Я люблю мою церковь. И люди в ней мне особенно дороги. Они моя семья и мне есть дело до каждого из них. Но… как у псалмопевца: «ревность моя снедает меня о доме Твоем».
Знаете что меня настораживает в церкви среди христиан?
Идеальные люди. Конечно, все мы понимаем в глубине души (где-то очень-очень глубоко, чтобы другим было не видно), что никто не может быть идеальным человеком. Что идеален только Бог.
Тогда откуда эти идеально натянутые на лица улыбки? Или что еще хуже – жутко серьезные и высокомерно-занятые мины? Разве может идеальный человек снизойти к простому смертному - поздороваться, улыбнуться? Особенно к тому, кого плохо знает, и… уж тем более…. сделать это первым? Зачем? Это ведь страшно глупо. Точнее СТРАШНО. Потому что придется не только сказать «здрасте», но и поговорить, узнать кто этот человек, зачем он здесь и рассказать, соответственно, кто я сам такой и зачем я сюда хожу. Лучше не ставить ни себя, ни людей в неудобное положение. Ведь все увидят меня настоящего, неидеального, глуповатого, неинтересного… увидят неидеальную церковь из неидеальных людей. Ну, уж нет! Дудки! Зачем сбрасывать маску идеальности и показывать себя… это ведь так страшно – быть настоящим.
Однажды невольно опоздав в одну церковь, и протискиваясь на свое место во время служения, я спросила у стоящего рядом мужчины с пустым взглядом, можно ли присесть, не занято ли. Ответ был резким и шокирующим: «Не видишь, я с Богом разговариваю!»
Супер-духовность – это еще один способ демонстрации идеальности. У меня идеальные отношения с Богом, я не позволяю себе злиться на него, задавать Ему глупые вопросы. Например, почему Он был так жесток, что позволил родиться мне у таких неидеальных родителей, и не послал мне в мужья ни принца на белом коне ни хотя бы малюююююсенького милиардерчика. Или где был Бог, когда мой муж был в постели чужой женщины? С ними… или со мной? Или почему я работаю с утра и до утра, да еще и жертвую, жертвую в церковную кассу, а денег вечно не хватает даже на самое необходимое? Бог, где Ты? Почему Тебя нет, именно тогда, когда Ты нужен больше всего?
Можно демонстрировать свою супер-духовность часами, рассуждая о библейских понятиях, уча других в окружении мирно склонивших головы и уже засыпающих прихожан. Для некоторых это очень удобный способ отсидеться, отмолчаться или спрятать себя настоящего под покров благочестия и набожности. А может начать задавать неудобные вопросы? И прежде всего - самому себе?
Нет, мы не такие... Это не про нас. Точка. Иногда самые смелые из нас даже готовы рассказать о своих трудностях. Иногда. Чуть-чуть. И стоп. И хватит. А самые приятные в общении готовы проявить свою приветливость с родственниками и друзьями. И тоже стоп. И снова хватит. А дальше стена. Граница. Мы прекрасные люди. Но … У нас не забалуешь.
Мне интересны открытые и честные люди. Но по настоящему меня восхищают смелые. Те, кто не боится показаться глупым, странным, кто путает слова, запинается и краснеет на каждом шагу, кто способен расплакаться и размазать по лицу идеальный макияж. И я просто готова аплодировать тем, кто признается в своих ошибках в конкретной ситуации и просит прощения у конкретных людей, а не говорит смиренно-показушно потупив глаза – мол, все мы грешны.
Однажды я разбирала антресоли и нашла старую ржавую гайку. Я спросила мужа, зачем он хранит ее? И знаете, что он сказал в ответ? «Я хочу повесить ее на видное место как символ своей глупости. Безумия.» Вокруг меня слишком много умных людей. Умных настолько, что скорее предадут анафеме любого, кто посмеет в этом усомниться. Кто-то безукоризненно умен, а кто-то безумен Христа ради. Кто-то носит лавровые венки, а кто-то вешает гайки.
Но почему-то я устала от этой идеальной демонстрации ума, демонстрации знания идеальных истин, безукоризненно воспитанных, идеально сильных, идеально законопослушных и идеально примерных христиан. Я отнюдь не призываю к бунту, к разрушению устоявшихся добрых традиций. Просто мне не хватает любви и тепла. Семейного тепла в моей родной церкви.
А еще мне трудно быть неидеальной, со своей наивностью и глупыми вопросами, трудно быть слишком категоричной, слишком болтливой и слишком мечтательной среди такого количества спокойствия, невнятного шепота в закоулках, осторожности, уравновешенности и мудрости. Что-то подсказывает мне, что мне и дальше будет трудно молчать об этом. Я знаю, что как в американской полиции любое мое слово или высказывание может быть использовано в суде против меня. Но мне нечего терять, ведь я далеко не идеальна. И у меня нет этому оправданий.
Более того: я гораздо хуже, чем вы думаете. И это не сарказм.