Воронежская нимфетка

 
  Был теплый, очень теплый июньский день. А ранний вечер этого дня, наполненный накопившейся за день влагой, предвещая ночную грозу, благоухал запахом цветов, и радовал красками свежей зелени в лучах заходящего солнца. Мы c дочерью возвращались вдоль набережной из магазина. Я шла медленно, вбирая в себя солнце и запах трав, домой идти не хотелось. На углу дома-двойника, стоящего напротив нашего, "зависла" около нескольких разросшихся невысоких кустов шиповника с осыпающимися, но еще довольно яркими розовыми лепестками цветов. Пара пушистых, ласкающих глаз, великолепия издавали знакомый приятный дурманящий запах.
  - "Прелесть! Ах, какая прелесть!" - думала, не в силах оторвать глаз и идти вслед ожидающей вдалеке Лизы. Дочь явно нервничала, пришлось оторваться от безмятежного зрелища. На ходу еще раз метнула прощальный взгляд на нежный куст, но от сменившегося ракурса он неприятно зацепился за проглянувшие сквозь кружево листьев узловатые корявые ветви с острыми шипами. И волной голову накрыло очередное воспоминание.
  Опять к чему-то вспоминала детство, Наташу К., пионерский лагерь "Елочку", бред. Надо записать все, раз всплывает: маленькую историю о маленькой нимфетке.
   ***
   В самом деле, в жизни встречала девочек и красивее, но кокетливее никогда!
   Короткая стрижка темно-каштановых волос, правильные черты лица мягко очерчены, шелковые, в изящном изгибе, брови, синие глаза, черные ресницы, мраморная кожа, и чудные ямочки на щеках, которые их обладательница постоянно пощипывала пальчиками для создания румянца. Эти ямочки очаровывали многих. В лагере Наташа ходила в брючках и водолазке, подтягивая рукава небрежно до локотков, пользовалась духами "Красная Москва" , кстати, и от комаров помогало. Приятный голос, уже немного женственный, негромкий, с капризными нотками. Слова не в состоянии передать всю ее прелесть.
  " "Прелестна! Прелестна!" Она всмотрелась в свои глаза, полюбовалась зубами, подняла руки, положила их на бедра и повернулась в профиль, слегка склонив голову, чтобы как следует разглядеть себя во всех трех зеркалах." - так представляет читателю Мопассан Мишель де Бюрн. Но это в полной мере подходило к маленькой Наташе.. "Ей только нужно было видеть вокруг себя всеобщий восторг, внимание, преклонение, фимиам нежности."
   Летом семьдесят первого года, после окончания второго класса, вместе с Наташей отдыхали в  самом младшем отряде, где оказалась еще и моя одноклассница - Марина, с длиной косой темных вьющихся волос. Тихая, спокойная, но уверенная в себе, кареглазая девочка  напоминала царевну лебедь с картины Васнецова.
   Лагерь "Елочка" выходил на широкую асфальтированную дорогу, по которой  лишь изредка гоняли дети на велосипедах, а с другой стороны вдавался вглубь бора. Окруженный высокими соснами деревянный корпус младшего отряда располагался в глубине леса, в самом отдаленном уголке лагеря. По утрам чудесно пели птицы, под окнами бегали белочки, а ветви деревьев чуть ли не стучались в окна спален.
  Наш "четвертый"отряд был смешанным по возрасту и состоял из недавних первоклашек и нескольких сверстников. Наташа приехала на неделю позже открытия смены и выборы на основные посты председателя отряда и флагового пропустила. Собрание проходило в беседке, в первый день приезда. Пионервожатая, стрижкой под "каре" напоминавшая Зосю из кинофильма "Золотой теленок", распологала детей к себе доброй улыбкой и блеском сияющих глаз.   
  - Кто был председателем отряда раньше? - спросила девушка после приветствия и предварительного знакомства.
  Я подняла руку. И это была правда.
  Прошлым летом  в первый раз попала в большой пионерский лагерь "Искра", где было пятнадцать отрядов, естественно - в самый последний отряд. Там тоже собрались дети разных возрастов: и бывшие первоклашки, и второклашки, и даже девочка, которая еще только собиралась пойти в школу, шести лет. Председателем отряда выбрали высокого красивого мальчика, перешедшего в третий класс, из одной со мной школы. Но он тихо произносил слова "речевки", как называли короткие стихи, что нужно было читать со всем отрядом, маршируя на пионерскую линейку, каждый день утром и вечером. Во время репетиции обнаружилось, что ребята совершенно  не слышали своего вожака. Тогда воспитательница спросила, кто может громко прочитать "речевку", не побоявшись встать впереди отряда. Я не постеснялась и вызвалась с охотой. Репетиция прошла удачно.
  - Раз, Два! - кричала, не жалея легких.
  - Три, четыре! - вторил отряд в ответ.
   Воспитательнице и вожатой показалась забавным, что впереди отряда, перед первыми высокими парами мальчиков, смело вышагивала маленькая девочка. Так и  оставили председателем "навсегда", никто не был против. Паренек тоже не  обиделся, и даже вместе с другом ловил для меня бабочек ... моим сачком, который  предусмотрительно взяла с собой, обстоятельно собираясь в лагерь в первый раз в своей жизни.
   Благодаря прошлой "случайности" и на этот раз выбрали, почти единогласно, председателем отряда уже в новом лагере. На собрании больше всех выделялся один смуглый мальчик, который сразу привлек мое внимание. Загорелый, кареглазый, с коротко подстриженной темноволосой головой, выше других, был самым симпатичным из всех мальчишек в отряде. Веселый и доброжелательный, Саша активно поддержал мою кандидатуру, оставаясь верным своему предпочтению до конца смены. Ему же досталась миссия  "флагового". Хотя, если бы председателем стал он, мой отдых не омрачился бы под конец одним событием, зачинщицей которого стала, как не странно, Наташа.
   С ее приездом, мы с Мариной, до этого успевшие подружиться, взяли бывшую одноклассницу, после первого класса учившуюся уже в другой школе, в свою компанию. И все свободное время мирно проводили втроем.  Марина угощала нас потрясающе вкусными пончиками, которые привозила в выходные мама. Наташа учила современным танцам и посвящала в тайну своей симпатии к еще одному нашему однокласснику, отличнику Игорю, отдыхавшему в том же лагере, но почему-то в самом старшем, первом отряде.
  Я с удовольствием участвовала в художественной самодеятельности, танцевала и пела. Одну песенку, про "девчонку по имени Женька", разучили вместе с Наташей и исполнили на концерте. Почти все девочки вели тетрадки - "песенники", куда записывали слова понравившихся песен. И я завела  такую же. Днем  гуляли по залитым солнцем песчанным дорожкам, присыпаным сосновыми шишками, под звучащий на весь лагерь из репродуктора голос  Андрея Миронова.
  - "Шпаги звон и звон бокалов...".
   Как хвостик за нами бродил мальчик - белокурый и голубоглазый, вернее не за нами, а за Наташей. Он был младше на два года, и приходился девочке двоюродным племянником. Шестилетний малыш открыто признавался Наташе в любви, а та лишь самодовольно улыбалась, снисходительно принимая поклонение.
  У мальчика, как оказалось, был прекрасный, низкий не по возрасту, звучный голос. Однажды на концерте мальчуган так громко и  замечательно спел "Огромное небо", что покорил талантом весь лагерь.
  Вечерами Наташа, пользуясь статусом племянницы начальника лагеря, ходила на танцы и брала нас с собой. Это были первые в моей жизни танцы, и младшему отряду, вообще-то, ходить на них не полагалось. Но для старших детей делали исключение. Мы с Мариной посещали "танцы" лишь изредка и исключительно из любопытства, и в тех же платишках, в которых бегали днем по лагерю. Наташа же наводила полный марафет, включая обязательное пощипывание щечек, и ... пользовалась сногсшибательным успехом. Ее приглашали танцевать старшие мальчики, один из них высокий и весьма привлекательный внешне, из третьего или второго отряда, не на шутку влюбился, и как-то после окончания одного танца, не хотел выпускать пунцовую от стыда Наташу из рук, доведя тем самым до слез. Помню, как Наташу успокаивали две девочки из первого отряда: ее двоюродная сестра с подружкой, яркой экзотически красивой, почти взрослой, с темными до плеч кудрями.
   Потом ходили слухи о том, что этот мальчик всем говорил: "Наташа - самая красивая девочка в лагере!". Но ей важен был... Хрусталев! И мы, как шпионы, доносили все, что слышали о нем или о его перемещениях по лагерю, если видели. Как дочки мачехи из "Золушки" подсчитывали сколько раз он посмотрел в ее сторону, и сколько других знаков внимания оказывал. И маленькая кокетка добилась своего, однажды Игорь осмелился и пригласил на танец, Наташа была на вершине блаженства. Но мы, к сожалению, с Мариной не были прямыми свидетелями этого незабываемого зрелища, а все узнали с ее слов.
   По доброму завидовала красоте подружки, в особенности, ямочкам, а она... завидовала, как оказалось, мне! Кто бы мог подумать! Завидовала моему званию... председателя отряда, тому, что все время на виду, особенно на линейке. Наблюдая за мной, бегущей на глазах всего лагеря отдавать раппорт по утрам, она представляла, видимо, как красиво... смотрелась бы на моем месте, и как ею восхищался бы весь лагерь. Наташе не хватало восхищения! Но поняла она это, почему-то, уже почти во второй половине смены, ближе к концу, и стала строить за моей спиной интриги, подговаривая почти всех ребят: и мальчиков, что не составило особого труда, и девочек. Только два человечка остались мне верны: Марина и тот самый мальчик, "флаговой" и... вожатая. Вожатая встала на мою сторону, и сказала на собрании что-то вроде этого:
  - На переправе коней не меняют. Близится конец смены и переизбирать председателя ни к чему!
  Я на собрание не пошла, а слова вожатой пересказала Марина. Так этот конфликт угас сам собой, если не считать инцидента, когда однажды на линейке в ответ на мое:
  - Отряд?
  Вместо дружного:
  - "Солнышко!" - было... организованное "гробовое" молчание.
  Помню, как было стыдно, но  не долго огорчалась по этому поводу, а очень активно занялась подготовкой к карнавалу. Стала мастерить костюмы "ромашек" для себя и Марины. К тому же у меня появилось много новых подружек из старшего отряда, одним нравилось меня опекать, другим со мной играть. Так я подружилась со смешными девчонками из третьего отряда, мы с ними, дурачась и обхохатываясь, разучивали песню "А меня укусил гиппопотам". Очень красивая девочка из третьего отряда, с белокурыми вьющимися, как у Мальвины волосами, голубыми глазами, с удовольствием помогала делать карнавальные костюмы. Но когда незадолго до закрытия смены приехала мама, и по изменившимся семейным обстоятельствам предложила забрать домой, я, неожиданно для себя, легко согласилась и уехала, так и не увидев прощального костра и карнавала.
   К счастью Наташа была единственным примером красивой стервозности в Воронежском детстве. У всех остальных моих подружек, которыми всегда была окружена в избытке, человеческие качества не вступали в диссонанс с внешностью.
   К тому же и с Наташей нам еще раз пришлось достаточно дружелюбно пересечься ровно через год... во время защиты моего отца, но это уже совсем другая история.
   
   
   Летом 72 года моя сестра сломала ногу, упав неловко со скамеечки в детсадовской беседке, а мой отец защитил диссертацию. На время празднования защиты, банкета и его продолжения в нашем доме, мои родители пристроили нас с сестренкой на несколько дней пожить у моей первой учительницы Тамары Федоровны. Она жила точно в таком же, как у нас, желтом двухэтажном доме на первом этаже в трехкомнатной квартире ( перепланированной смежной "двушке"). Окна ее квартиры выходили в огороженный легким забором средней высоты ухоженный палисадник, по периметру которого свободно росли вишни и яблони, кустарники сирени, смородины и малины, а внутри, под сенью деревьев, прятался небольшой деревянный столик со скамеечками.
   Как раз в те дни, так совпало, у Тамары Федоровны гостила Наташа, ее племянница.
   В тот момент в квартире моей учительницы, кроме ее невысокого, лысоватого, но обаятельного мужа, Наташи и маленькой белоснежной болонки, кажется, никого не было. Хоть память моя и путает детали, однако я помню общее ощущение: я попала в дом, где живут красивые люди. Помню фортепьяно, полированную мебель и обои... с крупными редкими цветами в зале. Наташа встретила меня довольно обыденно и дружелюбно. Даже, как будто, она была рада пообщаться со сверстницей. Все дни, что мы жили у Тамары Федоровны, Наташа ходила в одном и том же коротеньком зеленоватом ситцевом платьице в мелкий рисунок, держалась довольно скромно, но независимо, оставаясь в любых обстоятельствах истинной маленькой королевой!
   Мы вместе голышом принимали с ней душ в ванне и чистили зубы. Наташа чистила зубы особенно тщательно. Гуляли по городу, уходя довольно далеко от дома ее тети. Ездили в гости на трамвае к ее двоюродной сестре, старшей дочери Тамары Федоровны, жившей в частном доме по ул. Клинической, пытались зайти в гости к Наташиному отцу, с которым ее мама была в разводе. Но его не оказалось дома. По дороге она очень тепло отзывалась о своем отце и говорила, что он красивее мамы. Как-то мы зашли в наш дом, у меня был ключ. В квартире никого не было, лишь празднично накрытый в зале стол с остатками еды. Мы не стали задерживаться, и, возвращаясь к Тамаре Федоровне, по пути зашли в магазинчик, на углу по проспекту (Московскому), в котором мы с мамой часто покупали продукты. Нам хотелось купить чего-нибудь сладкого, выбор пал на прессованный кубик кофе с молоком, который наши сверстники в те годы грызли просто так, не разбавляя в воде, как положено. В тихом прохладном универсаме, у отдела конфет толпилась не такая уж большая очередь. Но Наташа не собиралась ждать, а легко пристроилась, как ни в чем не бывало, в начале очереди перед высоким мужчиной. Он ничего не сказал, и никто в обычно возмущающейся, в таких случаях, очереди не проронил ни слова. Я с удивлением напряженно ждала, когда нас обслужат. Но все, славу богу. обошлось. Наташа держалась как принцесса в своем скромненьком платье, и я видела, как теплели в улыбке лица людей при взгляде на нее. Вот уж действительно, красота - страшная сила!
   Однажды мы решили поиграть в бадминтон. Ранний вечер был солнечным и немного ветреным, так что воланчик все время относило в сторону. Во время игры, Наташа рассказывала о своих поклонниках, знакомых мальчиках. За все время имя Хрусталева не прозвучало ни разу, и я не спрашивала. Она стояла с невыгодной подветренной стороны, и чаще пропускала относимые ветром воланчики. В конце концов она "психанула", бросив ракетку на землю, и ушла в дом. Это был единственный всплеск, напомнивший мне прежнюю капризную Наташу. Как-то, сидя в уютном палисаднике, мы обедали за накрытым, прямо на улице, столиком. На десерт детям полагалось ситро. Мы с моей сестренкой Маринкой быстро опорожнили свои стаканчики, а Наташа пила медленно маленькими глоточками, явно продлевая, как истинный гедонист, свое наслаждение, в том числе и нашей завистью.
   В тот день, когда мои родители приехали забирать нас с сестрой, Тамара Федоровна накрыла праздничный стол, и гости засиделись допоздна. Тогда же  впервые увидела Наташину маму с темными бровями, сверкающими прекрасными выразительными глазами и пышной укладкой модно, как у Эдиты Пьехи, стриженых волос. Тамара Федоровна оставила моих родителей ночевать. А утром Наташа шепотом мне поведала, что моя мама ночью плакала. Отец приревновал во время пикника на природе, после банкета, как я узнала впоследствии из их ссоры, продолжившейся дома.
   Поздним утром, за завтраком, полутрезвый отец, восседавший в центре стола, с удивлением услышал чей-то громкий, мужской храп. Он приподнял шторку маленькой комнаты, недалеко от того места, где сидел (сделать это в малометражке было легко), и мы увидели свернувшуюся в неудобной позе на большой кровати Наташу, которая сладко добирала потерянный ночью сон. Отец весело хмыкнул, поразившись странному несоответствию внешнего изящества спящей девочки столь грубым звукам, исходящим из нее.