Драмы и господа. Повесть десятая. Эскиз надежды

Олег Нефедов
Что – же я наделал? У меня была любимая и был друг, который вопреки расхожему мнению действительно верил в меня. Моя мастерская утратила дух чистоты и надежды, кажется, все в ней пропитано кровавым отчаянием, я убил Вадима, одним выстрелом прервал историю его жизни, поставив багровое многоточие в недописанном абзаце. Отвратительная правда заключается еще и в том, что целился я вовсе не в него, в моей голове смешалось все что только можно было смешать, яркие солнечные тона утонули в бесчувствии холодных оттенков, став для меня одним сплошным ведром с болотной жидкостью до краев. Передо мной лежит пособник моей гнусности – стальной револьвер Pfeifer Zeliska, дуло которого безвольно косится в мою сторону, как может смотреть беспомощный раб на своего мучителя. Звук выстрела все еще гремит в моей голове, я не чувствую происходящего вокруг, запах пряностей сменил сухой запах пороха, который сковывает легкие всякий раз, когда я собираюсь сделать глоток воздуха… В двух шагах от меня лежит ее портрет – Ульяна в образе златовласой нимфы взирает на своего создателя небесным взглядом полным чистоты, в этом взгляде нет страха потери, какой мне довелось видеть в ту секунду, когда раздался выстрел.
                Хочется выпить, я ловлю себя на мысли, что в нескольких шагах от меня на полке рядом с трюмо стоит бутылка «Glen Clyde» - прекрасный виски, вкус которого для меня так и остался загадкой, ведь пить я никогда особо не любил, делал это только в часы полнейшего отчаяние, какое посещало меня не более чем два раза за жизнь. Взяв в руки массивную бутылку, я отворачиваю крышку и смачиваю дно тяжелого стакана терпкой жидкостью янтарного цвета, остальную часть бокала доливаю из алюминиевой баночки с газировкой «Dr Pepper», аромат терпких ягод вишни моментально распространяется в пространстве, одерживая победу над призрачными нотками пороха. Избегая предисловий, я быстро осушаю содержимое бокала, по телу пробегает колкая дрожь, плавна переходящая в теплоту. Хочется думать, что это избавит от лишних мыслей и подтолкнет к принятию правильного решения, но обмануть себя невозможно. Это решение созрело в моей голове еще пару часов назад, я останусь здесь до рассвета и добровольно сдамся… Это не добавит счастья в глазах Ульяны, не вернет к жизни Вадима, это не даст ничего кроме успокоения самого себя. Да, Вадим был прав, любовь к Ульяне произрастала из пошлой любви к самому себе, делать реверансы собственным капризам было куда проще, чем думать о том, что будет завтра и какой груз ответственности ляжет на меня после того, как в моих руках будет сразу две судьбы. Ведь я понимаю, что после всего случившегося, отправить следующий патрон себе в голову у меня попросту не хватит духу, а жить с чувством вины не позволит все та же любовь к себе – которая может пошатнуться, если я как можно скорее не спасую ее одним жертвенным поступком, возможность получить наказание позволит мне сменить чувство презрения, на чувство жалости и абсурдного уважения к самому себе. Стрелки часов единодушно декларируют третий час ночи, а значит времени у меня осталось не так много. Вадим, который был для меня инвалидом души и заложником цинизма в одну секунду показал мне, что нет более дешевого товара на рынке чувств, чем слова, потому он так презирал всякие разговоры о морали, душевных терзаниях и порывах – он действительно любил ее, только не знал, как это называется, предпочитал не доверять словам, ровняясь на внутренний голос души. Кого я пытаюсь обмануть, ведь я же четко понимаю, что никогда не смогу простить себе того, что сделал, я не просто убил, я еще и отнял сразу у двух людей право на счастье.
                Виски стремительно покидал стены стеклянного сосуда, вместе с ним уходил и я сам, распрощавшись с телом и растворив душу в безмятежности лунного света…
                Совершенно не помню своих снов, вещание которых прервал звонок в дверь в момент, когда часы показывали девять, а свет луны сменился утренней зарей. Тело не сразу поддалось желанию встать, ноги, брошенные в сон в непонятном положении основательно затекли, наконец, сделав над собой усилие, я подошел к двери и поспешно отворил ее…
                На пороге стоял человек, личность которого мне была прекрасно известна. «Здравствуйте, Дмитрий Александрович, думаю что нет поводов спрашивать вас о цели визита, я готов проследовать за вами» - сквозь сон сказал я первому помощнику и советнику Вадима Нефедова.
- Здравствуйте, Максим, вы позволите мне пройти?
- Да, проходите, располагайтесь!
- Благодарю вас – произнес господин в синем пиджаке, который плотно облегал массивную спортивную фигуру
- Дмитрий Александрович, я хочу чтобы вы знали, я уже сейчас готов подписать все необходимые бумаги и признать…
- Помилуйте, в чем вы собираетесь признаться?
- В убийстве Вадима Нефедова, неужели это нужно пояснять?
- Максим Ильич, ведь дело то все в том, что Вадим Петрович жив и направлен я сюда по его личному поручению.
По телу пробежала дрожь, осознание происходящего сложно было уловить, я медленно уходил в себя, ища объяснение происходящему…
- Вадим жив??? Как он?
- Чувствует себя хорошо, в скором времени сменит белую палату на наш противоречивый будничный мир. Максим, я приехал для того, чтобы сказать тебе, Вадим Петрович решил, что ваша история закончилась там в особняке, он не станет искать тебя, не сделает попытку наказать или причинить  тебе вред, это все, что тебе следует знать…
Дмитрий Александрович не стал дожидаться моего ответа и поспешно засобирался к выходу, я в растерянности стоял в центре комнаты, осознание происходящего пронизывало меня изнутри, я понимал, что в эту секунду оборвется всякая ниточка, связывающая меня, Ульяну и Вадима, нужно будет уйти в тень, позволить себе быть счастливым в другом месте и в других красках. Вадим определенно был для меня человеком чести, Ульяну я отпустил, за нее я теперь был полностью спокоен и это давало возможность дышать. Взгляд упал на портрет в золотистой рамке на полке, Ульяна все так – же легко взирала на меня с листа бумаги, ее небесный взгляд я уловил каждой клеткой себя самого!
- Дмитрий Александрович – воскликнул я! Постойте! Я хочу подарить Вадиму это! – Я протянул ему картину, поспешно завернутую в чистый холст!
- Обязательно передам это Вадиму Петровичу, всего доброго, Максим!
Дверь моей мастерской закрылась, подведя для меня черту в этой истории, в свете солнечной зари скрылся златовласый образ нимфы, этот рисунок жизни был дописан, пришло время создавать новый…