Мабетекс

Борис Сидоров
В середине 1997 года совместными действиями хозяйственного руководства МИДа и Управления делами Президента удалось добиться в Минфине выделения на первоочередные работы по замене высотных лифтов, нескольких трансформаторных подстанций, полную реконструкцию комбината питания и общеремонтные работы 20 миллионов долларов.
Генподрядчиком была определена швейцарская фирма “Мабетекс”. Была выбрана и “фирма-покупатель”, которая должна была обеспечить Управлению делами Президента наилучшие условия подрядного контракта. Покупателем стал “Стройматериалинторг” (сокращенно  - “Стром”).

Владелец “Мабетекса”, гражданин Швейцарии, косовский албанец с итальянским именем и фамилией Беджет Паколли, вышел на П.П.Бородина еще в бытность того мэром Якутска и крепко за Пал Палыча зацепился. В конце концов, фирма “Мабетекс” стала генподрядчиком на реконструкции корпуса №1 Кремля, в котором создавалась резиденция Президента России. Паколли имел ряд поощрений лично от Ельцина, но у тех, с кем работал, пользовался дурной репутацией.

Постоянно работами на МИДе руководил брат Беджета, Агим Паколли и представитель “Мабетекса” Воробьева. Обоих я неплохо знал еще по реконструкции Кремля. Прорабом от “Мабетекса” на нашем объекте была назначена Наталья Павловна Гуревнина - очень толковая женщина, прекрасный специалист в области организации строительства, уживчивый, обходительный и приятный в общении человек.

Когда все стало ясно с подрядчиком, я пригласил к себе Агима Паколли и Воробьеву, чтобы обсудить с ними порядок нашего взаимодействия на стройплощадке, а также рассказать им о тех правилах, которые действуют в МИДе, как особо режимной организации.
Разговор был деловым, с моей стороны конструктивным и мирным, финансовой стороны я  при этом не касался. Но после его окончания Агим и Воробьева тут же поехали к Бородину и Савченко на меня жаловаться. Что они там говорили, я так никогда и не узнал. Но в ближайший же понедельник на еженедельной планерке в УД Савченко устроил мне разнос в совершенно беспардонной и хамской форме:

-”Это не твое дело - делить деньги на ремонт МИДа! Не лезь к этим деньгам! Я тебя выгоню с работы к чертовой матери!”
 И далее в таком же духе.

После окончания оперативки он позвал меня к себе в кабинет и там продолжил разнос. Я пытался ему сказать, что никаких денег я делить не собираюсь, но нужно договориться с “Мабетексом” о порядке ведения работ, подписания процентовок и сдачи законченных ремонтом объектов. Но Савченко меня не слушал и продолжал орать что-то, мне абсолютно не понятное, про дележ денег.

Начались работы на комбинате питания, двух крупных трансформаторных подстанциях, а также по ремонту кабинетов, санузлов и коридоров по этажам высотки. Сразу же пошли жесткие конфликты с Департаментом безопасности, который давал такие вводные, которые делали ведение работ невозможным. Но с этим разобрались быстро, окончательно и больше к данным вопросам уже никогда не возвращались.

Первый большой сюрприз для меня состоялся, когда Н.П.Гуревнина принесла мне на подпись Акт о приемке выполненных “Мабетексом” работ на общую сумму в один миллион долларов.

        Акт был на одном листке и гласил: “Мабетекс” выполнил работ на миллион, а Б.Ф.Сидоров принял работы на эту сумму.

- “Ну, а какие работы выполнены, в каком объеме, что входит в этот миллион?”

- “А по условиям контракта мы не должны об этом отчитываться. Мы все делаем “под ключ”, на общую сумму в 20 миллионов. Никаких смет мы составлять не должны”.

Воробьева и Гуревнина в подтверждение своей правоты передали мне копию контракта между Управлением делами Президента и “Мабетексом” на производство работ в высотном здании МИДа.

        Прочитав его, я был просто ошарашен. Обычная практика заключения договоров подряда на такие работы - это, во-первых, тендер. С победителем тендера заключается контракт и подрядчику выплачивается аванс в размере, позволяющем заказать материалы и оборудование для начала работ. Дальше платежи производятся по фактически выполненным работам. Таков общий порядок.

        Контракт с “Мабетексом” был заключен без тендерной проработки, а авансовый платеж составил 10 миллионов долларов, который сразу был перечислен по месту регистрации фирмы “Мабетекс”: Швейцария, город Лугано.

        По условиям контракта, при выполнении “Мабетексом” работ, скажем, на миллион долларов 500 тысяч списывались с авансового платежа, а 500 тысяч доплачивались “Мабетексу” из денег, оставшихся в России. Таким образом, последний доллар авансового платежа мог быть списан с “Мабетекса” только после уплаты ему последнего доллара, остающегося в России. И УД Президента никак не контролировало расходование “Мабетексом” перечисленных на его счета в Швейцарии 10 миллионов долларов. Возможность какого-либо блокирования этих денег в случае попытки их не целевого использования контрактом не предусматривалась. Это был абсолютно невыгодный для нас контракт!

Первый Акт я Гуревниной, в конце концов, подписал, но потребовал, чтобы расходы были хотя бы ориентировочно разнесены по каждому объекту ремонта и, все-таки, были составлены сметы на проведение работ.

        При встрече с В.Е.Савченко я сказал, что мы с ним оба с таким расходованием бюджетных денег влетим в большие и совершенно неминуемые неприятности. Время тогда было очень сложным: невыплаты зарплат бюджетникам достигали астрономических сумм, около Дома Правительства стучали своими касками шахтеры, по всей стране на митингах бушевали врачи и учителя, шли голодовки на некоторых только что приватизированных заводах и фабриках. Была большая возможность попасть в козлы отпущения.

Наталья Гуревнина представила мне ориентировочную раскладку денег по объектам ремонта. Например, на общестроительные работы по реконструкции комбината питания МИД закладывалось 3,8 миллиона долларов (это без закупки довольно дорогого технологического оборудования, мебели, сервизов и столовых приборов).

Я попросил нашу сметчицу Ларису Ивановну Четверткову и технологов-строителей из техотдела Управления прикинуть, сколько на самом деле нужно денег на разборку строительных конструкций в старой столовой и сооружение новых. Попросил поработать максимально оперативно и при этом использовать самые высокие коэффициенты и расценки, брать самые дорогие строительные и отделочные материалы.

Смета была составлена. Оказалось, что ориентировочная стоимость всех общестроительных работ по комбинату питания не превышает 0,8 миллиона долларов.
Я сделал три копии этой сметы и официально, с сопроводительными письмами, направил ее в три адреса: В.Е.Савченко, “Строийматериалинторгу” и “Мабетексу”.

Пока составленная моими специалистами смета крутилась у адресатов, Гуревнина принесла мне Акт №2 на приемку выполненных работ на сумму еще в 2,5 миллиона долларов. Работы в здании МИДа шли полным ходом, я подписал ей и этот Акт, но предупредил, что больше, до представления мне обоснованных сметных расчетов, ничего подписывать не буду.

Интересной была реакция адресатов на разосланную мной смету.

“Мабетекс” устами Воробьевой безапелляционно заявил, что смета составлена неправильно, поэтому они решили оставить ее без рассмотрения.

“Стром” по секрету сообщил, что их сметчики пересчитали смету, постарались максимально раздуть ее, но больше 1 миллиона долларов накачать не смогли.

А Савченко позвонил и велел мне прибыть к нему в Никитников переулок. Когда я приехал, он показал мне мой документ и спросил, что это такое. Я ему повторил то, что он наверняка хорошо знал и без меня: общестроительные работы - это такая вещь, которую легко можно перепроверить даже и через десять лет после их завершения, и с точностью до 1000 долларов определить действительную стоимость и объемы проведенной работы, а также стоимость использованных при этом материалов. Если мы оплатим 3,8 миллиона за то, что стоит максимум 1 миллион, нас рано или поздно посадят, причем с конфискацией имущества, так как речь идет не просто о деньгах, а о бюджетных деньгах, выделенных Правительством на неотложные работы по зданию МИДа в очень сложный для экономики страны период.

Савченко приподнял над письменным столом мой документ и спросил:

-”Что мне делать с этими бумагами?”

- “В отделе строительства ПТО есть очень хорошая сметчица. Поручите ей проверить расчеты моих специалистов”.

- “Ну, а в целом, что ты предлагаешь делать дальше?”

- “Давайте заставим “Мабетекс” вести работу так, как полагается работать с бюджетными деньгами: смета на каждый объект и приемка выполненных работ по форме №2. Пока смет не будет, я больше не подпишу “Мабетексу” ни одного акта на выполненные работы. В тюрьму я не хочу, поэтому если вы или Пал Палыч будете давить на меня, подам заявление об уходе на пенсию”.

Видимо, я был достаточно убедителен. Еще более убедительным для Савченко стало заключение отдела строительства ПТО по представленной мне смете. В нем отмечалось, что все использованные при расчетах коэффициенты недопустимо завышены, материалы взяты неоправданно дорогие, общие расходы по комбинату питания не могут превышать 0,5-0,6 миллиона долларов.

Я перестал подписывать приносимые ко мне Гуревниной  и Воробьевой акты, не реагировал на эмоциональные монологи Агима Паколли. Они бегали на меня жаловаться, но Бородин и Савченко на их жалобы тоже не реагировали и на меня в плане подписания актов не давили.

Из Лугано в Москву прилетел Беджет Паколли. Я несколько раз пытался договориться с ним о встрече, но он считал себя слишком большой фигурой, от встречи со мной уклонялся и встречался только с Бородиным и Савченко.

В середине апреля я вместо Савченко проводил еженедельную строительную планерку. Воробьева опять завела разговор о необходимости срочно подписать несколько актов, стала угрожать, что иначе “Мабетекс” прекратит все работы из-за отсутствия денег.

        Меня ее выступление возмутило, а особенно возмутил тон, которым все это она говорила. И я резко ей ответил. Говорил я довольно долго, но суть сказанного можно свести к тому, что мы живем в России, работаем в соответствии с нашими законами, а не швейцарскими и не допустим, чтобы “Мабетекс” диктовал, как нам считать и тратить бюджетные российские деньги.

Совещание закончилось. Через некоторое время мне позвонил Савченко и сказал, чтобы я подъехал к нему. Я понял, что очередная жалоба на меня к Савченко уже поступила, но говорил он со мной по телефону неожиданно спокойно и вежливо.

       Когда моя машина была в районе Манежа, запищал мобильник. Звонил сам Беджет Паколли.

- “Господин Сидоров! Кто позволять вам так плохо говорить о фирма “Мабетекс”?

- “А с чего вы, господин Паколли, взяли, что я плохо говорил о вашей фирме?”

- “Я все знать, вы оскорбиль наш фирма! Я буду требовать вас наказывать!”

- “Господин Паколли! Я уже не раз предлагал вам встретиться и обсудить возникшие проблемы. Вы от встреч уклоняетесь. Вместо того, чтобы получить информацию от меня, получаете ее у своих недобросовестных подчиненных”.

- “Я сам решать, с кем и когда мне встречаться!”

- “Ну да, вы великий президент великой фирмы! Но я тоже не менее великий Сидоров и разговаривать со мной в таком тоне не позволю даже самому великому Паколли! Я сейчас еду к Савченко, давайте встретимся там, и вы сразу же сможете потребовать, чтобы меня наказали за неуважение вашей великой фирмы “Мабетекс”!

Я отключил мобильник. Мы уже были в Никитниковом переулке. Около раздевалки встретил Паколли, который при виде меня демонстративно отвернулся и не стал здороваться. Я поднялся в кабинет Савченко, где уже сидела Воробьева. Почти сразу же зашел Паколли.

Савченко сначала дал высказаться Воробьевой, которая начала жаловаться, что я не подписываю акты, денег на проведение работ нет, я неуважительно говорю о фирме.

Выслушав все, что говорила Воробьева, Савченко предложил мне высказать свою точку зрения.

        Я подробно и спокойно сказал о необходимости ведения работ в соответствии с порядком расходования бюджетных средств, установленным в России, высказал недоумение, почему московское представительство “Мабетекса” уже несколько месяцев вместо того, чтобы приступить к разработке смет и тем самым разрулить сложившуюся ситуацию, занимается пустым препирательством. Сказал и о том, что, работая без смет, “Мабетекс” подставляет нас с Савченко под уголовную статью.

Сверх всех моих ожиданий, Паколли вдруг со мной согласился и сразу же поручил Воробьевой сделать сметы на все ремонтируемые в МИДе объекты. Скандал неожиданно и очень просто закончился.

        Савченко пригласил нас всех в свою комнату отдыха и мы, на радостях что удалось найти мирное решение, выпили по рюмке. А с Беджетом мы договорились о личной встрече с глазу на глаз для окончательного решения всех спорных вопросов.

Такая встреча состоялась буквально на следующий же день. Суть моих высказываний была одна: страна меняется. Так, как “Мабетекс” работал в России 5-6 лет назад, сегодня уже работать нельзя. Если Паколли не изменит свою финансовую стратегию на российском рынке, его ждет полный крах, причем он подставит и своих российских партнеров, которым очень многим обязан. Вряд ли я полностью убедил Паколли в том, что надо перестраивать работу фирмы. Но, по крайней мере, он понял, что со мной ему придется считаться.

Вскоре Гуревнина в соответствии с нашими договоренностями с Беджетом Паколли представила мне первый вариант смет.

        В России в эпоху строительства капитализма появился новый способ составления смет: упрощенный, позволяющий Заказчику и Подрядчику договариваться к взаимной выгоде, так называемый “затратный” способ. При его применении сметчики исходят из размера средней зарплаты одного занятого в регионе на стройке рабочего и отсюда определяются затраты на строительство и прибыль подрядчика. Этот метод удобен и прост, но дело в том, что бюджетным организациям применять его разрешалось только в исключительных случаях, а размер принимаемой за основу  всех расчетов средней зарплаты должна была утверждать вышестоящая организация. Вот такие сметы мне и представила Гуревнина. Среднюю зарплату она взяла в размере 6500 рублей. Такой размер зарплаты с Бородиным не согласовывался. Да и сам факт составления сметы по “затратному” методу Гуревнина попыталась от меня скрыть.

Я сам пересчитал все представленные сметы. Выяснил, что средняя зарплата в строительном комплексе Москвы составляла в то время 1200 рублей. Сметы оказались завышенными более чем в два раза, обеспечивали “Мабетексу” очень приличную прибыль и явно нам не годились. Я их вернул на доработку.

        Воробьева тут же принесла мне бумагу, в которой Бородиным был утвержден размер зарплаты в 6500 рублей. И я снова оказался в тупике - согласиться с такими документами я никак не мог.

        В конце концов у Бородина через Савченко мне удалось снизить размер зарплаты для расчета смет до 2500 рублей.

Графики работ на МИДе срывались. “Мабетекс” на всех углах вопил, что все это из-за Сидорова, который не подписывает акты приемки выполненных работ, а, значит, нет финансирования. Впрямую на меня никто не давил, но и Савченко, и замминистра И.И.Сергеев, и “Стром”, и субподрядные организации - все толкали меня на подписание актов.

- “Ну, ведь “Мабетекс” занимается сметами! Ты им пока подпиши Акты, потом все будет документально оформлено”.

Я понял, что в делах “Мабетекса” в мидовской высотке я оказываюсь при любом раскладе крайним. С меня будет спрос за 20 миллионов бюджетных денег. Я даже видел, как передо мной гостеприимно открываются двери тюрьмы.

        Выходов было два: или бросать все к чертовой матери и подавать заявление об уходе на пенсию, либо продолжать бороться, любыми способами добиваться нормального, законного оформления строительной документации. Конечно, правильнее всего было бы уйти, оставить разгребать это дерьмо с “Мабетексом” тех, кто создал эту ситуацию. Но самолюбие не позволило. Я был уверен, что смогу справиться. И остался кувыркаться дальше.

Давалось мне это кувыркание очень тяжко. Чтобы я ни делал, волей-неволей думал я только об одном - как не попасть безо всякой вины в тюрьму. В голове постоянно крутилось, что в России от тюрьмы и сумы зарекаться нельзя и всякие другие вариации на эту же тему. По ночам мне все это постоянно снилось, если, конечно, удавалось заснуть. Да и заснуть без стакана чего-нибудь крепкого уже не удавалось. Нагрузка на нервную систему была колоссальной.

Со скандалами, но акты приемки я все-таки был вынужден потихоньку подписывать. Скандалили крепко.

       После очередного скандала, который состоялся с участием Беджета Паколли в кабинете Замминистра иностранных дел И.И.Сергеева и в присутствии В.Е.Савченко, я в очередной раз наотрез отказался подписать акты. После совещания Паколли вместе со мной и Савченко спустился на первый этаж, вышел из высотки.  И тут у него сдали нервы. Он сорвал с себя пиджак, бросил его на асфальт и стал прыгать на нем. При этом он громко что-то вопил то ли на албанском, то ли на итальянском языке. Мидовский народ прибалдел - такого у входа в высотку еще никто не видел.

Через некоторое время “Мабетекс” принес на подпись уже седьмой Акт. К моменту представления этого акта мне удалось выдавить из “Мабетекса” и П.П.Бородина кое-какие документы, подтверждающие, что деньги на ремонт я расходовал не сам по себе, а в строгом соответствии с заключенным контрактом и указаниями Управляющего делами Президента.

Правильно оформить документацию мне помогли ребята-строители из разных подразделений Управления делами Президента и Дирекции по эксплуатации зданий Кремля.
К декабрю 1998 года большинство работ было или закончено, или находились в стадии завершения. Некоторые недоделки оставались только по комбинату питания и высотным лифтам.

В начале 1999 года удалось решить еще один тяжелейший вопрос, связанный с приведением в порядок высотного здания МИДа. Мы вышли на западногерманскую фирму “Лефарт” и ее шефа Вилли Регера. “Лефарт” сумел отреставрировать уникальные мраморные полы в вестибюле высотки, привести их практически в то же состояние, которые они имели в 1953 году, в момент ввода здания в эксплуатацию. А ведь поначалу стоял вопрос о полной замене полов фойе. Это бы потребовало очень больших денежных затрат, нарушило бы исторический облик высотного здания.

Приемка выполненных работ Рабочей комиссией и Госкомиссией началась в декабре 1998 года и шла полным ходом.

        Первым мероприятием, которое состоялось в новом комбинате питания МИД, стал прием, который Министр иностранных дел Е.М.Примаков дал для ветеранов МИДа - бывших послов, посланников, дипломатических работников СССР и России других рангов. Приглашено на прием было больше тысячи человек, в основном ветеранов. За счет средств Министерства были накрыты очень хорошие столы, на которых было расставлено много разнообразных закусок, вин и водок.

Был май 1999 года. Страна еще не оправилась от августовского дефолта 1998 года. Мидовские старики, многие из которых имели колоссальные заслуги перед СССР, получали в новой России мизерные пенсии, назначенные им по старости в общем порядке, фактически наравне с бомжами и алкоголиками, за всю свою жизнь ничего путного никому не сделавшими. Я присутствовал при одном разговоре, когда заместитель Министра Зубаков рассказал, что по имеющимся у него сведениям материальное положение некоторых бывших Чрезвычайных и Полномочных Послов СССР времен второй мировой войны таково, что они вынуждены искать пищу даже на помойке.

        В это трудно поверить, но как-то раз, ранним-ранним утром, я и сам увидел около продовольственного минимаркета на Олимпийском проспекте одного из бывших ответственных работников ЦК КПСС, пожилого человека, который доставал из помойного контейнера выброшенные туда подпорченные фрукты и складывал их в висевшую на его боку потрепанную матерчатую сумку.

Дальше рассказывать очень трудно – настолько тяжело было видеть то, что произошло дальше. Сегодня только совсем уж ленивый борец с тоталитарным советским режимом не рассказывает небылиц о унизительной жизни людей при проклятом социализме. То, что произошло в этот вечер в новенькой мидовской столовой в разгар свободы и демократии 90-х,  я видел своими глазами от начала и до конца. Увиденное просто не мыслимо было в советское время.

        У закрытой пока двери столовой собралась толпа из нескольких сотен стариков, которые вытягивали шеи в попытках разглядеть через стеклянную дверь, что же там стоит на столах. Мы - Замминистра И.И.Сергеев, Управделами МИД В.С.Николаев, директор комбината питания Валя Солошина и я, стояли в самом начале обеденного зала, неподалеку от входной двери, чтобы поприветствовать приглашенных на банкет ветеранов.

Но торжества не получилось. Едва открыли двери в столовую, старики, не обращая внимания на нашу группу, толкаясь и обгоняя друг друга, ринулись к фуршетным столам, стали расхватывать выставленную на них еду. Зрелище было просто удручающим.

К стоящему недалеко от нашей группы столу пожилая, явно далеко за 60, женщина подвела совсем ветхого высокого и худого старика в расшитом золотым шитьем потертом мундире Чрезвычайного Посла еще советских времен. Этот старик схватил с тарелки бутерброд, трясущейся рукой стал заталкивать его в рот и быстро, почти не прожевывая, глотать.  Другой, свободной,  рукой он схватил еще один бутерброд, сунул его в карман мундира и потянулся за третьим.

        Мы смотрели на старика может две минуты, может три. Казалось, что время остановилось, есть только голодный старик в мундире, равном маршальскому, который хватает со стола еду и одной рукой сует ее в рот, а другой прячет куски в карманы мундира. Женщина, видимо дочь этого старика, ничего со стола не взяла, она отвернулась от своего отца и молча продолжала стоять рядом с ним. Николаев не выдержал первым.

- “Валенитина! Немедленно прекрати это безобразие!”

Мы с Сергеевым остановили дернувшуюся к старику Солошину, а Николаеву сказали, что тут ничего не поделаешь, человек просто голоден.

Потом мы втроем, без Солошиной, которая убежала по своим организационным столовским делам, подошли к столу, так сказать, президиума данного мероприятия.

        Во главе стола стоял председатель Совета ветеранов МИД Павел Петрович Петрик, мой старый знакомый еще с советских времен. Я знал Павла Петровича, когда он был сначала председателем Молдавского республиканского Совета профсоюзов, затем секретарем ЦК КП Молдавии по идеологии. Видимо  потом он уехал послом в какую-то небольшую страну и зацепился в нынешнее смутное время за МИД. За этим столом в карманы ничего не совали, говорили благодарственные тосты и дружно восхищались ремонтом высотки.

        Я прошелся по большому и очень красивому залу столовой. Старики втихомолку разбирали со столов закуски и раскладывали их по принесенным с собой пластмассовым сумочкам и пакетам. Некоторые, уже успевшие “принять на грудь”, пытались поставить в свою сумочку и какую-нибудь бутылку с остатками спиртного.

После окончания фуршета мы разговаривали на эту тему и с И.И.Сергеевым, и с П.П.Петриком. Руководство МИДа, особенно после прихода сюда Е.М.Примакова, много раз ставило перед Ельциным вопрос о распространении на старых дипломатов пенсионного обеспечения, установленного для российских пенсионеров-госслужащих. Однако вопрос никак не решался, старики, когда-то делавшие историю великой страны,  продолжали буквально нищенствовать.

Начался 1999 год. У меня не полностью достроенными оставались только три высотных лифта. Вдруг грянул скандал, связанный с работами “Мабетекса” на реконструкции первого корпуса Кремля. Случилось то, о чем я предупреждал Беджета Паколли и в Москве, и в Лугано - все СМИ зашумели, что плата за проведенные “Мабетексом” работы откровенно не соответствовала их объему и качеству. В дело включились Счетная Палата, Прокуратура, Контрольное управление Президента, ФСБ и МВД.

        Выяснилось, что П.П.Бородин и В.Е.Савченко имеют в одном из швейцарских банков счета и эти счета на их имя открыл никто иной, как Беджет Паколли. В прессе появились фотографии клиентских карточек швейцарского банка с личными подписями моих начальников и их фотографиями, а также фамилиями и именами их родственников, которые имели право пользоваться открытым счетом.

Российская пресса в подробностях расписывала, как оба моих начальника попали в ловушку. Всем известно, что нет ничего надежнее швейцарских банков, которые свято хранят тайну вкладов. Но, как утверждали авторы некоторых публикаций в российских газетах, по швейцарским законам любой местный предприниматель деньги, по каким-либо причинам переданные Заказчику, может заявить в своей налоговой декларации как розданные взятки и тогда с этих сумм не будут взиматься налоги. Оказалось, что Паколли был настолько жаден, что все переданные россиянам денежные суммы указывал в своих налоговых декларациях именно как взятки российским руководящим работникам.

Не трудно догадаться, что недоброжелатели Пал Палыча (а среди них были такие крупные фигуры, как Чубайс, Березовский и другие, помельче) эту ситуацию просекли и вбросили ее в СМИ, а также в офис Карлы дель Понте, которая в то время была прокурором швейцарского кантона, где располагался банк, открывший счета Пал Палычу и Савченко.
Покатился скандал мирового масштаба на многие месяцы. В этом скандале даже был арест П.П.Бородина в Штатах, несколько месяцев его пребывания в американской тюрьме, потом его перевод в швейцарскую тюрьму и, наконец, освобождение под залог, а затем и снятие всех обвинений.

Отвлекаясь, хочу сказать, что никогда не считал Пал Палыча Бородина жуликом, человеком, способным присвоить деньги, украденные у народа. Бородин был выше этого. Он был человеком дела, причем дела очень масштабного, который никогда не вникал в мелочи и считал, что все люди вокруг сравнительно честные, все хотят, чтобы российский народ жил лучше. Пал Палыч много сделал для России. Конечно, он не должен был подпускать к себе проходимцев. Но уж таким он был человеком, со своими плюсами и минусами, достоинствами и недостатками.

А вообще-то в России 90-х годов присвоение чужих денег не было тяжким грехом.

        «Мабетекс» из России после этого скандала вышвырнули навсегда.