Отель «САДХАНА»
(Памяти моего учителя.)
***
День первый
Машина Самсона взорвалась примерно в пятидесяти метрах от меня. Я уже видел ее припаркованной на обочине и сам искал, куда бы приткнуться.
Взрыв был настолько неожиданным, что я подскочил и машинально нажал на тормоза от чего двигатель заглох. От взрыва в здании рядом с улицей посыпались стекла. На паркинге завыли иномарки.
На месте водителя в машине, объятой оранжевым пламенем и черным дымом, видно было тело. Это был вне всякого сомнения Самсон. Кто же еще?
«Еще пару секунд и я был бы рядом с его машиной, а тогда и меня бы покоцало обломками или того хуже ...», - с содроганием подумал я и внутри все сжалось.
«Ну все, блин! Теперь у меня не так много времени. Сколько? День? Какой там день? Максимум пару часов, если вообще час. Надо срочно линять! Срочно!
Это просто чудо, что я только подъезжал. Боже, спасибо тебе! Видимо все-таки ты есть, раз уж так все устроилось. Эти, козлы, наверняка где-то рядом. Еще пару секунд и все. А так я преспокойненько в переулок вправо, как ни в чем ни бывало и по газам.
Они меня точно ищут и видимо будут брать живьем. На хрен я им мертвый? Я один из всей группы, кто знает где бабки. Скорее всего меня убивать не будут, а только так ... подстрелят, чтобы я не дергался – ну, например, ноги продырявят и привезут на чью-нибудь дачу, а там начнется. Мама дорогая! Аж мурашки по коже.
Срочно линять из города! Срочно!
Дождались, придурки! Надо было раньше дергать отсюда. Говорил же я Самсону, что чувствую что-то неладное, а он – мы им еще нужны. Какой там нужны? Как буд-то мы первые. Сами же убирали таких лохов.
А вообще-то кто ж знал, что Хозяин захочет от нас избавиться так быстро?
Впрочем, я бы и сам поступил точно так же. Мы же лишние свидетели. Это и коню понятно. Но мне казалось, что еще есть как минимум месяц. ... Казалось, блин! Не тем местом думал, что надо, марамой! Ну, теперь ты приплыл. Пи*дец тебе, дорогой», - крутилось в моей голове, в то время как я мчался по улочкам города, время от времени стуча по своей глупой башке кулаком, как буд-то это сейчас имело какое-то значение.
Я петлял по улицам, сворачивая то вправо, то в лево и, периодически посматривая в зеркало заднего обзора, старался разглядеть хоть кого-нибудь сидящего на хвосте, но за мной вроде бы было чисто.
В конце-концов я притормозил на какой-то остановке и еще раз покрутил головой. За мной действительно никого не было. Затем достав телефон, я набрал номер Могилы.
Его телефон тоже молчал.
«Видимо его уже убрали. Быстро работают, падлы. Хорошо если убрали, потому, что если оставили в живых, то я ему не завидую. Эти уроды уж точно ему устроят осень средневековья. Сдыхать постепенно в болях и муках это самое худшее, что можно себе представить. Лучше уж сразу застрелиться или как Самсон...»
Вообще-то они должны сидеть уже у нее дома, поджидая, когда я нагряну. Сам бы так сделал. Нет. Сейчас туда тоже нельзя. Бляха-муха! На вокзал! В камеру хранения! И как можно быстрей! Забрать бабло и линять как можно дальше. Нет все же позвонить Таньке и узнать, как там у нее. Может еще и не приехали.
Я набрал ее номер. В трубке слышались гудки.
«Странно, что она так долго не берет. Обычно после второго гудка уже отзывалась. А, вот отозвалась».
- Алё. Че так долго не брала-то?
Она пробормотала что-то невнятное.
«Ага, значит у нее уже сидят. Все. Надо точно линять».
- Слышь, Танюха! – как можно спокойней начал я. - Мне тут надо на пару деньков кое-куда махнуть, так что ты меня сегодня не жди... Когда вернусь? Да я еще не знаю. Я тебе звякну, как вернусь. Ну, давай, пока!
«Они наверняка клюнули на эту утку и на какое-то время от нее отцепятся. Может поверят и начнут меня искать на выездных дорогах. Их всего-то три. Кого-нибудь посадят в аэропорту, а кого-то на вокзале. Блин, на вокзале! Срочно в камеру хранения забрать сумку с баблом и линять! Линять! Но куда? Они ж, козлы, все вокруг перероют. Я их знаю. Сам бы точно также рыл землю и даже под землей бы нашел. Хозяин ведь башку снесет. А вообще, мы еще посмотрим кто кого».
***
Я подъехал за квартал к вокзалу. Припарковал в каком-то дворе и еще раз осмотрелся. Вроде бы никого за мной не было. По двору я вышел к углу привокзальной площади и вошел в кафешку с видом на центральный вход вокзала.
Внутри ее вроде тоже не было никого подозрительного.
«Тут стрелять все равно не будут. А вообще, они скорей всего будут ждать, когда я буду возвращаться с бабками и только тогда нужно будет опасаться сюрпризов».
Я заказал кофе и сел у столика, с которого вся площадь была как на ладони.
«Так, теперь немного подождать. Вроде бы ничего и никого подозрительного. Я сунул руку под стол и коснулся стальной тяжести пистолета, засунутого за пояс и прикрытого курткой. Сняв его с предохранителя я сделал глубокий вдох и встал из-за столика. Заплатив за кофе у барной стойки я неспешно пошел в направлении центрального входа вокзала, то и дело украдкой озираясь по сторонам.
«Так, спокойно! Не должно быть никаких неожиданностей» - вертелось в голове. «Не должно быть никаких неожиданностей».
Я вошел в здание вокзала. Здесь кажется тоже было все спокойно. Влево по коридору к автоматическим камерам хранения. ... И здесь тоже вроде бы все тихо.
Какая-то бабка подошла с протянутой рукой и традиционной просьбой «На хлеб». Я обычно посылаю таких подальше, но тут я засунул руку в карман, вытащил мелочь и всыпал ее всю в сморщенную старую ладонь.
- На, держи, бабка. Молись за меня! – буркнул я ей озираясь по сторонам.
- Спасибо тебе, внучек! - проговорила слегка удивленная бабка и отошла в сторону, пересчитывая мелочь.
Я еще раз огляделся, подошел к дверцам нужной камеры и набрал код.
Дверка с щелчком открылась. Все было на месте. Прямо в ячейке я приоткрыл сумку и заглянул внутрь. Вроде бы все в порядке. Бабло было на месте. Так, теперь спокойно неторопясь обратно к машине и линять отсюда как можно быстрее и как можно дальше!
Я вытащил пистолет и сунул его в карман куртки сжимая его рукоятку и держа указательный палец на раме курка, готовый стрелять в любую минуту прямо из кармана. Взяв сумку в левую руку, я побрел к выходу все также озираясь.
Тяжесть ста восмидесяти тысяч баксов приятно тянула руку. Это были наши общие деньги за работу. Мы их собирали с Самсоном в последние месяцы, чтобы вместе слинять и где-нибудь далеко отсюда открыв какое-нибудь дело, начать спокойную жизнь. Это была идея Самсона. Мне она понравилась и я подключился. Я ему доверял как старшему брату и он, как видно, меня не подводил.
«Теперь я остался один и все деньги мои», - с горечью и одновременно с радостью подумалось мне, вспоминая горящую машину Самсона и то, что теперь я могу честно присвоить всю сумму. «Может пронесет и мне удасться закопаться так, что меня не найдут. Это будет не просто, но я просто так тоже не дамся», - крутилось в голове.
***
Самсон, я и еще Могила последние месяцы убирали клиентов по заказу Хозяина или его корешей. Как раз сегодня Самсон должен был получить оставшуюся половину за последнюю работу. Мы с Самсоном собирались уже окончательно завязать с этим делом и уехать куда-нибудь далеко. Для нас было ясно, что так вечно длиться не будет и что когда-то это все равно закончится плохо для нас - Хозяин захочет от нас просто-напросто избавиться.
Правда, я не предполагал, что это наступит так быстро.
«А впрочем, чему тут удивляться? – жужали мысли в голове. «Видимо Хозяин уже сделал то, что ему нужно нашими руками и теперь осталось только убрать нас – исполнителей и прямых свидетелей. Нет нас, нет и дела. Странно только, что Самсона так – в машине. Могли же просто из ствола. Интересно, что с Могилой? Неужто Могила тоже сыграл в могилу? Мда, такая вот игра слов!
А может нам кто-то мстит? Желающих наверняка найдется много. Да нет. Просто Хозяин заметает следы и нечего тут долго рассусоливать. Теперь мы сами лишние свидетели».
Я подошел к машине, разгляделся по сторонам, сел и сразу же стартанул. Покружив минут пятнадцать по городу и поняв, что за мной никто не следит, я припарковал в каком-то тенистом дворе и немного расслабился. Если бы кто-то за мной ехал, то давно бы меня уже бомбанули и продырявили, а сумка с бабками поплыла бы уже в чей-то руке к другому хозяину.
«Надо куда-то линять и то срочно! Но, блин, куда? Куда!? В другой город? В какой? Все равно придется укрыться где-то в гостинице. А если в гостинице, то рано или поздно тебя вычеслят и ...
Если не в гостинице, то где? У старых корешей? Подставлять их тоже не хочется. Как меня найдут, так и всех покоцают. Впрочем, я с ними давно уже не контачил.
Тогда куда? Нет, надо искать где-то здесь, но место должно быть такое, чтобы ...»
Вспомнился монолог Шифрина о том как он был на балете и в театре рядом с ним кантовался какой-то местный авторитет, который на вопрос о том, что он тут делает, ответил, что братва везде его найдет, но только не в театре.
«Ну да, конечно, темней всего под уличным фонарем. Но где может быть этот долбанный «фонарь»? Куда же приткнуться-то и надолго - так, чтобы не вылезать как минимум неделю, а лучше две или даже три. Блин! Хоть в монастырь. А вообще-то это идея, только какой здесь монастырь и кто меня туда возьмет? У меня же на харе написано, что я не праведник.
Во всяком случае надо бы прикупить пару шмоток, какую-то бритву, щетку, пару трусов и прочей дребедени. Все равно придется где-то кантоваться – хоть в подвале. Ну нет, в подвале это уже слишком. Как бомж? Да никогда в жизни!»
Во дворе, в котором я припарковал, был какой-то минимаркет. Я купил пару футболок, носки, трусы, пасту и зубную щетку, а также пару местных газет. В них меня обычно интересовала криминальная хроника, в которой иногда было много интересного и о нашей «деятельности» и кое-какое местное чтиво с картинками и всякими там объявлениями.
Рядом с маркетом в киоске я купил шаверму, банку пива, большую бутылку воды и вернулся в машину.
Пока я жевал свою шаверму, держа ее в одной руке, другой я листал местную прессу.
В криминальной хронике ничего интересного, касающегося меня, естественно не было. Одни пустяки – кто-то бомбанул районное отделение какого-то банка, кто-то ночью заживо по пьяне сгорел в собственной квартире, а с ним и соседи, и прочая ежедневная ерунда. Сообщение о взрыве машины Самсона может появится лишь завтра утром, а может и вообще не появится. Мне, честно говоря, от этого ни холдно, ни жарко.
«Надо где-то зарыться! Надо где-то зарыться! З-а-р-ы-т-ь-с-я!» - зудило в голове.
Вдруг во вкладыше среди кучи реклам я заметил объявление в рамочках о том, что организуются периодические недельные курсы духовного развития.
«Во, блин! Какой только ерундой люди не занимаются!», - усмехнулся я. «Ну, бараны! Какое там духовное развитие! Видели бы морду хозяина и его холодный прищур с оскалом, когда он начинает слегка нервничать и все байки о каком-то духовном развитии отпали бы сами по себе. Впаривают людям какую-то херню и кто-то же из лохов покупается на эту лажу!»
Я отбросил газету и глядя в окно, принялся дальше усиленно думать о том, куда бы укрыться.
«Как найдут, то покромсают – это уж как пить дать», - бегала дрожью мысль. От этого во всем теле становилось тошно.
Я машинально посмотрел на вороненую сталь пистолета, отягощавшего бедро за поясом.
«Вот моя надежда на ближайшее будущее. Но я им все равно живьем не дамся. Не на птенца напали».
На детской площадке беззаботно копошилась детвора.
«Ничего себе, площадочка! У нас такой не было», - подумалось мне. «Впрочем хорошо хоть крыша над головой была и своя кровать. Сейчас и этого нет».
Вспомнился детдом и все, что с ним связано. Тогда тоже иногда приходилось видеть детей на таких дворах. Они тогда никак не были обустроены и дети на них внешне ничем от нас не отличались, но когда с обшарпанных балконов или завешенных сохнущим бельем кого-то из них звали домой, то сначала сердце начинало страшно ныть, а потом откуда-то изнутри вылезала на поверхность безудержная злость на всех на свете и хотелось всех пинать, бить кулаками, кусать и рвать.
В голове постоянно ныла мысль «я» и «они». Эти «они» вызывали какую-то тупую зависть в перемешку с досадой на все и на всех. «Они», конечно, ни в чем не были виноваты. У них просто были родители, которые наверное тоже иногда их раздражали, давали им подзатылники, пили и громко ругались между собой, но я тогда многое бы отдал за то, чтобы вновь в нашей захламленной никогда неприбранной квартире с пустыми бутылками в паутине уткнуться носом в мягкое тело моей матери, пахнущее потом, куревом и перегаром.
Я знал, что я никогда бы не простил ей того, что она не просто оставила меня, а забыла о моем существовании и пропила все, что можно – и меня, и мою жизнь, и собственную жизнь тоже, но эта минутка близости и забытья в теплом кусочке родного тела иногда была мне так необходима и мне из всей моей жизни иногда нужно было только это.
В глазах своих друзей по детдому часто сквозь пелену злобы и жестокости я видел тоже самое – желание почувствовать на своей макушке шершавую ладонь не тети Маши – нашей опекунки, которая по-своему нас любила и нам сочувствовала, а отца или матери. Именно за это сочувствие близкого, но неродного человека, злоба, как заноза вбившаяся в серце, то и дело вызывала негодование, которое постоянно стремилось на что-то или на кого-то вылиться.
Особенно донимали свои же сверстники – с точно такими же искаверканными жизнями. Они по-началу раздражали тем, что были такими же как и я – оставленными, заброшенными и никому во всем мире ненужными. Я вроде бы как-то держался с немой серьезностью на упрямом лице, но с некоторыми было действительно плохо.
Одни плакали и что-то кричали во сне, другие вставали ночью и словно духи блуждали с закрытими глазамии по коридорам. Впечатление от них было жуткое, как от живых трупов. Наша старая няня – сухощавая баба Груша, которая словно никогда не спала, вдруг появлялась из конца темного коридора, похрамывая подводила их к кровати, укладывала, прикрывала, а потом будила. Те открывали глаза, ничего не помнили, потом снова засыпали и обычно уже спали до утра.
Особенно это повторялось в полнолуния. Луна зловеще светила сквозь окна нашей большой спальни каким-то мертвецким прозрачным светом и от этого было еще страшней смотреть на тени блуждающего лунатика.
Третьи чуть ли не раз в неделю мочились в кровать и им баба Груша, бормоча проклятья, меняла серую давно не стиранную постель на такую же вонючую и грязную, но сухую, а те стоя на голом холодном полу полусонные всхлипывали, от холода трясясь всем телом.
Некоторым из нас было все же наверное проще – они вообще не помнили своих родителей. Их оставляли прямо в роддомах или позже подбрасывали в детдом. Мы смеялись над ними, что у них по сравнению с нами вообще не было родителей, но в душе я им чуточку завидовал, что у них воображения о маме и папе были чуть ли не идеальные - взятые из сказки, в то время как у меня и у многих других моих сверстников память раздваивалась на, с одной стороны, ощущения мягкого грязного живота все таки когда-то родного тела и, с другой стороны, воспоминания о криках и матах отца в пьяном угаре, когда некуда было скрыться, кроме как под тряпьем в старом покосившимся шифоньере.
Этого помнить не хотелось, но вместе с тем это было единственная память о том, что когда-то над тобой была крыша другого дома – заброшенного, разваливающегося, с грязными с осыпавшейся штукатуркой стенами, но все же родного дома.
Все подброшенные были уверены, что они тут временно. У них был постоянный синдром открывающихся дверей. Им всем казалось, что это вдруг наконец-то вернулась за ними их молодая красивая мама. Что она сейчас войдет вместе с няней и по остановившимся на ком-то из них взгляде будет ясно за кем она пришла.
У меня и таких же как я такого синдрома не было. Было ясно, что за тобой никто и никогда уже не придет. Матери уже давно не было – такие алкоголики столько не живут. Отца угрохали еще раньше того дня, когда мать окончательно спилась.
Оставался только детдом. Но мы понимали, что это не твой дом и даже не дом вообще. Это просто крыша над головой. Да, с голоду не умрешь, но ты ничей и ты никто. Живешь в постоянной толпе, но вместе с тем совершенно одинокий и никому ненужный. Мир вокруг тебя вроде бы существует, но постоянное чувство одиночества разъедает изнутри и горечью отзывается в словах, движениях и озлобленности на все и на всех.
По-началу эта ярость и злоба не проходила еще и от того, что некуда было укрыться. Живешь в осознании таких же заброшенных, оставленных, покинутых и одиноких. Настоящий дурдом!
Потом уже с годами, когда я стал старше, я привык к его стенам, к его запаху и он постепенно стал уже чуточку домом. Я привык к тете Маше, к ее голосу и вообще ко всей нашей компании и они постепенно стали братьями и сестрами. Ты знаешь, что они не настоящие твои братья и сестры, но отношение к ним уже как к своим – конечно, не родным, но близким.
Постепенно раздражали только новоприбывшие, плачущие и замкнутые несколько первых недель, а иногда даже месяцев, а потом и они постепенно успокаивались и лишь в глазах оставалась глубокая немая тоска и озлобленность.
Тогда я думал, что у меня, когда я вырасту, все будет совсем по-другому – любимая женщина, семья, дети, дом с яблоней в саду. Красиво! Мы иногда после объявления ночной тишины лежа в кроватях шепотом мечтали об этом. А по темным стенам и потолку нашей огромной спальни проплывали светлыми тенями оконные рамы от фар иногда проезжающих мимо нашего детдома машин. Они куда-то ехали, а в них сидели взрослые люди, у которых есть семьи, дети и наверняка какой-нибудь старый домик за городом с яблоней в саду перед окном. У них было в жизни все как надо.
«Мда, как надо, говоришь?», - злобно сказал я самому себе, глядя на копошащихся беззаботно на детской площадке ребятишек. «Вот тебе и «все по-другому». Сидишь, блин, с баблом и стволом за поясом, и не знаешь куда приткнуться. Дом с яблоней, говоришь? Щас тебе дырок наделают в твоем пузе, башку расквасят бейсбольной битой и польется кровушка по салону твоей бэушной бээмки, а потом тебя в черном полиэтиленовом мешке закопают где-нибудь в лесу и там в мокрой земле белые черви будут ползать вдоль и поперек, и жрать изнутри твое тело. И никто во всем белом свете даже не вспомнит о тебе – что ты был, существовал, ходил и что-то там делал. Мда, перспективочка. ... Но куда же схорониться-то?», - зудели мысли в голове.
Ребетня на площадке чуть постарше бегала вокруг горки и стреляла друг в друга - кто из пластмассовых пистолетов, а кто просто из кривых веток. Играли скорей всего в войну. «Ну, да, не в киллеров же», - подумалось мне. Вспомнилось, как мы тоже в детдоме играли в разную подобную чепуху. Мне тогда даже и во сне бы не приснилось, что когда-то я буду действительно стрелять в живых.
***
Первый раз это произошло совершенно неожиданно. Я тогда еще только начинал работать у Хозяина. Вообще-то, меня совершенно случайно подобрал Самсон - приятель из детдома из старшаков, когда я уже достиг совершеннолетия и подрабатывал на рынке в киосках у частников. Он с братвой собирал за «крышу» и вылез из черной тачки с тонированными стеклами в кожаной куртке и в темных очках. Мне тогда казалось, что это была вершина мечты. Он тогда мне тоже обрадовался.
- Братан! Блин! Ты че тут тусуешься? - с приятным для меня удивлением обнял он меня. - Короче, вечерком подгребай к ресторану на перекрестке. Посидим. Сраное детство вспомним, наш дурдом.
С этого момента у меня началась совсем другая жизнь.
Самсон еще в детдоме удивлял всех каким-то внутренним спокойствием, уравновешенностью и степенностью. Он никогда никуда не спешил и передвигался с какой-то вальяжностью и даже некоторой леностью. Хотелось быть ближе него и ему подражать. Так стоять со скрещенными ногами слегка прислонившись к стене, чуть сутулившись с воткнутыми в карманы штанов пальцами ладоней или так расположиться на стуле, словно на кресле как какой-то американский актер с одной ногой на другой, кроме него никто не умел. Впрочем, никто этого и не делал. Это был бы негласный вызов старшакам. Для него же это было так натурально, что ни у кого не вызывало никакого раздражения, даже у преподов и опекунов.
Вокруг него всегда было какое-то дополнительное пространство, границу которого мало кто пересекал. Меня всегда удивляло это умение говорить всегда спокойно и уверенно с легкой сипотцой, но от этого голоса становилось как-то непосебе. Он никогда не повторял два раза. Ему как-то трудно было перечить. Все, что он говорил, выполнялось сразу же.
Я никогда не видел, чтобы он с кем-нибудь дрался и вообще кого-то когда-то ударил, но вокруг него всегда была какая-то невидимая аура, которая вызывала непререкаемый авторитет. Его никто не трогал даже из старших.
В детдоме у меня с ним как-то укладывалось. Я не знаю почему, но в отличие от других он ко мне относился с каким-то снисхожением, а мне в его присутствии было всегда немного спокойней. Он был для меня действительно как старший брат, к которому у младшего всегда присутствует подобострастие.
Он периодически пропадал из детдома. Потом возвращался.
Ходили слухи, что он где-то даже чем-то проштрафился и ему даже грозила колония для несовершеннолетних, но наш «Фитиль» (так мы называли нашего директора из-за его роста) сумел отстоять для него условный срок и поручился за него.
Итак, после встречи с Самсоном для меня началась халявная жизнь. Я начал ездить с братвой Самсона по разным делам Хозяина. Он уже давно не был в бойцах и видно было, что ему доверяют. Кроме меня было еще несколько ребят, но обычно мы работали втроем или вчетвером. Мы ездили то к одним клиентам, то к другим. Самсон обычно знал куда и зачем, и разговаривал он с ними. Мы лишь присутствовали.
Я вообще не вникал что, к чему и зачем. Мне это было как-то по-барабану.
Он умел спокойно и несколько цинично аргументировать, так что нам редко приходилось кого-то кулаками убеждать или даже вытаскивать стволы. Впрочем, они всегда торчали рукоятками на готове и клиенты это видели. Это, конечно, были самые лучшие аргументы.
Бывало мы всей братвой выезжали на стрелку вместе с Хозяином. Иногда действительно приходилось махать кулаками, но я обычно отделывался легкими синяками и ушибами. Ни ран от ножа, ни битой по балде, слава богу, я ни разу не получил.
Жизнь была действительно халявная. Утром мы обычно спали до девяти, потому что Хозяин сам любил поспать и его день начинался поздно. Потом туда-сюда по его делам. Под вечер в тренажерный зал покачаться малеха или в спорт-зал помахать руками и ногами. А вечером мы тусовались в нашем постоянном кабаке на перекрестке.
Алкоголь практически не пили – ну, там может одно или макс два пива на весь вечер. Самсон за этим следил, да, впрочем, никто из нас – молодых и не хотел нарываться. Дисциплина была. Было и без того понятно, что если кто-то захочет оторваться, то разговор будет коротким, поскольку в любой момент мог позвонить Хозяин и нужно будет ехать по его делам, хоть на край света.
Каждый телефон, на который Самсон отвечал с серьезным лицом, меня по-началу несколько настораживал и вместе с тем вызывал азарт перед каким-то новым делом. Дела были разные – то нужно было тормознуть какой-нибудь грузовик с электроникой или еще с какой-то херней и перегрузить товар в нашу фуру, которая разгружалась уже на складе Хозяина; то сопровождать его груз в другой город и проследить, чтобы на него пылинка не упала пока его не получит заказчик. Обычно все обходилось без косяков и излишней крови.
Первый раз, когда мне пришлось стрелять, случилось через несколько месяцев моей работы с Самсоном. Дело было на одной из хаз, куда мы приехали, чтобы разобраться с гастролерами, которые притащились из провинции и бомбанули кассу одного из магазинов Хозяина перед закрытием. Они не знали чьи это магазины. Впрочем им было совершенно до фени. (Бывают же такие придурки без балды!). Но Хозяину, понятное дело, не было все равно и он не собирался им прощать. Нам нужно было их найти, забрать бабки, надавать по башке и предупредить, что второй раз им уже не простят, чтобы ловили в других местах. Мы их достаточно быстро вычислили, поймали на их хазе и начали им мозги вправлять.
Их было двое, нас трое. Мы их только поставили под стенку. Я с Могилой стоял как всегда сзади за Самсоном с боков, наблюдая за тем, как он читал им вступительные нравоучения о том, что они не правы и несколько ошиблись адресом и тому подобное – он это умел делать, спокойно с расстановкой с сипотцой в голосе, от которого было ясно, что нам не до шуток и что все очень даже серьезно. У меня и у Могилы за поясом торчали рукоятки стволов. По их глазам было понятно, что они просекают ситуацию и что для них эти разговоры могут закончиться плохо.
Вообще-то, никто из нас и не думал стрелять. Но неожиданно из другой комнаты выскочил третий придурок – здоровый как бык. Откуда он там взялся, я не знаю. Я вроде заглядывал туда и там никого не было. Может он спрятался на балконе, а я не доглядел или он влез через балкон? Впрочем, не важно. У него в руке была ножка от сломанного стула. Он видимо не знал, что у нас стволы и дернулся в мою сторону со своей дурацкой ножкой. Я вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил в упор. Он упал, захрипел кровью и начал дергаться в конвульсиях.
Мы молча переглянулись. Вдруг Могила вытащил из-за пазухи свой пистолет с глушителем и быстро выстрелил в двух других, стоявших у стенки. Их тела также гулко свалились на пол и густая кровь начала постепенно растекаться под ними по полу. Один из них лежа на спине и прикрывая рану ладонью, сквозь пальцы которой струилась кровь, смотрел на нас широко расскрытыми глазами и тяжело дышал. Могила подошел к нему и выстрелил ему в голову. Он тут же откинулся. Его взгляд теперь уперся в потолок, а под головой начала быстро разливаться темная лужа. Было понятно, что с ними тоже кончено.
Пару секунд было полное молчание. Первым отозвался Самсон:
- Ну, блин! Накосячили. Теперь придется объясняться перед Хозяином. Ладно, ищем бабло и линяем! Да, гильзы пособирайте!
Мы быстро обшарили все углы и под паркетом в углу за диваном без труда нашли мешок с баблом. У нас в детдоме мы тоже делали такие же тайники. Быстро и удобно, хотя, как видно не очень практично.
Вообще, для меня все это произошло так быстро и неожиданно, что я даже сам удивился тому, что выстрелил. В другой ситуации все может быть было несколько иначе и я может быть повел себя иначе – например, вытащил бы ствол и просто направил бы на этого придурка. Он может быть остановился и до стрельбы бы не дошло, но он ринулся на меня со этой своей долбаной ножкой. Впрочем, может быть он и не ударил бы меня, но то, что он замахнулся, обернулось именно таким образом.
Честно говоря, лично меня во всей этой ситуации удивило то, что я выстрелил совершенно спокойно и хладнокровно словно стрелял не в живого человека, а ... Может быть на меня тогда повлияло присутствие Самсона, который задавал тон всему и мне внутренне хотелось каким-то образом утвердится в его глазах? Наверное именно это.
Во всяком случае я выстрелил. Это мгновение в корне изменило всю мою жизнь.
В глазах братвы мой авторитет вдруг мощно поднялся. Они никак не комментировали этот случай, но по взглядам большинства из них было видно, что теперь меня приняли за своего. Молодые как когда-то я сам смотрели теперь на меня, как на бывалого.
«Братья по оружию» Dire Straits, которая часто крутилось у нас, я теперь слушал как собственный гимн. Один интеллигентный из нашей братвы как-то перевел мне о чем они там поют и я проникся ею еще больше.
Я не скажу, чтобы очень уж гордился тем, что произошло, но это случилось и я старался к этому относится как к обычному событию. Вместе с тем, ощущение какой-то странности не покидало меня. Оно заключалось в том, что я вдруг осознал, что грань между жизнью и смертью настолько прозрачная, что неизвестно когда она вдруг надломится и из жизни мы вступаем в смерть. Вот я есть и вдруг меня нет. Этот придурок, который кинулся на меня, был жив, но одно нажатие курка и ... и кусочек металла сделал из его жизни мертвое тело – просто тело. Оно себе лежит, а ты почему-то ничего не чувствуешь.
Сейчас я вдруг представил самого себя, лежащего на полу в луже собственной крови как тот и мне сделалось не по себе. Внутри все сжалось.
В его случае все произошло так неожиданно, что теперь я ему даже немного завидовал. Он даже не предполагал, что все так обернется. Он был и вдруг его нет. Есть лишь тело.
Интересно, есть что-то там на той стороне или это действительно конец всему и полная чернота? Нам как-то один корешь рассказывал, как его в Чечне садануло и пока его везли в медсанчасть, он уже начал откидываться – он вдруг увидел себя сверху и уже думал, что это конец. Какие-то видения и тому подобное. Люди в белом над его телом и все такое, но потом он вдруг проснулся. Говорит, что боль жуткая во всем теле и какое-то отупение, а то, что летал – словно сон. Не понятно, правда или нет.
Я тоже тогда не понял – правду он говорил или заливал, но он сказал, что после этого вообще перестал бояться смерти.
***
Переживать того, что этот корешь в Чечне мне совсем не хотелось тем более сейчас, когда я сидел в машине и осознавал, что на меня охотятся и что необходимо постоянно быть на готове. Вот даже сейчас могут просто так подойти сзади или сбоку и даже не предупреждая выстрелить через стекло, как в одного из тех, кого мы убрали по заказу на перекрестке.
Мы тогда с Могилой подъехали на ямахе с его левой стороны. Как раз горел красный свет. Мы подождали, когда загорится желтый и тогда Могила, сидевший за мной и державший ствол с глушаком за пазухой на готове, вытащил его и выстрелил клиенту прямо через стекло. Видно было, как его голова дернулась и откинулась. Рядом с виском появилось темное отверстие, а противоположная дверь изнутри вся была забрызгана кровью. Могила бросил тут же ствол, а я рванул по газам вправо и через несколько секунд мы уже были далеко от этого перекрестка.
Я пытался представить себе, как кто-то точно так же сейчас подходит к машине и стреляет мне в голову. Сделалось жутко от одной только мысли, что круглый кусочек металла вбивается мне в висок, пролетает сквозь голову и вырывается вместе с кровавым месивом с другой стороны. Я аж вздрогнул от ужаса и сделалось холодно, словно сырость могилы меня уже звала к себе.
Я оглянулся по сторонам. Нет, все было вроде бы спокойно. Вокруг не было никого и ничего подозрительного.
«Надо срочно линять, но ... куда?», – теребил я голову ладонью, но ничего путного в нее не приходило.
Взгляд снова упал на объявление о недельных курсах духовного развития в открытой газете на сиденье справа.
«Блин! А вообще-то это идея! Там меня вряд ли кто будет искать. По крайней мере неделю перекантуюсь, а там будет видно», - обрадовался я. Под объявлением был телефон и адрес какого-то отеля со странным названием «Садхана», где происходило это самое (Ха!-Ха!) духовное развитие. «Ну, что ж – название тоже как надо. Никому и в голову не придет искать меня здесь. Буду прям как авторитет в оперном театре» - ухмыльнулся я.
Я решил не звонить, а сразу же подъехать и посмотреть со стороны - где это и как выглядит здание. На телефоне я открыл карту и посмотрел, как ехать. Это было совсем недалеко.
***
Минут через десять я уже подъезжал к дому, в котором вроде бы должен быть отель. Дом находился в спокойном районе с частными особняками и стоял на углу небольшого перекрестке. К моему удивлению я здесь никогда не был. Я объехал весь квартал, чтобы посмотреть возможные подходы и подъезды на всякий случай и остановился на противоположной стороне.
Здание было окружено достаточно высоким палисадником, заросшим вьюном. Оно было вполне современное. Видно, что недавно отремонтированное, чуть вытянутое в три этажа, как маленькая общага или дом престарелых. Чтобы увидеть, как выглядит двор и что в нем находится, необходимо было заглянуть через ворота.
Я вышел из машины, осмотрелся по сторонам и перейдя через перекресток, подошел к решетчатым старым, но недавно покрашенным воротам.
Они были распахнуты и от них внутрь обширного двора тянулась дорожка, усыпанная мелким гравием. Дорожка вела ко входу посередине здания под небольшим навесом и, огибая петлей небольшой холмик в виде клумбы, возвращалась обратно к воротам.
Я сделал пару шагов внутрь двора и остановился, чтобы осмотреться и одновременно иметь машину в поле зрения. Все пространство вокруг клумбы практически до забора покрывала коротко подстриженная густая трава. Я такое видел на фотографиях в одном глянцевом журнале. Тогда мне это очень понравилось. Сейчас увидев нечто подобное воочию я был удивлен тому, что у нас такое тоже возможно.
Вдоль забора, заросшего тоже с внутренней стороны вьюном кое-где росли аккуратно подстриженные кусты. Все остальное был газон. Ничего лишнего и очень клево.
«Да уж, по такой траве босиком пройтись жаль, не то, что играть в футбол», - подумалось мне.
Здание вообще не бросалось в глаза. Казалось, что в объявлении какая-то ошибка. Здесь не могло быть гостиницы. Впрочем и движения вокруг никакого не было, ни машин, да и паркинга никакого я не видел.
- Вы что-то ищете? - вдруг услышал я сбоку за спиной спокойный голос.
За мной стоял пожилой человек в слегка потрепанной соломенной шляпе и с садовыми ножницами в руках. Откуда он вдруг взялся я так и не понял - словно из под земли вынырнул. Теперь было понятно, откуда такой порядок, раз садовник работает. Я покосился на ножницы, потом на него - и вдруг ответил:
- Да нет, - а потом чуть погодя спохватившись добавил. - Ваще-то, где-то тут должен быть отель «Сантана» или что-то в этом роде.
- Вы имеете в виду «Садхана» – поправил спокойно он, делая ударение на первый слог.
- Да, «Садхана», - ухмыльнулся я.
- Это здесь – кивнул он головой в сторону здания. - А вы по какому делу?
- Я по объявлению в газете.
- А, ну тогда пройдите внутрь, пожалуйста. Там вам объяснят.
Спокойствие и невозмутимый тон старикана меня несколько удивил. Что-то было с ним не то – он никак не писался на садовника и еще этот вежливый тон. Честно говоря, я не помню, чтобы ко мне кто-то обращался на вы. Это меня даже несколько обескуражило. Вместе с тем, в его голосе не было ни заискивания, ни безразличия.
Я взглянул на машину, но он словно читая в моих мыслях сказал:
- С машиной ничего не случится. Здесь спокойный район. Потом поставите ее на паркинг за домом. Я вам чуть позже покажу.
- Лады, - повернулся я и побрел к дому. В машине были бабки и если не дай бог чего, то ...
Впрочем, я почему-то был спокоен, что с ними ничего не случиться. За себя я тоже не беспокоился. К тому же за поясом под курткой был засунут ствол и в случае чего я по крайней мере смогу отбиться.
"Вообще-то, не от чего тут было отбиваться, да и тон садовника меня еще больше успокоил. Кроме того, паркинг за домом! Ваще! Машина бы не маячила на виду".
О таком я не мог даже и мечтать.
Войдя в дом, я увидел просторное фое со стойкой рецепии, за которой никого не было.
Было тихо и спокойно. Стоя у рецепции в ожидании кого-нибудь из персонала и вообще хоть кого-то, я начал озираться по сторонам. На стенах висели всякие картинки с разноцветными кругами и с какими-то иероглифами. В углу под полкой с книгами - наверняка о духовном развитии - стояло высокое растение, а под ним журнальный столик. Слева и справа от столика два кресла.
«Ага, это чтобы в свободное от духовного развития время сесть и еще немного попросвящаться и тем самым закрепить достигнутый эффект», - ухмыльнулся я, а самому себе представил, как я сам подхожу к полке, выбираю книгу, сажусь и с умным видом листаю про какой-нибудь буддизм дзэн, а потом смотрю в потолок и думаю: «Ах, вот оно что оказывается! А я и не знал! Ну, блин, ваще! Я балдю!»
От этих мыслей сделалось весело.
Вообще-то, в отличие от многих моих знакомых я книги читал – правда, в основном это было чтиво - приключения, хорроры, криминалы и тому подобное. Сейчас мне вспомнилось, как один из нашей компании на мой вопрос о том, читал он или нет какую-то книгу – не помню о какой я тогда его спрашивал – совершенно серьезно и чуть ли не гордо ответил, что он с книгами не дружит. Он тогда так и сказал, а потом добавил: «Ты же знаешь, братан, пустая трата времени».
Меня это тогда удивило. Впрочем, я не задумывался над тем, книга друг или не друг, но я читал. Не то, чтобы много, но все же. Для меня они были своеобразной отдушиной. Тем более в детдоме. Они были наверное единственным средством, чтобы отключиться от той обыденности. В книгах жизнь всегда было так интересна по сравнению с тем, что нас окружало.
«И где они берут такие сюжеты?» - обычно думал я. Хотя, с другой стороны, может и хорошо, что придумывают. Что интересного можно написать о детдоме и о наших чумазых сиротских жизнях? Да и кто будет читать о такой жизни? Кому это интересно? Уж лучше сахар сыпать на рану, чем соль.
Книги о так называемом «духовном», меня вообще не прельщали. Это уж точно трата времени, поэтому книги на этой полке вызвали у меня лишь только насмешку.
Влево от рецепции шел коридор с дверями ведущими в отдельные комнаты, как в номера в гостинице, а в конце коридора были двери с матовыми стеклами, за которыми видимо была какая-то большая комната с большими освещенными окнами благодаря чему и двери светились.
Вправо был другой коридор с дверями. В конце его такая же дверь, но уже комнаты без такого количества света.
За стойкой рецепции были третьи двери, в которых вдруг появилась стройная девушка, одетая как какая-то кришнаитка – длинная цветастая юбка, длинные волосы, собранные сзади, какие-то побрякушки на запястьях. Меня удивили ее большие серые глаза и совершенно спокойный взгляд. "Мда уж!" - подумалось мне.
- Здравствуйте! - сказала она, пытаясь улыбнуться, но ей все равно не удалось скрыть настороженность. Видно было, что мое появление ее не радовало.
- Здрасьте! - ответил я. – Я, это ... по объявлению в газете... Духовное развитие и ... и так далее.
- Вы уверены? – спросила она несколько оценивая меня критическим взглядом, но стараясь все также улыбаться.
- Абсолютно.
Она несколько смущенно подошла к рецепции, достала откуда-то снизу тетрадь и открыла ее положив на стойке между мной и собой.
- Вы на какой курс – випассана или ритрит?
- Э, ... что? – переспросил я.
- Вас на какой курс записать?
- А, курс! ... Можно на оба. А сколько они длятся?
- Ритрит неделя. А випассана - может быть сутки ... или трое. Может быть неделя и даже месяц. Вообще-то, это уже зависит от того, как вам скажет учитель.
- А кто у нас учитель? – попытался я пошутить и несколько разрядить возникающее напряжение.
Она спокойно посмотрела на меня своими серыми глазами и, проигнорировав мою иронию, сказала:
- Павел Петрович.
- Ну, что ж, ... – начал было я, но тут она посмотрела через меня на входную дверь, в которой появился садовник и сказала ему:
- Павел Петрович! Тут ... на курс пришли.
«Во, блин! Садовник-то у нас оказывается работает местным гуру на пол штата», - усмехнулся я про себя.
- Да-да, Надя. Хорошо, – спокойно сказал гуру-садовник.
- Я, правда, не знаю куда его записать, да и поселить ... тоже не знаю куда, - произнесла сероглазая.
- Пожалуйста, запишите сначала ретрит и випассану с группой, а потом суточный темный ритрит, – обратился он к сероглазой улыбаясь. - А там посмотрим, – перевел он взгляд на меня и тоже улыбнулся.
Меня несколько удивил набор «процедур», словно дело происходило в поликлинике у какого-то врача. «Еще только клизмы не хватает», - появился у меня в голове.
Гуру-садовник посмотрел на меня и спокойно сказал:
- Пока только это.
Мне стало как-то не по себе, словно он прочел мои мысли, но он продолжил:
- Пракшалану мы не практикуем.
- Что? – спросил я.
- Нет, нет. Ничего. Я говорю, что промывание мы не практикуем... А что касается поселения, Наденька, то лучше всего в 4-ю комнату.
- Одноместную? – услышал я некоторое удивление в ее голосе.
- Да. Для молодого человека это не проблема. Наоборот он будет даже рад, как мне кажется. Правда? – при этом гуру-садовник совершенно спокойно перевел свой взгляд на меня.
- Да, конечно! Деньги не вопрос, – сказал я и начал вытаскивать из кармана свой толстый бумажник. – Сколько?
- Надя, посчитайте, пожалуйста, пока только совместный ритрит и три дня випассаны. Хорошо? – обратился он к сероглазой.
Она пожала плечами и положив на поверхность стойки калькулятор, начала коньчиками пальцами нажимать на клавиши.
- Може быть молодому человеку еще не понравится и тогда ... , - с улыбкой добавил гуру-садовник, глядя на меня. – Впрочем, я уверен, что ему понравится.
Я отсчитал необходимую сумму и передал сероглазой. Она пробила чек на маленькой кассе в ящике стола рядом со стойкой и вручила его мне.
«Как в банке» - подумалось мне. «Ну, прям фирма».
- Как вас записать? - спросила она.
- Э ... Егоров. ... Андрей Егоров, - ответил я, назвав первую фамилию, которая мне пришла в голову.
- Надежда, приготовьте, пожалуйста, программку для молодого человека, а я пока покажу куда машину поставить. Пойдемте, – сказал мне гуру-садовник.
Мы вышли из дома и пошли вправо по дорожке.
За домом была еще большая лужайка. В отличие от того, что было спереди, она вся была в тени от высоких многолетних деревьев среди которых было много сосен. От них исходил аромат хвои. Солнце пробивалось сквозь листву, создавая под деревьями на земле яркие пятна, усыпанными иголками под соснами. Трава также была аккуратно подстрижена. Было необычайно уютно, словно я попал в какой-то курортный санаторий.
Весь сад за домом, как и перед ним был огражден палисадником, заросшим зеленым плющем. Между деревьями петляло несколько узеньких дорожек. Они то и дело пересекались и расходились. В дальнем углу стояла просторная беседка с деревянным полом без столов и лавок. Слева от нее был пруд. В нем журчала вода. С правой стороны от беседки вдоль огрождения и до следующего угла был паркинг. На нем уже стояло несколько машин. Несколько мест было свободные.
- Да, нехило здесь у вас, - сказал я.
- Спасибо! – спокойно ответил гуру-садовод. – Машину можно поставить здесь, - кивнул он на паркинг. – Ключи от комнаты возмете у Надежды. Она вам и комнату покажет. Распорядок занятий тоже возмете у нее, - добавил он.
- Лады, - усмехнулся я.
Он кивнул мне в ответ с легкой улыбкой в проницательных глазах. Я уже было направился к машине, как он вдруг добавил.
- Да, одно условие.
- Какое? – остановился я в пол оборота к нему.
- В этом доме не должно быть никакого оружия.
- Да, конечно, - машинально согласился я и вдруг опешил. «Блин! Ну ты придурок! – мысленно руганул я самого себя. «Кто тебя за язык-то дергает?»
Я взглянул ему в глаза. Они не выражали никакого волнения, но вместе с тем уголки глаз уже не улыбались. Он стоял спокойно заложив руки за спину.
- А при чем здесь оружие? – начал я прикидываться.
- Да так, просто подумалось. Это так вообще, - ответил мне гуру-садовник.
- А! Ну я пойду машину поставлю, - махнул я головой в сторону улицы.
- Угу, - кивнул мне в ответ Павел Петрович и я обернувшись пошел, чувствуя на своей спине его спокойный взгляд.
«Бляха-муха!», - думал я идя к машине. «Откуда он знает?» - и я машинально посмотрел на то место, где под курткой за поясом был пистолет. Ничего не торчало и не оттопыривалось. «Нет, это просто случайность», - успокаивал я себя, но вместе с тем в глазах стоял его спокойный и как буд-то все понимающий взгляд.
Я сел в машину, завел ее и на какое-то время задумался: «Ну, и что делать? Линять отсюда и искать чего-нибудь другое? А чего другое-то? И где, собственно?», - роились мысли в голове. «Сероглазой я, понятное дело, не нравлюсь, но старикан с виду спокоен».
В нем было что-то такое, что меня успокаивало и подсказывало, что все будет хорошо. «Это идеальное место, чтобы упасть на дно и перекантоваться целых две недели. А там посмотрим. Здесь меня уж точно не будут искать, да и вывески никакой нет ни на воротах, ни на заборе. К тому же это неплохое место, чтобы выскочить на пару часов, если надо будет. Может удасться что-то узнать о Самсоне».
Я осмотрелся по сторонам, вытащил пистолет из-за пояса и засунул его в тайник под панелью, потом вывернув руль неспешно въехал на паркинг. Здесь машина с улицы не была видна. На паркинге я развернул машину и поставил ее так, чтобы можно было в случае чего сразу же стартануть. Перепаковав баксы в черный полиэтиленовый пакет, я засунул его под сидение и сверху прикрыл резиновым ковриком.
«Это, конечно, слабый тайник, но пока что так. Здесь они все таки будут более сохранны, чем в отеле. А машина все таки неновая и взламывать ее вряд ли кто будет. Хотя, как я знаю, некоторые из наших иногда крали машины не для продажи, а совсем с другой целью, а иногда и просто цвет имел значение. Но здесь машина была не на улице и не маячила. Ладно, пусть будет так, а позже я что-нибудь придумаю. Может удасться зелень где-то закопать или укрыть ее как-то иначе. Короче, сначала надо поселиться в этот отель "Сандана" или как-то так».
Я взял сумку со шмотками, купленными в магазинчике и пошел в дом.
Сероглазая Надежда, которая ждала меня за стойкой, взяла ключ, какой-то листок - видимо с программой моих духовных «процедур» - и молча повела меня за собой по коридору вправо.
Открыв двери комнаты № 4 она вошла внутрь, положила ключи на стол, а рядом с ними листок.
- Это план занятий, - сказала она. – Начинаются завтра с утра. Сегодня еще ужин в семь вечера, – добавила она чуть погодя и не поднимая на меня глаз пошла к двери.
«Ужин – это хорошо!» - хотел я ей сказать, но воздержался и промолчал, лишь провожая ее взглядом и глядя как она закрывает за собой дверь.
Комната была вполне приличная - стоила тех денег, которые я заплатил. Более того, ванная комната была недавно отремонтирована. Вообще, мы редко в поездках поселялись в такие номера. Впрочем, у меня никогда даже не было каких-то особых требований к номерам, но этот выглядел особенно. Все в нем сочеталось с порядком, который был вокруг дома.
Я подошел к окну. Оно выходило на паркинг. Машина стояла напротив – прямо как по заказу. «Ну, блин, ваще! Я балдю. Не ожидал, что буду кантоваться в таких условиях», - подумалось мне. «Клево! Так жить можно!»
Я бухнулся на кровать, растянувшись и заложив руки за голову, уставился в потолок. «Тишина и спокойствие! Настоящее блаженство!»
Полежав так пару минут расслабившись, я поднялся, и протянул руку к программе занятий. «Ну, что там у нас по плану, сэр, в смысле духовных процеду-у-у-р?», - спросил я ухмыляясь самому себе.
«Гы-гы! Духовные, блин, процедуры-дуры-дуры. Ну, ваще! Занесло же меня!»
Процедуры начинались с сегодняшнего ужина. В 19.00 - ужин.
«Вот это я понимаю! Побыстрей бы, а то я уже проголодался», - улыбнулся я самому себе. «В 20.00 организационная часть в зале для ритрита «в южной стороне – слева от рецепции. Это, видимо, в конце кордора за дверью с матовыми стеклами. ... В 22.00 отбой – прям как в детдоме. Аж приятно вспомнить! С шести утра какой-то ритрит. Между делом завтрак, обед и ужин. Замечательно! После ужина лекция – видимо Петрович будет вещать всякие там абсолютные правды.
Ну, ну! Да, уж! Я и, типа, духовное развитие. Ну, ваще! Я охреневаю! Так, на следующее утро опять в шесть подъем и так три дня подряд. Ох, блин, я тут духовно так окультурюсь, что ваще! Потом приду к Хозяину, ствол к его башке приставлю и скажу – «Какой-то ты все таки духовно недоразвитый. Тебе бы ритритику поесть, да этой, как его? ... випассаны попить, а потом клизму сделать, чтобы запоры не мучали. Интересно, что там у Петровича предусмотрено в качестве духовной клизмы? Какая-то прошалава. Или что-то в этом роде. ... О! А на эту випассану вставать-то в четыре утра! Я балдю – в такую рань! Какого хрена, спрашивается? Как буд-то духовная хавка лучше входит на сонную голову. ... А может это секта какая-то? Если действительно секта, то, блин, меня занесло! Из огня, да в полымя! Придется прикидываться. Впрочем, нет. Все же не похоже на секту. Хотя все так прибрано, выглажено, как у этих - как его? – баптисты или евангелисты – а, одна хрень! Вообще-то названия какие-то все не наши. Ладно, посмотрим, что это за белиберда. Все равно деваться-то некуда. Здесь кантоваться все же лучше, чем в каком-нибудь подвале. Прилично и цивильно».
Еще больше меня удивили выделенные жирным шрифтом примечания. Нельзя было разговаривать между членами курсов. Только с инструктором или ведущим и то шепотом. Телефоны выключить и сдать вместе с часами ведущему на сохранение во избежании недоразумений. «Опана! Не уж-то здесь тоже крадут?» - ухмыльнулся я про себя. «Ну народ! А нет, подожди! Это ж курсы духовного развития! Они после курсов перестанут красть, а до его окончания и в процессе кто-нибудь не выдержит и что-нибудь да спи*ит. Интересно, потом, как уже пройдет курс и чувак духовно разовьется, то отдаст украденное или нет?» - сидел я и от скуки забавлялся подобными мыслями.
Так я дошел до самого конца программки, где было крупными буквами написано о том, что в течение всего времени курсов запрещалось курить, употреблять алкоголь, наркотики и заниматься сексом.
Последнее меня удивило особенно. «Ну, прям, настоящий монастырь!» - подумалось мне. «Ладно там алкоголь или наркота, но секс-то тут при чем?» Я, конечно, не собирался ни с кем трахаться (хотя сероглазая была телка ничего и я бы с ней в кровати непрочь был покувыркаться), но все таки. Тем более, как будут проверять-то? Что? По ночам по комнатам будут шарить? Да и без вина как-то скучновато. Хоть пивка бы перед этим бахнуть. ...
Э! Постой-ка, дорогой! А ты, собственно, чего хочешь?» - вдруг появились в голове мысли. «Ты радуйся, что пока еще жив и что есть где спать и есть что есть! Сексу захотелось, бедному? А че? Вот сейчас, к примеру, ребята от Хозяина приедут и устроят тебе секс! Незабываемый! Во все дырки – с искрами и феерверками. Так что, родимый, сиди и не рыпайся! Радуйся, что живешь и дышишь!»
Последние мысли меня немного охладили. «Да, действительно, не то, что без секса, но и без пива как-нибудь переживу. Вот когда выберусь из всей этой заварухи, осяду где-нибудь в спокойном укромном месте, тогда и секс с какой-нибудь клевой телкой, с мартини и под тенью пальм ... , а пока уж точно – сиди, дорогой, и не рыпайся. Сопи себе в дырочку, да помалкивай!
Время тянулось медленно. В комнате не было ни радио, ни телевизора. Вокруг стояла тишина. Заняться было нечем. Я опять развалился на кровати и уставился в потолок. Немного поразмышляв над своим нынешним положением и еще раз убедив себя в том, что сейчас это самое лучшее место я немного послонялся из угла в угол, потом поставил стул спинкой к окну и сев на него верхом и оперевшись подбородком уставился на деревья.
За окном в общем-то ничего не происходило. Иногда кто-то – видимо из курсантов - подходил к своей машине на паркинге, даставал или клал что-то, закрывал ее, щелкнув пилотом на ключе и возвращался в дом. Потом вновь была тишина.
«Ладно, недели две-три как-нибудь здесь перекантуюсь, а потом что-то нужно будет конкретное предпринять. Правда, чтобы исчезнуть окончательно, нужны новые бумажки. Блин, у меня нет никаких знакомств по этому делу. Эх, жаль Самсона нет. Он всем руководил, а я был только на подхвате. У него бы наверняка был какой-нибудь человечек, который нам бы оформил новые ксивы и с таким баблом мы бы вместе куда-нибудь да махнули.
Могилу мне, честно говоря, нисколько не жалко было. Я к нему не очень-то был расположен. Он был вообще какой-то отмороженный. Ему было все равно кого мочить – хоть ребенка, хоть какого чувака. Я бы, например, не смог стрелять в детей или женщин. Впрочем, слава богу, таких заказов не было. Приходилось убирать таких же, как и мы сами. Будь мы на их месте у них рука тоже бы не дрогнула. Это как пить дать. Поэтому их, по крупному счету, как-то не было жалко и внутри меня ничего не грызло.
Вообще, Могила бывало рассказывал в каких переделках он бывал на Кавказе и он там такого насмотрелся, что то, что мы иногда вытворяли, было по его мнению просто-напросто детский лепет на лужайке. Правда, он уже был конченным наркоманом и ему вообще-то уже все было глубоко по барабану.
Мы с Самсоном наркотой не баловались. Честно говоря, лично я боялся впасть в зависимость. Я видел, как некоторые из наших детдомовских скатывались и уже не могли оторваться от этой дури. Вроде казалось бы чего такого – всего лишь-то разок-другой дернуть, но за этим разок-другой был еще разок и еще, и так без конца, пока крыша не съезжала полностью и оставалось лишь за любые бабки найти дозу, вколоться и откинуться. Я все это видел и однажды зарекся даже не пробовать.
Если мы бывало по утрам дурели от того, что все накануне скурили и переворачивали все вверх дном в поиске хоть какой мало-мальски целой сигаретки, то могу себе представить, каково было на ломке.
Когда Могилу вот так вот ломало, то, честно признаться, я его немного побаивался. Он становился просто невменяем. Даже Самсон смотрел на него с некоторой опаской. Неизвестно, что у того было в дурной башке. Глаза дикие, как у Распутина на фоне Зимнего дворца. Рычит с ехидной ухмылкой: «Слыш, братан, найди! Хоть нюхнуть». Пистолетом размахивает. Прямо страх. Еще сдури нажмет на курок и того ... дырка в голове, а на стене кровавые мозги.
Только появление Хозяина его вразумляло. Тогда он вдруг делался совершенно серьезный и откладывал пистолет, как буд-то с ним ничего не происходит. Ну, да, с Хозяином разговор был бы короткий. Этот вообще был отпетый. О нем никто ничего толком не знал – откуда он и за что сидел? Известно было только то, что он Хозяин и что пару сроков он оттарабанил – и не просто за хулиганство. Как его зовут тоже было неизвестно. Самсон может быть и знал, но для нас он всегда был только «Хозяин».
Этот вообще никогда не улыбался и не шутил. И хоть он не был психом, от него исходила такая жуть, что было ясно, что он просто не умеет шутить. У волков в телевизоре в программах о природе в глазах было больше жизни, чем у этого.
«Может и хорошо, что все так обернулось, - думал я. «Хотя Самсона, конечно, жалко. Если бы не это, то я даже и не знаю, как можно бы было от этого всего оторваться. Добром бы это точно не закончилось. ... Впрочем, еще не известно, как все это закончится. Увы! Я уже переступил следующую черту и такие бабки мне просто так не простят. И, к сожалению, все самое серьезное видимо только начинается и чует мое сердце, что мне еще предстоит встать лицом к лицу с Хозяином. От этой мысли у меня все внутри сжалось. Лучше уж было бы общаться с придурком Могилой, чем с этим. Уж, кто-кто отморозок, так это точно Хозяин – просто нереальная сволота!»
***
Паркинг тем временем постепенно заполнялся новыми машинами. К концу дня уже не было свободных мест. Новоприбывшие вытаскивали из багажников свои сумки и рюкзаки, потом в рецепции был слышен какой-то разговор, иногда даже смех и потом снова тишина.
Судя по количеству машин, на этих курсах «повышения духовной квалификации» должно было собраться как минимум человек двадцать, а если кто приехал на такси или кого-то привезли, то еще больше.
«Да, толпа будет как в детдоме», - подумалось мне. «Придется это как-то пережить. Впрочем, если разговаривать между собой нельзя, то и прекрасно. Никто не будет в душу лезть и мозги компостировать. Две недели перекантуюсь, а там видно будет».
Так постепенно за размышлениями и глазением за тем, что происходило или наоборот вообще ничего не происходило за окном подкралось семь часов вечера - время ужина.
Я закрыл дверь комнаты, сунул ключ в карман и пошел к рецепции. Там сероглазая на мой вопрос: «А где будет ужин?», указала рукой в направлении коридора вправо, откуда я в общем-то и пришел, и негромко ответила:
- Там. В конце.
"Да, мое присутствие ей определенно не нравилось. Ну, что ж, невелика принцесса. Мне, в общем–то, по барабану нравлюсь я ей или нет".
Я направился в сторону столовой. Столы были накрыты и за некоторыми уже сидели. Я выбрал место у пустого стола в углу, чтобы видно было все помещение. Присутствующие негромко о чем-то переговаривались.
Постепенно все столы начались заполнятся. Их было девять. Они были поставлены квадратом в три ряда. Не знаю – мой вид чем-то отпугивал приходящих или просто так получилось, но к моему столу никто не подсел, хотя накрыто было еще на троих.
Тут вошел гуру-садовник с сероглазой, а с ними еще один парень.
«А это, по всей видимости, лицо, приближенное к кардиналу и ухажер по совместительству», - съехидничал я про себя. - "Ну-ну!"
- Здравствуйте! - приветливо сказал Павел Петрович. - Приятного апетита!
В ответ все начали мило улыбаться в сторону гуру-садовника и гудеть пожеланиями того же.
«Культура!» - усмехнулся я про себя.
Гуру-садовник, Надежда и парень подошли к моему столу и начали усаживаться.
- Да! Мы, к сожалению, не успели познакомиться. Павел Петрович, - сказал он, протягивая мне руку.
- М-м ... Андрей, - сказал я, пожимая его сухую широкую ладонь.
- Надежду вы уже знаете, - указал он на сероглазую.
Та нехотя взглянула на меня своими огромными глазами и посмотрела на своего ухажера. Она уж точно никак не ожидала увидеть меня при своем столе, а уж тем более видно было, что ей совсем не улыбалось постоянно видеть мою физиономию за столом.
- Сергей, - с полным спокойствием во взгляде и даже некоей дружелюбностью протянул мне свою ладонь ее ухажер.
- Андрей, - пожал я его руку в ответ.
Все уселись и принялись намазывать хлеб маслом.
- А чем вы занимаетесь по жизни, если не секрет? – спросил меня Павел Петрович после нескольких секунд млочания.
- Да так, то да се, всякий там бизнес, - смутился я. – Купи-продай, - добавил я чуть погодя, надеясь, что это последнее будет звучать как-то более убедительно.
- А-а, - многозначительно покачал головой гуру-садовник. – Что ж, это тоже нужно.
Видно было, что мой ответ его нисколько не удовлетворил, но он, слава богу, не продолжал эту тему. Он обратился к Надежде и Сергею, и начал с ними обсуждать какие-то детали, касающиеся курса «повышения духовной квалификации». Я ничего не понимал о чем они говорили, но с удовольствием помалкивал, жуя бутерброды и запивая их чаем. Время от времени я посматривал на них, отмечая некую неловкость и даже некоторую скованность в жестах сероглазой.
Сергей был непринужден и вместе с тем вполне вежлив. В нем не было ни заискивания перед гуру-садовником, ни панибратства.
«Интеллигент», - подумал я. Представить его сидящим вот так же среди нашей братвы в кабаке на перекрестке я не смог.
«А вообще-то он ничего. Интересно, есть у него с ней что-нибудь?», - перевел я взгляд на сероглазую. «Хотя, тебе-то что за дело? Тебе-то от этого ни тепло, ни холодно и уж точно не светит», - прозвучала мысль в голове.
Вместе с тем, было видно, что отношения между ними были вполне спокойными. Никаких взглядов с искорками между ними не проскальзывало. Впрочем, некоторая неловкость от моего присутствия в поведении молодых определенно ощущалась.
Гуру-садовник был совершенно спокоен. В его словах не было ни высокомерия, ни авторитарности. Казалось, что беседуют друзья, между которыми нет никакой разницы в возрасте.
Вообще-то, его возраст было трудно определить. Ясно было одно – не молодой, но и не старик. В волосах, правда, было немного седины, но на лице лишь кое-где мелкие морщинки, особенно в уголках глаз, но кожа гладкая. Пальцы рук как у музыканта – длинные и вместе с тем крепкие. Движения мягкие и плавные – аристократ, но без жеманства.
«Интересно, когда мне будет столько же, я смогу выглядеть также, как он? Хорошо бы», - подумалось мне. Я машинально взглянул на свои руки и сравнил их с его. «Да уж, а вот руки-то твои такими точно не будут. Они уже сейчас не такие, хоть пальцы тоже тонкие».
В ладони появилось ощущение от рукоятки пистолета и его тяжести. Подушечка указательного пальца вспомнила плавный изгиб спускового крючка и то, как он мягко двигается, когда на него нажимаешь. От этой мягкости и плавности выстрел происходит совершенно неожиданно на какой-то миг опережая мысль о нем.
Кое-как слопав свою порцию, я теперь не знал куда деть свои руки. Я их спрятал под стол. Глаза тоже искали спокойного места.
Я старался не смотреть на своих соседей по столу и при этом мне казалось, что они переговариваясь между собой то и дело посматривают на меня и оценивают критически, а особенно гуру-садовник.
«Блин! Угораздило же меня сесть за этот столик!» - корил я себя.
Уставившись в свою пустую тарелку я сначала принялся рассматривать на ней линии рисунка с крошками от съеденых бутербродов и следов масла кое-где, то и дело искоса посматривая по сторонам на сидящую вокруг публику.
Я с нетерпением ждал момента, когда кто-то поднимется из-за своего стола, чтобы иметь повод тоже встать и уйти отсюда в свою комнате, но все спокойно продолжали сидеть. Слышно было лишь звякание ножей и вилок по тарелкам и негромкие разговоры.
«Да, придется мне немного помучаться в этой тусовке», - думалось мне, но я себя успокаивал тем, что все это временно и что через две недельки я отсюда и так слиняю.
Наблюдая за сидящими в зале мне вдруг подумалось, что их и меня разделяла даже не пропасть. Какая там пропасть? Мы вообще не то, что с разных планет - мы из разных миров. У каждого из них скорее всего была вполне спокойная обычная жизнь. Одни - мои ровесники – наверное учились в каком-нибудь институте, время от времени сдавали экзамены, вечером встречались с кем-то, бродили по улицам под ручку и в обнимку, спокойно мечтали о будущем. Сейчас вот приехали тут неделю или две потусоваться, пообщаться о «духовном» - типа, окультуриться, может что-то прояснить для себя и вернуться обратно в свой прежний привычный, но вполне размеренный мир полного надежд и планов.
Другие – постарше. У многих наверное даже есть семьи. Ходят каждый день на работу, воспитывают детей, отвозят их утром в детский сад, вечером забирают. Едят вместе обед. Может иногда ссорятся, потом мирятся.
Третьи вообще уже в преклонном возрасте. Дети наверное уже взрослые и может быть даже самостоятельные. Этим тоже чего-то не хватает в жизни, раз приперлись сюда и даже бабки заплатили за то, чтобы их духовно просветляли. «Жизнь уже прожили, а ума так и не нажили», - съехидничал я про себя. «Сидят, блин, улыбаются себе беззаботно и невинно».
«Да, уж, беззаботно и невинно», - вдруг появилось в голове. «А ты-то здесь совсем по другому поводу. И вы действительно из разных миров. Пройдет несколько дней и они вернутся к себе домой - в тот же самый мир, но все же будут несколько другими. Может они поймут что-то такое, что раньше никак не могли понять. Их жизнь все-таки хоть чуточку, но изменится к лучшему и они будут чуть более счастливы. А ты куда вернешься? Где твой дом? Как не было так и нет его. И будешь ли ты счастлив со своей сумкой полной бабла и со стволом за пазухой? Нет. Впереди тупик и ты это отлично понимаешь. Думаешь тебе дадут жить? Нет, не дадут. Не одни, так другие все равно тебя найдут и кишки выдавят. Сидишь, зубы скалишь, а у них, ведь, по крупному счету, и без этих драных курсов «повышения духовной квалификации» все путем. А у тебя, дорогуша, что впереди? Ничего! Ничего!» - роились мысли в моей голове.
- Что вы так задумались, Андрей? – вдруг встрепенулся я от голоса гуру-садовника. Он смотрел на меня своим спокойным взглядом. Сколько это длилось я не знал, но ясно было, что он за мной наблюдал какое-то время.
- Да, так, - буркнул я.
- Ничего – повторил он за мной мою последнюю мысль и потом вдруг продолжил: - Все будет хорошо. Не переживайте.
- Что хорошо? - в недоумении переспросил я делая вид, что не понимаю о чем он.
- Все. Все будет хорошо – спокойно сказал он и встал из-за стола.
***
(Продолжение следует)