Песня Офелии (Кручинин-Русич 2) / Проза.ру

            Есть ива над потоком, что склоняет
            Седые листья к зеркалу воды.
            Туда она пришла, вплетя в гирлянду
            Крапиву, лютик, ирис, орхидеи…
            (Шекспир.    Гамлет.)

      По настоящему женщин, Лёшка Балалаев узнал только здесь, на Пирамиде. Всю свою жизнь он был уверен, что весь слабый пол на Земле делится на две части: - порядочных (как его Галка) и непорядочных, как их соседка по лестничной площадке Светка распутная, нагловатая девица лет двадцати пяти по прозвищу Трёшка. Днём она торговала пивом в ларьке, а ночью на своей квартире самогонкой. Купленное у ней пойло можно было распить тут же на хозяйской кухне. Можно было и на ночь остаться. Её «комплексный обед» с ночёвкой стоил всего три рубля.             Рубль в те времена дорогой был, полновесный.       Не то, что нынешний!..
         На эту тему они с женой постоянно спорили. Супруга возмущалась его категоричностью и с жаром доказывала: что людей нельзя мазать одной лишь чёрной или белой красками. Что человеческая жизнь сложна и многогранна. Откуда ты знаешь, что руководит поступками той же Светки… И вообще, от тюрьмы и сумы...    Но Лёшка только посмеивался и мнения своего не менял. Полутонов в таких делах для него не существовало. Скорее всего, он так бы и прожил жизнь, не меняя своих убеждений, если бы не та «полярная командировка», заставившая его в корне пересмотреть свой взгляд на прекрасную половину человечества.
            ***
   Чем руководствовалась Советская власть, устанавливая в полярных посёлках Шпицбергена правила социалистического общежития – неизвестно. У тех людей кто этим занимался, профессионализма в таких делах явно не хватало. Спортзал, бассейн, русская баня, сауны, клуб, великолепная библиотека… Ну, чего ещё надо для полярного досуга. Ан нет… Не было рядом самого главного – супруги!
      А ведь «горнорабочий участка шахты» наряду с космонавтом и водолазом, входит в тройку самых опасных профессий в мире. Начальство, «колотёсы»*, портовики, повара - то есть все, кто работал «на-горах» взять с собой жену имели полное право.    Все, кроме шахтера… Причём той их категории, которая под землёй подвергается наибольшей опасности, - т.е. добычника и проходчика.
      Чем только не ополчается матушка – природа на бедного горняка; и внезапным обрушением кровли, и горными ударами, взрывами метана и угольной пыли… Не профессия, а сплошной стрес с. А как бы хорошо было – с работы пришёл - «никакой», а у порога тебя жена встречает … И всё-то у неё с пылу. И всё-то у неё с жару. Опять же этот треклятый «физиологический процесс, как говорят хохлы - «поджимае…»
      Лёшка, на рабочем собрании как-то поинтересовался у партийного организатора рудника - почему так? Что тут началось!.. Тот аж подпрыгнул на своём стуле. Вскочил. «Это кто там у тебя такой умный?» - грозно обратился он к начальнику добычного участка, где работал Алексей. «Проверишь его через первый отдел …». И, отыскав взглядом Балалаева, рявкнул: «Горнорабочий на Пирамиде, относится к категории самых высокооплачиваемых профессий!!! Жён вам не положено! Это всем понято!? Хотел ещё что-то сказать, но передумал и, усаживаясь, на своё место в президиуме буркнул: - «Сначала жён им подавай. Потом проституток…. Совсем «вербота» обнаглела».    Хохлы при слове «проститутки» все, как по команде дружно заулыбались.
         Ну, насчет «верботы» Лёшка мог бы подискутировать с начальством. По большому счёту невербованным тут был только один белый медведь.    Но поостерёгся …             Спорить и задавать вопросы здесь явно не приветствовалось...    «Чёрт меня за язык дёрнул»- втянув голову в плечи, подумал он.
            Ответ директора рудника большинство присутствующих свели к шутке. Хотя, какие уж тут шутки!..    В полярном посёлке время от времени такие страсти бушевали! Что ты! Шекспир отдыхает... В своё время Лёшку поразила судьба одной милой женщины средних лет по имени Ольга. Вообще, на Пирамиде красота, молодость, фигура – особой роли не играли... Любому мужику    достаточно было прожить здесь без жены месяц – два, как все без исключения «пирамидчанки», начинали казаться ему красоты и шарма необыкновенного. Возраст и фигура значения не имели.
***

            Ольга Васильевна К. была женщина - праздник. Как она пела старинные романсы, аккомпанируя себе на аккордеоне. Заслушаешься. Знала наизусть всего Есенина, Рубцова, Тряпкина… Про последнего Лёшка Балалаев никогда и не слышал. А какие у человека стихи прекрасные оказались ...    Её выход на сцену Дома Культуры был украшением любо го концерта, устраиваемого жителями полярного посёлка своими силами к какому-нибудь советскому празднику или заходу к ним в порт круизного лайнера.
   На Пирамиду она заехала месяца за три до Балалаева на должность директора Дома Культуры. Поселили её в гостинице. Лет десять назад она окончила МГУ, где училась на кафедре филологии. Местные поэты посвящали Ольге стихи. В полярном посёлке их было множество и каждый норовил познакомить её с своими творения тет-а-тет. Особенно доставал один «хохол -западенец» с благородной фамилией Стульчак. По профессии он был горноспасателем, которые на Пирамиде исполняли ещё и обязанности милиции. Стульчак слыл талантливым «поэтом трагиком». Все герои в его многочисленных поэмах обязательно помирали. Более «быдлячих» вирш Лёшке слышать не приходилось.
         Чтобы красиво выйти из создавшегося положения и как можно меньше раздражать женскую половину полярного посёлка, толпившимся вокруг неё творческим личностям Ольга предложила создать поэтический кружок. Она и название придумала: «Родник». Её предложение было принято на ура и во вновь образованное литературное общество, записалась почти вся мужская половина Пирамиды. Ольга Васильевна стала у них руководителем. Её заместителем (по личной просьбе) выбрали «поэта трагического направления» Кондрата Стульчака. Собираться они стали два раза в неделю в библиотеке.
   Ольга Васильевна, как руководитель литературного общества начала с того, что прочитала своей творческой аудитории несколько лекций о теории стиха и законах стихосложения. Больше половины «полярных пиитов» сразу отсеялось. Оставшиеся, ещё плотнее сомкнулись вокруг своего руководителя и не пропускали ни одной её лекции. В их речах стали появляться диковинные для русского уха слова: амфибрахий, гекзаметр, цезура…
      Мужское большинство Пирамиды относилось к Ольге с искренней симпатией, если не сказать больше…    Кто посмелей, навязывался в гости. Многие приглашали прогуляться до Голубого озера,    к «Каменным братьям», к «Водопадам»… Ольга, мило улыбаясь, решительно от всего отказывалась.    Лишь единственный раз на секунду, она проявила интерес к «братьям».
      В километре от посёлка, на возвышенности высились каменные столбы, сложенные из плоских камней продукта, разрушаемых ветром скал. Полярники, кто от безделья и скуки, кто от несчастной любви, а кто просто, желая оставить о себе хоть какую-то память, возводили этих каменных истуканов. После первой полярной ночи, Лёшка, «умершвляя, свою бунтующую плоть» тоже сложил    себе четырёхметрового «каменного брата». Рядом с ним установил огромный, треугольный булыжник (про себя он называл его «былинным») и на ровной стороне монолита, ядовитой зелёной краской вывел: «Сей столп (тоски полярной знак) воздвиг «Тоскующий Туляк»... Более того, по всем сторонам света вложил между камней бутылочные горлышки разного диаметра. Теперь с какой стороны не подул бы ветер, его «каменный брат» начинал издавать печальный, завораживающий душу звук, чем сразу же привлёк к себе внимание полярников. Многие приходили сюда послушать «Тоскующего Туляка…»
            После майских праздников по руднику пополз слух, что Ольга Васильевна свой выбор давно сделала. Им оказался прибывший в одно время с ней на место главного инженера ТЭЦ, крупный, начинающий полнеть мужчина. Летевшие с ними в самолёте из отпусков полярники сразу вспомнили, как в Шереметьеве этого «дуста» провожала жена с двумя детьми.             В аэропорту они с Ольгой делали вид, что друг с другом незнакомы. Но в самолёте сидели вместе, и она проспала у него на плече до самого Мурманска.             Точку во всех этих разговорах поставил живущий по соседству с ней Стульчак. Он объявил, что не раз видел его у неё в номере одетым в домашний халат на голое тело …
      Поэтическое сообщество Пирамиды раскололось на два лагеря: одни, не теряя надежды, продолжали строить в отношении Ольги свои честолюбивые планы, другие (как это часто бывает), - возненавидели и стали плести вокруг её имени хитроумные интриги и гадкие небылицы.
            ***
         На концерте в связи с заходом в порт прогулочного лайнера «Клавдия Еланская», совершавшего круиз по странам Скандинавии, Лёшка читал стихи, написанные им уже здесь, на Пирамиде. Ему дружно аплодировали и долго не отпускали со сцены. Своё выступление он закончил стихотворением, посвящённое всем женщинам Пирамиды. Написал он его глухой полярной ночью, когда такие слова как: миловидная, симпатичная, красивая своё значение для него утратили. Начиналось оно так: «В «Пирамидчанках» что-то есть. Они милы необычайно. Прекрасных качеств в них не счесть и в каждой дремлет своя тайна». А заканчивалось: «Да-а! Стал я здесь не тот, что прежде…    За каждый благосклонный взгляд. Готов накопленную нежность отдать хоть десять раз подряд».
      Со сцены его проводили бурей аплодисментов и восторженными криками. Причём, как со стороны полярниц, так и полярников.
      После концерта, как всегда были танцы. Ольга подошла к Балалаеву и сама пригласила его на вальс. Это было так неожиданно, что Лёшка поначалу растерялся, но быстро пришёл в себя и вихрем закружил её в танце. Она благосклонно отозвалась о его стихах и шутливо приказала немедленно вступить в их литературный кружок.    Лёшка в этот момент меньше всего думал о стихах, вернее, он о них вообще не думал. Вдыхая всей грудью этот, ни с чем несравнимый запах упругого, разгорячённого тела своей партнёрши, он вдруг физически ощутил в себе неимоверное желание, немедленно стать членом её «поэтического» кружка…» .
         Под затухающие аккорды электрогитар из рук обалдевшего Балалаева партнёршу ловко «перехватил» её «заматеревший бойфренд».       Обескураженный Лёшка, так и остался стоять посреди зала. Музыканты заиграли что-то медленное и грустное. Солидный, уверенный в себе мужчина, обняв Ольгу за узкие плечи, бережно повёл её в танце. Она, прижав к своей высокой груди маленькие кулачки, всем телом прильнула к его крупной, полноватой фигуре…             И в этом её движении Лёшка почувствовал столько любви, столько доверия !..

   Записываться в её поэтический кружок, Балалаеву почему-то расхотелось…    К тому же в сознании явственно всплыла его Галка: - «Интересно, а что она сейчас там делает?» - сузив глаза, подумал он.

         Прожитая на Пирамиде первая полярная ночь, для Лёшки оказалась необычайно плодотворной. Его целомудренное воздержание вызвало в нём такую сублимацию (перетекание энергии из половой сферы человеческого организма в интеллектуальную активность), что перебирая свои черновики, он не верил глазам. «Неужели это всё я!?» - глядя, на исписанные своим бисерно -мелким почерком    общие тетради удивлялся он.    Просмотрев, цикл стихотворений под рабочим названием - «Стихи - навеянные звёздным, полярным небом…», он дурниной заорал: «Ай да Балалаев! Ай да сукин сын!!!».
      Первопричиной вдохновения в его первую полярную ночь стала комета Галлея. Распушив на полнеба свой громадный ледяной хвост, она неделю висела над Пирамидой. Заворожённый её величественным видом Лёшка тут же посвятил космической гостье стихотворение:
            Какого Разума творенье?
            Каких Веществ? Каких Основ?
            Или Вы просто отраженье
            Иных, неведомых Миров?
            Огневолосые кометы
            Где начат Ваш Великий Путь?
            Каким Вы солнцем обогреты?
            Узнаем ль мы когда-нибудь?
      Написав о комете, он только вошёл во вкус, и остановиться уже не мог. Звёзды, Млечный Путь, Чёрные Дыры, Луна, и даже сама Вселенная почувствовали его бойкое перо на себе.
   Любуясь звёздным арктическим небом он заметил, что небесные тела, здесь, в семистах километрах от полюса смотрятся совсем не так, как на материке....       Луна - круглее и больше. Звёзды – крупнее и ярче. Невооружённым глазом можно было видеть даже комические спутники.    Они почему-то были все красного цвета?..
            В январе заполыхало Северное сияние. На фоне пламенеющего неба возникали узоры красоты необыкновенной. Они непрерывно меняли свои причудливые формы и цвет. Не в силах оторвать взгляда от удивительной игры красок, Лёшка, мог часами задрав голову к небу, стоять на трескучем морозе, не обращая никакого внимания на свалившуюся с его головы шапку.
            ***
      В поэтический кружок Лёшка Балалаев всё-таки пришёл. И вовсе не потому, что его туда пригласила сама Ольга Васильевна. Переполненный рифмами и эмоциями от написанных стихотворений он жаждал живого общения с такими же, как и он «чудаками».
      В библиотеку Алексей пришёл на полчаса раньше назначенного времени. Но члены литкружка были уже все в сборе и увлечено обсуждали знаменитое стихотворение А. Блока «Незнакомка». Внимания на Балалаева никто не обратил. Сидевшая около окна Ольга Васильевна, показалась ему грустной, даже какой-то отрешённой. Занятая своими мыслями, она витала где-то далеко-далеко…
   Говорила худенькая, прыщавая холостячка из планового отдела: «… наш лирический герой безумно влюблён, но подойти и объясниться с предметом своей любви (будучи очень скромным) не решается. Он следит за ней и замечает, что его очаровательная «Незнакомка» в одно и то же время приходит в один уютный ресторанчик выпить чашечку кофе. Каждый вечер наш герой приходит туда, занимает место у окна, заказывает себе стакан вина и с волнением ждёт появления своей…»
      Судя, по безумному взгляду выступающей, говорить она могла бесконечно... Но тут вмешался сидевший рядом с ней бородатый парень: «Всё правильно!.. Только это не уютный ресторанчик, а грязный трактир с немытыми окнами, где собирается «дно» Санкт-Петербурга. И наш лирический герой не влюблённый пай-мальчик, а спивающийся интеллигентик и «синие туманы», и «шляпы со страусовыми перьями», и «в кольцах узкая рука»: - это ничто - иное, как его «глюки». Потому как в таких местах в это время «кофе» пьют одни лишь проститутки…»-хриплым, простуженным голосом проговорил бородач. При слове проститутки    экзальтированный Стульчак несколько раз подряд щёлкнул своими подозрительно белыми, ровными зубами. Все зашумели, задвигали стульями… Ольга, очнувшись от своих дум, заметила Балалаева. Она слегка оживилась и постучала карандашом по стоявшей на подоконнике вазе с искусственными цветами. Стало тихо. «Друзья! А у нас гость» - обратилась она к присутствующим. Не обращая никакого внимания на Лёшку народ, требуя развития темы, опять зашумел. Ольга, призывая всех к тишине, постучала карандашом по вазе ещё раз.             «Алексей»-обратилась она к Балалаеву. «А что вы думаете о нашем лирическом герое? Какое из двух мнений, вам ближе?». Зал затих. Десятки пар глаз с любопытством уставились на него. Лёшка вопроса не ожидал и стал путано, с трудом подбирая нужные слова излагать своё мнение:    « Ну, вообще-то… Э-э… У Блока в стихах нет и намёка на грязь, пошлость и э-э…». Чем больше Алексей говорил, тем больше запутывался. В какой-то момент он понял это и без всякого перехода заявил: «Этот парень», - кивнул он на бородача, по моему, абсолютно прав!..» Ответом ему был одобрительный гул грубых, мужских голосов...
   В печальных глазах Ольги Васильевны мелькнуло любопытство. Ей захотелось поговорить о стихотворении, которое, было написано Блоком в самый тяжёлый период его жизни: окончательный разрыв с символистами. Уход жены к лучшему другу...             Но, обсуждать эту тонкую тему здесь, где над головами висел ядрёный запах мужского тестостерона, ей показалось святотатством.
   «Ну, хорошо об этом мы поговорим в следующий раз» - к общему неудовольствию проговорила она и, опять обращаясь к Лёшке, сказала: «У нас здесь сложилось неписаное правило. Каждый, приходящий к нам новичок, обязан прочитать свои лучшие стихи».
         Чего-чего, а стихи свои Балалаев читал всегда с удовольствием. К тому же, это было главной целью его прихода сюда. Он начал с большого стихотворения, написанное им в эпистолярном жанре и посвящённое женам полярников, оставшихся « там, далеко – далеко, на милых берегах». Читая, Лешка Балалаев всей своей кожей чувствовал, что стихотворение этим бородатым мужикам, с виду грубым и неотёсанным, но с тонкой духовной организацией внутри, очень нравится. Когда он закончил, его попросили почитать ещё что-нибудь…
      После Лёшкиного выступления со своего места стремительно поднялся Кондрат Стульчак и объявил, что и у него есть кое-что новенькое. В зале раздался смех, шум… Ольга Васильевна кивком головы подозвала Лёшку к себе и, понизив голос, сказала: «Алексей, соберите все ваши стихи и принесите мне. Я их отпечатаю и пошлю в Москву. У меня там обширные знакомства в литературных журналах. Балалаев от её слов сомлел. «Принести! Вам домой!?»- вырвалось у него. Ольга Васильевна ничего не ответила и, сославшись на неотложные дела, вышла из библиотеки.
   Стульчак прочитал свою новую поэму. От прошлых его творений она ничем не отличалась.             Его лирический герой, обходит вокруг Пирамиды все заветные места. И на леднике «Малая Эльза», провалившись в глубокую ледяную трещину, погибает. К счастью поэм а, оказалась короткой и общество это оценило. Ему долго и дружно аплодировали. А потом закидали вопросами: Какой глубины была трещина? Он погиб сразу или помучился? Как звали лирического героя? Был ли он женат? Какая сумма была у него на сберкнижке?...          Польщённый таким вниманием Стульчак обстоятельно ответил на все заданные ему вопросы.
            Атмосфера в литературном кружке Алексею поначалу очень понравилась. Творческая. Дружелюбная. Из всех здесь присутствующих лично он мало с кем был знаком, но за два часа общения эти люди стали ему как родные. Впервые за пять месяцев, проведённых им на Пирамиде, он почувствовал себя абсолютно счастливым человеком.
      Когда стали расходиться, Балалаев подошёл к библиотекарше (откровенно скучающей томной хохлушке средних лет),    со сборничком стихов Рубцова. И пока она отыскивала его карточку он, как бы между делом поинтересовался: «Леночка, а что Ольга такая грустная сегодня? Заболела, что ли!» «Заболеешь тут» - польщённая его вниманием затараторила та. «Сорвал с места. Привёз на край света и бросил! Кто бросил, кого?»- не понял Лёшка. «Ну, как ты не понимаешь?» – наклонилась она к нему. Владимир Сергеевич Ольгу! Ну, этот, инженер с электростанции…».
      Всю дорогу до общежития в Лёшкиной голове крутилась мысль: а не зайти ли ему сейчас к Ольге?.. Поддержать, так сказать в трудную минуту. Но не решился. Вот сделаю сборник, тогда и попьем чайку, - решил он.
***

      Девятого мая на Пирамиду прилетела агитбригада из Баренцбурга. Лёшка на их концерт не попал. В его камере произошло обрушение кровли и чтобы к понедельнику привести её в рабочее состояние, начальство оставило их с напарником на вторую смену. Да он особенно и не переживал. Завтра в литкружке ему всё расскажут.
      Конечно, хорошо бы самому послушать тамошних поэтов (на Баренцбурге по слухам, их было в три раза больше чем на Пирамиде), но вкусу и мнению своих ребят он полностью доверял. Не всем, разумеется… У них в «Роднике» графоманов тоже хватает… Один Стульчак со своими поэмами чего стоит.
            Недавно, Лёшка пришёл к выводу, что все пишущие люди делятся на стихослагателей и творцов. Одни сочиняют рифмованные тексты, в которых рассказывают читателю о том, что ему и без них давно известно: лес зелёный, ручей звонкий, солнце яркое или не яркое…
      Другие творят, выдавая «на гора» такие «вещи», которые подобно сильнейшему наркотику врываясь в сознание читателя (слушателя), расширяют его до размеров Вселенной, вызывая в душе то неповторимое чувство щемящего блаженства. И такие поэты на Пирамиде были. Лёшка Балалаев в тайне им завидовал. Белой завистью разумеется. Потому как считал, что у каждого настоящего поэта, как у радиста есть присущий только ему свой стихотворный почерк. Вот написали Колька Милованов и та худенькая холостячка из планового отдела цикл бесподобных стихотворений о полярных красотах Шпицбергена. Лёшка зачитывался ими обоими и никак не мог определить, чьи стихи лучше. Пока его не осенило: да их же нельзя сравнивать! Ни Кольку Милованова, ни ту молоденькую бухгалтершу, ни их стихи, которые надо просто читать и наслаждаться.
      В глубине души он очень надеялся на то, что и у него есть свой неповторимый, поэтический почерк.

   После вступления в литобщество «Родник», дни у Балалаева на Пирамиде    побежали в два раза быстрее.    Лёшка жил «вторниками и пятницами» и очень переживал, когда наступала вторая смена, и он вынужден был пропускать (как грубовато называл их Колька Милованов) очередные «посиделки». Ради них он пожертвовал своими тренировками в сборной команде Пирамиды по волейболу. Капитан команды -хохол предупредил его: «Ещё один пропуск и к «норгам»* на игру в Лонгйир не поедешь». «Ну, не поеду, значит не поеду»-равнодушно хмыкнул он.             Но если быть до конца честным, здесь Балалаев лукавил. В душе он был уверен, что без его подачи и блока… Да куда они денутся!
      На последних двух встречах Ольга Васильевна отсутствовала. С ней вообще происходило что-то странное. Она перестала ходить в столовую. В кино, даже на «Зимнюю вишню не пришла!    Лёшка, два раза приносил ей в гостиницу свои стихи, но она ему даже не открыла. Откуда это идёт Лёшка догадывался. Преданная любимым человеком, оставшись одна, она затосковала.    Последнее время (размышляя, о любовных историях на Пирамиде), Лёшка всё больше и больше убеждался: женщина в любви идёт дальше, чем мужчина…
***
      Колька Милованов, исходивший окрестности Пирамиды вдоль и поперёк (злые языки утверждали, что в своей последней поэме Стульчак имел ввиду именно его), предложил шестого июня сходить к «водопадам» и там отметить день рождение А.С. Пушкина. Обязательно пригласить Ольгу. А если та откажется -тащить её силой. Его предложение многие с энтузиазмом поддержали. Девчонки из «Родника» во главе со Стульчаком ходили к Ольге Васильевне домой. Еле, еле уговорили…
   Ранним воскресным утром группа мужчин и женщин в количестве десяти человек с набитыми рюкзаками, одетые в спортивные костюмы и куртки, не спеша двинулись по деревянному коробу. Этот короб тянулся до самого Голубого озера, где находилась насосная станция питавшая водой посёлок и ТЭЦ. Внутри его проходили электрические кабеля и трубы, по которым поступала вода.
      Перед самым выходом Стульчак принёс две мелкокалиберные винтовки и двадцать патронов к ним. Одну винтовку он отдал Кольке Милованову, другую оставил себе. Колька, закидывая мелкашку на плечо, мрачно пошутил: «При встрече с белым медведем застрелись и передай другому…» . «Милованов, перестань каркать!!»- сдавленным шёпотом просипел Стульчак.
         По коробу шли ходко и весело. По обеим его сторонам время от времени с усеянного грибами места срывались стаи полярных куропаток. Они совсем не боялись людей. Если не делать резких движений и не шуметь, то можно было подойти к ним на расстояние вытянутой руки.
      Рассказывали анекдоты, читали стихи, несколько раз пытались спеть модные шлягеры. Но каждый раз песня глохла, т.к. никто не знал слов до конца. Но всё равно, настроение у всех было превосходное. На похудевшем лице Ольги играл румянец. Широко раскрытые глаза блестели. С наслаждением вдыхая всей грудью чистейший арктический воздух, она любовалась видом окружающей их местности, проснувшейся от долгой полярной ночи. Пурпурные камнеломки, жёлтые полярные маки, голубые незабудки, лиловые гвоздики то там, то здесь вспыхивали яркими, цветными огоньками. Идти дальше ей уже и не хотелось. « Вот так бы села и сидела, сидела..,» - заворожённая суровой, полярной красотой зацветающей тундры»- думала она.
   С короба сошли, километра за три до Голубого озера. Колька Милованов объявил десятиминутный привал. Мальчики направо. Девочки налево. Мужчины покурили и надели болотные сапоги. Дальше их ждало сплошное бездорожье. Заболоченную местность с севера на юг пересекали десятки мелких, но очень бурных в это время ручьёв и речушек. Норденшельд таял, извергая из себя стремительные потоки мутной, ледяной воды. Женщин через них мужчины переносили на руках. Балалаеву всё время доставалась та худенькая бухгалтерша из планового отдела. Каким она была бухгалтером, Лёшка не знал, но стихи писала необыкновенные. Черпая болотниками ледяную воду, он бережно переносил её через самые глубокие и опасные места. К Ольге Васильевне было не подступиться. Стульчак и Милованов от неё не отходили.
   Пройдя, по бездорожью километров пять все очень устали.    Многие откровенно загрустили. Один Колька Милованов невозмутимо обмеривал бурные речушки длинным шестом и, обнаружив подходящий брод, организовывал безопасную переправу.
            Помогая Ольге перешагнуть узкий, клокочущий пеной неширокий ручей, Стульчак оступился и, увлекая её за собой, полетел в воду. К счастью, ручей оказался не очень глубоким. Но стремительный поток талой воды, не давая встать на ноги, потащил их вниз по течению. Бросившийся им на помощь Лёшка подскользнулся и всей своей массой плюхнулся в этот же злосчастный ручей. Но, тут же как ошпаренный, из него выскочил. Ему показалось, что в ручье был кипяток. Остальные замерли, с ужасом наблюдая за барахтавшимися в ледяной воде Стульчаком и Ольгой. Не растерялся один лишь Колька Милованов. Забежав на несколько метров вперёд, он бросил свой шест поперёк ручья. Кондрат и Ольга вцепились в него железной хваткой. Подбежавшие мужчины одним махом выдернули их на берег. Колька вытащил из своего рюкзака свитер, тёплые спортивные штаны, кеды и сунул их Ольге. «Переодевайся» Она, стуча от холода зубами, отрицательно замотала головой. «Быстро переодевайся!!»- дурниной заорал Милованов и стал срывать с неё мокрую одежду. Когда она переоделась, он налил ей, Балалаеву и Стульчаку по пятьдесят граммов коньяка.
      Через десять минут, сидя вокруг пылавшего костра сооружённому из захваченных с собой поленьев, решали: - что дальше делать? Идти к «водопадам»,- не могло быть и речи. Колька Милованов предложил вернуться назад к коробу. В километре от того места, где они сошли с него, есть построенный «колотёсами» домик. Нажарим шашлыков. Отдохнём. Обсушимся… Не попали на «водопады» - насладимся Голубыми озёрами. Все с радостью согласились.

Наученные горьким опытом , ручьи теперь (даже очень мелкие), они переходили с тройной осторожностью. Колька вывел группу прямо напротив домика. Когда поднялись на короб, то увидели его прямо перед собой. Расстояния в Арктике всегда обманчивы. Но до деревянного строения, смахивающего на добротный дачный сарай, судя по всему было недалеко. Над его односкатной крышей отчётливо просматривался дым. Наверное, такие же, как они путешественники устроили там привал.
Когда подошли к домику, увидели стоящие у двери два японских скутера. Таких вездеходов на Пирамиде было два. Один принадлежал директору рудника, другой начальнику ТЭЦ. Минут пять никто не решался войти внутрь. Первым не выдержал Милованов. «Не хватало ещё заболеть»-громко проговорил он и, увлекая за собой Ольгу с Балалаевым решительно зашёл внутрь. Перед ними предстало завораживающее своей откровенностью и доступностью зрелище. В углу теплился очажок. На нарах, укрытых широким махровым полотенцем лежал голый, крупный мужчина. На нём, подобно древней амазонке с распущенным по плечам белокурым волосом, «скакала» красиво сложенная обнажённая женщина. Время от времени она, как бы предлагая своему дородному жеребцу вместе с ней, до конца отдаться этой восхитительно - безумной скачке, страстно подстанывала. В жеребце Лёшка узнал главного инженера ТЭЦ, а в наезднице супругу директора рудника. При каждом подскоке белокурый волос прекрасной всадницы взметался высоко вверх, обнажая её красивые, породистые плечи и высокую, точёную шейку.
Первой пришла в себя Ольга. Закусив до крови нижнюю губу, сделавшаяся вдруг белая, как сама смерть она стремительно выбежала из домика. Лёшка Балалаев, Колька Милованов и Стульчак с отвисшей челюстью, жадно пялились на роскошное тело «наездницы. По национальности она была полячкой, и вся Пирамида звала её «пани». Увидев, непонятно откуда появившихся в домике посторонних мужчин она, прикрывая свою голую грудь с набухшими сиреневыми сосками левой рукой, истерично закричала: «Какое право вы имели прийти сюда!!? Почему вы не на работе!?.» Но, отлично понимая абсурдность своих обвинений, закрыв лицо свободной рукой, горько зарыдала.
   Лёшке стало жаль эту статную, красивую женщину. Её оплывший жиром «скакун» не сделал даже слабой попытки, чтобы хоть как-то защитить свою «амазонку». Лежал и хлопал глазами, - как пришибленный. Хоть бы выйти потребовал. А ещё лучше – вышвырнул бы их из домика. По крайней мере, Лёшка окажись на его месте, поступил бы именно так.             Опомнившийся Стульчак, потянул Балалаева за рукав: «Во, попали. Сматываемся отсюда поскорей. Пока она нас не узнала» - прошептал он и ловко выскользнул за приоткрытую дверь. За ним, пятясь и, вежливо уступая друг другу дорогу, вышли Колька Милованов и Лёшка.
«Всё лишнее за борт» - тоном капитана гибнущего судна, ничего не объясняя проговорил Колька, и вытряхнул из своего рюкзака килограмм десять парной свинины, с целой головкой костромского сыра. Остальные, не задавая лишних вопросов, проделали со своими рюкзаками ту же операцию.
Когда подходили к «бутылочному домику» их с рёвом обогнали два японских скутера.    Удивительная машина этот скутер. По любому бездорожью идёт до семидесяти километров в час.
   ***
На следующий день Ольгу Васильевну с высокой температурой положили в больницу. Всю неделю Лёшка, Колька Милованов, худенькая бухгалтерша Леночка, Стульчак и все вместе, и сами по себе пытались её проведать, но дежурившая медсестра к ней никого не пустила. Мотивировала она это тем, что больная никого не хочет видеть. Лёшка в это, почему-то сразу поверил.

Ещё до того злосчастного похода на «водопады» Ольга Васильевна предложила обсудить о творчестве самого печатаемого в Советском Союзе поэта Евгения Евтушенко. Лёшке многочисленные творения этого (как он считал борзописца), не нравились. Он причислял его к стихослагателям. В этом его поддержали Колька Милованов и холостячка Леночка. «Рифмоплёт и коньюктурщик!»-презрительно высказался Колька. Леночка, положительно отозвавшись о юношеских стихах Евтушенко, назвала его поздние творения бытоописательскими. Что вижу, то пою. Видимая картинка, в которой нет ни капли поэзии. С этим не согласились хохлы во главе со Стульчаком. Размахивая его последней поэмой «Мама и нейтронная бомба», он с пеной у рта доказывал, что эта талантливая, уникальная вещь! Что она переживёт время, и что потомки ещё не раз её перечитают. Творческий спор чуть – чуть не перерос в драку. Ольга Васильевна была вынуждена прения прекратить.
На двух последних «родниковских посиделках» Балалаев не присутствовал. Колька Милованов рассказывал ему, что без Ольги они стали какими - то выхолощенными, не интересными, сухими… Председательствующий Стульчак если не читал свою очередную «трагикомедию», то сплетничал о жизни знаменитостей. И откуда он только «выковыривал» эти, порою не приличные подробности…
            ***
      В тот день, перед самым концом рабочей смены Лёшка задумался о завтрашнем собрании, где их спор со Стульчаком должен был продолжиться. Он знал, что Евтушенко как поэт был Стульчаку «до лампочки». Скорее всего, он его и не читал никогда. А спор затеял для своего «веса» и то, что фамилии этого «дуста» оканчивалось на «о».
   Балалаев ещё в первый день их спора дал себе слово «размазать» по стенам библиотеки и Евтушенко, и Стульчака с его графоманской «кодлой».
За прошедшие две недели он прочитал из Евтушенко всё, что смог найти в здешней библиотеке. Выписал все слабые на его взгляд рифмы и не удачные, а то и откровенно безграмотные обороты речи…             «Эх! Ольги Васильевны не будет … » - обсыпая, своё рабочее место инертной пылью сожалел он.

   После работы Лёшка около часа провалялся в сауне. Из бани вышел последним, свеженький, отдохнувший. Было очень прохладно. С фьорда дул пронизывающий, ледяной ветер. Он посмотрел на свои арктические часы. Стрелки показывали полтретьего ночи. Пирамида спала. Подходя к центральному газону с зелёной травой (особой гордости пирамидчан), он увидел на нём какую-то женщину. Босая, с распущенным волосом, в одной ночнушке она медленно шла по заиндевевшей траве. Её оголённые до плеч руки с охапкой жёлтых арктических маков были крепко прижаты к груди. В метрах пяти от Алексея она остановилась, присела на корточки и, сопровождая свои действия невнятным бормотанием, стала разбрасывать маки вокруг себя. В женщине к своему ужасу Лёшка узнал Ольгу Васильевну. Он прислушался к её печальному, дрожащему голоску. Она говорила о какой-то речке, цветах и крапиве…
Со стороны больницы оглушительно громко хлопнули двери. Лёшка обернулся. Одетая в белый халат на голое тело, к ним бежала медсестра. За ней, придерживая руками спадавшие с бёдер брюки, спешил пирамидский доктор по прозвищу Пиночет.
***

*Колотёс - Рабочий-строитель (жарг.)
*Норги    -    Норвежцы (жарг.)