Продолжение. Начало в главах 1-2.
Ещё до революции наша семья понесла большие потери.
В январе 1904 года началась Русско-японская война. Мой дед Степан Васильевич был призван на войну. Как убивалась бабушка Матрёна Евлампиевна, видно сердцем чуяла, что предстояла разлука навек. Сборы были скорые, проводы тяжёлые.
- Не печалуйся, Матрёнушка, старший сын Пётр Степанов, станет теперь за хозяина, не зря я его с собой брал, да в дела посвящал! – сказал дед на прощание. – Смотрите, сыны, хозяйство моё берегите, вернусь, спрошу строго! Но пуще глазу свово, берегите мать, она у нас одна! – сказал напоследок дед и отправился в путь-дорогу дальнюю. Долго голосила бабушка, стоя на коленях с поднятыми к Богу руками на холодном снегу. Подхвали её сыновья, под руки повели в дом. С уходом отца семья лишилась главного человека, на котором держался и дом, и хозяйство и порядок во всём.
Ни письма, ни весточки не получила семья, как в воду канул, сгинул наш дед на той проклятой войне, не вернулся домой. Матрёна Евлампиевна, моя бабушка всё ждала и надеялась на его возвращение, молилась, прося у Бога вернуть Стёпушку, мужа Степана Васильевича.
После его ухода стала она слабой и беззащитной. Прожила недолго, то ли болезнь какая к ней привязалась, то ли тоска её съела, теперь уже никто не скажет, но слабела она на глазах, да и растаяла, как восковая свеча. До последнего молилась за мужа, ночами стояла на коленях перед иконами, молилась и плакала, но, видимо, не дошли до Бога её молитвы. Не стало Матрёны Евлампиевны в ночь под Рождество, осиротел без неё дом.
Старшие сыновья Пётр, Павел и Матвей к тому времени уже обзавелись своими семьями. Вскоре вышли замуж обе дочери Мария и Татьяна, их мужья увезли в соседние деревни. Пётр с семьёй проживал в родительском доме, при нём остались Алексей и Николай.
Вскоре у Петра и Анны один за другим появились свои дети, но младших братьев он не обижал, предсмертный наказ матери свято помнил: «О младшеньких, Петруша, позаботься, пособи им, коли потребуется,»- наказывала Матрёна Евлампиевна, уходя в мир иной.
Павел и Матвей выстроили себе дома, жили отдельно, своими семьями, но связи с другими братьями не теряли. Надо сказать, неплохо жили, между собой ладили, вместе работали, вместе и праздновали. Но недолго им пришлось так жить.
Летом 1914 года началась империалистическая война, которая стала тяжким испытанием для России и для нашей семьи тоже. Эта война была непонятна народу. Сообщения с фронта приходили смутные, будто солдаты воевали в окопах, убивая друг друга. Враждовали между собой Германия и Франция, а у России с Францией был договор, по которому она была обязана вступить в эту войну против Германии.
Как выяснилось, враждовали правительства этих стран, а гибли люди, которые, выполняя приказ командиров, мёрзли в этих окопах, да вшей кормили. На фронт были отправлены старшие братья Пётр и Павел, а незадолго до окончания войны и Матвей. Назад не вернулся никто. Все три брата в этих окопах сгинули.
Война ещё не закончилась, а в стране произошли одна революция за другой. В итоге к власти пришли большевики, которые приняли Декрет о земле, все земли дедушкины были изрезаны и поделены между крестьянами. Алексею и Николаю земли досталось столько же, сколько и всем. Никто даже не вспомнил, что эти земли принадлежали ещё их деду, потом отцу. Пока делили землю, началась гражданская война, ещё более тяжёлая, чем война империалистическая. Это была братоубийственная война, в которой не может быть ни победителей, ни побеждённых. Тяжёлые испытания выпали на долю людей. В стране произошли большие перемены, которые изменили и судьбы людей.
Чудом уцелели братья Алексей и самый младший Николай – мой отец, как Вы, наверное, уже догадались. Из пятерых братьев осталось только двое. К тому времени у них уже были свои семьи. Впоследствии в семье моего отца было пятеро детей: три сына и две дочери. Он во всём хотел походить на своего батю, старался много работать, приучал своих детей к земле, строго помня отцовский завет.
В конце 20-х годов в стране началась коллективизация. Изначально было решено создание в деревне коллективных хозяйств, вступление в колхоз объявлено делом добровольным. Поэтому и пошли в колхозы те, кому терять было нечего – бедняки. Середняки рассуждали так: «Дело новое, посмотрим, что будет, а потом уже и решим: идти в колхоз или нет!» Кулакам в колхозе делать было нечего, по сути дела, у них был свой колхоз, они эту идею приняли в штыки, что называется.
Однако понимая, что на одних бедняках колхозов не построить, партия и правительство принимают решение отказаться от принципа добровольности и перейти к принудительному вступлению в колхоз. Что и стало причиной классовой борьбы в деревне.
Запылали кулацкие дворы, по ночам, всюду, можно было слышать визг скота, который массово пошёл под нож, целые туши животных топили в реках, жгли, закапывали в землю. То же самое было с зерном, овощами, кормами. Зажиточные крестьяне ничего не хотели отдавать большевикам в колхозы. В ответ начались расправы. Кулаков убивали и сжигали целыми семьями, а иных выселяли далеко за пределы центральных губерний. Страшные настали времена, за этими событиями последовал голод, жертвой которого становились сотни тысяч людей...
Хозяйство моего отца было признано кулацким, а сам отец- кулаком. Однажды тёмной ночью в дом явился уполномоченный и двое сопровождающих с винтовками и собаками. Раздался зловещий стук в дверь, который услышали даже дети, они были страшно напуганы. Дверь открыла мать, в надежде, что её ночные гости не тронут.
- Хозяин дома? – громко спросил представитель власти.
- Дома, где ж ему быть? – ответил отец.
- Тогда слушайте! – грозно сказал представитель власти, и начал читать официальную бумагу, смысл и содержание которой даже родители толком не сразу поняли, а уж дети и подавно. Однако, последние предложения, где говорилось о конфискации имущества и выселении семьи вместе с детьми в район Урала, понятны сразу стали всем.
Мать заголосила, запричитала, дети, испуганно глянули на родителей и заревели ещё громче. Чужие люди, выполняя постановление, уже хозяйничали в доме, выносили всё, что попадалось под руку: зеркало, швейную машинку, стёганое одеяло - ничего не оставляя хозяевам. Со двора увели весь скот.
К утру родители собрали всё, что не было конфисковано: старые тёплые вещи, нехитрый скарб, кое-что из провизии. Отец вместе со старшим сыном заколотили окна и дверь дома досками. Мать перекрестила родной дом три раза, посадила на телегу младших детей, семья тронулась в далёкий неизвестный путь. Страх владел всеми: куда едут? Зачем? Вернутся ли когда-нибудь домой? Никто не знал. – Здесь мой собеседник замолчал, повисла пауза.
- Владимир Николаевич, давайте сделаем перерыв, выпьем чаю,- забеспокоилась я. – А потом продолжим рассказ дальше.
- Чаю я, пожалуй, с Вами выпью, - ответил он. – И рассказ продолжу, чтобы не отрывать
Вас от дел в следующий раз, да и у меня другого времени может не быть.
Я разлила по чашкам горячий чай из термоса, подвинула ему чашку. Он взял её очень осторожно, сделал маленький глоток, взял из сахарницы кусочек сахара. Я внимательно наблюдала за ним. Его движения были плавные, всё он делал спокойно и взвешенно, не торопясь. Во время рассказа я не только внимательно слушала, но и рассматривала своего собеседника.
Я заметила, как временами увлажнялись его глаза, лицо то бледнело, то вдруг краснело – он очень переживал и волновался. Я понимала, что рассказывая мне судьбу своего рода, он вместе со всеми своими родственниками мысленно проживал в эти минуты их суровую, полную тяжких испытаний, жизнь.
Продолжение следует.http://www.proza.ru/2013/09/06/1193