обладая таким способностями, мог устроить миру «Dies Irae», превратившись в настоящего монстра: психологическая травма, обида, боль, гнев, ненависть, желание мести, комплексы - весь «джентльменский набор» на лицо. Человек, считающий себя не связанным с обществом, с лёгкостью и без зазрения совести расправляется с этим обществом.
В итоге получается человек, чей образ неразрывно связан с образом Смерти. Себя он считает мертвецом, Подвалы Оперы – мир мёртвых, подземное царство, а Эрика можно сравнить и с Аидом, и с Хароном, - перевозчиком душ в царство мёртвых.
Эрика олицетворяют с монстром, чудовищем, в котором никто не видит человека и личность. В силу своей гениальности и уродства, Эрик не принят обществом, поэтому не считает себя с ним связанным. Внешнее уродство накладывает отпечаток и на его духовный мир. Из-за противоречий между внешним уродством и внутренней красотой, важным для Эрика являются чёткое определения неба – крыша оперы и подземелье – ада, где обитает он сам, а снятие маски – это не только перелом в ходе событий романа, но и новый взгляд на личность Эрика, которая до этого момента была словно закрыта.
Схожесть личностей Эрика и Дон Жуана: оба пытаются сорвать маски. Бессмертное творение «Торжествующий Дон Жуан» является символом недописанной, бессмысленно оборванной жизни Эрика.
4. Потребности Эрика.
В основном Эрика характеризуют другие люди с определенной точки зрения, совершенно не стремясь понять его потребности и стремления, поэтому, очень важным является то, что Эрик говорит о себе сам:
«Я не могу больше жить вот так, под землей, в норе, словно крот! «Торжествующий Дон Жуан» закончен, и теперь я хочу жить как все. Хочу иметь жену, как все, по воскресеньям мы будем прогуливаться. Я придумал маску, которая сделает мое лицо не выделяющимся. Никто даже не обернется. Ты будешь счастливейшей из женщин. Мы будем петь для себя до изнеможения, до полного восторга! Ты плачешь! Ты боишься меня!».
Если человек большую часть своей жизни проводит «под землёй» во тьме, то может наступить время, когда он не увидит света, ослепнув от тьмы, поэтому Эрик сравнивает себя с кротом, который не может жить при свете солнца. Эрик и так находится на грани света и тьмы, и один неверный шаг способен нарушить равновесие, и тогда душу поглотит тьма, и он будет вечно скитаться по тёмным и запутанным лабиринтам своего больного воображения и разума.
Что касается его творения, которое он пишет практически всю жизнь, периодически возвращаясь, когда в жизни происходит трагедия, то вряд ли произведение будет когда-либо закончено в буквальном смысле.
Он хочет того, чего многие талантливые люди пытаются избежать – обыденности, хотя в представлении Эрика, никогда не знавшего нормальной жизни, это чудо. Однако такому гениальному человеку очень трудно будет вписаться в рамки обычной жизни, откуда пытаются вырваться многие люди, но не Эрик, потому, что обычная жизнь для него – это экзотика. Учитывая многие его качества, женщина не пожалела бы о браке с Эриком при других обстоятельствах, ведь она была бы для него единственной.
«Но, по сути, я вовсе не зол! Полюби меня, и ты увидишь! Чтобы стать добрым, мне недоставало только быть любимым! Если ты полюбишь меня, я стану послушным, как ягненок, и ты сделаешь со мной все, что захочешь!»
В жизни Эрика отсутствует любовь во всех её проявлениях: материнская, отцовская, сестринская, женская. Он не знает, что такое родительская любовь и семья, а фундамент человека закладывается в детстве, гораздо больше шансов построить личное счастье на прочном фундаменте. По мере того, как он взрослел, к нему не испытывали ни симпатии, ни дружбы, ни любви, это место в его душе пустует, ничего, кроме ненависти, он не знал, а ведь любовь облагораживает человека.
Всё это Эрик осознаёт и его жестокость не является врождённой, а приобретенной, как способ защиты от мира. Подобная жизнь ему надоела, тем более, он уже изменился, стал добрее, если чувство будет ответным, он готов на всё.
«Я всегда выражаюсь не как остальные!.. И очень устал от этого!.. Очень устал!.. Видишь ли, мне надоело иметь в моем доме лес и комнату пыток!.. И жить, как шарлатан, в коробке с двойным дном!.. Надоело! Надоело!.. Я хочу жить в нормальной квартире с обычными дверями и окнами, хочу иметь порядочную жену, как все!.. (...) Мне нужна жена, как у всех!.. Жена, которую я любил бы, с которой гулял бы по воскресеньям и смешил бы ее всю неделю! Ах, ты со мной не соскучишься!».
Сильные эмоциональные переживания выдаёт частое повторение одних и тех же фраз, множество восклицательных знаков и многоточий.
Весь талант Эрика был направлен на «смертельные трюки»: розовые часы Мазандрена, всё это было направленно на стезю убийств, а ловушки, препятствующие проникновению в Озёрное жилище, были смертельны для человека. Но у него не было выбора, жизнь вынудила жить его по одному правилу: либо он бьёт первым, либо проигрывает. И когда он стал «свободен», поселившись в Подвалах оперы, он не может отделаться от своего прошлого фокусника, оно преследует его. Он хочет избавиться от этого, но одному это сделать не под силу.
Казалось бы, всё просто, он хочет нормальной жизни, но никто не даст гарантию, что его талант не заявит о себе снова и в «нормальном» доме не будет двойного дна или скрытого механизма. Он никогда не жил нормальной жизнью, и представления о «нормальности» у него напоминает подсмотренные тайком картинки.
Что касается брака в понимании Эрика – это не классическая его трактовка. Он говорит о фокусах, о прогулках по воскресеньям – это больше напоминает «конфетно-букетную» стадию без всякой конкретики. Он не говорит о семье как таковой: конкретное место жительство, финансовая сторона, отношения с обществом и внутри семьи. Плотская сторона отношений, являющихся неотъемлемой частью брака, не упоминается вообще, в силу определенных обстоятельств, Эрик не считает это возможным для себя.
Не упоминаются дети, один из главных факторов семьи. Это темя для него закрыта: он не был нужен родителям, значит, дети для него отсутствуют как класс общества.
Его рассуждения о браке и семье – это не рассуждения взрослого мужчины, каким он является по возрасту, это больше похоже на мечты подростка или «взрослого» ребенка, которым он и является, ведь он не прошел ни один из этапов человеческой жизни: детство, юность, зрелость.
Готов ли он к семейной жизни и к житейским проблемам, хотеть семью – это только одна сторона медали, совершенно не означающая моральную готовность к созданию семьи.
От отчаяния и желания себя успокоить с именем Кристины на устах, он говорит о том, чего не знает: причинах заключения брака, рассуждая о зарождении любви между супругами после заключения брака. Но проблема не в том, что таких пар не существует: браки и причины их заключения могут быть разными, вся трагедия в том, что он не знает ни одной такой пары, в его словах нет конкретики и фактов, что говорит о незнании, неуверенности и использовании общих шаблонов и стереотипов.
«... от любви ...дарога... я умираю от любви... ничего не поделаешь... я так ее любил! И сейчас все еще люблю, дарога, раз умираю из-за этого, поверь мне.».
Человек, считавший себя трупом, умирает «повторно», в этот раз смерть будет настоящей, а не символичной. Для Эрика жизнь земная закончена, Кристину – самое дорогое в своей жизни, он уже потерял, если «мертвец умирает» вновь, значит, чаша его страданий уже переполнена, и вынести ещё больше страданий не представляется возможным.
Перс в данном случае выполняет функцию духовника, он слушает исповедь Эрика, человека, который, меньше всего намерен раскрывать свои чувства перед другими людьми.
Но есть ещё и другая причина:
«Если бы ты знал, как она была красива, когда поклявшись вечным своим спасением, позволила мне поцеловать ее живую!.. В первый раз, дарога, слышишь, в первый раз я целовал женщину... Да, живую, я целовал ее живую, а она была прекрасна, словно мертвая!..»
Кульминация его жизни - поцелуй живого человека, прикосновение жизни, тепла, доброты к мертвецу. Эрик не представляет, что к нему без содрогания может прикоснуться женщина, не говоря уже о том, чтобы согласится стать его женой.
Причина ещё и в том, что смерть может существовать только со смертью, но не с жизнью, так как убивает всё живое. Супруга – это символ жизни, семьи, всего того, что для него мертво и невозможно, а поцелуй Кристины несёт в себе жизнь и цветущую молодость.
«И ...и… я... поцеловал ее!.. Я! ..Я!..Я!.. И она не умерла!.. А осталась, как положено, рядом со мной после того, как я поцеловал ее вот так.... в лоб... Ах, до чего же это хорошо, дарога, кого-то целовать!.. Ты не можешь себе этого понять!..».
Девственный и чистый поцелуй двух абсолютно невинных людей, связанных навечно, как не странно это звучит, смертью. Целуют в лоб покойника. Дело не в том, что Эрик считает себя таковым, а в том, что этот поцелуй является предвестником смерти. И Эрик тоже целует её в лоб, тем самым, запечатлев поцелуй смерти. Они обручены навеки, и, несмотря на то, что Эрик, к сожалению, действительно умрёт, он всегда будет между Кристиной и Раулем – её вечный учитель Ангел музыки.
Эрик осознаёт всю важность любви и ласки. Он сравнивает Кристину со своей матерью, которая никогда не целовала собственного ребенка, она бросала Эрику маску и убегала.
Эрик готов об этой радости рассказывать всем, независимо от жизненного опыта и статуса человека. У Перса вполне могло быть больше опыта в отношениях с женщинами, чем у Эрика.
«Ни она и никакая другая женщина!.. Ни разу!.. Никогда!.. Ай-ай-ай! И тогда я, а как же иначе, я заплакал от такого счастья. И со слезами упал к ногам Кристины... Ты тоже плачешь, дарога; и она плакала.... Ангел плакал..».
Капля нежности превратила тигра в ягнёнка, человека, ненавидящего мир, практически, в олицетворение доброты. Она пробила брешь в стене между Эриком и миром. Это говорит о том, что будь в жизни Эрика больше добра и ласки, он вполне мог относиться к миру более терпимо.
Эрик был непреклонен, Кристина старалась скрыть свои отношения с Раулем, опасаясь за его жизнь. И за проникновение в «дом» Эрика, Раулю и Персу грозила неминуемая смерть. Казалось бы, ничего не может поколебать Эрика, но было достаточно одного поцелуя, жалости, доброты и ласки, чтобы перед нами предстал не разъяренный зверь, а несчастный человек, которого ненавидели и боялись на протяжении всей жизни
Даже Перс, которого не волнует судьба Эрика, и он называет его чудовищем, плачет из-за рассказа Эрика.
«Ее слезы попадали под маску и смешивались с моими собственными слезами!.. Они скатывались до самых губ... Ах, эти слезы на моем лице! (...) Я сорвал свою маску, чтобы не потерять ни единой ее слезинки... И она не убежала!.. И она не умерла! Осталась жива и плакала, надо мной, вместе со мной....».
Соединение слёз – это ещё один символ их единства и грустны они, потому, что это единство могло бы быть. Срывание маски – это ещё одно подтверждение тому, что Эрик «сбрасывает» свое ненастоящее лицо – маску, которую он запретил трогать Кристине, и показывает главную причину своей трагедии. Это говорит о многом. Кристина больше не боится его лица, поэтому и не отворачивается, в этот раз она не врёт и это Эрик чувствует. Возможно, к Эрику и его лицу можно привыкнуть и не боятся, узнав его ближе, если располагать большим временем, то процесс привыкания будет не столь болезненным.
Здесь мы видим не страшного монстра, не безликого и могучего Эрика, не мертвеца в своём царстве мёртвых, а живого человека, который делится своим несчастьем с другим:
«Пока я лежал у ее ног, я слышал, как она говорила: «Бедный, несчастный Эрик!», и она взяла меня за руку... Надеюсь, ты понимаешь, что после этого я превратился в жалкого пса, готового умереть ради нее – верно тебе говорю, дарога!».
Эрик в данном случае является одновременно самым счастливым и несчастным человеком в мире. Счастлив он, потому, что произошло чудо: к нему прикоснулись без страха и по собственному желанию, а несчастен оттого, что произошло всё то, что и должно было произойти: Кристина уйдёт, а после пережитого счастья ему остаётся только умереть.
Описывая поцелуй, он часто путается в словах и часто повторяет: «вот сюда в лоб... ( не смотри, дарога!)» показывая место поцелуя, одновременно разрешая и запрещая смотреть. «Демонстрация» своего лица по собственной воле другому человеку является абсолютной гарантией его слов, поэтому, формулировка его фразы «верно говорю тебе, дарога», схожа с библейской «истинно, говорю вам».
«И они ушли вместе… Кристина больше не плакала, плакал я один...».
С одной стороны, всё просто, он понимает, что Кристина ушла и не вернется, а он уже решил умереть.
Но с другой стороны, он понимает, что он мог построить своё маленькое счастье, что к нему могли относиться как к нормальному человеку. Он понимает, что прожил свою жизнь практически впустую. Он мог жить в нормальном доме, отгородившись от мира, как это он сделал в Подвалах оперы, зарабатывая своей гениальностью себе на жизнь. И отношения он мог построить иначе, объяснив всё Кристине, оставаясь все тем же Ангелом музыки.
В конце книги сделано очень чёткое замечание о личности Эрика:
«Он хотел лишь одного: быть таким, как все! Но он был слишком безобразен! И ему приходилось скрывать свое дарование или употреблять его на трюкачество, тогда как с обычным лицом он мог бы стать одним из благороднейших представителем рода людского!».
Трагедия всей жизни Эрика, обреченного своим уродством, на страдание, боль и унижения до конца своих дней. Гениальный и разносторонний Призрак Оперы хочет лишь одного – жить нормальной жизнью, но, к сожалению, это для него недоступно. Эрик всю жизнь занимается трюками, фокусам, которые он вынужден использовать для обеспечения своей безопасности и сохранности частной жизни, но в тоже время «трюкачество» так прочно вошло в его жизнь, что стало неотъемлемой её частью. Его рассуждения о жизни, браке и семье больше напоминают суждения взрослого ребенка, а не мужчины.