17 глава

Татьяна Богдан
               
- Ты что, охренел? – негодовал Твердолоб, услышав просьбу Свиягина по поводу ремонта церкви, - совсем мозги свои растерял от семейного счастья?
-  А причем здесь моя семья?
- А притом, товарищ председатель! Я смотрю, у тебя не только мозгов нет, но и глаза поволокой застило! Совсем перестал соображать в своей глуши! Газет не читаешь и радио не слушаешь, раз не знаком с планами ЦК КПССС! Не знаешь, что говорилось на пленуме ХХ съезда!

  - Почему не читал? Читал. И что?
- А то, мой дорогой, как только узнают, что ты собираешься восстанавливать храм, тебе даже я  ни чем не смогу помочь! Упрячут туда, где Макар телят не пас! О себе не думаешь, так хоть о детях подумай, да о своей беременной жене! Как им жить? Им ведь тоже не сладко будет! И вообще, я не допущу в своем районе церкови! Мозги молодежи затуманивать не дам!

  - Но ведь, Анатолий Федорович, вы же сами рассказывали, как на фронте вас дважды  только чудо спасло и что неверующих на фронте не бывает!
- Когда это было? Там, на фронте, не только в Бога поверишь, но и в черта! Да мало ли что на войне бывает! И что теперь верить в антисоветчину и везде ее пропагандировать? Не-ет, дорогой, я еще из ума не выжил, чтобы ИЗ-ЗА этого головы лишиться! Спасибо тебе, удружил!

  - Значит, не поможете?
- Не помогу! И мало того, я тебе запрещаю этим заниматься! Слышишь? – уже вдогонку кричал Твердолоб Свиягину, который хлопнув дверью, быстро вышел из кабинета.
- Ну, ты посмотри какой, он еще дверьми хлопает! – возмутился председатель райкома, - ведь наломает дров! Самому головы не сносить, и у других полетят! Сопляк!

  А председатель на своем мотоцикле уже мчался обратно в колхоз. Он понимал, что после такого разговора  на своем месте долго он не задержится, поэтому нужно торопиться и успеть еще до темноты добраться до села.
Приехав в сельсовет, он сразу позвонил в МТС и спросил, как идут дела по поводу переезда на новое место.

  - Да, как? – недовольно пробурчал Васильев, начальник МТС, - слишком маленький срок на переезд вы дали. К сроку не успеваем.
- Нужно успеть, товарищ Васильев, нужно. Для вас же это лучше будет.  Сами говорили, что там  вам места мало. Да и не успеем глазом моргнуть, как уборочная страда начнется, тогда уже будет не до этого.

 -  Да я понимаю, но сомневаюсь, что успеем.
- А вы постарайтесь.
- Ладно, постараемся. До свидания.
- До завтра, Иван Васильевич.
Положив трубку, председатель, взял папку с документами и стал их просматривать.
А в это время, отец Григорий вернулся домой. Марта уже пришла с работы и хлопотала у плиты.

  - Что братик, устал? – спросила она, увидев, как брат тяжело присел на табурет и потирал ногу.
- Да, нет, не устал, просто погода наверно меняться будет, она всегда у меня болит на перемену погоды.
- А что у тебя с ней?
- Ранение.
- Ранение? – удивленно спросила сестра, - откуда?
- Как откуда, с фронта конечно.
- Ты что, воевал?
- Да сестренка, и мне предоставилась такая честь, как защищать Родину.

  - Но ты же сидел, ничего не понимаю, расскажи. Да и вообще, братишка, не пора ли нам обо всем поговорить? Ты обо мне ничего не знаешь, я о тебе.
-Хорошо, давай поговорим, только может, сначала поедим? Я такой голодный, да и ты ж наверно, еще с работы не ела.
-Да, ты прав, мне еще не удалось поесть, - призналась Марта и быстро стала накрывать на стол.
-А где Мария?
-К Нюрке побежала. Сегодня весь день занималась, так вечером решила немного развеяться.

  -Хорошая она у тебя выросла. Молодец. Только я не понял, почему она занимается летом? На осень оставили?
-Нет, что ты! Она решила техникум закончить экстерном и поступать в институт. Говорила я ей, чтобы заканчивала десятилетку, так нет, после восьмого класса поступила в техникум, за один год обучения она прошла два курса. Теперь хочет сдать экзамен за третий курс и осенью поступать в институт на заочное отделение и пойти работать. Что за спешка у нее, не пойму. Опять хочет меня ослушаться.
-Есть в кого, - угрюмо сказал брат.

  Марта быстро взглянув на него и поджав губу, ответила:
-Да, наверно ты прав, что ослушалась отца и сбежала с Максимом, но в отношении того, что произошло с нашей семьей, ты меня обвинить в этом не сможешь. Не виновата я в этом!
-А я разве тебя виню? Ты сама себе судья и во всем себя винишь. Я ж вижу сестренка, какой мешок ты носишь за собой. А ты его сбрось, исповедуйся, вот увидишь, легче станет.

  -Я тебе уже сказала, что не верю больше в твоего Бога. Умер Он для меня, или может быть я для него, не знаю. Да и какая разница, главное, я поняла, что во всем нужно доверять только себе и верить в свои силы.
-Хорошо, в Бога ты не веришь, тогда во что ты веришь? И как же партия, социализм? Ты что не веришь, как все в лучшую жизнь?

  -Нет, не верю! У нас  хватит на семерых той веры, с какой жил Максим. Он нашу любовь и семью променял на строительство этой самой лучшей жизни и социализма, только вожди не поверили ему и перед самой войной расстреляли, оставив меня с двумя малыми детьми на руках и больной свекровью. Сколько меня таскали в Кресты.  Каждый раз, как приходила черная машина, думала все, больше не увижу своих деток. Да, слава Богу, повозили, повозили и отпустили. Вскоре свекровь умерла, а в блокаду и сыночка  похоронила. Нас с Маруськой вывозили из Ленинграда уже по Ладоге. Потом лежали с ней в госпитале, а после выписки из госпиталя, три  месяца добирались домой.  Только дома то не оказалось. Дед Семен сжалился над нами и отдал свой, с тех пор так здесь и живем.

  -А выучилась где, там или здесь уже?
-Там, в Ленинграде. Когда туда приехали, Максим, как и обещал, сразу устроил меня на завод. Там я вступила в комсомол и райком комсомола, лучшим работникам завода выдал несколько рекомендаций для поступления в институт. Я поступила в педагогический, закончила его на пятерки, но приехав сюда, работать с детьми меня не допустили. Об этом постарался Сатанкин.

  Пришлось идти работать дояркой. Заведующей я стала при новом нашем председателе. Он просмотрев дела всех своих односельчан, увидел, что у меня высшее образование и сразу предложил эту должность, с хорошей зарплатой. Веришь, нет, когда первый раз получила деньги, даже не знала что с ними делать, в колхозе то все работали за палочки, деньги в руках можно сказать и не держали. Зарплату больше всего фуражом выдавали. Вот мне и показалось, что их много. И первое, что мы с Маруськой в районе купили, это торт и мороженое. Ведь их в последний раз мы ели еще до войны. Радости было, правда, потом обе заболели ангиной. Так братик, мы и жили. Ну, а ты как попал на фронт?

  - Да, как? Как все. Когда меня забрали, я думал, что в городе разберутся и отпустят, а они мне бумагу под нос тычат, чтобы я на отца да братьев донос подписал. Ну, когда я отказался подписывать, получил свое на хорошие пряники, думал, что уже и не выйду больше оттуда, не увижу солнышка ясного.
И только стал мысленно со всеми прощаться и просить прощение, как заходит в кабинет один майор, оглядел меня с ног до головы, как коня на рынке, даже в рот заглянул,и сказал, что с меня этого достаточно. Я им живой нужен. Поработал, говорит, шкура на себя, пусть теперь на новое государство поработает.  Больше меня не били и на допросы не водили. Не знаю, сколько я там пробыл, время суток потерял.

  Потому что  держали меня в потемках. Однажды ночью, открыли дверь, вывели во двор, а там уже люду было, что камешку упасть было не куда. Построили нас и повели на вокзал. Засунули, как скот в товарные вагоны и повезли. Много нас по дороге померло, а с тех, кто доехал, сняли нашу одежду, дали старую, да рваную и отвезли дорогу прокладывать, лес валить.

  Много горя я видел сестренка. Видел, как здоровые одни мужики зубами скрипели, но остались людьми, а другие, не выдержав издевательств и голода, ломались, и в животных превращались. Так из лагеря, в лагерь я и переходил, лесоповальщиком. Как – то завалило меня деревом, не знаю, как попал в лагерный лазарет, очнулся, говорят, на третьи сутки. Открываю глаза, гляжу, сидит на соседней кровати  маленький седенький старичок и нежно так на меня смотрит. Я уже думал, что на тот свет попал, а он перекрестился, улыбнулся и говорит:
-Ну, слава Богу, смилостивился Всевышний над тобой.

  Он еще что-то сказал, да я его уже не слышал, опять потерял сознание. Так я познакомился с отцом Тихоном. Каким - то образом ему удалось упросить начальника лазарета оставить меня после выписки. Якобы ему одному тяжело таскать тела умерших, а я мужик вроде и здоровый, но после того, как меня деревом придавило, не работник больше на лесоповале. Всю жизнь молить Бога за него буду и то не вымолю, что он сделал для меня. Сколько рассказывал он о своем паломничестве.
Где он только не был.

  Однажды Господь ему позволил отслужить службу у самого гроба Господня. Сколько отец Тихон повидал святых мест и славных православных мужей наших. Много он мне рассказал об их жизни.  Всегда, не переставая, батюшка читал молитву Господню. Так пять лет мы рядом и прожили. А перед тем, как ему уйти, тихо назвал адрес, куда на свободе я должен буду в первую очередь обратиться.
 
  Сказал, чтобы домой не торопился, Господь Сам управит дела мои и подскажет,  когда можно будет возвращаться. Сказал мне это, встал на молитву, а утром обнаружили его уже мертвым. Вскоре нас направили на фронт, где мы были живым щитом и пушечным мясом. Однажды, во время одной операции, за один бой из пятисот человек, осталось нас семеро, да и то все были штопанные.

  Я Бога благодарил за то, что остался жив. И я знал, что жив остался еще молитвами отца Тихона.  Там, на небесах, он молится о чадах своих и молитвами нас защищает. После ранения меня списали и опять направили в лагерь, откуда освободился уже после смерти Сталина. Вышел и поехал по адресу, который мне дал батюшка. Приехал я в Саратовскую область, в одну деревеньку, нашел нужный мне дом и постучался. Вошел и обомлел, сидит в горнице на лавке отец Тихон, и читает книгу. Оказывается, это был его брат близнец, отец Василий.

  Из большого города ему пришлось уехать в глухую деревню. Так он здесь и проживал. Отец Василий учил меня петь псалмы, как вести службу и любой молебен. Учил проповедовать и как правильно исповедовать. Так мы с ним прожили полгода. Потом, оставив меня одного хозяйничать по дому, уехал в Саратов. Вернулся он на второй день и сказал, что договорился с ректором Саратовской семинарии о принятии меня в школу.

  - Только сначала, - говорит, -  сдашь ему экзамены. Подготовлен ты хорошо, поэтому я за тебя не волнуюсь. Бог поможет.
На следующий день отец Василий благословил меня в дальний путь . Экзамены, я c Божьей помощью, сдал легко. По окончании, стал священником. Погостив у отца Василия, поехал на Дальний Восток, куда меня пригласил один знакомый. Люди там были нужны, поэтому меня встретили с большим радушием. У них я перезимовал, а к лету, поехал домой.  Теперь, сестренка, ты знаешь все.
 
  -Да-а, помотала тебя жизнь, - с горечью, сказала Марта.
- Я не жалуюсь, на все воля Божья.
- А я до сих пор успокоиться не могу! Вот скажи, пожалуйста, за что мы все пострадали? За что?  - возбужденно зашептала сестра.

- За предательство, родная, за предательство, - тихо, глядя в глаза сестре, сказал отец Григорий, - за то, что отреклись от самого главного в жизни – от Бога. За это и дети наши страдают, воспитываясь без веры. Что впереди еще их ждет, один Он знает. И чтобы Господь всех простил, молиться нужно. Слезно вымаливать за все грехи наши, может тогда еще Господь простит нас всех.
-О чем ты говоришь? – с болью в голосе произнесла сестра.
продолжение http://www.proza.ru/2013/09/05/263