ИСТОРИЯ ИЗ ДЕТСТВА
Когда бабушка была маленькой, она тоже ходила в школу.
А в школе тогда порядки были другие – ну, не все, а некоторые. Например, порядки по чистописанию. И очень они не нравились маленькой бабушке.
Писали тогда тоже ручками, но не шариковыми и не гелевыми, а другими - ручками с пёрышками. Они так и назывались: перьевые. А к ним прилагалась чернильница.
У маленькой бабушки всё было в полном порядке: и перочистка, и чернильница, и ручка с пеналом, и пять симпатичных пёрышек. Таких расчудесных новеньких! Она любовалась ими: то одно вставит в ручку, то другое, то третье. Все одни были такие блестящие! Но вот это-то огорчало маленькую бабушку больше всего. Потому что ручкою с пёрышком писать ей было нельзя. Учительница не велела.
В первом классе сначала дети писали простыми карандашами. Выводили в тетрадках палочки, палочки, завитушки, крючочки… в общем-то, скукота. Но дети старались - писали. Маленькая бабушка тоже очень старалась, и вот почему.
Однажды, когда закончились все уроки, и затрезвонил звонок, Марья Ивановна сказала: «Внимание, дети! Прохорова Зоя! Саша Тюрин! с завтрашнего дня вы будете писать не карандашом, а ручкой». Все загалдели: «Я тоже хочу! И я! и я! и я! Марь Ивана, мне можно?!». Учительница Марья Ивановна из-под очков оглядела весь класс и снова сказала: «Сначала все учатся писать карандашом. Завтра я назову других старательных учеников, кто тоже переходит на ручку».
И она называла их – каждый день. То одного, то трёх счастливчиков, то двух (т.е. «парочку»- так она говорила). А маленькую бабушку – не называла. А она каждый день чернильницу приносила, и на парту ставила, с краешку! Но Марь Ивана каждый день велела её убрать: «Убери, - говорит, - тебе ещё рано, Ниночка, рано…». Нина знала, что будет сказано дальше: «не торопись и не отвлекайся по пустякам».
Но с этим как раз маленькая бабушка была не согласна: какие же пустяки, если она, например, насыпала крошек от булочки на карниз, и прилетел воробей, и клевал, и на Нину посматривал круглым глазом?! Или вот, например, карандаш сломался, об Витьку – ух, этот Витька! тыкал линейкой в спину, слушать мешал – вот и пришлось его ка-а-ак стукнуть карандашом! Ну разве она виновата?
В общем, класс переходил на пёрышки и чернильницы, а у маленькой бабушки никак не переходилось. И остались они с Витькой на пару – безручные такие ученики. Витьке то что, а на неё Марь Ивана «возлагала такие надежды» (так мама сказала, после родительского собрания). А значит…
Был ранний вечер, и мама с работы пришла.
«Садись за уроки», - сказала мама. И маленькая бабушка села, и примеры решила – да что там решать: два плюс один, из трёх вычесть два. Ох, как обидно: опять придётся писать противным карандашом… И будет так завтра, и послезавтра… и, наверно, пока не вырастет борода, то есть нет, как это… пока поседеешь.
Нина так и увидела эту картинку: сидит за партой, такая седая и с бородой, а Марь Ивана твердит и твердит: «Рано, Ниночка, рано… не торопись». А Зойка, и Люська, и Колька, и даже Катюшка , ну все – все сидят и макают пёрышками в чернильницы, и такие у них в тетрадочки буковки получаются , чёрненькие, кругленькие да блестящие… И только она одна…
Маленькая бабушка тихо вздохнула. «Мам, - сказала она, - выходит, что – что я хуже всех?»
Мама издали посмотрела, увидела, как дочь её то открывает, то закрывает пенал, и трогает пальчиком пёрышки. Подошла, подёргала за косичку (маленькая бабушка очень любила, как мама дёргает её за косичку, как будто поглаживает) и сказала: «Старайся… не торопись…»,- прям как учительница сказала. И отошла.
У маленькой бабушки защипала в носу. И тогда она поскорее схватилась за карандаш и согнулась к тетрадке. И вот, этим своим карандашом она написала «ууууууууууууууууу». И даже белые бантики её задрожали.
А потом взяла ручку с пёрышком, ткнула в «непроливайку», потрясла, поболтала и вытащила, и – и уронила кляксу на лист. Большую противную кляксу. И испугалась.
Вдруг, откуда ни возьмись, взялась её мама. (А может, она стояла так, за спиной?). И сказала: «Хочешь, я научу тебя делать… ёжиков?».
Маленькая бабушка сердито шмыгнула носом и бантиками повертела: «нет, не хочу!»
Но тут у мамы в руках вдруг появилось яблоко, большоооое такое яблоко, и было оно белое и чуть желтоватое, и даже немножко зелёное, и пахло антоновкой. И пока Нина его рассматривала и принюхивалась, мама вынула ручку из дочкиных рук, из ручки вынула пёрышко. Потёрла пёрышком по перочистке, и стало оно блестящее - ведь маленькая бабушка его только разок обмакнула в чернильницу.
И мама воткнула пёрышко острым концом в это яблоко, и повернула вот так, и вытащила – на пёрышке оказалась маленькая пирамидка, а может быть, конус – Нина точно пока не знала. Она повернула его вверх остриём и вложила в ту самую дырочку, которая только что образовалась.
А потом повторила ещё и ещё. И на яблоке вдруг получились три толстенькие колючки.
А мама сказала: «Попробуй сама». И Нина взяла и попробовала. И стали они выделывать такие яблочные колючки. И вышел из яблока ёжик.
На другое утро они с мамой встали раньше всех. И быстренько сделали трёх маленьких яблочных ёжиков.
Маленькая бабушка взяла их с собой на уроки.
Пришла – и на парту поставила, и все любовались и ахали, и Марья Ивановна тоже полюбовалась, но потом велела убрать («На уроке нельзя отвлекаться!», - сказала она). Но всё равно Ниночка поняла, что ёжики всем понравились.
А на переменке подошла Зойка с яблоком и сказала: «Ну-ка, покажи, как ёжей делать», - и маленькая бабушка всем показывала. Всем – всем, целому классу. И Зойка делала, и Людка и Люська…. Осень – яблочная пора. И Люська даже сказала: «У меня пёрышки все в чернилах», - и маленькая бабушка открыла пенал и вытащила для неё своё чистенькое.
А потом вместе сидели, писали, и на краешке парт у всех (почти что у всех) стояли яблочные ёжи. Колючки белые, а шкурки цветные.
И это было приятное, но не самое главное. А главное было вчера.
Вчера, когда мама учила Ниночку делать ёжиков, и она совсем научилась, и мама сказала: «просто отлично, лучше всех», они стали дальше играть. В превращения. Ставить смешные кляксы.
Мама взяла листок, тот самый, на который шлёпнулась Нинина клякса и уже подсыхала, сложила его пополам, развернула – и вместо противной кляксы на листе появился рисунок! «Что это?» - «Бабочка? Бабочка, видишь, летит!». Они ставили кляксы по очереди и фантазировали: «Что это? что это…что это!». И было это так замечательно.
А потом они в рифмы играли – стали стихи сочинять
У мамы была такая привычка - делать что-нибудь и приговаривать.
И вот пока она разворачивала листок – сидела и приговаривала: «Эта клякса будет…» - «Дом!» - выпалила маленькая бабушка. А мама сказала «нарисуем дом…» - «потом!» - выпалила маленькая бабушка.
Посмотрели – а клякса на дом не походит… не похожа… похожа она…на кляксу…или на тучу… «нет, облако! На облака!». Вот так и получилось:
Эта клякса будет дом...
Нарисуем дом потом…
А пока, а пока…
Мы накляксим облака!
И пошло – поехало:
Карандаш – карандаш, нарисуй-ка нам…» - «пейзаж!
Проплывает головастик, голова и хвостик,… здрастье…
Хоть рисуй, хоть пиши – хороши…» - «Карандаши!»
Самый лучший карандаш…» - «Наш!».
И так это здорово получалось, что мама стала всё это записывать. И мама записывала и записывала, потому что сочинялось так быстро, что Ниночка бы не успела бы писать.
И Маленькая бабушка даже спросила: «Почему ты пишешь карандашом? Надо ручкой», - «Да ну, - отмахнулась мама, - карандашом удобнее, всегда под рукою. Да и клякса не плюхнется», - она подмигнула Ниночке и Ниночка рассмеялась.
А потом как-то всё закончилось, потому что вечер пришёл, и все пошли ужинать.
Но когда маленькая бабушка принялась собирать свой портфель на завтра, мама снова подошла, взяла со стола её синенький карандаш, провела по нему, по рёбрышкам, словно погладила, и протянула Ниночке: «Твой карандаш, счастливый …». А Нина положила его в верхний ящик, который был её собственный. И бывало, что доставала, и тоже проводила по рёбрышкам .
Этот карандаш хранился долго – долго, может быть, месяц, а может, целый год. И маленькая бабушка доставала его, чтобы стихи записывать. Жаль, всё-таки потерялся.
Но это было уже потом.
А тогда, в те времена, когда все-все перешли на ручки перь-е-вые, а ей не велели переходить, и она писала в тетрадке карандашом, и даже подумала, что это как-то неправильно, или она сама неправильная какая, вот тогда мама сказала: «Послушай меня: даже если ты будешь писать левой пяткой, ты всё равно у меня замечательная. И люблю я тебя больше всех».
И лицо было серьёзным – серьёзным, и улыбчивым.
И она положила маленькой бабушке руки на плечи, и сказала: «Запомни, радость моя: какая разница, чем писать; главное – что ты напишешь». И «что» было словом ударным (маленькая бабушка уже кое-что знала про ударения). И мамины глаза так красиво блестели…
А в школе вышло вскоре вот так. Когда кончился самый-самый последний урок, и звонок отзвонился, Марья Ивановна объявила на целый класс: «Лаврова Нина! Завтра на уроки приноси ручку с чернильницей! И пёрышки не забудь, запасные».
Маленькая бабушка, конечно, обрадовалась. Но… даже сама удивилась, как немножко обрадовалась. Подумаешь, ручка с пёрышком да чернильница… подумаешь, карандаши… «какая разница, чем писать; главное – что ты напишешь».
Какая разница, чем писать. Главное, что напишется. И кто поддержит тебя.
("ТЫ РАСТИ, А МЫ ПОМОЖЕМ. Дошколёнок - младшеклассник. Для родителей и детей 5 до 9 лет". Издательство "Питер")