Карточный домик

Михалыч
 Примерно в ста восьмидесяти километрах от Петербурга, прямо рядом с оживленной Мурманской трассой у крутого поворота стоял мой фанерный летний домик. Достался он мне от тетки в наследство, и стоял он как-то особняком от поселка, к которому относился, словно отдельный дом, а вокруг ничего жилого. Многие думали, что это хозблок дорожных служб, или шиномонтаж без вывески, но это был маленький домик, можно даже сказать сарайчик, похожий на большой скворечник. Я его несколько лет назад выкрасил в желтый цвет, но краска оказалась некачественной и безнадежно облупилась по всей поверхности, местами образуя проплешины. Темно-сырая фанера местами вздулась  и полопалась, но я посадил вокруг много гладиолусов, и они немного отвлекали от печального вида моей дачи. К домику от трассы вела узкая тропинка, заросшая кустарником и высокой травой, вероятно, никто кроме меня по ней не ходил годами, да и я приезжал сюда всего несколько раз в году. Вот и осень. Я оказался без работы и особенных дел, приехал и лег в единственной маленькой комнатушке, на единственной железной кровати и смотрел в единственное маленькое окошко. Общая площадь дома не превышала семи метров, а метраж комнаты был не более 4,5 метров, на которых едва умещалась кровать, стол и тумба. Я бесцельно смотрел, как по стенам быстро пробегает свет от фар проезжающих машин. Иногда мной овладевал страх, что когда-нибудь кто-то из водителей не впишется в поворот, и, перелетев через кусты и минуя несколько тонких осин, со всего маху протаранит мой скворечник. За домом был худой болотистый лес, из осин и тонких берез, через тонкую стену я слушал, как он шумит по ночам, а поскольку окно выходило на трассу, то в основном я слышал и видел только ее.  И вдруг от этого лежания родилась во мне беспомощность, какая-то беспредельная безысходность, становилось уже холодно, а у меня не было печки. Не хотелось есть и пить, не хотелось вставать и выходить, полная апатия и абулия захлестнули меня на несколько долгих дней. В шуме проносящихся мимо машин я лежал укрытый с головою тонким покрывалом и дрожал как замерший пес в собачьей будке. Если бы не холод, я пролежал бы там дольше, но осень гнала меня из моего печального дома в урбанистическую квартиру.