Шепот. Пролог

Елена Тупикова
Пролог
Я никогда не боялась никого и ничего. Честно-честно. Не обращала внимания на глупые шорохи, скрипы дверей, приглушенное дыхание ветра. Я смело смотрела в глаза проходящим мимо людям, болтала с ними и нередко улыбалась плачущему ребенку, которого вела за ручку нерадивая мать.
Тогда во мне жило чувство радости, искренней радости за то, что я еще смогу сделать что-то действительно важное в этом мире. По крайней мере, я в это верила. Просто знала, что когда-нибудь это случится. И это буду уже не я, если не сделаю что-нибудь грандиозное.
Но всегда во мне жило какое-то сомнение. Нет. Это было что-то большее, чем простая человеческая неуверенность. Это был скорее страх, что я не смогу, не сумею сделать все идеально, к чему всегда так стремилась, и чего всегда хотели от меня окружающие. Это и была, как я сейчас понимаю, моя главная ошибка.
Вроде бы обычная, ничем не запоминающаяся история из жизни. Обычная, да не совсем.
Что я еще могу о себе рассказать? С детства меня учили уважать старших, да и не только их, а всех людей в совокупности. Рисовать, читать заумные книжки, разбираться в географических картах и все в таком роде. Но маму всегда настораживало, а иногда и пугало, моя (как бы это сказать) темная сторона. Неимоверное количество черного цвета на рисунках, заумные книжки нередко оказывались с пугающими названиями, от которых любому взрослому становилось не по себе. Меня даже водили к детскому мозгоправу, но толку от этого было ноль, он показал мне пару карточек с кляксами, где я не видела ничего криминального. После этого все сделали вывод, что у мамы просто сильно разыгралось воображение, и что вообще вся молодежь сейчас такая, и ее ребенок не был исключением.
Как глубоко они ошибались.
Сейчас, если вспомнить, во мне просыпалась некая, просто невозможная, до ужаса устрашающая, темная сторона меня. Неимоверно пугающая.
 Вроде бы это я. Но в то же время, что-то во мне менялось. В отражении в зеркале, я видела обычную девочку четырех лет: хвостики, короткая челка, платьице, босоножки. Со временем я стала замечать, что если со всех ног пролетишь мимо зеркала, и ненароком, как бы, между прочим, заглянешь в отражение, на меня посмотрит совсем не я, а девочка со страшным блеском в глазах и самодовольной ухмылкой на лице.
Но время шло. Пять, десять, одиннадцать лет пролетели. Пролетели, как и у всех людей. Вот только все изменилось.
Все детские страшилки потихоньку забывались, я становилась другой. Да и в сущности все становилось другим.
Казалось, я совсем разучилась плакать. Ходила тенью, но никогда не была в стороне. Эдакий единственный разумный человек в стране фриков и совершенно глупых людей. Каждый раз, когда я закрывалась и пряталась, постоянно оказывалась у всех на виду. Почему-то все хотели спросить мнения, у девчонки, которая вечно прячется за челкой, а мне так надоедали никчемные мысли бездарных людей, размышляющих о смысле жизни. Пару раз я взрывалась, из меня вырывались громкие тирады о глупости людей, что они всего лишь пешки для друзей, для учителей, для страны. С ними играют, а они преданно прогибаются под эту систему. Даже самый затравленный ботаник с покорностью отдавал свой обед в руки старшеклассника-переростка, который с каждым разом все сильнее обижал его и бил кулаками прямо в живот.
Но что я получала в ответ? После всплеска эмоций, я хотела только понимания, что кто-нибудь по-настоящему воспримет мои слова, не побоится и ответит мне. Взамен на это, я получала только овации и аплодисменты, мне пророчили карьеру в политике, в писательских кругах, но это было совсем не то…
Что было бы, если я тогда знала, что найду понимание не в толпе людей, не  в карьере чьей-то чужой мечты, а в обычном мальчике с улыбающимися глазами? Не то, что у меня.
Никогда не забуду те добрые, до дрожи, глаза. Когда я заходила в комнату, они начинали светиться. Глупо льстить себе, но все же мне казалось, что причина свечения – я.
Глаза. Глаза, которые внушали мне теплоту, защищенность, жизненную силу и энергию. Тогда ради них я и жила. Жила.
Искать момент, что бы утонуть в них, погрузиться полностью. И это не романтический интерес, о котором постоянно пишут в книжках, это что-то нереальное мистическое. Это нечто тянет меня, и я уже не могу вернуться назад.