Будешь ты помнить про царскую дочь!

Ольга Голубь
               
              Будет он помнить про царскую дочь!

                «….Едет царевич задумчиво прочь.
                Будет он помнить про царскую дочь!»
                М.Ю.Лермонтов



     Бывают такие  нежелательные, ненужные, даже болезненные встречи, диву даешься. Человек старался забыть, вытереть, вычеркнуть, а ему по башке напоминание- было. Было. И ничего с этим не сделать, как ни старайся и не крути. Сразу заноет все внутри, и мысль о непоправимости сделанного начинает глодать сердце.

     Но по- порядку.
     Ритмичный стук колес прерывался на стрелках и полустанках, и тогда Лиза просыпалась от непонятного беспокойства. Нарушение ритма, сильное покачивание вагона внушало тревогу. Серый рассвет  в  грязном окне никак не  расходился. «Светало, но не рассвело». Она воткнула в уши наушнички, нашла радиостанцию и, закрыв глаза, стала слушать музыку. Вагон был почти пуст, до конечной станции оставалось совсем немного -  почти все пассажиры вышли на многочисленных пригородных остановках.
Тем не менее на одном из небольших  разъездов в вагон ввалились 2 тетки с большими  клетчатыми сумками. Как они их поднимают одному Богу известно. Они уселись как раз напротив Лизы, затолкали свои лахи под  столик, достали семечки и принялись за прерванный разговор.
-Так ты говоришь, теперь Васька твой инвалид?
-Горе, Ивановна. Ездит на коляске. А мне -сама понимаешь: накорми, убери, подай, прими, помой, постирай -  все я. К вечеру спина и руки отваливаются. Сил нет .
Тетка поправила платок, широкое красное лицо, с маленькими глазками исказилось  гримасой. Она вытерла рот рукой, вздохнула, продолжая.

-Я бы эту суку, эту падлу, попадись она мне, казнила б страшной смертью. Ноги бы повырывала.
-Ой, беда, беда.
-Не говори. Он же, как я на рынок, так ходу из дому. Хлопцы сделали ему пандус- съезд такой. Вот он по этому пандусу айда-пошел. А куда?  А  в магазин. Там дружки. Как пенсию получит так 3-4 дня пьет. А потом у меня выпрашивает на опохмел 2 недели. Считай, что не просыхает. А напьется, слова не скажи. Замахивается, матерится.-она тяжело вздохнула, поправила прядь на   низком морщинистом лбу.
- Вот и   верчусь, как карась на сковородке,  а денег все одно нет. Че ж та пенсия?- Слезы. Это правительство жирует, падлы, а мы как? Бабка моя еще говорила- клоп в кармане, да вошь на аркане. Ага. Черноземные бояре.
-Так   и не знаешь, кто ж ему спину повредил.
-Не знаю. Одно только- девка молодая. Как он мне рассказывал:  как вагон-то свой закрыл, состав уже в депо был , пошел к начальнику поезда. А она, эта сучка, как из под земли взялась, и  не сама-одна, а с парнем здоровым. Парень-то ему сразу в ухо, а она, когда он упал, молотоком по спине со всей дури . Прямов по косточкам  лупила, тварь, змея подколодная. Шалава!
-Так видел кто?
-Да Галька, проводница в соседнем вагоне, оставалась с девчатами. День рождения ее решили  отметить, так она  видела в окно. Потом мне рассказывала. Прямо кино страшное, Марковна, говорит-  как привидения эти двое появились Она, девка эта, потом  еще крикнула, когда убегали: будешь, грит, ты помнить про царскую дочь. И как ветром снесло, гадюку.
-А че ж он не догнал.
-Да ты  че, Матвевна, она так вдарила, что кости хрустели. Не встать. Правда девчата повыскакивали. Кричать начали.  А их и след простыл. Темно. Слышали только машина загудела.  На ней видать и удрали. Ну потом пошло, поехало- начала спина болеть, а потом и ноги отобрало. Доктора сказали – не встанет боле.
-А операцию?
-Резали. Денег выкинули херову гору- дом купить можно, а   не помогло… Моя б воля, сама  бы  этой суке спину  сломала. Погубила мне парня ни за что, ни про што.
-А милиция?
-Да  какая там милиция, шутишь что ли. Это в телевизоре  они   мастера с ушами, гандоны в форме, а в жизни….плесень. Да и  где ее искать, говорю тебе, только светать начало,  народу  никого.
 -Она  ж его видно караулила?
-Ясен день, караулила.
-А за что, ты пытала его, может он че припомнил. Разругался с кем? Может бросил беременную? Снасильничал? Просто так же не будет спину ломать.
-Да ты че? Мало ему девок было? Ты посмотри вокруг. Сколько их! Я каждый день почти што на рынке в городе, насмотрелась. Это рази девчата, это бл..и самые настоящие. Идет- пузо голое, юбка только жопу чуть прикрывает, волосы по ветру, курит…Тьфу!  И кто она? Да бл..ь настоящая, помани и прибежит, и сама ножки раздвинет. Какого ляда насильничать, когда они сами, как кошки весной за парнями бегают. Проститутки все, как одна.
-Это ты права. Сама смотрю, глаза на лоб лезут. Мы все ж не такие были.
-Дак мы работали. Кто на стройке, кто в колхозе мантулил, кто в цехах. А они?  Шлюхи подзаборные! Собрать бы всех в кучу да сжечь синим пламенем. Навтыкают колечек в пузо, и ходят, гордые. Тьфу, не смотрел бы.
-У меня вот тоже- соседка. Вчера выходит во двор пьяная. Смеется, как дурная. Спрашиваю, че это Людка, тебе так весело? А она мне- а я тетя Валя лечилась. Сказали горячей отварной картошкой дышать под одеялом, так я картошкой-то подышала, а потом взяла вилку, грибочков да водочки под это самое одеяло и полечилась по полной программе. Завтра, увидишь,  грипп рукой снимет, …и смется , сучка, заливается.
-Вот, вот, такая сука, проститука, мне Ваську и погубила.


* * *
  Лиза уже давно прислушивалась к разговору. Она сразу, когда увидела одну из теток, которую, соседка называла Марковной, начала вспоминать, где она видела такие странные брови- светлые, почти сросшиеся на переносице, и  редкие к краям. Низкий лоб и  глаза- тоже светлые, водянистые с маленькими острыми зрачками.  И скоро поняла, кто перед ней.  Неужели бывают такие встречи. Не может быть.

* * *
Несколько лет назад она возвращалась домой на каникулы. Билетов  на южное направление, как всегда не было, а уехать надо. Мать собиралась  к очередному претенденту на ее руку, сердце и большой дом с садом. А хозяйство оставить было не накого.
 Она бегала вдоль состава, подходила к проводникам, возле которых не было пассажиров-счастливчиков с билетами, и униженно просила взять ее в вагон. Женщины в форменных костюмах раздраженно и грубо отвечали, что мест нет. Когда она начинала  им объяснять, что ей нужно позарез, они молча отрицательно мотали головами, даже  не считая нужным что-либо объяснять.  Отмахивались от Лизы, как он назойливой мухи. На перроне горел свет, состав отходил поздно вечером и до отправления оставалось совсем немного. Наконец-то Лиза увидела у предпоследнего вагона невысокого, худощавого проводника с неприятным лицом. Покойный отец таких называл шибздиками. Он праздно стоял у своего вагона, курил и сплевывал тут же. Пассажиры уже все вошли  и он ждал сигнала отправления.
Лиза подбежала.
-Я вас умоляю, мне очень нужно уехать. Возмите меня, я в  тамбуре буду стоять.
-Мест нет,- равнодушно ответил, сплюнул  Лизе под ноги, а потом начал почесывать свои странно сросшиеся светлые брови, и  приглядываться.
-Пожалуйста, я заплачу сколько скажете.
-Богатая, что ли?
Лизу покоробило обращение на ты, она отвыкла в университете, где профессора обращались к студенткам на вы, к такому тону. Но уехать-то нужно было ей.
-Ну, пожалуйста.
Проводник скользнул глазами по перрону. Повернулся к Лизе.
-Заходи быстро. Пока стой в тамбуре. Потом разберемся. Тебе куда.
Лиза назвала город. Конечная.
-Тю, всю ночь ехать. 25 рублей.
-Сколько?- Лиза не рассчитывала на такую сумму, билет в кассе стоил 7.
Проводник дохнул на Лизу перегаром.
-Кому ехать надо, а? Студенточка.  Мне?  Дорого- вали .
-Нет, нет, я согласна, - и Лиза быстро вскарабкалась в вагон. Она  предполагала такие события, не первый раз ехала зайцем, потому соответственно оделась- спортивный костюм, тапки- мыльницы и небольшая спортивная сумка. Все дешевое и поношенное, и только дорогие французские очки с напылением по  тогдашней моде, выдавали ее все-таки за студентку университета, а не ПТУ.
 В вагоне, несмотря на то, что он был купейным, пахло как и всегда на Ж-Д: туалетом, пылью, потом и гарью. Мать по приезду ей говорила
- Да ты на паровозном   тендере ехала что ли? Вся провонялась  железной дорогой.
Провоняешься с нашей публикой, коя и в купейном вагоне норовит помочиться мимо унитаза. Булгаков вечен.
Она прошла в тамбур, повесила сумку на ручку и приготовилась так стоять до утра.
Лиза не была красавицей, но была привлекательна, как все молодые, ясные девушки. Двоюродная сестра научила ее делать у парихмахеров легкую химию, и длинные, но быстро жирнеющие Лизины волосы превратились в пушистый узел на затылке и волнистые пряди по  аккуратно причесаной головке. А фигурка у нее была, что называется, точеная. А вообщем- лица не общим выраженьем. Потому она не поворачивалась от окна, чтобы к ней не лезли многочисленные курцы, то и дело наполняющие тамбур. Время, как назло шло медленно, ноги начали уставать. Хотелось лечь, тем более она весь день до отъезда бегала по городу.
Сновали туда сюда проводники, хлопали двери. Проводник, который ее посадил, куда –то ушел.  Поезд уходил поздно, потому он не утруждал себя, и пассажиры напрасно  спрашивали у него про чай. Скоро все стихло. Мерно  стучали колеса. Мелькали огни разъездов и станций.
Через время проводник, возвращаясь,  неожиданно предложил Лизе пройти в служебное купе , спрятаться.
-Слышь?   По составу ревизоры. Мне халепы, сама понимаешь, не надо. Пошли, я тебя закрою в наше купе. Там на белье и одеялах отдохнешь.
Лиза обрадовалась, уж очень хотелось лечь, она не обратила внимания, что от него шел резкий запах алкоголя.
Он втолкнул ее в купе, зашел и закрыл за собой дверь на ключ.
Коротко приказал
-Раздевайся.
-Вы что, с ума сошли,- прокричала, прошептала  Лиза с ужасом. 
-Не ломайся, а то пришибу.
Он подошел и схватил Лизу за талию.
Она  извернулась, откинулась корпусом и несильно  шлепнула его по щеке.
-Пошел вон. Скотина.
-Ах ты, тварь. Шалава! Теперь точно не пожалею.
Он размахнулся и  ударил Лизу по голове так, что голова мотнулась. Она упала и  ударилась о светильник на стене возле окна. Из глаз посыпались искры. Было очень больно, но она не закричала, а простонала
 -О-о-ой, мамочки! 
И потеряла сознание.
 Очнулась от тяжести тела, которое  содрогалось над ней. Что-то мягкое и противное елозило  у нее между ног. Она хотела оттолкнуть это отвратительное тело, но  страх парализовал ее, и она бессильно опустила руки.

Вагон спал.  Лиза легко представила: она закричит, он ударит еще, и может убить и выбросить на насыпь. Искать никто не станет. Билета нет, подруги знали только- она  поехала домой, а каким поездом опять же никому неизвестно. Ужас от мысли-быть убитой, обездвиживал, и она уже не сопротивлялась.

А он пыхтел над ней, обдавая ее смрадным дыханием. Капли его вонючего пота падали  ей на лицо. Омерзение, ненависть, бессильная злоба. Если бы на ее месте была ее подружка Люська Щеглова, то фиг бы ее изнасиловали. Она бы стала орать, кусаться царапаться, но не ослабела. 
Она лежала растерзанная, жалкая,  и только слезы стекали  по щекам, и казалось прожигали их насквозь.
Наконец он устал. Ничего у него не получалось, алкоголь , как известно не способствует, а он похоже пил уже не  первый день. Все купе было пропитано его  отвратительным, мерзким перегаром. Он встал, отдулся, застегнул свои мятые, грязые брюки.
-Спи теперь. Колода,  бля. Подмахивать  не учат вас, студенточек гребаных.

И вышел. Лиза полежала несколько минут приходя в себя. Она уже не плакала. Чувство ненависти, соединенное с гадливостью  заставляло ее вздрагивать. Какие там слезы- уже злоба. Если бы она так разозлилась  в начале, ничего бы он ей не сделал. Но она струсила. Если ты готов победить, несмотря ни на что- ты уже наполовину победил. Лиза не была готова.
Она кое-как встала, нашла и натянула трусы и спортивные, взяла сумку и на первой же остановке, а это была большая узловая станция, пошла вон из этого  вонючего логова. Он сидел  за столом в служебном купе,  и спал, положив голову на руки.
 Двери открывала какая-то женщина-проводник, наверное напарница, которой прежде не было видно.
Лиза медленно спустилась по ступенькам на перрон, протянула 10-ку и  хрипло сказала.
-Передайте своему коллеге.
Проводница брезгливо посмотрела на нее, потом криво усмехнулась. Сама себе сказала.
-Во бля! Опять Васька с какой-то сучкой кувыркался. Теперь не добудишься,  гадство,  самой вагон убирать.
Лиза обернулась.
-Да, и еще скажите: будет он помнить про царскую дочь!
Проводница  равнодушно смотрела по сторонам.
-Только обязательно.
-Скажу, скажу, иди уже…

*  *  *       

Пепел Клааса стучит в мое сердце. Книгу «Тиль Уленшпигель» Лиза прочитала в детстве и хорошо запомнила эти слова. Теперь они постоянно звучали в ней вместе с ничем неутишаемым жжением от перенесенного надругательства. Нет, она не жертва, т.е. не такая жертва, как агнец, которого поведут на заклание. Она должна отомстить, иначе  жить незачем. Нельзя жить поруганной. Невозможно. Стучит пепел.
И она начала продумывать планы, как и где она переломает ему спину. Ей казалось –это будет самое лучшее. Будет ездить в коляске и бессильно, безуспешно смотреть на молодых женщин и девушек. Эты мысль пришла ей в голову, когда она прочитала воспоминания Горького о Толстом.  Постаревший автор «Карениной» и «Войны и мира» жаловался:  «Господь жестоко наказывает мужчин: забирает силу, а желание оставляет.» Что-то еще похожее говорил купец, а  купцов Нижнего Новгорода Горький хорошо знал. Вот именно так ей хотелось наказать его. Кастрировать-это сложно, да и сможет она резать живое тело. «Прикажи из лучшей ваты сделать нам заплаты»,  кастраты из Ватикана могли хотя бы осязать и  ходить своими ногами. А ему пусть не достанется и это.  Сволочь, негодяй,  похотливый козел! Вот пусть сидит в инвалидной коляске с отсохшими ногами и пускает слюни, глядя на молодых и красивых девушек. Подлец!
 Но как это сделать? Лиза часами бросала камни в дерево и научилась ловко попадать, а потом двоюродный брат, студент-медик на ее вопрос- а можно ли человеку спину сломать, если камнем попасть? Ответил, что вовсе не факт. А потом добавил,
-Вот, если кувалдой или большим молотком  вжарить со всего маху по позвонку, а лучше по нескольким, чтобы наверняка, то можно и сломать. Но сильно надо- человек- тварь живучая. А зачем тебе?
-Да я книгу читала, там героиня решает как ей врагу  отомстить, ну и варианты перебирает.
-Тю. Способов до  фига.
-Ну, например.
-Да вот недавно какой-то гад балетмейстеру лицо кислотой выжег.  И потом ты же читающая барышня, сама знаешь- направо налево Медичи и Борджиа неугодных травили. Помнишь, у Зощенко: «Папа, мы кажется что-то не то выпили!». Я так хохотал, когда читал этот эпизод, как Папа с сыночком его каторжным, Цезарем отравились….что еще? Ага. Потом Генриха кажется Восьмого, не помню точно, так вообще на причастии отравили. Прикинь, чувак пришел на исповедь,  получил отпущение, стал новый: душа и помыслы, как стекло, а его винцом-то и траванули. Кровью Христовой. Гады.
-Хорошо, что живьем не сожгли.
-Бутылку с отравленной водкой подкинуть.  Помнишь как спиртом «Рояль» народ травился.  Тут Медичи отдыхают. Сам видел на вскрытиях- цирроз-воевода дозором по печени  пройдет, ничего не остается, только соединительная ткань и рубцы. Смотреть страшно. И ведь пили.
Да. А-а. Вот еще: в метро под состав толкнуть, вроде как сам упал.
-Нет у нас никакого метро.
-Н-да, это я не учел. Ну, машиной сбить.
-Да нет, это насмерть, а героиня хочет просто покалечить.
-Ну, если покалечить, то даже и не знаю. Ногу пусть ночью отъест. Ха-ха.

    А Лизе было не смешно. Даже мать, которая была занята собой, собираясь очередной раз замуж заметила, что ее Лизка кака-то задумчивая стала. Все молчит, хмурится. Тем не менее
-Лизка, девчонки   с утреца ходят табак низать. Пойдешь?
-Пойду.
-Давай,  там сразу  расчет дают. Весовщица  примет и  живые деньги в руки. Оно может и немного, а на хлеб и молоко можно наработать. Только вставать рано. Табак ломают в 4, пол-5-го.
-Хорошо, разбуди и пойду.
Она уже решила окончательно - сломает спину. А потом посмотрит, как он будет ездить в коляске. Вот тогда будет помнить про царскую дочь. Но как осуществить ? Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.  А ответ сам собой пришел. Вернее приехал. И  низание табачных листьев пришлось как нельзя кстати. Одно утро на табак, другое на вокзал, а потом в депо. Большое дело- разведка.

 Табачные сараи и навесы были далеко. Приходилось вставать  до восхода солнца. Наскоро умываться и бегом.  Лиза  была сноровиста. Прибегала,  сразу брала 2 огромные плоские иглы,   вдевала бечевку и , как только подвозили табачные листься, начинала  споро нанизывать их  на иглу. Вся трудность работы состояла в том, что попадать иглой нужно обязательно в центральную  жилку листа, тогда он не оборвется. Да и весовщица, принимая шнуры, обязательно проверяла  их качество.
 В сарае   работали несколько  десятков женщин и девушек. Шутки, смех, подколки, анекдоты, ну и ссоры, естественно.  К 12 часам становилось жарко и душно от  влажных  листьев, которые  издавали резкий запах табака.

Первая вскакивала хохлушка Галька.
-Дивчата, досыть (хватит) . В мэнэ вже памороки. Дыхаты важко (трудно).
Лизочек, вставай. Шось ты сумна така. Мабуть за хлопцем. Га? Хочь бы улыбнулась трошки.
-А  скучно ей здесь. Она ж в университете учится.  Литературу изучает. – вступила  соседка.
-Так она и маленькая все в библиотеку возле нас бегала. Хоть грязь, хоть метель , а она бежит, книжки несет под мышкой.
-Вот от этих книжек и станешь задумчивой. Лиза, книжки сушат. Ладно, девчата, шабаш.
И тут  к сараям подъехал на бобике Сашка Косюк. Разбитной, веселый парень.  Романтик и козовод. Он долго и безуспешно был влюблен в Лизу. Каждый раз перед экзаменом Лиза находила на своем крыльце охапки тюльпанов и нарциссов,   в наглую наломанных, а иногда и вырванных вместе с луковицей  по самым лучшим палисадникам. Лиза прятала их подальше, иначе от соседей не стало бы житья. Она видела их  обнесенные палисадники, в которых сиротливо качались один-два цветочка, вместо роскошных  пламенеющих рядов.
Мода  была такая у хозяек в их поселке- садить длинный ряд желтых нарциссов (они зацветают раньше всех), потом тюльпанов, потом белых нарциссов и уж потом гиацинтов. Чем длиннее ряд, тем, значит, круче. Красивее. Но Сашка , ради Лизы, не щадил эстетических чувств  местных цветоводов.
В течение всего учебного года, зная в какой комнате Лиза делает уроки, он каждый вечер стоял у их палисадника и  включал  радиоприемник ВЭФ, который всегда таскал с собой.  «Телефон, он устроен глупо, слышу тебя, а не вижу…»- заливался Иаяк Йола на Ретро ФМ.  Действительно,  Сашку не было видно, но  слышно было хорошо. Даже слишком.
 Стоял он со своей музыкой до тех пор, пока у Лизиной матери не кончалось терпение и тогда она с громкими ругательствами прогоняла незадачливого поклонника.

-  О! Вот кто мне поможет!- сразу подумала Лиза и даже улыбнулась от удовольствия. Найдено!
 Сашка с широкой улыбкой вошел в сарай.
- Дождь идет, они скирдуют! Сдурели от табачного духа. Ф-у!  Завязывайте кружева свои плести, тут угореть можно запросто.
-Привет, Сашка! Подвезешь к дому?- отзывались женщины соседки.
Лиза как раз стояла у весов, собираясь сдавать последние шнуры. Она  посмотрела на Сашку и  улыбнулась.
-О-па, И ты Лизочек здесь?-он подошел к ней и запел- Мой Лизочек так уж мал, так уж мал…
-Перестань, Саша. У меня к тебе дело.
-Говори.
-Нет, не здесь. Приходи вечером  ко мне домой, поговорим.
-Как скажешь. Лизочек. Во сколько нарисоваться.
-Ну часов в 9.
-Бу сде!
Он развернулся как солдат на одной ноге и скомандовал.
-Девчата-соседки! 5 человек, стройся. Шагом-ать в газон. Сейчас с ветерком. 5 минут и дома.

Вечером Лиза ему просто сказала
-У меня нет дедушки, который бы засадил из винтовки обидчику в причинное место. Нужно самой. Но одна я не справлюсь. Помоги.
Сашка помолчал, видимо, обдумывая сказанное. Потом хрипло.
-Кто?
-Проводник из вагона. Я домой ехала без билета, зайцем. Втолкнул в купе.
-Вот чмырье железнодорожное…Сукин сын! Че делать будем.
-Я уже все продумала. Я же на табак через  раз хожу, в основном на вокзал езжу. И все проследила- когда приходит поезд, когда в депо, какой дорогой он домой идет. От нас недалеко. Но нужно на машине, чтобы наверняка и без последствий.
-Да, подожди, Лиза. Не части. Морду я могу ему и без тебя набить. Ты только покажи и все.
-Нет. Пепел Клааса стучит в мое сердце. Я хочу раздробить ему позвоночник.
-Ты серьезно?
-Да.
-Ну, Лизочек, я тебя не узнаю. Ты ж была девочка- ромашечка.
-Мне, Саша, тяжело  вспоминать, еще тяжелее объяснять. Я стараюсь  забыть, да не забывается. Вот говорят: тело заплывчиво, память забывчива. Неправда. …Закрыли тему… Короче, поможешь?
-Лиза, я для тебя…да ты сама знаешь.
-Все, Саша, иди. Я позвоню.

И они приехали рано утром, еще затемно, на вокзал, подгадав день и час. Лиза на всякий случай измазала номер машины грязью, чтобы не подвести Сашку.
Долго шли по шпалам, разыскивая в депо нужный состав,  высматривали, ждали. Начало светать.Наконец Лиза увидела его. Он шел один.  Сашка молча сильнейшим ударом сбил его с ног. Он упал как кегля на бок, а Лиза  выхватила молоток и изо всей силы стала бить его по позвоночнику.  Кости хрустели,  она не останавливалась, а все била и била.  Он  сипло  кричал  в тишине  раннего утра.  Бесполезно пытался встать.


-Твари-и-и! Бля!!!  Вы че делаете?!!!
Ужасные крики .
Потом они долго ей мерещились, но она не останавливалась, а продолжала лупить его по спине, шепча
-Будешь ты помнить про царскую дочь.
-Лиза, хватит. Сейчас люди прибегут. Давай скорей в машину.
Она опомнилась, перевела дух, перехватила тяжелый молоток в другую руку и они  скрылись.
Проводник остался лежать на щебенке, недалеко от своего состава…

Сашка крутил баранку и искоса поглядывал на Лизу. Она сидела молча, не шевелясь, только очень побледенела. Глаза сверкали. Невидящим взором смотрела куда-то, видимо прокручивая в уме пережитое. Фурия, Медуза Горгона, Юдифь, камнедробильная машина для людей.
- Етицкая сила, вот так девочка- ромашечка!  Да это сатана в юбке. Она ж ему спину  в прах разнесла. Сто раз подумать надо мужикам прежде чем таких ромашечек в койку тащить.  Вот тебе и художественная литература- люблю грозу в начале мая, Онегин там, Печорин, ах  да ох …
Ну, Черт этих баб разберет.
 
***
Наверное их искали, но, как это и бывает большей частью, не нашли. Лиза долго ходила сама не своя. Она была совершенно согласна с Толстым и Прохановым- нельзя убить человека, глядя ему в глаза. Если бы  встретилась с обидчиком взглядом, она уже бы не  калечила живого человека.  Да, Сашка ей помог. Как сейчас выражаются- вырубил.
А потом она уехала в университет и старалась  вытереть это страшное для нее воспоминание, как вытирают ненужную информацию на компьютере. И это ей отчасти удалось. Жизнь пошла своим чередом. Лекции, зачеты, экзамены. Театры и кафе. Дискотеки. Но. Но никаких декольте, шорт, открытых маек. Она стала носить длинные юбки, и очень просто причесывала голову. Самый скромный макияж. В группе ее прозвали баптисткой. Однако, это совсем не помешало ей в свое время выйти замуж и в свое же время развестись. Алкоголь она не выносила. Сразу истерики, крики или замыкание в себе, как у аутистов. Какой муж вытерпит такой прессинг- пива нельзя, винца с друзьями тоже, чуть где-то что-то, и сразу дома  война.

 С Лизой остался милый и славный сынок, в котором она души не чаяла. Мать наконец-то нашла что хотела, воспрянула и духом и материально.  И очень помогала растить внука. Жизнь напоминала отлаженный механизм: все пригнано, все вращается вовремя и в нужном направлении. То есть-со смыслом.



      Тетки перестали разговаривать, в вагоне стало совсем тихо. Та, которую звали Марковна, с невидяще смотрела в окно , подперев голову изработанной рукой с распухшими узловатыми суставами.  Даже в ее невыразительных глазах читалась усталость, безысходность, тоска. Сын-калека и алкоголик, безденежье, скандалы, боли во всем теле от непосильного, непрерывного  труда и ничего хорошего в этой жизни. Когда такие тетки запивают, их можно понять. Не перехитрили они судьбу, не справились, где-то произошел сбой, и понемногу, незаметно для них самих, все пошло под откос- хуже и хуже, тяжелее и  страшнее. И некому пожаловаться в чужом, враждебном мире.

 Лиза выключила  приемник и тоже задумалась. Ей стало казаться, что она напрасно, зря искалечила этого проводника.  Погубила его жизнь и, главное, жизнь матери. 
«Не дай бог с моим сыном так. Кто знает, что у них, этих молодых, ржущих, как  жеребцы, с вечным пивом в руках, парней.  И  девушек, которых и девушками назвать трудно. А ведь у  всех у них дома матери…
Да-а, как же воспитать не раздолбая, не козла, а действительно мужчину?  Как? Чтобы потом не получилось вот такого, в сущности подлого, мщения».   
 
Она еще порассматривала теток, та, которую звали Марковна почесала сросшиеся брови  таким знакомым жестом, Лиза даже вздрогнула. И опять пошли мысли, путаные, бессвязные.
 «Я спровоцировала его. Не надо было идти в купе. Нужно было стоять в тамбуре. Я же видела-он недалеко ушел от орангутанга. Недавно Невзоров, знаменитый журналист- 600 секунд, в одном из документальных фильмов, кроме всего прочего, рассказал, что, если сейчас в его кабинет войдет Маугли, то первым делом разобьет зеркало, чтобы убить  незнакомца, возможно врага или конкурента, потом раскидает все, что есть на столе, а потом начнет осеменять находящихся здесь женщин-сотрудниц, как незанятых самок. Только социальное воспитание, воспитание в  человеческой среде делает это  страшное животное под названием человек - человеком. Но даже у самых социализированных представителей  хомо сапиенс похоть все –равно сильна. Сильнее всего. Инстинкт продолжения рода. Ага. Щас! Именно похоть, а не инстинкт. Отец Сергий Толстого не справился с ней, и молитва не помогла. Какого черта нужна была Иртеньеву  крестьянка Аксинья, если его жена, которую он любил, обладала главным качеством любящей женщины- ясновидением его души. Но ведь пошел же в шалаш, и ходил, пока не застрелился. А Пушкин, как его назвала когда-то Ахматова: «Арап, бросающийся на русских женщин», растлил сестер Вульф, «как сладострастная обезьяна». Эстет, рафинированный интеллигент Станиславский прижил сына от горничной. Это бесконечно можно продолжать. Начиная с античности.  Сначала нимфа, а потом лавровое дерево. Все они козлоногие сатиры.
Правильно делают восточные женщины: длинное платье, платок, если идет куда-то далеко, то с братом или матерью. А мы? Оденем юбки ниже  пупка, пирсинг, макияж, волосы по плечам, а потом- ах, ох, меня кавказцы в машину затащили.  Говорила же мне когда-то тетя Галя
- Молодые парни и мужики, Лиза, думают не головой, а головкой. Запомни.
И вот вместо того, чтобы культивировать  заботу, ласку, семью и т.д. с утра до вечера молодым и не очень ТВ парит про секс.  На самом деле женщина и мужчина созданы  для семьи, продолжения рода, совместного воспитания детей, а мы что слышим- я беременна, это временно, поцелуй меня везде, я ведь взрослая уже. Ильф и Петров высмеяли Лоханкина, читавшего с удовольствием- как я увеличила грудь на несколько сантиметров. Проснулись бы классики, огляделись, так  опять бы и попадали. Пластика: губы, грудь. Напихают в сиски силикона и крупным планом на экран- ах, какая я успешная, ах, какая я сексапильная! Ну, а эти примитивные самцы буквально  и воспринимают. Девочки для чего? А для секса. Затащил, слил сперму, если она еще есть, и вали, подруга вальсом на 2 четверти. Сплошная «Крейцерова».
   Но все равно- мне не надо было идти в купе. Не надо. И пусть бы он пил, и  материл и гонял мать, я была бы не причем. А теперь такое чувство как будто я виновата. Но я не виновата.  Я бы жить не смогла с такой раной. Ведь я же человек, а не самка для Маугли. И потом, в самом деле, правильно говорила эта тетка- полно на вокзале девочек для радости. Купи. Получи. Удовлетвори себя. Так нет же. Он видел- я одна, девчонка совсем, одета худо, очки, плечики узенькие,  отпора особого не будет и заступиться некому. Разве это не подло. Что же я теперь, если его мать послушать, чуть ли не убийца, а он белый и пушистый. Не-ет! Правильно. Поделом вору и мука! А мать? А мать , конечно, жалко. Впрочем, наших постсоветских женщин, которые еще не вымерли, всех жалко.
Поезд наконец-то прибыл на конечную станцию. Все три женщины- молодая и  две пожилых,  тяжело поднялись на затекшие ноги,  вздохнули и,  не прощаясь, пошли к выходу.
Будет он помнить про царскую дочь.
                18.08.13 Ольга Голубь.


-