Мистика. Андрей Растишка Амельянович. Ведьма

Журнал Элефант
«Допрос с пристрастием длился часами, а порой и днями. Начинался он с использования тисков — специальных металлических приспособлений, в которых обвиняемому постепенно сжимали пальцы, вначале поодиночке, а затем все вместе. Если обвиняемый выдерживал эту простейшую пытку, палач надевал на него «испанский сапог» — гнутую металлическую пластину или колодку, которая от вопроса к вопросу все туже затягивалась под голенью. Тому, кто продолжал настаивать на своей невиновности, связывали руки и вздергивали на дыбе, действие которой могло быть ужесточено подвешиванием к телу обвиняемого различных грузов. Не менее мучительным являлось насильственное растягивание тела с помощью веревочных лебедок — так называемая «растяжка».»

Дмитрий снял очки и потер глаза, уставшие от долгой работы за компьютером. На экране монитора отображался сайт «Арт Планета». На нем парень искал — и нашел — информацию о ведьмах, пытках, проводившихся инквизиторами над людьми, обвиненными в колдовстве, и методах казни. Ведьмы были одной из излюбленных тем Димы. Протерев очки о край майки, он надел их и продолжил чтение, с удовольствием поглощая новую информацию. Что-то Дима знал, что-то прочитал в Интернете, но все равно этого было мало — он хотел больше сведений.

Дверь в комнату, скрипнув, открылась. Он обернулся на звук: на пороге стояла женщина средних лет, одетая в лохмотья из мешковины. Лицо ее выглядело красиво, без морщин и складок. Несмотря на свой возраст, она была седовласа. Дима обомлел. Миг, и женщина оказалась рядом. Еще миг, и он упал на пол без сознания. В голове пронеслось: «Я покажу тебе то, что ты хочешь увидеть. Я покажу тебе боль и страдания!»

***

Он очнулся на холодном полу, никак не походившем на паркет его квартиры. Встав и отряхнувшись, огляделся: небольшое квадратное помещение с решетчатым окном под потолком, через которое слабо пробивался дневной свет. Железная дверь в другом конце камеры, у дальней стены стол с грубо сколоченными табуретами. Параллельно ему стоят некие приспособления, изображения которых Дима где-то видел. И тут его осенило: это же устройства для пыток! Он в пыточной камере! Вот — «колесо дробления» со множеством шипов снаружи, вот — «дыба» для растягивания жертвы и причинения ей адской боли. Дальше «гарорта», «шейные ловушки» и еще много чего «полезного» для инквизитора.

— Ты увидишь все! — услышал парень и подпрыгнул от неожиданности. Обернулся: рядом никого не было. — Не пытайся меня узреть, ибо я в тебе.

— К-кто ты? — робко спросил он, заикаясь от страха.

— Та, о ком ты так хочешь знать. Я ведьма. И вдобавок ко всему, твоя давно умершая родственница, повешенная и утопленная за колдовство.

— Где мы?

— Во Франции, в году тысяча четыреста восемьдесят шестом, — ответила ведьма.

Дима побледнел, ноги стали ватными.

— Не бойся меня, — продолжил женский голос, — я не причиню тебе зла. Смотри.

Дверь, которую минутой ранее увидел Дима, открылась, и пятеро людей — трое молодых, и двое постарше — затащили в комнату избитую женщину, закованную в цепи.

Дима завороженно глядел, как двое инквизиторов приковывают руки и ноги женщины к «дыбе». Один встал возле колеса, соединенного с пыточным устройством цепью, а двое, те, кто постарше, достали пергамент, чернильницы и перья. Уселись за стол.

— Итак, Эмили, признаешься ли ты в связи, — говорящий сделал паузу, — с Дьяволом?

Инквизитор говорил по–французски, но Дима, неизвестно как, понимал каждое слово. Женщина молчала. Дмитрию показалось, что она без сознания. И тут он понял, что стоит в центре комнаты, прямо у всех на виду.

— Почему меня не вид…

— Тебя здесь нет, ты — лишь сознание в этом мире, — ответила ведьма.

Человек, стоящий у колеса, взялся за ручку и начал крутить ее, приводя механизм в движение.

«Дыба» начала растягиваться. Медленно–медленно, причиняя жертве адские муки. Дима стоял, не смея шевельнуть и пальцем. Он отказывался верить в происходящее. «Это все сон. Просто страшный сон, — думал парень. — Вот сейчас ущипну себя, и все закончится». Но ничего не произошло: Дима все так же стоял посреди пыточной камеры, раскрыв рот от страха и удивления. Женщина закричала. Громко, пронзительно. Звуки беспощадно терзали барабанные перепонки.

— Эмили! Признаешься ли ты в сговоре с Дьяволом и колдовстве?

Инквизитор говорил ровно, спокойно. Чувствовалось, что он здесь главный. Однако последние слова человек произнес громко, с напором, пытаясь сломить упрямство ведьмы и добиться подтверждения его слов. Эмилия подняла голову, посмотрела в глаза говорящему и сначала тихо, но потом так же с напором произнесла: «Ты будешь гореть в Аду! Вы все сгорите в Аду!» Когда у ведьмы, лежащей на «дыбе», лопнул один из мускулов на правой руке, вытянувшейся сантиметров на двадцать, крик несчастной перешел в хрип и она потеряла сознание. Пытка прекратилась.

— Записывайте, — произнес инквизитор, повернувшись к пожилым людям, сидящим за столом, — виновна по всем пунктам. Приговор: смертная казнь через повешение и дальнейшее утопление. — Провозгласив вердикт, инквизитор быстрым шагом покинул помещение. Оставшиеся люди, кроме того, что приводил в движение «дыбу», начали обсуждать, кто же станет королевой после смерти Елизаветы Йоркской.

— Пойдем отсюда, — произнес Дима, и тут же перед глазами все закружилось, побелело. Он канул в небытие.

***

Очнулся, стоя у огромных ворот, от которых начиналась вымощенная камнем дорога, ведущая к мосту через реку. По дороге шагали люди. Много людей. В основном, бедняки, одетые в сандалии и штаны из мешковины, но были и те, кто побогаче — в шелковых плащах расшитых золотом. На мосту, в длинной рясе, держа в руках толстую засаленную книгу, стоял священник. За ним — большая карета. Из кареты высунул голову человек в черном капюшоне, о чем-то разговаривая с духовником. Тот иногда мелко кланялся. Было видно, что священнику не по себе.

Дима обернулся. Прямо за ним стоял рыцарь, с обнаженным мечом в правой руке и со щитом в левой.

Толпа начала что-то кричать. Дима перевел взгляд и увидел ведьму, которую минуту назад пытали. Ее тянули за руки двое пажей, прислуживающих рыцарям, а сами рыцари, с обнаженными мечами, двигались чуть позади. В ведьму полетели камни, палки, песок.

Люди все прибывали. Их становилось больше и больше. Кто пешком, кто верхом на лошадях. Чтобы не оказаться в самом конце людского потока, Дима пошел вперед. Вдруг на него начал заваливаться пьяный толстяк. Дмитрий растерялся и, вместо того, чтобы отпрыгнуть в сторону, машинально прикрылся руками и приготовился к столкновению с пьяницей. Но удара не последовало: толстяк, «пройдя» сквозь Диму, с криком грохнулся на камни. Вопя, он начал подниматься.

Тем временем, женщину притащили к центру моста, набросили на шею петлю и затянули. Другой конец веревки привязали к колесу кареты. Толпа загалдела пуще прежнего. Священник, стоявший в стороне от ведьмы, начал зачитывать непонятные Диме слова, видимо, на латыни, время от времени делая пафосные взмахи руками. Два пажа продолжали держать скованную цепями женщину. Спустя несколько минут священник закончил и передал слово одному из рыцарей. Тот был краток: бросив одну–единственную фразу, взмахнул рукой. Пажи взяли женщину за ноги и перекинули через бордюр моста. Веревка натянулась.

Дима сглотнул враз погустевшую слюну. Закрыл глаза.

***

Открыв их, Дима понял, что лежит у себя дома. Дверь в комнате осталась открыта, но рядом никого не было. Парень покрутил головой — тихо…

Дима встал, ничего не понимая. Машинально отряхнувшись, уселся в кресло, массируя виски. «Что это было? Галлюцинация? Видение?» Так ничего и не придумав, встал и открыл окно. Приятный теплый ветерок подул в лицо. Вдруг он услышал, как что-то упало. Резко развернувшись, Дима заметил на полу пергамент, свернутый в трубочку. Медленно подойдя к документу, с осторожностью поднял его и развернул. На небольшом кусочке были нацарапаны слова на французском языке, но Дмитрий, сам тому удивляясь, все понимал. А было там вот что:

«Я показала тебе то, что ты хотел увидеть: пытки, мучения, страх, боль. Ты увидел то, что не довелось увидеть никому из ныне живущих. Теперь ты просвещен «. В уголке стояла подпись: «Эмилия Всевида».

Выронив из дрожащих рук пергамент, Дима сел в кресло, обхватив голову руками. Ведьмы его больше не интересовали…

(с) Андрей «Растишка» Амельянович