И продан этот дом. Домик в ивовых ветвях

Екатерина Адасова
И продан этот дом. Домик в ивовых ветвях
 
      У дороги, перед забором и калиткой дома, на доске было написано короткое объявление – «Продается дом». Ниже неровными цифрами номер телефона. Вера ехала смотреть этот пока неизвестный ей дом. Но дома пока не видно, только густая рябина занимает все пространство и закрывает дом. И все ветки рябины в гроздях оранжевых ягод, но такого еще светлого оранжевого цвета, когда не набрана густота цвета, что будет в начале весны. Словно елка в гирляндах, так и говорят эти грозди, что зима будет, долгой, тяжелой, холодной.
 
- Походите в дом, - говорит хозяин, высокий мужчина, с короткой стрижкой, уже и из седых, но и еще и черных волос.

     Дорожка, что вела к дому из квадратов серых, давних остатков дорожки. Что, видно, выкладывали сами, но теперь дорожка ушла вглубь земли, и даже стала ниже, чем уровень земли рядом. Справа от дорожки стоит лавка, со спинкой, в которой металлическая вкладка, что будто и растения изображающая, но блеск металла давно потух.  И сама лавка по своему цвету слизывалась с цветом тусклой травы и серой чуть влажной земли. Из-за дома показалась черная, старая собака, которая приближалась молча.

- Не бойтесь, она любит гостей. Подошла познакомиться.
- Понюхай руки, - сказала собаке Вера Ивановна.

      И протянула собаке руку, та прижалась к руке Вера холодным носом. Шерсть на собаке была длинная, и какая-то тусклая. Породу узнать было невозможно.
- Поднимайтесь по лестнице, - сказал хозяин дома, который он собирался продать пришедшим людям.

     Но первой на ступеньки поднялась собака, осторожно, но как только до хозяина осталось три ступеньки, тот окликнул собаку, и оп голосу хозяина та поняла, что ей нужно вернуться на свое место. Теперь оп ступенькам поднимались посетители, точнее покупатели старого, может и дорогого сердцу дома, а может быть и того, с которым нужно расставаться быстро без сожаления..

- Виктор,  - назвался. хозяин.
- Вера.
- Олег, - добавил и свое имя молодой человек.
- Федор, - последним прозвучало это имя.

     Вера, посмотрев на пол, сняла свою туфли и встала в носочках на холодный пол, что был покрыт цветным линолеумом. За ней и Олег, и Федор тоже сняли один рыжие туфли с дырочками для проветривания, а второй черные кроссовки.
-  У меня здесь вроде бы чисто, - заметил Виктор.

    Вера внимательно смотрела на то, как Виктор следил за покупателями, за тем, как они себя вели, и даже за тем, что Виктор остался доволен тем, что посетители сняли свою обувь у входа. Вере было удивительно, что человек уже и отказался от своего дома, уже ждет покупателей, и готов хоть сразу заключить сделку и уйти из своего дома, но продолжает следить за порядком там, где он может и не быть через несколько часов, дней или месяцев.
- Не хочет продавать, - подумала Вера, - следит так, что и не покупатели вроде пришли, а надоедливые неряшливые хозяева.

    Проходя через комнату, в которую вело несколько дверей, Вера увидела, что на широком, бежевом, широком угловом диване лежит женщина, укрытая зеленым пушистым пледом. Женщина смотрела телевизор, и только краем глаза следила за посетителями. Они, эти покупатели, по ее виду, были ей совершенно безразличны.
- Этой не жалко расставаться с этим домом, будто здесь тоже чужая, - решила Вера Ивановна.

     Виктор, хозяин, остановился в центре комнаты. Он ожидал, что скажут эти покупатели. Но те, чувствовалось, пока не могли разобраться в доме и ожидали, молча разъяснений. И пауза была выдержана, и только собрался хозяин Виктор начать тогда свой рассказ, как Вера Ивановна понимая его чувства, расставания с домом спросила то, о чем спрашивать было бы и лишним.

- А какие у вас причины расставаться с этим домом.
- Не бередите раны. На это было трудно решиться. Лучше я вам сейчас все покажу.
- Показывайте, будем смотреть, - ответил Олег.
- Здесь кухня и гостиная. Вот эта новая кухня, все полки и шкафчики, все новое, это тоже оставлю вам здесь  в доме. Вот и газовый баллон, и печь газовая. Здесь есть и небольшая печка, чтобы быстро прогреть дом или это помещение.
- А почему у вас на полу линолеум, вот  в той комнате видны доски, толстые из которых пол сделан, не половая доска, а отличные доски.

     Глядя на линолеум Вера Ивановна подумала, что под ним наверное все сгнило, если так держать пол без всякого проветривания, Вот у нее сгнил весь стол на улице, на который просто положили пленку, чтобы дождь не портил дерево, а кончилось тем, что дерево превратилось  в труху. Но начинать сразу с вопросов не очень приятных хозяину Вера Ивановна не захотела, а оставила на потом, все о чем можно было и потом спросить.

     На столе в кухне стояли два таза, темной зеленый и желтый, наполненные крупной черной смородиной, но аромата от нее не чувствовалось, наверное вчера собирали и терпкий запах смешался с запахом старого дома, впитался в маленькие доски, которыми была обита кухня.
- И зеркало у нас на даче такое же, - сказал Олег.

     И Вера обратила внимание на это овальное зеркало, в раме красновато-коричневой, словно на состаренную медь нанесли контуры яблок, груш, и лисья винограда. Такое зеркало, действительно, висело в комнате на втором этаже, как считала вера, в действительности на мансарде, в большой комнате. И только сегодня она глядела в то зеркало, а теперь и смотрит в такое же, но в другом доме.

- Все было у всех одинаковым, в то время, которое, как двадцать лет уже прошло, - подумала Вера Ивановна.
- Все здесь делал своими руками. Постепенно. Теперь пройдемте в комнату, - сказал Виктор.

     Женщина, что лежала под пледом на диване, не встала, и все стали в стороне от этого дивана. Вот здесь батареи, они обогревают этот дом, точнее эту комнату.
- Что в них, - спросил Федор.
- Антифриз. Протечек не было, и нет. Сам все варил.  Вот в комнате есть и камин, можно сказать, что он играет такую декоративную роль, для уюта сделан.
- Но почему декоративную роль, им и можно пользоваться, он работает, - сказала  Женщина, что укрывалась пледом.

     Действительно, это был холодный дождливый июльский день, тепло, что пришло неожиданно в мае, с ночною теплотой, исчезло. И особенно сейчас были холодными ночи, вот и сейчас еще это холод ночи не прошел, а в комнате, которую не топики вечером, было особенно промозгло. И Вера Ивановна чувствовала это стоя в носках на холодном полу. Туфли в такой чистоте она одеть не решилась. Но подумала, что следующий раз нужно положить  в сумку бахилы.
- Из этой комнаты можно выйти на балкон.
 
     Все вышли из комнаты на узкий балкон, а Вера только заглянула. И вновь перед ее глазами оказалась рябина, из густых ветвей которой поднялись две сойки. Поднялись тяжело и медленно, только на фоне серого неба сказочными красками загорелось их яркое оперение. Птиц в это день было мало, и на проводах не сидели сороки. И на фоне низких облаков не было видно и ястреба, охота в этот день у него не задалась, и не выписывал он в вышине круги.
- Теперь можно подняться на второй этаж. Не бойтесь, лестница крепкая.

     К этому времени Вера чуть осмотрелась в этом чужом доме. И на втором этаже она уже видела, что набитые здесь доски, в разные стороны, но аккуратно, указывали только на то, что Виктор был старательным мужчиной, но не профессионалом. Комнатки были крошечными, так на кровать и стул. И шкафчиков было много, в каждой комнатке по два сбитых из дерева шкафчика. Но они были расположены неудобно.

- И вы комнаты используете?
- Да, но они не утеплены.
- Значит, если на улице холодно, то здесь невозможно быть, а если тепло, то они опять непригодны, жар от крыши тоже всех достанет, - заметила Вера Ивановна.
- Можно все утеплить. А теперь можно выйти на участок.
 
     Первыми по лестнице спустились Олег, Федор, потом шла вера, а последним спускался Виктор. Вера чуть приостановилась.
 
- Скажите, а вы, кто по специальности, - спросила Вера.
- Я врач. Хирург. Военный хирурга, - ответил Виктор.
- Так вы молодой для военного хирурга. Война закончилась тогда, когда вас еще и не планировали производить на свет, вы так молодо выглядите, - заметила Вера Ивановна.

- Войны и сейчас идут. Тогда был в африканских странах. Вернулся в конце восьмидесятых годов. Ранения были в основном пулевые.
- А когда вернулись, продолжили работу хирургом.
- И начал и работал все время. Теперь у меня маленькая медицинская фирма.

     Ступеньки закончились. И все оказались за домом. Виктор прошел вперед и остановился там, где стояли Олег и Федор. Олег был молодым мужчиной, в спортивном костюме, с короткой стрижкой. Федор был мужчиной среднего возраста, среднего роста, нет, чуть выше среднего. Одет он был не совсем по дачному, скорее в такой одежде можно было и на работу идти, но не в банк, где строгие требования к одежде, а на другую работу, в небольшую контору. По росту Виктор был таким же, как Олег, чуть ниже Федора.
- Здесь у меня парник. Но стекла в некоторых местах разбиты из-за ледяного дождя.

     И Вера Ивановна вспомнила, что года четыре назад, действительно, зимой шли какие-то особенные дожди из каких-то трубочек, в которых была вода под тонким слоем льда. И такой дождь сковывал деревья, гнул их вниз. И стояли белоснежные изогнутые деревья вдоль дорог. И в этих белых кружевах зима казалась особенно красивой, но весной, часть деревьев, что выбралась из ледяного панциря, сломалась, или так и осталось дугами полукружье украшать пейзажи за пятьдесят километров от Москвы. Значит и парник не выбрался из ледяной одежды, и треснул своим прозрачным стеклянным куполом. Виктор еще что-то говорил Олегу и Федору, но Вера не прислушивалась. Она думала о том, что действительно Виктор похож на врача, а может и на военного хирурга, так он аккуратен. И взгляд был у него внимательным таким профессиональным, но отстраненным, таким словно хотел показать, что разговор конкретный и не может перейти в какой-либо другой. Дистанция, только дистанция, это главное в работе хирурга.
- Здесь у меня мастерская, - показал Виктор на сарай темного дерева, который не от покраски был темным гараж, а от времени.

     В сарай Вера только заглянула, и все остальные тоже заглянули, а вот Виктор вошел и стал показывать какие-то полки, но больше себе, чем посетителям. Вере показалось, что он что-то вспоминал для себя важное, давнее и доброе, строгое лицо стало другим, а может просто глаза стали другими, и даже в темноте, их серый цвет виделся, синим, ярким, таким, что каким был в его давней молодости.
     За сараем, на одной линии с ним, был вырыт небольшой прудик. Вода стояло низко. Из воды торчали листья камыша и даже две камышовые свечки, коричневые, что еще не пустили пух на мутную воду.
 
- На дне здесь пленка? – спросил Олег.
- На ней и растет камыш, - ответил Виктор.
- Лучше выстелить дно булыжником, - заметила Вера.
- Затянет его илом, - сказал Олег.
- Можно и на пленку положить, - продолжала Вера.
- Можно и рыбок запустить, - добавил Федор.

     День был пасмурный, а оттого и вода казалась слишком густой и темной. И воды, действительно, было в прудике мало, ее точно сюда наливали, но давно оставили это дело, а оттого несколько камышей наклонились, и часть корней, белыми запутанными нитями торчали над водой. И не рыбак, что ловит рыбу, виделся Вере Ивановне, а девочка Аленушка, что всегда была юной сидела на берегу крошечного прудика и грустила.
 
- А у вас есть дети? – спросила Вера Виктора, когда тот вышел из своей заброшенной мастерской, и теперь вместе со всеми рассматривал прудик, который сам когда-то копал.
- Да сын есть. Один. Он сейчас в Англии.
- И кто он по профессии.
- Искусствовед.
- По английскому искусству.
- Можно и так сказать.
- А сколько ему лет и женат ли он?
- Ему тридцать пять лет, но пока не женат. Но меня это не беспокоит.
- Он такой же, как вы строгий и величавый?
- Есть, конечно, и это.

      Потом все пошли смотреть баню, но Вера в ту сторону участка не пошла, она осталась стоять почти в центре участка. И тогда, Вера Ивановна посмотрела на дом из глубины участка. Но дом был виден слабо, его закрывала сосна и несколько яблонь, очень высоких и старых. Сосна особенно понравилась Вере Ивановне, такая же сосна, но чуть выше была и на ее участке, и высоко на ветвях той сосны было гнездо сорок. И здесь была сосна, и можно было примериться с чужим домом и с чужим участков. И пусть участок и дом были заброшены, но касание чужих рук чувствовалось во всем. И даже покрытое заброшенностью, все принадлежало другим рукам и сердцам. В бане хозяин и покупатель долго не задержались.

- Вот там участок заканчивается ивой.
- А это что на иве?
- Домик, там дети играли. В ветвях сделал им домик и лестница туда ведет. И площадка там, чтобы можно было, и сбежать, и поиграть.

     И опять, Виктор, Олег, Федор пошли в самый конец участка, чтобы смотреть, что там есть. За забором ничего не было, только свободное поле, а там небольшой редкий лесок в дали. И Вера могла видеть это из середины участка. Потом все вернулись к дому.

- А где вы в Москве живете? – спросила Вера Виктора, который проходил мимо нее..
- Недалеко от сельскохозяйственной академии.
- Это той, что одна и недалеко от метро Петровско-Разумовская.
- Да, там.
- И мы недалеко живем.
- Эту квартиру купил на деньги в Африке заработанные. Хорошею квартиру купил. Очень хорошею. Жена в ней и дня не была. Умерла восемь лет назад. Не успела побыть. А вместе все делали.

     Когда подошли к дому, то увидели на ступеньках, что вели к открытой веранде, выходящей в сад, женщину, что лежала под пледом на диване у камина в большой комнате, когда смотрели дом внутри.
- Вы, наверное, тоже доктор, - сказал Вера Ивановна женщине.
- Да, а что можно определить. Кстати, меня зовут Ольга.

     Безразличие, что было до этого в глазах Ольги, сменилось некоторым интересом к возможным покупателям этого дома. Была Ольга высокой стройной женщиной, значительно младше Виктора. Волосы светлые, но не белые, естественного цвета были аккуратно пострижены на одну длину, Стройная, да еще стоя выше всех остальных, что остановились внизу у ступенек, она казалось, даже выше, чем была.

- Определить можно сразу. Вы посмотрели на меня так, словно определяли, что во мне сломалось, ноги или может быть голова. Но остановились на голове. И внимательно стали прислушиваться к тому, что говорила. Но содержание разговора вас не очень интересовало, а интересовали только интонации. Значит, оценивали мое душевное состояние.
- Действительно, я детский психолог, - ответила Ольга.
- А взрослыми тоже можете заниматься.
- Можно и с взрослыми, но с детьми сложнее.

      Входить еще раз в дом никто не собирался, и по треснувшим плиткам дорожки, что ушла к траву глубоко, все стали обходить дом.
- Вы знаете я пишу книги, - сказала Вера, обращаясь к спине Виктора, которая теперь маячила впереди перед ее глазами.
- Недавно. Больше исторические.
- А о современном времени пишите? – спросил Виктор.
- И такое бывает, - ответила Вера.
- А вот у меня в новом доме такие дела приключились, - начал рассказ Виктор.

    Из короткого рассказа Виктора Вера поняла, что смерть жены перед тем, как планировался въезд в новую квартиру, выбила Виктора из состояния покоя надолго. На работе он забывался, не дома, в чистых новых стенах со старыми мешками и пакетами вещей не мог, успокоиться. И тогда нашел себе занятие, организовал модное товарищество собственников жилья. И теперь не было у него минуты покоя, и все шло нормально.

- Но появились и завистники и противники. И пошли жалобы. И проверяли много раз, но все было нормально, и не чувствовал никакой я беды, - говорил Виктор.
- Э, это такое дело, мне тоже знакомо, и угрозы тоже знаю, что такое. Но не в доме, где живу, а на даче, где бываю, там такая же жизнь, как и всюду, - добавила Вера.
- И все же до меня добрались, нашли  в каких-то  структурах серьезных знакомых, двоих, и те, за меня взялись серьезно. Иск был на сто тысяч, и эти деньги надуманные готов был внести, но не это было им надо.

- Захват рейдерский, наверное, - вставила в рассказ модное слово Вера.
- Похоже. И понял я и что такое суды, и что такое приговоры. И возврат денег был не нужен. Только это место в доме, и деньги нужны. И получил я два года условно. Вот такая награда ждала военного хирурга.
- Это с вами и не было связано. И любого так бы поймали, - предположила Вера Иванина.
- Это верно, - подтвердил Виктор.
- Вот и моя подруга после судов отправилась на Болотную площадь. Но я этого не одобряю. Опасно все это.

     В это время начался осмотр гаража, а потом и подвала, но Вера в гараж не пошла, а когда все спустились в подвал, решила всех подождать. Но ожидание затянулось, и Вера спустилась, как и все, по каменным ступенькам узкой лестницы вниз. В подвале было даже больше места и помещений, чем в мансарде под крышей дома. Здесь была комнатка с бильярдом, правда, совсем маленьким. И еще одна для хранения банок с урожаем, о котором мечтали, но не получили.
 
- Можно стол для бильярда американского поставить, места хватит, - сказал Олег.
- Хорошо, что не умею  я эти соления делать, и никогда не делала, - подумала Вера Ивановна.
- В кладовке можно много чего держать, - сказал Федор.
- Все посмотрели, думайте, звоните, - сказал Виктор.

    Все вернулись к тому месту, с которого и начался этот осмотр дома. Прошли мимо старой скамейки, что полностью сливалась со всем этим чистым, но заброшенным домом. Мимо рябины, в которой уже не было соек, хождения по участку их спугнуло, и они видимо где-то поблизости устроились и ожидали ухода случайных посетителей. И весь участок был в их полном распоряжении, все время, а тут сначала одни, а потом другие. С одной стороны за калиткой на участке остался Виктор с женой или подругой. А с другой стороны стояли, молча уже за закрытой калиткой, Олег, Федор и Вера.

     Мелкие капли дождя уже оставили на черной машине свои бусины, в которых ничего не могло отразиться, кроме серого, низкого неба.
     Вера и в машине и потом после обеда у Олега, и потом вечером все думала об этом доме. Ей, казалось, что она уже была в этом доме много раз, а конце участка должна была быть не раскидистая ива с домиком, а старая яблоня, с большим темным дуплом, и рядом стоять лавочка, что прислоняться должна к старой яблоне. И если сесть на эту лавочку, то можно почувствовать, как костлявая, но теплая рука гладит по маленькому плечу маленькой девочки, той Веры, что помнила и другой дом, и другой сад. И хотелось Вере верить, что это дом ей передали, как компенсацию за то ее детство, в похожем доме.

    И решила Вера немного рассказать Федору, о чем она сейчас думает, после этой поездки в чужой, но оказывается знакомый дом.

- Вот сижу я пью чай. И положила пряники в виде звездочек, но с обычным вкусом пряников на блюдце. И пью чай и пряник ем. И вдруг выходит за спиной кто-то, может хозяин, и вздыхает, и пол потрескивает, и стены поскрипывают, и хватает он мою чашку. И бросает на пол и полилось по линолеуму в мелкие цветочки коричневое пятно чая. И я тоже падаю в эту лужицу от страха.
- Что ты себе придумываешь.

- Вот иду в сад, прохожу мимо яблони, туда, в конец участка, и прохожу мимо прудика с камышом. И смотрю, что вода в пруду мутная, и камыш еще зеленый, только в нескольких местах торчат коричневые пушистые свечки. И смотрю на эти свечки камыша, что еще пух свой не растеряли. А хозяин хватает меня и бросает в это озерцо, и лицо мое в воде. И от страха забываю и лежу в мутной, густой воде, пока хватает воздуха. Поднимаю голову, а никого и нет. И кто бросал, но думаю, что хозяин старый приходил. Тосковал. Не хотел здесь чужих людей видеть, у его прудика.
- И не надоело тебе думать о том, чего не было и не будет.

- Вот уже в конце я участка, там за забором поле только видно, и вдали несколькими кучками низкие деревца. А вот на самом участке у забора ветвистая ива, но не тонкая, что растет по канавам, а большая, раскидистая, с несколькими стволами, и несколькими кронами. И между стволами площадка, а на площадке небольшой домик, из палок кривых, и крыша есть и стены, но все в щелях, и все просматриваются. И я поднимаюсь на эту площадку, и наклоняюсь над домиком, чтобы заглянуть в его глубь. Но лестница, по которой поднялась сюда, падает. И стою между стволами и между кронами, и только вижу, что на мокрой, в росе траве следы, большие, глубокие. Значит, он приходил, и не хотел, чтобы это все трогала. И влага от земли поднималась к лицу, как его тяжкое дыхание. Нет, не хотел он расставаться с этим домом, и с этой ивой.
- Что за домик, успокойся лучше.

- Вот, могу пойти и к теплице. Стекла там с трещинами, внутри трава растет. Ни каких огурцов, просто трава, высокая пыльная, серая. И стекла грязные с разводами от дождевой воды, и листья прилипли к этим разводам на стекле и засохли, и стали темным отражением той зелени, которой были наполнены на дереве, и кажутся, эти пятна глазами, что следят за мной. И можно было не ходить в эту тепличку, но там в этой густоте сорняка, токая веточка колокольчиков, полевых крупных. И протягиваю руку за этой веточкой с синими, будто нарисованными цветами. Но стекла на теплице начинают падать неожиданно, и не все вместе, а по очереди. И тянут за собой следующие стеклянные пластины. И вот уже нет грязной, стеклянной защиты, а под ногами куски битого стекла, и на ноги крошки от стекла попали. И пройти нужно. Под ногами на мелкие кусочки уже упавшее стекло разбивается. И только выходу из теплицы, как и стеклянны пластины, на крыше, тоже начинают проваливаться вниз. И все, вместо густой шапки сорняков, только блеск стекла. Все высокие травы порезаны и промяты. И только стеклянный смех еще звучит рядом. Он приходил, точно, он не оставил этих мест. Не оставил.
- И далась тебе эта теплица.

- Вот и яблоня стоит. Яблоки еще не собрали. Они остались мне. Чужие яблоки, мелкие, на старой ветвистой яблоне. И собрать их нужно, но совсем они меня не радуют. Но нужно, не оставлять же эти зеленые слезы на яблоне. Иду в подвал дома, там ищу корзинку, которую когда-то долго кто-то выбирал, чтобы и размер был удобным и ручка крепкой и плетение красивое. И беру эту корзину, с тонкими краями, и даже кусок газеты кладу вниз, чтобы яблоки свои бока не оцарапали. Подвал низкий, холодный. Серый потолок и серые, бетонный стены. Несколько ступенек вниз, крутых, высоких, нога проваливалась вниз пока шла. Теперь чтобы выйти нужно, и ногу поднимать высоко, но вдруг одна из ступенек трескается, и куски бетона, разъеденные водой, с вымытым цементом падает вниз. Там в глубине под ступеньками вода, темная блестящая, словно только этот миг она выступила. Нет, не хочет он, чтобы брала чужую корзинку и спускалась сюда, и выбирала где уложить яблоки. Пусть теперь висят. Отпрянула от провала, от этой трещины и щели, преступила через темноту, ожидая, что вдруг и за этой ступенькой пойдет другая ступенька падать.
- И до подвала дошла, дался тебе этот дом.

     Да, дом может и понравился Вере, и готова она была его принять, но хозяева будут, так, как и она вспоминает яблоню с дуплом, вспоминать раскидистую иву с домиков в ветвях. И тогда начнет бороться с Верой дом, и кто там станет победителем?