Он – тот, у которого больше нет имени,
Он – тот, у которого нет лика.
Он просто служитель искусства,
Просто, разорвавший на части душу.
- Я сделаю, тебя, ещё прекраснее!
- Ты, будешь Абсолютом моим! – ровно произносили его бледные потрескавшиеся от жажды губы. Он дрожащими пальцами касался очертаний, которые очерчивала бившая в окно убывающая луна. Его глаза были устремлены в пространство, окруженное тишиною комнат. Иногда взгляд приобретал оживлённость и, тогда могло показаться, что одержимость красоты не заполнило всю его сущность. Но это был лишь короткий миг, а потом его блестящие зрачки возвращались в исходную точку и, блеск потухал постепенно, точно, не желая оставлять его одного этой темноте. Обойдя мольберт и стол вокруг, он, вновь взялся за кисть, обмакнув предварительно в тёмно – синий тон. Он стал прорисовать небесные просветы, взгромоздившихся над головой птицы, что так изящно взмахивала крыльями, отдалённо напоминающими взмах человеческой руки. Внезапно, он, ощутил жар, разливающийся по вискам, что обжигал и выжигал края мыслей.
- Вы, можете уходить. Все. Да. Пошли вон! – вдруг, сорвался на крик его размеренный голос.
- Оставьте, меня, с ней! Оставьте! – судорожно потирая височные доли, что есть силы оглушительно прокричал он, и тут же ему отчётливо стало видно, видно всё: масса уродливых теней окружала его творение, они что-то все говорили, указывали в его сторону, а затем подходили к холсту, где он ещё не закончил с пейзажем, и отрывали по клочку, разрушая всё – над чем он жил все эти дни. Его охватила необузданная ярость. Неожиданная волна сил подтолкнула его туда, в самую гущу толпы, и, он, принялся подбирать обрывки, белоснежными лоскутами, разбросанные всюду. Он отчаянно пытался прекратить это ужасное действо, он просил, он умолял, он требовал, он угрожал, но всё было тщетным. Наконец, обессилив окончательно и немного охрипнув, он, упал на колени и стал безучастно наблюдать. Вскоре всё стихло, опять воцарилась тишина, словно, ничего и не было никогда. Он сделал усилие и осмотрелся по сторонам: ничто абсолютно не напоминало о происходящим здесь недавно - его картина была цельной, все вещи были там же, где он их оставил. Только единственное, что изменилось так, это мысли – они исчезли, жгучий свинец боли, бивший в виски, тоже растворился – трепетная лёгкость заполнила сознание, лишь.
«Вот как. Значит, вы всё же ушли. Ну и хорошо.»;- улыбнулся он уголками рта и поднявшись продолжил прерванное. В пальцах больше не было дрожи, наоборот уверенность и вдохновение руководили всеми его движениями. Он дописал последний штрих и на обратной стороне подписал «Полночные слёзы».
- Вот и всё. Теперь мне больше нечего делать здесь. Я хочу спать – устремив глаза в глаза птице нарисованной, проговорил он устало.
- Спать? Разве, ты, оставишь меня. Разве, это не ты говорил, что Я – самое выдающееся из твоего смысла, и, ты просто хочешь уйти и вернуться, вновь, в эту лживую паутину?! – донеслось до него. Эти ноты, он, не мог не узнать – это был голос первозданного, совершеннейшего существа, ради которого он пожертвовал многим, ради которого он не спал и не ел, ради которого он прогнал прочь мысли. Он замер – тоскливо сжалась душа и затрепетала где–то в глубине запястьев…
Волосы слегка шевелил свежий мартовский ветер. Стёкла покрылись налётом пыли, смазано отражавшей необычную птицу, что прикасалась к ровным чертам человека, распластавшегося на прохладном бетоне в прошлом. Она безмолвствовала, лишь, прозрачные капли катились с её блестящих глаз.