Кодекс благочестия. Глава 1. Позвольте вашу ручку

Иланит Сфарат
Я знаю, чего я жду от мужчин. Я знала это всегда. Даже тогда, когда еще не понимала, что они мужчины, а я – нет.
Я жду этого каждую минуту, изо дня в день, из года в год, от встречи к встрече. Я помню весь ритуал, со мной было это сотни, нет, тысячи раз, не сейчас, не в этой жизни, когда-то давно, но ведь было – я точно знаю!
- Позвольте Вашу ручку! – и его губы, чуть касаясь, окунаются в трепет твоей кожи. Рука нежно, но решительно удерживает твою рука за самый край кисти, боясь не то упустить, не то спугнуть. И вот он возник, этот ток. И тебе хочется, чтобы этот миг тянулся бесконечно. И, будто уловив эту перемену, его указательный палец, едва касаясь, устремляется вверх по твоей руке, и замирает в нерешительности чуть выше запястья.
Так проходит секунда, которая тянется будто бы вечность. Как быть? Нельзя шелохнуться, нельзя даже дышать, нельзя, нельзя. Он не должен догадаться. И ты как будто окаменела, умерла на миг.  Он все понял и принял твой выбор. Рука его послушно скользит вниз, выпуская твою руку, но в последний момент едва уловимым движением  он придерживает тебя за самый кончик мизинца, будто боясь разорвать тончайшую нить, незримо связавшую два неистовых тайных, но таких явных желания. Еще секунда вечности…  Нет, ты спешно отдергиваешь руку, тут же заняв ее укрощением такого непослушного платочка или ленты на шляпке, или еще бог знает какой безделицей.
Так это было…, может, нет.
 «Позвольте Вашу ручку!»…  Сейчас руки мужчин грубы, нетерпеливы,  требовательны, как их слова, как их мысли. Вопрос звучит как требование, воспринимается как дозволение. Чаще и не звучит вовсе. Это не они добились, это мы позволили. Другие нравы, другие ритмы. И мы спешим, и они разучились. И не научатся уже, если мы не сумеем в тот самый миг окаменеть, умереть на секунду, не позволить, не ответить, спешно отдернуть руку, гордо заняв ее каким-то одной тебе известным важным делом. Не сейчас, не в этот раз. Пусть попытается еще, пусть тоже ощутит этот ток, и замрет, боясь то ли спугнуть, то ли упустить, и пусть ждет, не дыша, а мы подумаем, позволить ли.
Река начинается с капли, пустыни собираются из песчинок. Да, ты одна не сможешь. Но ты не одна, нас много, мы все хотим, потому что помним: не сейчас, не в этой жизни, когда-то очень давно, но так было. И мы не позволяли, и они понимали и принимали наш выбор, и ждали, пытаясь снова и снова, дорожа этими секундами,  уважая нас за эту нерешительность, так позабыто звавшуюся целомудрием. И сами они от этого становились лучше, мудрее, великодушнее, позволяя не себе, а нам сделать свой выбор. Так давайте же начнем все заново, пока мы не забыли, и пока они еще хотя бы иногда хотят быть  лучше, мудрее, великодушнее, спрашивая позволения прикоснуться  трепетно к величайшей на земле неизведанной Вселенной, именуемой «женщиной», а себе позволяя только чутко уловить этот ток и не пропустить то мгновение, когда твоя рука решительно останется в его руке, чтобы уже не разлучаться никогда.