Ч. III. КОНЕЦ ТЬМЫ. Гл. 1. Дорога в Заборье
1
Дорога была вполне обычная по своей непроходимости: две глубокие, залитые водой тракторные колеи, уложенные разбитыми в щепу бревешками в особенно непроезжих даже для трактора местах. Хотя найти въезд и на такую дорогу оказалось задачей не из лёгких. Вырубленные леса прикрыл кустарник, и дорожек, если можно было так назвать узкие прорехи в переплетённых зарослях, было множество. Слава ткнул УАЗик на ту, что показалась ему наиболее представительной. Но колеи завели в осиновый подлесок, выросший на месте когда-то огромного поля, и незаметно в нём иссякли. Ехать обратно было бессмысленно – с одинаковым результатом можно перебрать все многочисленные отводки и лишь на последнем вывернуть на искомый путь.
Он поехал напрямик через подлесок по направлению, которое, предположительно, должно было вывести на дорогу.
Плодородные земли, по которым ещё не так давно скакали задорные председательские «козлы», теперь давали огромнейшие урожаи ивняка. Густые травы скрывали не успевшие перегнить кости своих иссохших до грязной желтизны родителей. Сами же «козлы» из воинов и земледельцев превратились в жестоких охотников-хантеров зло насмехались над «козлами-патриотами», прячущими свой национальный характер под иноземным костюмом. Государевы «победы» давно сдались на милость победителей, а простонародные «москвичи» почили под презрительными взглядами пижонистых немцев и японцев. Бог судья нынешним государям! Кроме небольшого княжества, благоденствующего под их властью, есть и Большая Земля с насельниками, которые разъезжают на сивых кобылках, погибают под натиском огненной воды, но не сдаются в любви к родной земле.
Созданный для российских вне-дорог УАЗ даже и не замечал заросли ивняка. Высокие, но не толстые осиновые деревца ему были тоже не страшны. Он легко подминал их под себя и укладывал в опустошённую человеком кладовую земли. Человек ушел с земли настолько стремительно, что не вспомнил о возвращении отобранного и не подумал поблагодарить извечную людскую кормилицу за выпестованные жизни. И земля сама стала стремительно восстанавливать растраченные человеком силы – зарастать высокими травами, укладывать их мягкой периной для ивняка и осинника, пестовать под тёплым покрывалом из трав и опавших листьев корни молоденьких сосенок и ёлочек, накапливать свои дремучие соки.
Пройдет какая-нибудь сотня лет, и человек не сможет вспомнить, что здесь он возносил благодарные мольбы распростёртому над Матерью-землёй Небу, здесь истекали влажным желанием нарезанные сохой борозды, деловито копошились в них строгие грачи, призывно ржали кони, мерно ударял по ситеву крестьянин-оратай, рассыпая перед собой золотистые зёрна. Здесь капли зёрен вплетались в весенние солнечные лучи и вместе с ними уходили в земное чрево, чтобы взрасти там и взрастить собой людские жизни. Оратай не забывал о благодарности ласковому солнцу и голубому небу, которые наполняли душу бездонной и необъятной радостью. Не забывал он о благодарности и возвращении сил кормилице-земле, ибо её могута возвращалась оратаю могучестью его рода, его собственной могутой.
Ныне опустевшая земля восстанавливала силы. Плачущим ивняком и дрожащим осинником она вымаливала их у бессмысленно распростёртого над нею неба, униженно просила их у пролетающего по своим делам ветерка, жестоко и безжалостно высасывала их из проходящего по ней живого существа…
2
Неспешно переваливаясь с боку на бок, УАЗик прорезал в подлеске почти прямую линию, недовольно урча въехал в лес и, петляя между между деревьями и пнями, через пару сотен метров выехал на то, что издевательски называлось дорогой. На его «козлиное» счастье именно в этом месте глубокие колеи были подзавалены лесным хламом, и Славино благодушное настроение не смог нарушить даже предупредительный шум замахавшего на него мохнатыми лапами леса.
– Выбрались, – шевельнулся соответственно его вздоху облегчения руль, и машина тут же сползла с высокой бровки в залитую жидкой грязью колею. – Светлинка, прикрой окно, а то снова в поросюху превратишься.
Светлинка задвинула стекло.
Несколько натужных рывков обдали «козла» грязью до самой крыши.
– На мосты сел, – подал голос Сергей. Он внутренне сопереживал и водителю, и машине, в дрожании которой старался почувствовать зацеплене колёс с твёрдой поверхностью. – За трактором надо бежать – хорошо, что далеко не отъехали.
– Со Светлинкиной стороны под сиденьем топор и сапоги. Достань. Это же УАЗ, а не твоя Ауди. Сейчас выберемся. Не впервой. И дорога не самая плохая.
Пока Сергей тыкал под колёса валявшийся в лесу сухостой, Слава нарубил и навалил в колею лапника. Не прошло и пятнадцати минут, как заляпанный липкой грязью «козёл», натужно ревя, выбрался на возвышения между канавами.
Теперь получивший урок Слава стал намного осторожнее. УАЗ, негромко урча, пробирался осторожной лисицей, сканируя и рассчитывая путь буквально сантиметрами.
Успокоенные спокойствием водителя пассажиры на заднем сиденье негромко разговаривали между собой, чтобы не отвлекать Славино внимание. Точнее, разговаривал Сергей, а Светлинка были лишь заинтересованным слушателем, вставлявшим короткие реплики: «ой!», «неужели!?», «вот это да!»
Сергей рассказывал очередную историю из своего студенческого экспедиционного прошлого. Слава, боясь оторвать взгляд от дороги, не мог видеть их в зеркало заднего вида, но и так можно было представить расширенные от ужаса Светлинкины глаза. Он прислушался:
– … Вот лёг я на кровать. Напротив печурка. А на ней что-то лохматое шевелится. Поначалу думал, что кошка. Глаза закрыл, чую: на меня вскочило и на грудь давит – дышать тяжело. Существо само не чувствую, только тяжесть по всей груди… Глаза открыл – тяжесть свалилась, как будто опять это лохматое на печурку перескочило и на меня пристального смотрит. Даже в темноте взгляд чувствую. Страшно стало! Закрою глаза – на грудь давит, открою – с печурки взглядом сверлит. Отвернуться к стенке – боюсь, что задавит. К ребятам в большую комнату уйти – мимо этой печурки надо проходить… Так до третьих петухов и промаялся. Прокукарекали – исчезло всё, как и не бывало. Вышел из дома, на речку сходил – светает уже, искупался, лёг и сразу уснул.
– Кто это был? – с замиранием в голосе спросила Светлинка.
– Домовой был, – без тени сомнения ответил Скиф. – Я шутки ради во всех предыдущих избах, где ночевали, просился, а здесь не попросился. Пока грязь выгребал, умаялся – не до шуток…
– Так показалось, наверное. У меня тоже так бывает: когда переволнуешься, устанешь, кажется, что в темноте что-то живое шевелится и тяжестью давит.
– Я так и подумал, что показалось… В следующую ночь снова там лёг. И что ты думаешь? Только засыпать – прыг на грудь! Глаза открыл – на печке сидит… Так опять всю ночь с ним и провоевал. На третью ночь уже вместе со всеми на пол улёгся – за две страховитые ночи всю единоличность из меня вышибло. Лучше в тесноте, да не в кошмаре! Избёнка небольшая, если один кто решил перевернуться на другой бок, вся группа, как по команде переворачивается…
Слава тоже был в той экспедиции. И, как и все, смеялся над сбивчивым рассказом перепуганного Скифа… А несколько лет назад ему пришлось снова заночевать в той заброшенной, но ещё вполне добротной избушке. Деревня, в которой она располагалась опустела полностью. Но выбор у фольклориста был невелик: либо ночью идти десяток километров по лесной тропинке до следующей деревни, маловероятно, что жилой, либо заночевать в знакомом пустом доме.
Сквозь травяное буйство он пробрался в избу, которая, как увиделось уже утром, выглядела наиболее ухоженной среди двух десятков в одночасье брошенных домов и маленькой деревянной церковки с некогда упавшей и аккуратно поставленной в алтаре последниими «божественными» старушками маковкой.
Хозяин-домовушка был добрейшим существом. В прошлый раз он ничуть не хотел напугать Сергея. Наоборот, был бесконечно благодарен ему за чисто выметенную избу, за протопленную печку, за сытный дух заправленной тушёнкой картошки. Скиф оставался в тот день на дежурстве. Разомлевший и умиротворённый заботой нечаянных гостей домовушка хотел поластиться около Сергея, навеять ему тёплые сны и никак не мог взять в толк, почему тот пугается.
Домовушка точно так же был благодарен и Славе, когда тому довелось переночевать в заброшенном доме. Прежде, чем забраться в спальник, гость при свете завалявшейся на лавке свечки вымел пол и протопил раскиданными по полу остатками мебели маленькую печурку, чтобы выгнать из избы холодный нежилой дух. Целую ночь сквозь полусон-полудрему домовушка мурлыкал ему свою печальную историю, как две капли воды похожую на истории других хозяйнушек, оставленных жильцами, которые были лукаво выдернуты с насиженных мест мифическим прогрессом.
Жильцы этого дома тоже внезапно собрали котомки, отвели бабуле-соседке кормилицу-корову, бросили пестуемое ещё дедами хозяйство и ушли в счастливую безработную жизнь. Домовушка долго надеялся на их возвращение, терпеливо ждал и вечерами тихонечко завывал в нетопленной печке.
И вот однажды, когда в деревне уже никого не осталось – летом ушла в вечный сон последняя бабуля, каждодневно обходившая оставленные на произвол судьбы избы и утешавшая плачущих хозяйнушек – по первому морозцу в деревню пробралась огромная рыжая машина. Двери избы широко отворились, и домовушку ослепил яркий солнечный свет. Оглушенный радостью прибытия людей он залез в расписной шкафчик, в который перебрался, когда кирпичи протопленной напоследок бабулей печки отдали ему остатки тепла.
Но новые жильцы повели себя необычно. Они не стали затапливать печку, а пошли шебуршать по всему дому, выскребать вещи, которые хранил домовушка, и сносить их в рыжую машину. Туда же снесли и расписной шкафчик. Машина постанавливалась ещё у нескольких домов, а когда кузов был полностью загружен, повезла набранный скарб в рычащий город; привыкший к тишине и чистоте деревенского воздуха домовушка чуть не задохнулся в гари, источаемой городом.
Когда шкафчик внесли в небольшую избёнку, заставленную прялками, шкафчиками, сундуками, иконами, – всем необходимым в крестьянском хозяйстве, домовушка приободрился. Он только никак не мог понять, где такие рачительные хозяева будут держать скотину, ибо забота о скотине была одной из его основных обязанностей. Когда стемнело, домовушка пошёл оглядывать новое хозяйство, надеясь найти скотный двор и по пути счесть доставшееся ему наследство. Однако вместо двора он вышел на заплёванные лестницы с исписанными стенами и расколоченными окнами. А собранные в избёнке вещи кричали болью, ненавистью, страданием, а иногда и кровью. Это было ужасно.
Домовушке припомнились рассказы бабушки Лукерьи, которая, лежа с ребятишками на печке, рассказывала им про старинных разбойников, которые грабили и убивали православный люд. Он понял, что попал в логово разбойников и решил их жестоко наказать… Домовушке удалось припрятать незатушенный разбойниками окурок и удержать тлеющий огонёк до их ухода на ночной чёрный промысел. Когда избёнка опустела, он ткнул огоньком в оставленную на одной из прялок кудель, раздул её, перекинул искорки на почти новый праздничный сарафан, сложил в груду тонкие сухие трепала вперемешку с разноцветными старинными бумажными денежками. Пожар занялся быстро и яростно. Вещи с благодарностью уходили в небеса, искрились радостными звездочками, благодаря дворовушку за освобождение… А он вылез из разбойничьего притона в форточку и прощался с ними, прощался с наполненной трудами жизнью людей, частью которой он был.
Когда взвыли красные машины и начали извергать в избёнку пену, там была одна только чёрная сажа…
Словно кошка, домовушка покрутился вокруг себя, легко определил направление к дому и вернулся в свою разорённую избу. Лишённый тёплого шкафчика он провыл в холодной печке всю зиму, и тогда же решил во что бы то ни стало хранить избу до прихода людей. И дождался… Славу.
Слава, несмотря на летний зной, он жарко протопил большую русскую печку, на которой, казалось, могла уместиться целая деревня, чисто вымел избу, оставил домовушке краюху хлеба…
– А лешего ты тоже видел? – сквозь пелену воспомнаний донёсся до него голос Светлинки.
– Нет, слава Богу, этой страсти не довелось испытать. Только в лесу его своим именем нельзя называть. Называй хозяином.
3
УАЗик выскочил на весёлую солнечную поляну. Чистый жёлтый песок, в котором терялась усталая от жаркого лета невысокая трава, придавал полянке нарядный вид. Солнечная полянка мягко переходила в просвечивающий сосновый бор с могучими стройными деревьями. Сухой светлый мох расвечивался шляпками мухоморов, а, может быть и не мухоморов, а сыроежек и подосиновиков – издалека было не разобрать.
Сергей таинственным голосом ещё что-то договаривал Светлинке. Он не обладал видением запредельного пространства, доступного лишь вдохновенным и детям. Вдохновенные черпали там и выливали в предельное пространство свет, а маленькие ребятишки, напуганные сонмами незнакомых им существ, хватались за юбки мамок и бабок и, не умея объяснить свое видение, кричали: «Бука! Там бука!», получали шлепка, вслед за ним ласку, которые возвращали их взор в земной мир. Сергей не был наделён вдохновением и давно уже не был ребенком. Иначе сейчас он бы увидел, как пригнулись верхушки сосен, расчёсанные пятернёй перешедшего им дорогу высокого существа. Существо махнуло рукой, приказав остановиться, и исчезло в лесу.
– Тпрууу, государева скотинка, приехали.
«Козёл» взбрыкнул и замер перед глубокой воронкообразной ямой.
– Что случилось?
– Нормально всё. Дальше «козёл» не проскачет. Пешочком пошлёпаем.
– Они здесь что, к войне готовятся? Все дороги ямами перекрыли? – задал риторический вопрос возмущенный Сергей.
– Да нет, это не перерыто. Проваль. Сам образовался, – ответил Слава, которому рассказывали о так и не увиденных тогда провалях в его прошлый приезд в Светицу.
– Да уж, иначе трудно назвать! Не провал, на воронка… Именно проваль! – высказала Светлинка то, что не смогли выразить её спутники.
– Карстовая воронка. Говорят, что внизу подземные ходы, иногда в них проваливается земля – получаются провали. Рассказывали мне о них, – объяснил Слава, выходя из машины. Он представил, что было бы, не предупреди его хозяин леса, и вмиг покрылся холодной испариной. – Ну, повезло нам ребята! Из машины проваль не виден – как будто неглубокая ямка. В провалях и люди пропадали, и техника не решается к ним приближаться – верная гибель…
Он оказался недалёк от истины. Ребята подошли к воронке. Перекрыв дно проваля, в его глубине торчал зад чёрной машины. Вокруг машины кипели песчаные бурунчики. Видимо, машина рухнула не так давно – песчаная ловушка ещё не успела успокоиться.
– Славка, а ведь это, кажется, наши знакомые... – присмотрелся к машине Сергей. –Светлинка, не помнишь номер? Ты записывала…
Зад машины и в самом деле был знаком. На заляпанном глинистой грязью чёрном фоне проглядывала надпись «Nissan»…
– Он, – выдохнула Светлинка, – Он… Этот номер. Три шестёрки…
– Вот зараза! – выругался Сергей. – И в городе дорогу перебегал… и здесь поперёк встал. Будто пропустить не хочет.
– Qui gladio ferit, gladio perit, – припомнил Слава.
Сергей ненадолго задумался, а потом растерянно спросил:
– Славка, а как они узнали-то, что мы сюда едем? Ты кому-нибудь говорил, что в Светицу собирашься?
– Нет, кажется, – напряг память Слава. – Даже в командировочной бумажке конкретное место не прописано, только район. И ты только в дороге уже спросил. Пожалуй, только Светлинке по телефону сказал.
– Вот так да!... – воскликнул Сергей. – Кто-то на тебя открыл охоту. Телефонные разговоры прослушивали…
– Слав, помнишь, мы ещё смеялись, что клацнуло в трубке, когда ты мне про Светицу говорил. Ты думал, что это у меня, а я подумала, что у тебя… – припомнила Светлинка.
– Судя по всему, да… прослушивали… Что им надо-то? Вроде бы никому ничего плохого не сделал?.. – развёл руками Слава. – Но меня больше другой вопрос волнует – какой интерес в Заборье у этих типов? Почему они хотели вперёд нас сюда попасть? Теперь уже вне всякого сомнения – нам не просто дорогу перебегали, а пытались задержать.
– Ну вот, и автоматная очередь понятна. Хотели нашего «козла» зарезать да в кипучих котлах сварить, а не того УАЗика. Обмишурились малость… – пошутил Сергей.
Но его шутка не нашла поддержки у Славы и Светлинки.
– Они еще там? – спросила Светлинка, опасливо заглянув в проваль. – Как песок-то бурлит! Почему так, Слав? Как будто проваль затягивает в себя машину. Если не успокоится, быстро её проглотит.
– Кто их знает? Может быть и успели выскочить. Ишь как их хозяин шугнул, – заглянул Слава в воронку.
Песок действительно кипел, словно перевёрнутый муравейник.
– Хозяин? – безуспешно попыталась скрыть испуг Светлинка. – Я, кажется, видела… Дорогу пересекло… что-то высокое… выше леса.
В отличие от Сергея она видела запредел, хотя и не вполне это осознавала. Слава почувствовал, как в Светлинку постепенно проникает и снова наполняет ее липкий ужас. Надо было срочно успокоить девушку.
– Ну раз государев козел урагана избежал, на япошку сверху не прыгнул, в дерево рогами не упёрся, в болотине не завяз, значит нас хозяин помиловал. А эти ребятишки, видимо, необрядливые были, – успокаивающе погладил он по руке Светлинку.
– Может быть как-нибудь вытащить этих разбойников? Люди всё же. Пропадут, если машина рухнет, – попыталась Светлинка избавиться от воспоминания того, что её разум осилить ещё не мог.
– А нам это надо – жмуриков таскать? Что просили, то и купили. Не хватает, чтобы и по последним старикам своими грязными лапищами прошлись, – с несвойственной ему жестокостью произнес Слава. И так же жестко добавил:
– Отойдём от проваля. Опасно. Затягивает машину. И воронка расширяется.
Сергей тоже заглянул в проваль. И тотчас отшатнулся.
– Бр-р-р. Причудится же… Ерунда какая. – Он побелел и содрогнулся. – Этому у тебя тоже какое-нибуь объяснение есть?
– Чему, Скиф?
– Мне показалось, что из песка как будто человеческое лицо выглянуло. И глаза белые, как у варёной рыбы.
Слава со Светлинкой наклонились над провалем, пытаясь рассмотреть то, что увидел Сергей, и едва успели отскочить: натужно скрипнув, машина скрылась в чёрной яме. Из проваля донёсся грохот, как будто её колотило о камни, зазвенело разбитое стекло. Наконец в глубине раздался удар падения.
– Метров пятьдесят однако летел, – почесал голову Слава. – Отойдём от греха. Как бы воронка дальше не пошла.
Но проваль, заглотив добычу, успокоился. Песок в нём перестал кипеть и осыпаться.
– Страсти какие, – пробормотала Светлинка. – Скиф, тебе Пешня про провали говорил?
– Так он нам всем говорил, что здесь погинуть можно, – усмехнулся Сергей. – Только некоторые особы пока своими глазами не увидят – не поверят.
– А как провали появляются, Слав? – обернулась Светлинка к Славе, нисколько не обидевшись на «особу».
– Местные жители считают, что когда-то под землю от Белого Царя ушёл легендарный народ Чудь, выстроил там города, между ними проделал проходы. Живут там… С людьми обмениваются тем, что у них в изобилии. Не спрашивайте чем, не знаю. Никто про это не расскажет. Если язык вытянет, чудь его обязательно заберёт. Случалось, что даже избы в провали уходили. Поскольку под землёй темно, глаза у чуди не имеют зрачка. Так это древнее таинственное племя и называют – Чудь белоглазая…
Сергей, услышав про чудь, задумчиво сказал сам себе, вероятно, имея в виду показавшееся из песка лицо:
– Может и не причудилось…
– …Археологи иногда находят останки огромных людей, в полтора-два раза выше обычного человека, но тоже об этом особо не распространяются. Слишком уж противоречит научным истинам. Расскажи об огромных костяках, потом всю жизнь не отмоешься от научного сарказма…
– Нет, не причудилось, – уже утвердил Сергей.
– Местные считают своим долгом бросить что-нибудь в проваль, тогда путь будет удачным. Будем считать, что мы там япошку оставили.
– Я всё же туда хлеба брошу, – сказала Светлинка. – Не откажется наверное чудь от человеческой пищи. Там ведь хлеб не растёт – под землёй.
4
Слава отвёл «козла» к кромке леса, подальше от проваля. Он не очень верил тому, что их преследователи не успели покинуть машину и вместе с нею ухнули в проваль, поэтому редко используемым наговором припрятал УАЗик от чужих глаз, а того более, рук. Дальше ребята направились через светлый бор по весёлой тропиночке, которая сразу за провалем сменила разбитую дорогу.
Через пару километров бор сменился на густую непролазную чащобу. К натоптанной тропинке прижались мохнатые ёлки. Между ними недружелюбно к путникам топорщилась перевить ивняка, смородины с остатками красных ягод, колючего шиповника. Отсутствие солнца, лучи которого лишь изредка прорывались сквозь густой лес, придавало этому первозданному великолепию торжественную мрачность.
Светлинка бездумно с удовольствием вдыхала лесные запахи – здесь, в этом природном заповеднике к ним не примешивалась гарь близких дорог и потому были яркими и насыщенными. Сергей, судя по всему, был под впечатлением происшедших необычных событий и молчал, что-то напряжённо пытаясь сообразить,. Слава, как и всегда, настраивал себя на предстоящую встречу.
Раздавшийся неподалеку в лесу сухой выстрел озадачил путников. По всей округе людей столько, что пальцев хватит, чтобы пересчитать. Каким чудом оказались здесь охотники? Да и на кого они охотятся? Охота вроде бы ещё не открыта… Браконьеры наверное… Или… Не те ли, что перебегают дорогу? В таком безлюдном месте… И с оружием…
Ребята насторожилсь. Скиф, который шёл впереди, замер, сделал Светлинке и Славе рукой знак остановиться и приложил палец к губам. Глаза его пробежались по зарослям. Но, разумеется, за их перевитью Скиф ничего не увидел.
Совсем рядом с тропинкой разнеслось звучное:
– Э-ге-гей!
Сверху на возглас немедленно откликнулась чёрная ворона – та самая, что пересекла им путь к Борку. Она притаилась прямо у тропинки на корявой сосенке, видимо, сообразив, что у этой троицы есть средство от её чародейства, но всё же всю дорогу скрытно наблюдала за посетителями припрятанного от людских глаз мира.
– Кар-р-рр!
Почти мгновенно её крик пересекла короткая автоматная очередь. Подраненная ворона скомканной тряпкой свалилась под ноги онемевшей от ужаса Светлинки, глянула на неё своим непроницаемо гагатовым глазом, рванулась. Махая одним крылом, она тяжело взлетела и пропала в лесу. Автомат сухими короткими очередями затрещал ей вслед, отдаляясь сумрачной тропинки.
«ЗЛОВЕЩИЕ ВОРОНЫ БУДУТ ИЗДАВАТЬ РЕЗКИЕ ЗВУКИ» – припомнилось Славе. «Отиздавалась одна», – подумал он, удивляясь своему откуда-то взявшемуся злорадству, которое за последний час выказало себя уже не первый раз.
Тропинка вывела их к небольшой речушке, скрытой от глаз зарослями ивняка и высокой, почти в рост человека, травы. О наличии водной преграды предупредило негромкое журчание воды и крутой спуск вниз: за долгое время своего существования речка, казалось, пыталась прорыть землю насквозь. Цепляясь за густые кусты ребята осторожно спустились вниз. Тропинка уткнулась прямо в реку.
– А как мы переберёмся? – спросила Светлинка.
– Ты зимой в родничке купалась. Неужели среди лета речушки испугаешься?
– Олень рога в реке обмочил. Нельзя после Ильина дня в реке… – так бабушка говорила.
– Да вряд ли придётся купаться. Мелкая речушка. И камни из воды торчат – по ним, кажется, и переходят.
Ребята присмотрелись. В самом деле, небольшие валуны лежали так, что по ним можно было перейти речку, не замочив ног. Вокруг валунов кипели белые бурунчики, журчание которых и выдало присутствие речки.
– Мельница была… – утвердила Светлинка, вспомнив подобную разрушенную запруду Офониной мельницы в Славнево. – Жили люди… Траву косили, хлеб растили, дома строили, мельницы. А сейчас – дикие джунгли.
– Снова обживутся, – отликнулся Слава. – Вот только что для этого произойти должно, чтобы обжились?
– Человек только тогда осознает себя свиньёй, когда захрюкает, – пробурчал Скиф, ясно осознавая, что ему совсем недавно удалось избежать превращения в свинью.
– Если человеку каждый день говорить, что он свинья, то захрюкает. А ему об этом по тысяче раз в день талдычат.
– Вряд ли животное сможет снова осознать себя человеком, если будет отхрюкивать SOS как «спасите наши задницы» вместо «спасите наши души», – подытожила Светлинка.
Так, рассуждая и не находя решения, ребята поднялись по узкой тропинке вверх, где их встретили такие же густые заросли травы и кустарника.
– Верно Пешня сказал, что если с тропинки сбиться, ни за что в Заборье не попасть. Если только прорубаться через кусты к реке. Так неизвестно куда прорубишься. Да и брод, похоже, что только здесь, на месте мельницы. Поди-ко поищи деревнюшку в этих зарослях…
Речушка что-то весело журчала-рассказывала им вслед. Но её языка никто не понимал, и, удручённая, речушка замолкла за первым поворотом тропинки. Но за этим же поворотом кусты и травы неожиданно расступились – путники снова вышли в прозрачный бор.
5
Сквозь многовековые огромные сосны. распускало лучи солнце – казалось, что бор сиял радостным светом. Уже на входе в бор почти из под ног Сергея выскочила пушистая белка, пробежала по гладкому стволу сосны и с широкой ветки и с нескрываемым любопытством уставилась на диковинных существ, которых ей, судя по всему, приходилось видеть крайне редко.
– Как-то уютно здесь, по-домашнему. И дремуче, по-сказочному… – глубоко вдохнула Светлинка еле уловимый на полуденной осенней жаре аромат леса. – Странное ощущение. Сохранились же на земле такие райские уголки… Ой! – восторженно вскрикнула она, увидев рассыпанные по сухой хвое шоколадные шляпки крепеньких боровиков. И бросилась в лес.
– Стой! – жёстко скомандовал Скиф. – Пешня не велел с тропинки сходить!
Его окрик потонул в тяжёлом хлопаньи крыльев огромной чёрной птицы, которая шумно поднялась прямо перед Светлинкой и скрылась в кронах сосен. Девушка ещё раз ойкнула – уже испуганно, и мгновенно прыгнула обратно на тропинку.
– Эк тебя глухарь-то шугнул, – засмеялся Слава. – Его, наверное, Пешня подговорил – догадался какая ты любопытная особа.
– Да ну тебя, – толкнула его Светлинка, успокаивая заколотившееся от неожиданности сердечко и радуясь, что страшный чёрный демон оказался всего лишь огромной безобидной птицей.
Утоптанная, ясно различимая тропинка стлалась под ноги, словно мягкий половик. Бор был лишён сухостоя и накренившихся тоненьких деревцев сосенок, каковыми изобилуют подобные лесные массивы. Не было в нём ни пеньков от срубленных деревьев, ни аккуратно сложенного рукой лесника в штабеля лесного мусора. Только прямые высокие сосны уходили куда-то вдаль, оформляя его замысловатую перспективу. Там, где бор перемежался ярко-зелёными, несмотря на осень, травяными лужайками, расцвеченными цветками клевера, луговых васильков, группками стройного иван-чая, тропинка была аккуратно прокошена, что только и выдавало в безмолвной природе присутствие человека.
Идти по напоённой прозрачным осенним воздухом тропе – как в лесу, так и на лужайках – было легко и полётно, словно ноги ступали не по земле, а по мягким облакам. Несмотря на проделанный уже более чем десятикилометровый пеший путь усталость не чувствовалась. Наоборот, хотелось идти и идти по этому нескончаемому природному заповеднику, молчать, прислушиваясь к стуку дятла, хлопанью крыльев мгновенно пропадающих в соснах глухарей, наслаждаясь видом крепких боровиков и мельканиями белок, будто играющих в какую-то игру с пробивающимися сквозь кроны деревьев солнечными лучами.
Только в одном месте Сергей запнулся о толстое сосновое корневище, которое вылезло из земли и разлеглось посреди тропинки разомлевшей от осенней жары змеёй. Светлинка замедлила шаги и аккуратно перешагнула корень. Слава, шагающий последним, в этом месте почувствовал упругое сопротивление, как будто от подувшего навстречу ветра, хотя дремотно распластанные зелёные сосновые лапы и не думали шевелиться.