Бар «Усталая муха».
24. 09. 04. Понедельник. Вечер.
Смит зашёл в бар пропустить стаканчик-другой. Как всегда, сел у края стойки – это было его любимое место: там он мог видеть окно. Смит всегда смотрел в него, когда на душе было муторно. И особенно во время дождя. Струйки воды стекали и свозили со стекла прилипшие листочки. Иногда в этих потёках, рисовавших на окне причудливые узоры и фигуры, усматривались образы вещей, с которыми Смит сталкивался в жизни. Переносясь мысленно в мир этих образов, он мог часами смотреть в окно, не отрывая глаз.
Но в этот раз обстановка не располагала к созерцанию, в баре было довольно много посетителей: кто-то гонял шары, кто-то доедал крошки пиццы, а кто-то уже изрядно нализался, и потому спал, положив голову на столик. В помещении висел густой смог, состоявший из сигаретного дыма, винных паров и запаха пота разгорячённых тел. Одна лампочка над барной стойкой мигала; она мигает там уже лет пять...
Осмотрев бар, Смит увидел в дальнем углу небольшую группу, сидевшую вокруг старого Френки, буквально облепив его со всех сторон и что-то с упоением слушая. Побуждаемый любопытством, что же Френки затеял на этот раз, Смит встал с табуретки, подошёл поближе к шумевшей компании и сел неподалёку, делая при этом вид, что происходящее не вызывает у него никакого интереса.
Между тем Френки по обыкновению затянулся сигаретой, сделал большой глоток пива и продолжил свой рассказ.
- Парни, это было ужасно!
Старик Френки умел рассказывать истории, байки и зачастую врал. Но делал это так классно, что ему всё прощали. Все даже его любили: он умел завораживать людей, притягивать и поддерживать их неослабевающее внимание. Это было что-то. Так от первой же его фразы у всех ёкнуло сердце: все поняли, что рассказ будет захватывающий.
- Тогда, в воскресенье, уже под вечер, мы решили освободить из тюряги малыша Холли. Мы – это я; Джонни – слива, который действительно обожал сливы; Стьюи по кличке «милый», потому что он любил смою матушку и всегда заботился о ней, ну и Эндрю-косой, получивший своё прозвище из-за того, что однажды врезался в косяк двери, хотя та была открыта
А попал Холли в тюрягу так. Он был младше нас всех, и потому, дурачок, попался на сладком. Они специально поставили банку со сладким: знали, что кто-нибудь из нас обязательно туда залезет, и они в этот момент закроют его. Вот подонки, знают, на что мы падки, и ловят на это.
Мы заходили туда как обычно: легко, медленно. Я осматривался по сторонам, прислушивался…Всё, вроде, было спокойно. И тут вдруг малыш Холли, рванул к банке. Мы в один голос закричали: «Стой! Не делай этого! Они заманивают…заманивают…» Но он не слушал, а летел, летел к ней. Из неё доносился такой запах, что устоять было невозможно. Но мы с парнями держали себя в руках, а малыш… Ах, малыш… Когда он ворвался внутрь и начал жадно пожирать сладкое, за ним неожиданно закрылся вход.
«О чёрт, Холли, Холли… Он попался, что делать?» - закричал Стьюи, - «Френки, ну же… Они его убьют!» А я ему: «Он попался… Мы ему не поможем!» Стьюи начал плакать, причитая: «Нет сволочи, оставьте его… Он ещё слишком молод чтобы погибать…»
Я испугался. Стьюи-милый никогда так не кричал: он как будто потерял часть себя. Мы отошли в сторону и могли лишь наблюдать, как гигант глумиться над заточённым Холли. Тот бился изо всех сил, но тщетно – крышка уже захлопнулась. Малыш понял, что это конец, и. наверное, уже попрощался с жизнью. Он даже начал немного смеяться, но это был смех отчаяния. Улыбка и слёзы – вот что еле-еле можно было рассмотреть на его лице сквозь толщу клетки.
Совершенно подавленные мы разошлись по домам.
На следующий день Эндрю собрал нас всех у меня дома и сказал, что малыша Холли переводят в другой корпус, но куда именно не известно. Мы тут же все отправились в тюрьму, чтобы выяснить это. И, как оказалось вовремя: Холли как раз вывели из корпуса Б и повели в корпус К. Похоже, всю прошедшую ночь малыша держали в полной темноте. И хотя он пытался держаться, но был явно подавлен.
В стенах корпуса К были дырки, через них пробивался дневной свет. Двери камеры выходили прямо на улицу. Я заметил, что на дверях камеры, в которую завели Холли, были слабые петли. И тут меня осенило: а что если попытаться освободить Холли из тюряги? Вскрыть ночью дверь и рвануть всем оттуда… Ребята поддержали мою идею. И мы решили той же ночью, в полночь, собраться у входа в зону и пробраться к корпусу К.
Френки прервал рассказ и сделал знак бармену. Тот подошёл к столику с бокалом свежего пива и поставил перед ним. Френки на одном дыхании опустошил посудину и продолжил повествование. Бармен, потоптавшись на месте, решил не возвращаться за стойку и присоединился к слушателям.
- Когда мы в назначенное время собрались возле тюрьмы, тусклый лунный свет заливал окрестности, вокруг было тихо. Но мне было не по себе: что-то было не так… Однако надо было идти: малыш томился в заточении уже второй день, и его в любой момент могли убить. Джонни-слива в ста шагах от корпуса остался на шухере, а я, Стьюи-милый и Эндрю-косой, найдя нужную камеру, стали пытаться открыть дверь. Не смотря на все наши старания, ничего не получалось: Холли был закупорен основательно.
Мы уже выбивались из последних сил, как вдруг загорелся свет. Обернувшись мы увидели гиганта со специальной дубинкой в руке. Они их сворачивают из бумаги: это просто и удобно. Он взмахнул своим орудием, раздался страшный удар, грохот, треск! «О боже, нет!» Джонни-слива был убит на месте, от его тела не осталось ничего кроме кровавого пятна. Немедля ни секунды, нападавший нанёс второй удар уже по нам. Мы кинулись в рассыпную: я упал на спину, Стьюи-милый ударился головой о стену и свалился без сознания, Эндрю удачно отпрыгнул в сторону и остался на ногах. Всей своей силой удар пришёлся по корпусу, тот был разрушен до основания, и малыш Холли погиб под грудой обломков.
Стьюи лежал без движения, и гигант нанёс третий удар по нему. Моё сердце сжалось как лёд и окаменело. Воспользовавшись ситуацией, Эндрю ловко проскочил мимо убийцы и выскользнул из зоны, оставив меня с ним один на один.
Желая побыстрее довершить начатое побоище, гигант начал наносить мощные удары по всему, на что я садился. Один из них попал в кружку, которая упала и разбилась вдребезги. Я сел на какие-то приборы, гигант и по ним сделал удар, сметя при этом на пол. Я отскочил на стол, очередной удар пришёлся рядом со мной. Совершенно оглушённый, я свалился на пол. Бессмысленно вращая глазами, я ничего вокруг не видел и не слышал, кроме победного смеха великана. В голове пульсировала только одна мысль: «Всё, это конец!» Гигант сделал замах, и вдруг… погас свет. Из последних сил, в полубреду, я рванул в сторону, и понёсся, очертя голову, из опасной зоны. И догоняющее эхо удара возвещало мне о том, что я вырвался из лап смерти.
Только через неделю я оклемался. Ко мне домой зашёл Эндрю, и мы, поминая погибших товарищей, напились до чёртиков, заливая алкоголем свою тоску и горе. Сцены расправы над друзьями постоянно будоражат мой сны. Никак не могу их забыть. В один день мы потеряли: малыша Холли, Джонни-сливу и Стьюи-милого – хорошие были ребята. Жаль их…
Размышляя о случившемся, я иногда думаю, что Эндрю стукач, что это он нас сдал в первый раз, когда Холли попался, и в тот раз, когда мы хотели его освободить. Однако никаких доказательств этого я обнаружить не смог.
Так старик Френки закончил свою историю. Все разошлись. Смит остался один. Он хотел было узнать у бармена где сейчас Эндрю, чтобы расспросить его о событиях минувших дней, однако, поразмыслив, решил не бередить старые раны Эндрю-косого.
На улице уже светало. Смит затушил сигарету, встал, расправил крылья и улетел прочь, прочь из этой тоскливой дыры.
Смит Уинстон.