Повторный брак

                ПОВТОРНЫЙ БРАК

Мы развелись из-за пустяка. Просто нашла коса на камень. Прожив год с небольшим вместе, мы так и не научились уступать друг другу, и каждая мелкая размолвка сначала превращалась в обиду, потом в ссору и, наконец, в долгое упрямое молчание с обеих сторон. Мы не жаловались нашим родителям, но жили каждый своей жизнью, пока кто-нибудь из них не заподозревал, что у нас что-то неладно. Начинались звонки, нудные расспросы и увещевания, от которых тошнило, и внезапные визиты, при которых мы, стараясь не показывать вида, принимались играть вполне благополучную семью.
Наверное, и в этот раз все бы сошло на нет, но черт дернул меня за язык, и я, победоносно уперев руки в боки, ляпнула:
- А не пора ли нам развестись?
Котька оторопел. Он несколько минут ошалело молчал и глядел на меня, как на сумасшедшую, а потом пожал плечами и со всей безразличностью, на которую только был способен, согласился:
- Пора.
Внутри у меня что-то лопнуло. Я почувствовала, что ноги мои ослабели и голова закружилась. Я села на диван, закинула ногу на ногу и взяла в руки глянцевый журнал.
- Еще как пора, - радостно заявила я, - пряча лицо в его страницы. В моих глазах закипели слезы. – Сколько можно мучиться с таким чурбаном! Ты упрямый, как осел, до тебя не достучаться, у тебя на уме только работа и друзья, а я…
Котька выскочил из комнаты и громко хлопнул дверью. Из моих глаз обильно потекли слезы. Я шмыгнула носом. Котька гремел на кухне посудой. Наверняка, сейчас он пьет кофе. Обычно, он варил его сам, а потом звал меня. Но теперь за дверью слышался только глухой звук журчащей воды и торопливые шаги, снующие из кухни в прихожую. Приглашения не последовало. Через несколько минут захлопнулась входная дверь, и все стихло.
 
Черт дернул меня заикнуться об этом манто…
 Я закрыла глаза и сладко потянулась, как будто уже ощущала его теплую нежность на своих плечах. Все-таки какая прелесть, это манто! Блестящий мягкий мех, отливающий серебром, так шел мне. Когда я крутилась возле зеркала, собралась целая толпа зевак. Я судорожно сглотнула слюну. Правда, цена кусалась да еще как! Котька сразу потянул меня за руку.
- Ты что, обалдела, - шепнул он мне на ухо, - обойдешься. У тебя же есть шуба. Вполне приличная. И потом, ты что-то в ней мне не очень…
- Неправда! – Меня просто возмутило его  вранье. – Мне идет, очень! И  я хочу эту шубу! Конечно, это же не твой дрындулет, на который тебе ничего не жаль! – Я продолжала вертеться перед зеркалом. – Это же просто чудо…
Котька нагло вытряхнул меня из манто и потащил к выходу. Он молчал и сопел до самой машины, пока мы не сели и не отъехали от магазина. Через минуту его прорвало.
- Хватит наряжаться! – Прохрипел он. – Для кого это ты форсишь?  Мне ты нравишься и так. И, пожалуйста, сколько раз просить тебя, не лезь в мои дела!
Машина для Котьки – святое. Если подумать, кто у него на первом, а кто на втором месте, то я точно на втором. Он вылизывает и ухаживает за ней, как за новорожденным ребенком. Вообще-то это мне нравится. Говорят, прежде чем выйти замуж, нужно посмотреть, в каком состоянии у мужика машина. Какая машина, такая же будешь и ты.
- Ты хочешь, чтобы я стала такой же колымагой, - ехидно сказала я, явно наступая ему на больную мозоль. – Я наряжаюсь для себя,  ну, и, конечно, для других… - Пауза. – Я же все-таки работаю с мужчинами.
Котька рванул газ. Он болезненно ревнив, и я знала, на какую педаль следует теперь нажать.
- Ну да, ну да, - забормотал он. – У меня колымага, но ведь ты не даешь мне взять кредит, чтобы сменить ее… Ты, видишь ли, не любишь долгов… Тогда жди, когда я накоплю…
- Я готова ездить и на этой, - благосклонно произнесла я, - если ты купишь мне манто. Ведь у тебя хватит? – Взгляд мой выражал такую неподдельную нежность, что  Котька заколебался. – Котик, не скупись, ты только представь: я в манто и ты рядом… Твои друзья и мои девчонки просто сдохнут от зависти! Ну, Котенька…
- Хорошо, - согласился он, - но после машины… - Лицо мое исказил ужас. – Я точно потом куплю, - торопливо закивал он, - точно, обещаю! Ну, подожди, киса, всего один годик…
- Манто ждать не будет! – Отрезала я и надула губы. – Купи сейчас! Потом такого уже не будет.
- Будет лучше, - заверил Котька. – Сейчас – нет! Не будь капризной дурой, подожди! И мне не нравится, что ты все еще вертишь хвостом перед всеми мужиками. Тебе пора…   
- Мне не пора, - парировала я. – Просто ты эгоист и собственник, упрямый жадный ревнивец, которому железка дороже жены!.. И не смей оскорблять меня! Если ты женился на дуре, то значит, ты глупее ее!

Вот так мы поссорились и тогда еще не знали и даже не могли предположить, что все зайдет так далеко. Нет, Котька не был жлобом, но в порыве гнева чего не скажешь? Характеры у нас обоих самолюбивые, и многие удивлялись, когда мы с ним поженились, столь несовместимым казался им этот брак. Котькина родня чопорная и интеллигентная. Там все расписано по пунктам, как и что, словно по уставу. У моих – полная безалаберщина, как бог на душу положит. Поэтому наши родители друг друга недолюбливают и даже стараются общаться пот минимуму. Ко мне свекровь тоже относится с явной прохладцей,  и представляю, какими красочными эпитетами она награждает меня за спиной. Свекор молчалив и суров, но всегда и во всем согласен с женой, так что шансов у меня на их любовь нет. Я зову их по имени отчеству и всегда чувствую дистанцию, которая нас разграничивает.
Мои же приняли Котьку сразу так, как будто знали его сто лет. Он им понравился внешне и к тому же не был тем голоштанным молодцом, какие бывают в двадцать лет. Мать просто расплылась от удовольствия, так он понравился ей, а отец тут же принялся экзаменовать его, сев на своего любимого конька – авиацию. Котька выдержал экзамен достойно и тут же был принят «своим». Отца Котька звал «батей», а мать «тещей», но это нисколько никого не смущало, а даже наоборот, придавало какой-то шарм новым родственным отношениям.
Поженились мы спонтанно, можно сказать, на спор. Я еще тогда не знала, что Котьке присущ дух авантюризма. И после недельного знакомства, когда мы сходили в кино и театр, бездумно бабахнула ему прямо в глаза, что нечего напрасно терять время и пора жениться. Это я сказала, конечно, в шутку, но он вдруг абсолютно серьезно предложил пойти в ЗАГС и расписаться. По счастью или несчастью, паспорта у нас оказались с собой. Как уговаривал и очаровывал Котька сотрудниц ЗАГСа  - отдельный разговор для «Фитиля», но в результате через час мы вышли женатыми. Мы хохотали до упада и даже не думали ни о какой любви, просто нам было весело и хорошо. Мы целый месяц жили отдельно и умалчивали родителям, что женаты. Признаться пришлось тогда, когда сменили документы и вместо Скворцовой, я стала Соколовой. Мы так и не объяснились друг другу в любви, и мне не приходило в голову спрашивать Котьку об этом, как будто это было само собой разумеющимся. Ошарашенные родители не знали, что с нами делать. Но после непродолжительного совещания решили все-таки сыграть нам свадьбу и на первых порах поселить у Катькиных родителей.
Будущая свекровь метала в мою сторону громы и молнии, молчаливо сверля меня колкими глазами. Но дело было сделано, и отступать было некуда. Вот тут, попав под перекрестный родительский огонь, Котька и признался во всеуслышание, что любит меня и намерен жить со мной в «совете и любви» всю жизнь. Так как мы с Котькой были любимые и единственные дети, то свадьбу нам сыграли шикарную. Родители не поскупились, и все прошло по высшему разряду. Несколько месяцев в семье свекров показались мне нескончаемыми. Домом заправляла свекровь. Она, как комендант, следила, чтобы все было в порядке и вовремя, и по-прежнему ревностно ухаживала за любимым сыном. Мне, привыкшей к более безалаберной и свободной жизни, было тягостно, и я все чаще и чаще оставалась ночевать у своих, а потом и Котька перебрался к нам. Свекровь обиделась, нажала на мужа и связи, и вскоре нам была предоставлена однокомнатная квартира недалеко от них, где я впервые почувствовала себя полноправной хозяйкой. Наконец, мы были предоставлены сами себе. Тогда и закрутилась наша с Котькой любовь. Странно, но именно тогда, когда уже все было оформлено, и он был моим законным мужем, я осознала, что влюбилась.
Я вдруг прозрела и увидела, что у меня весьма симпатичный муж, и он нравится женщинам, что руки у него растут, откуда надо, что он далеко не дурак и будущий кандидат наук, и вообще из тех, про кого говорят, что с ним, «как за каменной стеной». Правда, он любил поспать, поздно ложился и поздно вставал, был малость ленив и требовал толчка, зато не прихотлив в еде и не требователен к моим расходам.
Деньгами всецело командовала я, бесцеремонно по-пиратски выгребая и его заначку, если мне не хватало на что-то. И единственное табу, на которое я не имела права,  – это была его машина. Здесь он становился в боксерскую стойку, сопел и начинал пыхтеть, как ведерный самовар, изрыгая на меня пар негодования.
С детства приученный матерью к скрупулезному порядку, он часто негодовал по поводу моей безалаберности в поисках схваченных мною его вещей и брошенных, куда ни попало. Его носовые платки, ручки и галстуки частенько находили у меня свое применение, что и являлось причинами наших размолвок. Я даже таскала в своей сумочке пачку его сигарет, изредка позволяя себе выкурить для понта пару штук за компанию с девчонками.

Вечером Котька не пришел. Мобильник молчал, как проклятый. Я хорохорилась, но на душе скребли кошки. Котькины тапочки, в которых я любила шлепать в его отсутствие, сиротливо стояли у порога, с книжной полки на меня смотрели два счастливых лица из рамки со свадебной фотографией, и ноутбук, из-за которого мы постоянно ссорились, теперь был в моем полном распоряжении.
«Позвонит, - гордо думала я, - куда ему деться… Все вещи здесь, неминуемо явится! Решил показать мне свой характер. Ну, что же, пусть… А я покажу свой. Если он думает, что я стану за ним бегать, то он ошибается. Не на ту напал…». Но Котька не приходил и не звонил, и не забирал своих вещей. С родителями и подругами я молчала, как партизан, пока…

Эта пышногрудая блондинка шла, повиснув у Котьки на руке. Ее пухлый оранжевый рот не закрывался. Она смеялась и болтала без умолка. Котька молча кивал и улыбался. Он галантно распахнул перед ней дверцу машины, когда я резко дернула его за рукав.
- Привет, - как можно равнодушнее сказала я ему и скорчила спутнице такую рожу, что лицо ее вытянулось, и две толстые губешки превратились в узкие полоски. – Ты, я вижу, не скучаешь и весело проводишь время, - я снова скорчила рожу. – У тебя явно испортился вкус, - я без стеснения кивнула в сторону блондинки. – Мадам провинциального разлива? Боюсь, что твоя мама не утвердит эту пассию… Она будет не в восторге от этой, - я замолчала, подбирая более колкое выражение, - от этой… от этого хлебобулочного изделия, - наконец выпалила я.
- Что вы себе позволяете, - пискнула блондинка, - я…
- Помолчите, - обрезала я, - вас не спрашивают! Не следует гулять с чужими мужьями, если не хотите, чтобы ваши пухлые щечки превратились в отбивные! – Я опять скорчила ей рожу. – А ты… - я задохнулась от негодования, - ты просто свинья! Не думай, что я буду бегать и умолять тебя. Завтра в десять, у ЗАГСа, прошу не опаздывать! А вы, милочка, - я повернулась к блондинке, растерянно стоящей поодаль, - наберитесь терпения, еще немножко – и он ваш! Один совет – не жрите так много, а то его колымага едва ли сдвинется с места! Котенька, дорогой, хорошо ли ты накачал колеса, - я ехидно рассмеялась прямо Котьке в лицо, - смотри – не довезешь!..
Котька был в бешенстве. В горле моем застрял ватный ком обиды. Меня терзали злость и досада. Внутри было пусто и одиноко. «Вот так, в один миг все рассыпалось в пух и прах, - думал я, - словно ничего и не было! Как легко, как быстро, как просто…»
Дом без Котьки показался мне темным и неуютным. Никто не бухтел над ухом, рассказывая свои дневные новости, и не ворчал по поводу разбросанных вещей, никто не торчал в холодильнике, выискивая что-нибудь повкуснее, пока я не начну вопить, чтобы он закрыл холодильник. Никто не сгоняет меня с компьютера и не орет, что я испортила ему реферат. Никто не кричит, где его тапочки и не сдергивает их сердито с моих ног… Все тихо, все так. И не так.  Я посмотрела на себя в зеркало.
- Ну и черт с ним! – Сказала я сама себе и почувствовала, что сейчас заплачу. – Симпатичная… Я еще себе такого найду – закачаешься! Конечно, лучше его, даже не сомневайся! Я же работаю среди мужиков! А он… Эта его пухлая булка с осиным гнездом на голове – колхоз «Красный лапоть» прошлого века! Ну, ничего, его мама быстро поправит эту ошибку!
Я представила вытянутое изумленное лицо свекрови и захохотала. В том, что приговор этой свинке будет смертельным, я не сомневалась.      

Котька подъехал вовремя. Он был один. Я видела, как он оглядывался, ища меня, и спустя несколько минут вышла из своего укрытия, неспешно подплыла к нему сзади и вожделенно уставилась, сверля его спину взглядом. Котька оглянулся, быстро кивнул мне и вынул из нагрудного кармана паспорт.
- Пошли? – Коротко бросил он.
- Пошли, - подтвердила я и вынула свой. – Если не возражаешь, я оставлю твою фамилию, - сказал я, - неохота менять документы, слишком много мороки…
Котька пожал плечами. Лицо его было спокойно, он ни о чем не спрашивал меня, но я видела, как дрожали его пальцы, когда мы писали заявление.
- Ты ничего не говорил своим? – Не выдержала я.
- Ничего. А ты? – Ответил он и впервые посмотрел мне в глаза.
Я отрицательно покачала головой. Мне вдруг смертельно захотелось, чтобы он попросил  у меня прощения, и мы помирились, но он молчал, только внимательно вчитывался в строчки заявления, как будто не понимал, что там написано.
- Ты тянешь время, – сказала я, показывая на свой листок. – Ты передумал или что-то хочешь мне сказать?
Котька широко поставил подпись и поднялся с места.
- Нисколько, - ответил он. – Все готово. Простая привычка читать все, что подписываю…
Из ЗАГСа мы выходили порознь. Котька уже стоял у машины, когда я неторопливо открыла дверь и начала спускаться с лестницы. Он посигналил.
- Тебя подвезти? – Спросил он и отвел глаза. – Моя колымага…
- Не стоит, - я захлопнула дверцу. – Как мы будем дальше? Вещи, квартира, родители…Кстати, где ты сейчас живешь? У родителей или…
- Или, - ответил Котька. – Или… Родители ничего пока не знают. Не расстраивай их раньше времени. Пусть они побудут в счастливом неведении еще немного. – Я кивнула в знак согласия. – Вещи я, конечно, заберу. Постепенно… Квартира? – Он  призадумался. – Знаешь, поживи пока. Там будет видно…
- Значит, ты у этой колобашки, - усмехнулась я. – Нечего сказать, подцепил… Долго искал?
- Перестань! – Котька разозлился. – Теперь это не твое дело. Ты тоже не идеал, а Вера… Вера вполне ничего себе…
- Ничего в кармане надоело! – Огрызнулась я. – Пожалуйста, когда придешь, не шарь по всему дому. Я  сама соберу твои вещи в чемодан и поставлю в прихожей. Надеюсь, ты не собираешься делить черепки или нужно что-то прихватить для новой пассии?..
Котька нажал на газ, оставив меня без ответа. «Я становлюсь стервой, - подумала я. – Еще месяц, и мы будем совсем чужими. Как странно – один росчерк пера – и все полетит к черту! Так просто… И эта толстая баба будет виснуть у него на руке и улыбаться ему своим оранжевым ртом… Нет, он все-таки сволочь! Мог бы подождать хотя бы из приличия… «Или…» Значит, она у него уже была. Какая же я дура! Нет, надо поправлять положение. Ну, погоди, я задам тебе перца! Посмотрим, что ты скажешь в следующий раз!». Я негодовала и была полна уверенности дать ему последний и победный бой.

Котька забрал чемодан с вещами, компьютер и свою мелочевку. На звонки матери и свекрови я бодро отвечала, что у нас все хорошо, и скоро они узнают потрясающую новость. Вломившаяся внезапно свекровь чуть было не испортила все дело, и я вынуждена была изворачиваться, как змея, чтобы прикрыть отсутствие Котьки.
- Совсем заработался, - верещала я, соображая, как мне предупредить Котьку. – Даже компьютер таскает везде с собой. Скоро ночевать перестанет дома. Ни на что не хватает времени…
- Безобразие! – Возмущалась свекровь. – Ты же жена… ну, не позволяй ему так много работать. Боже мой, он же угробится… Там мужики, выпивки, все эти дурацкие совещания, которые заканчиваются только одним… - она осеклась, - короче, бери все в свои руки! Ты должна оказывать на него влияние! Я поговорю с ним. У него может не хватать времени на кого угодно, но только не на семью! Ну, что ты глядишь на меня, как баран на новые ворота? Дом – это забота женщины. Делай так, чтобы он бежал к тебе, как на первое свидание. Замужество, моя дорогая, это не последняя инстанция для счастья…  - Она набрала Котькин номер и начала читать нотацию уже  ему.
- Костя, - гремела она, - работа для мужчины, конечно, значит много. Но нельзя же думать, что она заменяет в жизни все! Не забывай, что ты женат, и нам всем требуется тоже твое внимание. Не говори мне чепухи… Эти ваши вечные отговорки о том, что много работы… Я это слышу всю жизнь! Я тоже работаю, однако, на всех у меня хватает времени! Не хочу больше ничего слышать! Сейчас же езжай домой! Да, я уже тут… И она здесь, где же ей быть…У нее нет никаких новостей. Все, ждем!
Свекровь положила трубку и победоносно посмотрела на меня.
- Вот так! Сейчас будет! А ты – работа, работа… Ничего, я ему сейчас задам!
Котька влетел, как ошпаренный, и тут же впился в меня глазами. Я отрицательно покачала головой. Котька облегченно вздохнул. Было видно, что выслушивать тираду маменьки он не хотел, а потому благодарно кивнул мне в знак одобрения. Я моментально  отправилась на кухню готовить ужин, пока свекровь долго и монотонно читала ему лекцию о браке и семье. Обрывки ее фраз долетали до меня, и я давилась от смеха, представляя, каково теперь Котьке под ее материнским бдением, еще не ведающим нашего коварства.
Думать о том, что будет с моими, когда они узнают о разводе, мне не хотелось. Ничего хорошего меня не ждало. И я старалась не гнать время и не портить себе нервы заранее, исподволь готовя себя ко всем громам и молниям. Хорошо еще, что моя мать была тяжела на подъем и редко бывала у нас, предпочитая приглашать к себе. Я изо всех сил старалась упреждать все ее вопросы и сама звонила по телефону, усердно передавая приветы и поклоны от любимого зятя. Бдительность моих была усыплена полностью.   
Время до развода пролетело быстро. Я не плакала, не жаловалась подругам, я просто привыкала быть одна. Я стала свободно кокетничать с мужчинами и всячески поощрять все их ухаживания. Обычная моя колючесть смягчилась, и вскоре поклонники не заставили себя ждать. Сидеть дома одной было скучно, и я с удовольствием пустилась во все тяжкие. «Теперь я свободна, - рассуждала я сама с собой. -  Почему же я должна сидеть дома, как монашка, когда есть с кем развлечься? Конечно, официально я пока жена, но что с того? Мой бывший благоверный не очень озабочен этим и без стеснения гуляет под руку с этой пышкой, так что же теряться мне? В конце концов, я же не веду их всех домой и не ложусь со всеми подряд в постель, между тем, как он… -  Я почувствовала, что мне стало душно и противно. – А вот назло возьму и пересплю с кем-нибудь, а потом явлюсь на развод с ним так же под ручку. Интересно, как Котька отреагирует? Даже если он не подаст вида, все равно на душе у него будут скрести кошки. Так… Кто там поинтереснее и поимпозантнее из них? – Перед моим лицом замелькали лица. – Стоп! Точно, остановимся на Володьке. А что? Высокий, черный, усатый – в моем вкусе… Машина у него – пальчики оближешь! Котька просто умрет от зависти и злости, когда увидит, как мы подкатим к ЗАГСу,  и я выйду с ним под руку… Это не его пухлая сайка из второсортной муки с перекисшими дрожжами! – Я самодовольно улыбнулась. – А вдруг он откажется, мужики такие трусы, - в висках у меня застучало. – Спокойно! Пойдем на военную хитрость – ничего не буду ему говорить, поставлю перед фактом, а заодно проверю, как он отнесется к этому. Одно дело ухаживать за замужней женщиной без всяких обязательств, и другое, когда она свободна, и рассматривает тебя, как перспективу…»
Володька был польщен. Я явно выделяла его из толпы других воздыхателей. Он числился у нас закоренелым холостяком, и друзья то и дело сыпали в его адрес шуточки, поглядывая в мою сторону.
- Смотри, Вовик, - гоготали они, - усыпит она твою бдительность, и проснешься ты однажды в ее постели со штампом в паспорте! 
Вовик загадочно улыбался и лукаво щурился, как похотливый кот. Он был избалован, опытен и откровенно бесстыден.
- Не лыком шиты, - отвечал он, усмехаясь в усы, - посмотрим, посмотрим… Пусть сначала заслонку снимет, а потом уже бояться будем…
Я не торопила события, но ухаживания Володьки становились все настойчивее. Он открыто вился вокруг меня, парируя сальные шуточки завистников и распуская томные ароматы дорогих восточных духов, призванных оказать на меня дополнительное чарующее воздействие. Девчонки вертели возле виска пальцем, что могло означать только одно: ты сошла с ума. Репутация неисправимого ловеласа тащилась впереди Вовика задолго до его появления.
Я делала удивленное лицо и непонимающе пожимала плечами, притворяясь, что я здесь ни причем, и ни сном, ни духом. Володька был разогрет и дрожал, как конь на старте. «Пора», - подумала я.
- Слушай, не хочешь ли позабавиться? – Начала я и повела на него глазками. – Есть возможность…
- Всегда готов и давно пора, - растянулся он в сладкой улыбке. – Про нас уже черт знает что болтают, а мы…Когда и где?..
- Завтра, вдвоем, куда скажу, - в тон ему ответила я. – Все увидишь и узнаешь на месте. – Я приложила палец к губам. – А пока – молчок!
- Заметано, - кивнул Вовик. – Загадки, интрижки – это будоражит, в этом даже есть свой шик и шарм. Ну, намекни хотя бы…
- Терпение, мой друг, терпение – и все разрешится само собой! – Я решительно двинулась прочь от него.

У Володьки вытянулось лицо, когда я попросила его остановиться возле ЗАГСа. Машина Котьки уже стояла там, и он нервно прогуливался вдоль лестницы, поглядывая то в одну, то в другую сторону.
- Как я выгляжу? - Обратилась я к Вовику, поправляя свой макияж и  рассматривая себя в зеркало.
-  Не понял, - растерялся он. Что это значит? –  Он указал на вывеску ЗАГСа. -  Ну, у тебя и шуточки!
- Какие шутки, - я потрясла перед его носом своим паспортом. – Мы идем в ЗАГС!
Вот это был нокаут! Бедный Вовик онемел и вытаращился на меня так, как будто видел перед собой нечто такое, что хотело сожрать его единым духом с костями и прочими принадлежностями, коими он хотел на славу позабавиться себе в удовольствие.
- Я не пойду! – Наконец вымолвил он с таким видом, как будто хотел убить меня. – Я не взял с собой паспорта, и потом я вовсе не намерен сейчас на тебе жениться… И ты вроде как замужем… - он растерянно поглядел на меня.
- Какие пустяки, - проговорила я столь невинно, что он обалдел окончательно, - ну, хватит капризничать! Идем, неприлично заставлять себя ждать! Чем скорее мы прикончим это дело, тем лучше будет для нас обоих! – Вовик растерянно скис и вцепился в руль машины. – А вот и еще один фигурант дела, - я замахала Котьке рукой, - познакомьтесь!
Мужики в полном онемении жали друг другу руки и периодически глядели то на меня, то друг на друга, не понимая всей соли ситуации. Котькитной плюшки не было, и присутствие Володьки придало комичному положению абсолютной пикантности. На душе у меня было коряво, но тем больше мне хотелось позлить Котьку и досадить Вовику.
- Мой без пяти минут бывший, - ткнула я в сторону Котьки, - и без пяти минут будущий, - я кивнула на Володьку. Ну, муженьки, будьте знакомы – и за дело!
Котька покрылся красными пятнами, запнулся и вдруг зашипел, как раскаленная сковорода, на которую капнули водой.
- Ш-ш-што это!
- Что?
- Вот это, - Котька сделал полукруг рукой, охватывая всех нас.
- Это мой близкий друг, - ответила я и скорчила Вовику рожицу, - мы приехали на развод. Кстати, где же твоя ненаглядная. Я так хотела познакомиться с ней поближе…И вообще, мне не понятен твой вопрос…
Вовик пребывал в полном оцепенении и с видом затравленного зверька умоляюще смотрел на меня.
- Милый, - растянулась я в улыбке, - подожди меня в скверике. – Сейчас я прикончу этот пустячок, и ты вступишь в свои права. Надеюсь, ждать придется недолго… - Я бесцеремонно отпихнула Котьку и двинулась к дверям ЗАГСа.
Нас развели без звука. Детей у нас не было, претензий друг к другу тоже, так что процедура завершилась миролюбиво. Я всячески выдавливала из себя торжество и ехидно продолжала подшучивать над Котькой, хотя в горле у меня торчал предательский ком, и слезы вот-вот готовы были политься через край. Я почувствовала, что в душе у меня стало пусто и холодно, и вся моя бравада  - такая глупость и несуразность, что стало противно самой. Но показать Котьке свою слабость я не желала! Я всячески хотела показать ему, что мне безразлично, и я вовсе не жалею о случившемся, а даже наоборот, рада, что развязалась с ним навсегда.
На Котькином лице лежала печать тревоги и усталости, как после тяжелой и долгой работы. Мне даже показалось, что он как-то постарел, и волна предательской жалости накрыла меня с головой. Ноги мои стали ватными, и я почувствовала, что сейчас упаду. Я еле доползла до скамейки и плюхнулась на нее.
- Вот и все, - усмехнулась я и решительно стянула с безымянного пальца обручальное кольцо. Теперь мы оба свободны и можем делать, что хотим. – Котька присел рядом и внимательно наблюдал за моими руками, теребившими снятое кольцо. – Не знаю, как ты, - снова начала я ехидничать, - а я долго одна не пробуду. Видал?.. Не хуже тебя… Не то что твоя сайка…
- Не хуже, - ответил Котька, - даже лучше… Что же, желаю счастья…
- А ты? Разве ты не собираешься жениться? – Я напряглась в ожидании его положительного ответа.
- Пока нет, - отрезал Котька. – Мне тебя надолго хватит, хочу прийти в себя… На мой век тоже, знаешь ли, хватит…
Он поднялся с места и пошагал прочь. И тут меня прорвало. Ком, давящий мне горло, вскрылся, точно нарыв, и из моих глаз хлынули потоком горючие слезы. Я молча глотала их и смотрела Котьке в спину. С ресниц потекла тушь, и я торопливо стала утирать глаза. Котька оглянулся, дернулся и нерешительно застыл на месте. Я всхлипнула, и он опрометью бросился ко мне.
- Ну, перестань, дурочка, - начал он утешать меня. – Что сделано – то сделано. Твой парень, действительно, лучше меня… - Я заплакала вслух. – Честно говоря, мне тоже не по себе… Ну, что ты плачешь?.. Ты же сама этого хотела…
- Они сами льются, - ответила я и вынула зеркальце. На меня смотрело зареванное лицо с опухшим красным носом и черными разводами по щекам. – Уродина, - сказала я, рассматривая свое отражение. – А как дальше, квартира и все…
- Никак, - ответил Котька. – Живи спокойно. Я устроюсь, ты не беспокойся. – Он вытер мне ладонью щеку, и в этом жесте было столько нежности, что я вновь разревелась. – Ну, вот, - буркнул Котька, - хоть опять иди женись… Что ты, как маленькая, ей богу…
Это его «хоть опять женись» дернуло меня, как нарыв. Я вдруг испугалась, что он понял, как я пожалела о том, что произошло, что он ясно прочитал мою беду, и все мои глупые усилия с Володькой и шутовской бравадой – жалкая дешевка, которая очевидна каждой мелочью. Слезы мои моментально высохли.
- Еще чего! – Взъерепенилась я. – Женись-разженись, это не игрушки… - Я вновь входила в роль, - можешь оставить ключи себе, только если вздумаешь приходить, предупреждай… Сам понимаешь, теперь я свободная женщина, и все такое…
- Непременно, - проговорил Котька и встал. – Ты своим уже сказала?
- Нет. Их ждет сюрприз. Вовик тоже не знал.
- Я понял, - ответил Котька. – Мои тоже ничего не знают. Теперь начнется…
- Начнется… - подтвердила я.

- Ты всегда была с дуриной! – Орала мать в трубку. – Потерять такого парня! Ты в своем уме? Ты думаешь, тебя расхватают все эти твои ухажеры, вьющиеся около твоей юбки? Все эти мнимые мужья на час? Почему ты не сказала обо всем раньше, не посоветовалась?... Кто жлоб, какая шуба? Палку тебе березовую, а не шубу… Нет, ты слышал, отец?..
- Да ну ее к черту! – Донесся  из трубки глухой голос отца. – Дура и есть дура!..
- Слышала? – Мать  грозно наступала. – Можешь мне поверить, что второго такого дурачка, который будет тебя терпеть,  ты не найдешь! Нет, только подумать – квартира, машина – все есть,  и на тебе, развод! И из-за чего, из-за ерунды! Я понимаю, если бы он пил и гулял, распускал руки…
- Между прочим, он быстро утешился, - вставила я. – Возможно, у него кто-то и был… Так что не думай, что он бедная овечка…
- И правильно, - мать принялась яростно защищать Котьку, - с твоим характером любой станет глядеть на сторону! Ты эгоистка, ты привыкла, что все суется в твою утробу! Нет, один ребенок это плохо…
- Он тоже один, - заорала я, - но почему-то ты не считаешь его эгоистом! И он носится со своей машиной, как курица с яйцом! Я где-то там, на задворках! Однако ему ты никогда ничего не говорила, а прыгала перед ним на задних лапках: «Ах, Костенька, ах, Костенька!». И потом, я уже взрослая женщина и сама буду решать, как мне жить!
Я грохнула трубку на аппарат. «Началось… - подумала я. – Интересно, как теперь Котька… Его, наверное, мамаша пилит интеллигентно, не то, что моя… Хорошо еще, что я живу отдельно, не то… Лесопилка с мясорубкой.… Пошли все к черту! Нужно просто успокоиться. Конечно, читать мораль всегда легче…»

Мне припомнилось испуганное лицо Володьки, когда я садилась к нему в машину, разукрашенная тушью, как черт. Он таращился на меня и боялся раскрыть рот. Внезапная новость о разводе напугала и застала его врасплох, очевидно нарушив все его далеко идущие планы насчет меня. Он притих, перестал отпускать сальные шуточки и скукожился, словно спрятался в футляр, исподтишка выглядывая наружу.
- Что струсил? – В лоб спросила я. – Не бойся, я не намерена тащить тебя в ЗАГС. Так, хотелось просто пустить Котьке пыль в глаза. Показать, что мне плевать. А ты струсил, Вовик… Хочешь совет на будущее, - я поманила его пальцем, - руби сук по себе!
Лицо Вовика вытянулось окончательно, и я самодовольно захохотала прямо в его вытаращенные глаза. Нет, мать все-таки права, характерец у меня еще тот…

Пару дней телефон молчал, как убитый. Вовик благоразумно держал язык за зубами и стал явно скромнее. Он уже не был тем беззаботным весельчаком, как раньше, и старался держаться со мной на официальной ноге. Девчонки в недоумении перемигивались, считая, что между нами произошла ссора, и исподтишка старались разузнать, в чем дело. Вовик только дурацки улыбался на все их расспросы, а я лениво отмахивалась – не до вас! За спиной явно творились какие-то дела. Я кожей чувствовала, что молчание не просто так. Сколько раз любопытство толкало меня позвонить, но, взяв в руки пылающую трубку, я с великим трудом заставляла себя положить ее обратно.
Ожидаемый звонок раздался внезапно на работе. Добрейшим и сладчайшим голосом, на который только была способна, в трубку запела свекровь. Я даже не сразу поняла, что это она, так дружелюбно полились ее слова.
- Здравствуй, Дашенька, - щебетала она, - как поживаешь? А мы с Борисом Юрьевичем решили тебе позвонить… Мы обо всем в курсе… Котька, конечно, балбес! Мы так оба ему и сказали. Нам очень жаль… Ты же знаешь, как мы к тебе относились. Ты прелестная молодая женщина, он, кажется. только теперь понял, кого он потерял… Не нужно было так торопиться… Ты же умница, рассказала бы все мне, я бы поняла тебя. Ну, мы бы что-нибудь придумали… Он же любит тебя… Девочка моя…
В комнате стояла гиблая тишина, как будто все хотели услышать, что мне говорят. Я недовольно поморщилась и высунула им язык.
- София Аркадьевна, - сказала я, - у меня сейчас много работы и мне неудобно говорить, отнимая рабочее время у других. – Свекровь запнулась и растерялась. – Поговорим позже, дома… - Я нажала на кнопку. – Между прочим, - обратилась я к слушателям, - любопытной Варваре нос оторвали, слыхали? Работайте, работайте, а то денежки капать перестанут!
Женщины всегда перемывают кости друг другу за спиной. Я не исключение. Правда, у меня язык, как бритва, и меня побаиваются, но это и к лучшему. Постоять за себя я  умею, поэтому мне не перечат и предпочитают не связываться в открытую. Но уж за спиной… Представляю, сколько пищи для разговоров даст им мой развод! Вот уж потешатся вволю! Не буду спешить, потомлю, пусть страсти накалятся! Бедный Вовик! Ему хуже всех! Как просто быть ловеласом с замужней женщиной, и как быть теперь, когда вакансия свободна, и ты под прицелом «хищницы»! Я залихватски подмигнула ему и взяла под руку.
- А вас, Штирлиц, я попрошу пройти со мной! – Потянула я его за руку. – Ну, же – риск благородное дело! – Девчонки впились в нас глазами, и Вовик растерянно улыбнулся. – Зря таращитесь, - отрезала я, - место застолблено!

Готовить мне не хотелось. Я вообще заленилась после ухода Котьки. Чайник, бутерброды, что-нибудь из полуфабрикатов… Вообще я люблю готовить, но для себя одной…
Теперь нужно ждать домашнего звонка свекрови и обширного, как инфаркт, возлияния. Ее сладкозвучие насторожило меня. Я понимала, что она не будет в восторге от нашего разрыва, но чтобы так… Нет, здесь явно был какой-то подвох. Мне было любопытно, знает ли она про Котькину плюшку, и не она ли явилась тем катализатором, который повлек за собой такую реакцию. Звонок раздался, едва я прикусила первый бутерброд.
- Это я, Дашенька, - прожурчала свекровь. – Надеюсь, теперь мы сможем поговорить спокойно? – Я угукнула, проглатывая кусок. – Так вот, я все о том же, - в голосе свекрови зазвучали металлические нотки. – Я, конечно, тебе не мать, но тем не менее… Мы так для вас старались… Квартира, мебель, все что угодно – только бы вы жили.  Котька  - глупец, он вырос в полном достатке, мы никогда ни в чем ему не отказывали. И он привык, понимаешь, привык… Но ты, ты же умница. Все в твоих руках! Да, он лентяй и его нужно постоянно толкать, чтобы чего-то от него добиться, зато ты… - Свекровь сделала многозначительную паузу. – Зато ты – молодец, хорошая хозяйка, прекрасная жена… Да с твоим характером ты можешь вить из него веревки, если захочешь! Правда, он упрям, как осел, но ты же можешь найти к нему подход…Борис Юрьевич так сожалеет о вашем разрыве! Ты не представляешь, как он орал на Котьку! И поделом! Я никогда не видела его в таком состоянии… Знаешь, какое он выдал Котьке резюме? Он назвал его болваном и сказал, что он не стоит твоего мизинца!
Я хмыкнула. За все время нашего знакомства я не слышала от нее столько комплиментов в свой адрес, не без причины подозревая, что она, как и большинство свекровей, недолюбливает меня и считает, что Котенька мог бы сделать более блестящий выбор. 
- А где он живет сейчас? – Осведомилась я не без ехидства. – Кажется, он уже утешился и, наверное, еще при мне…
- Как это где? – Прорвало свекровь, и в голосе ее забушевал гнев. – Конечно, у нас! Мне не понятны твои намеки, пожалуйста, объяснись… - Спохватившись, она умерила свой пыл. – Дашенька, я не понимаю о чем ты, - снова зажурчала она.  – Котька приволокся к нам, ходит черный, как туча, молчит и слушает наши нотации. Ты можешь мне не верить, но мы прочищаем ему мозги, как можем, особенно отец.
- А как же его пассия? – Брякнула я. – Она вцепилась в него, как заноза, вы не в курсе?... – Свекровь ошарашено молчала. – Лично мне он сказал, что живет у нее… Кстати, вы не видели ее, как она вам? – Трубка молчала. – Алло!
- Идиот! – Наконец, выдохнула свекровь. – Нет, отец прав, он идиот! Он что, приволок ее к тебе? Урод!.. Нет, он не говорил нам, что жил у кого-то. Все это время мы думали, что вы жили вместе, в вашей квартире… Уж не та ли это морская свинка, которая на днях сунулась к нам? Эдакая крашеная толстуха с заплывшими глазками? И что, ты хочешь сказать, что он жил у нее все это время?
- По крайне мере, он мне так сказал, - ответила я, -  и, судя по вашему описанию, это она… И я подозреваю, что эти перспективы у Котьки открылись еще при мне…
- Дашенька, это ужасно, - свекровь всхлипнула. – Я ожидала от этого  дурака чего угодно, но только не этого… Это ужасно… Нет, я сейчас же поговорю с отцом, и пусть он вправит ему мозги, как  мужик мужику! Я не прощаюсь, я позвоню тебе, Дашенька!

Я залезла в кресло с ногами, поставила возле себя тарелку с бутербродами и чашку с чаем и включила телевизор. Конечно, за год свекры привыкли жить одни, и Котькино присутствие им в тягость. Котька шебутной. Его нужно обслуживать, снова выделять отдельную комнату, короче, лишние заботы и хлопоты с неудобствами. Квартира – их подарок, и им обидно, что ушел Котька, а не я. И это, видимо, не конец…Котькино благородство будет немало ему стоить!  Теперь свекровь развернет новое следствие – и Котьку выпотрошат окончательно. «Морская свинка» вспомнились мне слова свекрови, метко! Ну, уж ее-то свекровь терпеть не будет!
Новости пролетали мимо моих ушей. Теперь, когда родители все узнали, нужно было набраться терпения и переждать, когда страсти утихнут. Я явно была в более выгодном положении, чем Котька. Надо мной, по крайней мере, не было того надзора, который теперь был над ним. Я даже могла привести к себе кого угодно, хоть любовника. А он… Мать тоже теперь станет пилить меня, но от телефона всегда есть спасение. А Котьке деться некуда. Трубка заверещала. «Мать, - констатировала я, нехотя беря телефон. – Сейчас начнется…»
- Легка на помине,  привет! – Проговорила я. – Только, пожалуйста, не нужно начинать лесопилку! Ну, как вы там?
- Как ты разговариваешь с матерью? – Раздался возмущенный голос. – Наделала дури, и еще хочет, чтобы все было спокойно. Вот погонят тебя из квартиры, и будешь знать. Имей в виду, твое возвращение нас не порадует! – Мать не церемонилась. – Кукуешь? И будешь куковать! Разбежались твои хахали? А ты думала, что тебя расхватают! Как бы не так! Это он долго не будет один! Подумать только, видный парень, умница, красавец – и выбрал такую лохудру! Добро бы еще с умом, а то дура дурой! Ну, скажи мне, чего ты добилась? Нет, для постели ты можешь кого-то найти, но в остальоном… Я даже буду рада за него, когда он найдет себе что-нибудь путное, и не реви и не жалуйся мне тогда!
- И не зареву и не пожалуюсь! – Заорала я. – Между прочим, он уже нашел это путное, и свекровь дала ей от ворот поворот! Можешь полюбопытствовать, и услышать все из ее собственных уст.  И оставь меня в покое!
- Ты законченная эгоистка, - продолжала мать. – Выгнать парня из квартиры! Вспомнила хотя бы, кто вам ее сделал! Котька – настоящий мужик, шапку в руки – и прочь! Другой бы оставил тебя голоштанной и делил ложки и вилки!  Не думай, что ты – подарок! Вовсе нет! С таким характером ты навсегда останешься одна! Ни один мужик не станет терпеть твои выходки, и если ты не возьмешься за ум… Все эти твои фигуры и прочее – яркая вывеска, а что там?.. – Мать тяжело вздохнула. - Нет, Дашка, не выйдет из тебя ничего путного!
Мать умела зацепить за больное. По моей щеке поползла слезинка. Я никак не могла понять, за что так немилосердно и несправедливо она била меня.
- Котька тоже не подарок! – Выкрикнула я. – И это моя жизнь. И если хочешь знать, то моя бывшая обо мне гораздо лучшего мнения, чем ты…
- Набитая дура, - сказала мать, - когда же ты поумнеешь?
Трубка нудно загудела.   

Неделя прошла относительно спокойно. Котька ни разу не позвонил и не приходил, мать упорно молчала и только свекровь, как по часам, продолжала каждый вечер вести со мной льстивые разговоры. Она засыпала меня комплиментами и всевозможными лестными сравнениями, ни разу даже не упомянув о сыне, зато всякий раз рассыпалась в любезностях от имени свекра, делая упор на мои внешние данные.
- Конечно, Дашенька, такая, как ты, не останется одна, - свекровь просто журчала, - Борис Юрьевич до сих пор жалеет, что он уже стар и не может приударить за тобой, а ты, наверное, уже присмотрела кого-нибудь себе?.. – Голосок свекрови делался совершенной елейным и вкрадчивым.
Я дипломатично пропускала фразу мимо ушей и переводила разговор в другое русло. Не признаваться же в самом деле, что у меня никого нет, и даже Вовик дал полный назад, выжидая, что будет дальше.
- Кстати, я вызнала про эту… - свекровь подыскивала нужные эпитеты, - эту толстуху,  которую ты видела… Она помолчала, очевидно, желая узнать мою реакцию.
- Ах, эту… - я деланно зевнула. – Честно говоря, я уже забыла о ней. Меня мало это интересует.
- Я просто к слову, - поспешила уверить меня свекровь. – Это обычная провинциалка, приехала здесь учиться, снимает комнату… Все очень несерьезно…У них ничего не было… - Свекровь снова замолчала. – И она призналась мне, что он не жил у нее.
- Мне все равно… - Соврала я и почувствовала, как сердце мое дернулось от радости. – Мне все равно… Какая разница, где и с кем…
- Он жил на даче, - поспешила опередить меня свекровь. – Послушай, девочка, не нужно рубить с плеча. Вы итак наломали дров. Может, стоит еще подумать, как все поправить? Я же вижу, что он любит тебя… Какие же вы оба взрослые упрямые дети!
«Узнаю тонкую дипломатию, - подумала я, - Котька, как всегда, спрятался за мамину юбку. Представляю, как он им надоел, раз она так сладостно поет мне каждый день!».
- Мы все желаем вам только добра, - не унималась София Аркадьевна. – Так глупо разбежаться… Нет, у Котьки решительно нет мозгов!
Голос свекрови задрожал, и трубка отчаянно запищала. Домашняя тишина, висевшая в квартире, ватой застилала мне уши. Слезливое настроение свекрови валом обрушилось на меня. Мне стало не по себе. Я  тупо слонялась по комнате, гремела на кухне посудой, но чувство опустошенности не покидало меня. Я вдруг ясно ощутила, что мне не хватает его запаха, рассказов о прошедшем дне и даже тех мелких стычек, которые так раздражали меня в той жизни. Мне не хватало его тапок и ворчливости по поводу компьютера, его кофе, который он всегда варил сам по утрам и многого того, что я просто не замечала раньше.
- Это хандра, - сказала я сама себе, разглядывая себя в зеркало. – Это пройдет. Надо взять себя в руки и начать жить заново. Нюня, - я высунула язык. – Что это? – Прямо передо мной, на полочке, лежала Котькина бритва. Я осторожно повертела ее в руках. – Откуда она здесь? - Спросила я сама себя. – Я же сама положила ее ему в чемодан… Да, я точно помню, что положила…
Я оглядела бритву со всех сторон. Это была она. В голове моей круговоротом замелькали мысли: значит, Котька, был здесь и, может быть, не один раз. А позвонить и предупредить так и не удосужился. Извечный трус! Дипломатично подсылает мамашу обрабатывать меня, а сам, за моей спиной, исподтишка продолжает здесь бывать в мое отсутствие! Хорош, нечего сказать! Конечно, это и его дом – но все же! Уговор есть уговор!
Я ухмыльнулась. Ну, это мы еще посмотрим, кто кого. Хватит куковать и нагонять тоску, пора развлечься.   И лучшей кандидатуры, чем Вовик, для моей авантюры не найти. Я решительно набрала его номер. В трубке раздался испуганный голос.
- Я не вовремя? – Осведомилась я, сразу поняв, что он не один. – Ну, не смущайся. Соври ей что-нибудь поправдоподобнее, ведь ты так ловко это умеешь… Тебе не привыкать. И – живо ко мне!
Я совсем не была уверена, что он приедет. Последний наш разговор не давал повода так думать. Вовик любил легкие отношения, а моя хватка пугала и разочаровывала его. Слава ловеласа шагала за ним по пятам, но серьезных отношений он боялся, как огня. Вовик обхаживал всех подряд, по принципу «Бей сороку, бей ворону…», но виртуозно и вовремя смывался, как только очередная пассия начинала капризничать и предъявлять малейшие претензии. Наш последний разговор озадачил его.
- Вот что, голубок, - сказала я ему с насмешкой. – Насколько я могу понять, ты еще тот мотылек… - Я сделала в воздухе пальчиками. – Давай внесем ясность. Живи своей жизнью, но… - я замялась, не зная, как лучше обрисовать ему ситуацию. – Короче, мне нужно развеяться, перебить, то, что было…
- Я не против, - самодовольно заулыбался Вовик, - но почему я?
- Потому что нам обоим ничего друг от друга не нужно.
- Заметано, всегда к вашим услугам, - расплылся он.
Никогда не подозревала в себе духа авантюризма. Но теперь внутри меня что-то дрожало и дразнило и, крутя в руках Котькину бритву, я с наслаждением ожидала нового визита. Мой безапелляционный тон явно ошарашил Вовика. И теперь мне было любопытно, приедет ли он или пошлет куда подальше. От этого зависели все мои дальнейшие грандиозные планы. Спустя всего несколько минут раздался его звонок.
- Еду, - коротко бросил он. – Ты не передумала? На ночь глядя…
- Нисколько, - усмехнулась я. -   Надеюсь, ты уже взрослый мальчик…
Подъезжая, Вовик дал громкий аккордный гудок. Его гудок был особенный и легко отличимый от других. Я выглянула с балкона. Вовик махнул мне рукой и сладко улыбнулся. Громыхнувший лифт возвестил, что он здесь. Я распахнула дверь. Вовик стоял, надушенный, как из парикмахерской и держал перед собой букет. Он ловко поцеловал меня в щеку.
- Примите презент, - в руках его был сувенирный пакет. – Первый визит должен запомниться навсегда, - произнес он, расплываясь в улыбке. – Признайся, ведь ты не была уверена, что я приеду? – Я кивнула. – Между прочим, ради тебя пришлось снять с крючка такую золотую рыбку… - Вовик прищелкнул языком. – Какие страсти произошли в сем уютном уголке? – Он деловито оглядывал квартиру, по-хозяйски заглядывая во все уголки. – Мило, мило, - повторял он. – Уютненько и со вкусом. Так в чем же, собственно, дело?
От его беззаботного насмешливого тона мне стало весело. Приятно было, что он не ломался, а так запросто приехал и держался вполне свободно, как будто был здесь завсегдатаем. Дом наполнился звуками: что-то бубнил телевизор, гремела посуда на кухне и бархатный володькин баритон, казалось,  раздавался отовсюду.
- Рассказывай, - командовал он, помогая мне сервировать стол. – Что у тебя стряслось? Оцени мой подвиг, ради чего я бросился к тебе, как оглашенный, даже не спросив, почему?
Я сбивчиво и подробно начала рассказывать ему все, что произошло после развода. Он слушал, не перебивая, и только изредка кивал и произносил сакраментальную  фразу: «Ну, все ясненько, как божий день». Когда я закончила рассказ, он усадил меня за стол, взял за руку и, глядя прямо мне в глаза, произнес:
- Для начала тебе нужно успокоиться, - он сунул мне в руку бокал вина, - выпьем за нашу долгожданную встречу. Ну, же не бойся…
Рука моя дрожала, и звон бокалов эхом звучал в ушах. Я медленно сделала глоток. Вино было терпкое и густое. От того, что я была голодна, оно сразу ударило мне в голову, и все кругом поплыло в каком-то голубом призрачном тумане. Володькин голос раздавался где-то далеко, и уши мои были заложены точно ватой.
- Налегай на закусь, - проговорил Володька, - иначе тебя развезет. – Он торопливо подкладывал в мою тарелку. – Ешь и слушай умного и опытного дядьку, отличница, - он шутливо щелкнул меня по носу. – Значит, так… Дело твое, как я вижу, вовсе не кончено.  То, что ты дурочка, ясно, как день, но простительно, как женщине. То, что он дурак, тоже очевидно, но уже не простительно, как  мужчине. Пора, давно пора быть уже не мальчиком, но мужем! – Володька утвердительно кивнул, словно я не соглашалась с ним. – Да, не мальчиком, но мужем, - повторил он. Это первое. Второе, ваши предки, то бишь папы и мамы, весьма заинтересованы, чтобы вы помирились, этот факт очевиден и не обсуждается! – Володька поднял указательный палец правой руки. – Да-с, голубушка, очевиден. На кой черт, скажи ты мне, нужны старикам ваши проблемы? Они купили вам уютное гнездышко, сыграли веселую свадебку – и живите в ваше удовольствие! Дележки, суды, размены – кому это нужно? Это же все деньги, нервы и время! А результат? – Он окинул взглядом квартиру. – На что ее можно разменять? То есть вы оба останетесь у разбитого корыта… Так? – Я кивнула. – Пусть даже твой благоверный благороден и ни на что не будет претендовать, - Володька сделал паузу, - тебе достанется все движимое и недвижимое,  у тебя хватит наглости все захапать? Не думаю, что его родичи оставят тебя в покое… Ну, а то, что тебе сейчас поют дифирамбы, понятно – ублажают твое самолюбие, так что не принимай все за чистую монету! Откровенно говоря, твоя маман куда более права… - Вовик осекся. – Ну, без обид, без обид… Третье. Печально, что твой Котик трусоват… Это, конечно, вопрос тонкий и деликатный, но… Все-таки мужик должен быть мужиком! Я – бабник, ловелас и все такое… Я не отрицаю и не обижаюсь, но я не альфонс, и терпеть не могу, когда мужики прячутся за женскую юбку! Таким я советую сменить пол и купить памперсы… Твой, видимо, именно таков, и еще не вырос из подгузников… И хотя он уже бреется, он по-прежнему писается от страха и кричит «Уа!» мамочке! – Володька налил еще по бокалу, и мы снова выпили. – А теперь смотри сюда, - сказал он и приблизил свое лицо вплотную к моему, - четвертое. Я бы с удовольствием переспал с тобой, если бы точно знал, что здесь все кончено. Но это не так. Поэтому все останется, как прежде.
- Мы – друзья? – Едва успела вставить я.
- Ни в коем случае! – Парировал Вовик. – Какая может быть дружба между мужчиной и женщиной? Никогда не верил в эти сказки! Это глупости бывших любовников… Мы с тобой – сослуживцы, товарищи по несчастью, которые коротают свое холостяцкое  одиночество, дабы не протухнуть от тоски и банальностей сущего мира… Я закурю?..
Вовика начинало забирать. Он, вероятно, уже успел немного выпить с прежней своей пассией, и теперь хмель постепенно ударял ему в голову. Он пристально глядел на меня блестящими глазами и молчал. Дым мягко стелился по комнате, впитываясь в тяжелые гардины и ковер.
- И что ты мне посоветуешь? – Спросила я, так же глядя на него в упор.
- Ничего, - ответил он и пустил струйку дыма. – Ничего… Какие могут быть советы в таких вещах?
- В таком случае, что бы ты сделал на его месте?
- Я? – Вовик долил в бокалы остатки вина. Я…Я бы сказал, что я дурак, бухнулся тебе в ноги и купил эту чертову шубу! – Он расхохотался.
- Я начинаю завидовать твоей будущей жене, - серьезно сказал я. – Интересно, кто будет эта счастливица? Ты еще не решил остановиться?..
- С этим не нужно спешить! – Вовик снова поднял указательный палец. – Я женюсь либо по большой любви, либо по большому расчету. Но с первым пока полный пролет, а со вторым еще не пришло время. Я разочаровал тебя? – Он кокетливо глянул исподлобья. – «Ах, женщины, в вас искуса так много…» - пропел он и рассмеялся.
Мы просидели всю ночь, болтая ни о чем и попивая кофе. Хмель потихоньку выветривался, и мне вдруг стало неловко перед ним, что я дернула его и заставила заниматься собой, втянула в дрязги своего семейства, которым сама была глупой капризной причиной. Теперь Володька не казался мне таким уж легкокрылым мотыльком, порхающим с цветка на цветок, и я решила не называть его больше «Вовиком», как уничижительно звали его все, а только Владимиром или Володей. То, что он сразу приехал ко мне, забросив все свои дела, показало мне, что он тонок, смел и решителен, и, если надо, он не будет прятаться за чью-то спину. А все, что мы считали пустозвонством, просто игра на публику, которой он прикрывает то настоящее, что не хочет раскрывать перед всеми.
- А ты не боишься, что начнутся всевозможные сплетни, когда мы подъедем, и нас увидят вдвоем? – Спросила я.
- А ты? – Я отрицательно покачала головой. - Да черт с ними со всеми! – Беззаботно проговорил Володька. – Кому какое дело – холостая баба и холостой мужик! Пусть хоть без зубов от сплетен останутся! Держись, старуха! – И он заговорщически мне подмигнул.

Теперь мы точно были с ним заговорщиками. За спиной шли жаркие шепотки, но мы стойко молчали и делали вид, что не понимаем никаких намеков. Нас даже смешили смущенные говорки, стихавшие при каждом нашем появлении. Но о том, что я в разводе, мы оба продолжали молчать. А между тем…
 В квартире то и дело начали пропадать мои и появляться Котькины вещи. Его сигареты, носовые платки, недопитый кофе и запах его одеколона – все говорило о том, что он здесь бывал. Смущало и злило меня только то, что каждый раз исчезала моя мелочевка, что раздражало и злило меня, как будто Котька специально хотел досадить мне. Я постоянно искала то свою новую юбку, то колготки, то косметику. Но когда из дома начали исчезать посуда и более крупные вещи, я взбесилась окончательно.
- Представляешь, - жаловалась я Володьке, - он совсем обнаглел. Мало того, что он таскает и портит в доме  бытовые вещи, так он еще берет и мои. И это явная провокация… Не понимаю, что ему надо… Если он хочет со мной поговорить или что-то выяснить, не проще ли было бы просто встретиться или хотя бы позвонить…
- Ты сама оставила ему ключи? – Спросил Володька, закуривая сигарету и пуская сизые колечки дыма в потолок курилки, где мы уединились с ним вдвоем.
- Конечно, это же и его дом… - растерянно подтвердила я. – Понимаешь, было бы просто свинством с моей стороны…
- Понимаю, - Володька потер переносицу и пристально посмотрел на меня. – Твоя бывшая продолжает тебе звонить?
- Как по часам.
- Знаешь, я не думаю, что это он. Скорее всего это она… - Он пустил новое колечко и с усмешкой посмотрел на меня. – Мужик не станет брать такую ерунду, как твои колготки или помада, если, конечно, он не псих и не страдает клептоманией…
- Котька не  псих и не клептоман, - поспешила ответить я.
- Тогда это только баба, и скорее всего твоя бывшая свекровь, - Володька затушил окурок и взял меня под руку. – Ну, сама пойми, на кой черт ему твои колготки? У мужиков несколько  иные интересы… Но посуда, помада – это же такое бабство! Неужели ты не понимаешь?
- Откровенно говоря, я и сама так же точно думала. Но… кроме этого пропало и кое-что, что явно выпадает из интересов женского любопытства. – Володька выжидательно посмотрел на меня. – К примеру, инструменты – сверла, ножи…
- Это уже интереснее, - Володька закурил новую сигарету. – Надеюсь, твоя бывшая свекровь не мужик в юбке? – Я отрицательно покачала головой. – Тогда это мужик… Твой благоверный мастеровой парень?
- Да как сказать…
- Ясно. А свекор?
- Он да! Все и везде сам…
- Значит, твои свекры бывают у тебя в гостях вместе… - Володька ухмыльнулся. – Итак, по мелочевочке прибирают себе к рукам, что плохо лежит, а тебя просто дергают, чтобы не дать тебе успокоиться и забыть их. Квартирка-то все-таки не твоя… Еще не известно, что они поют твоему Котеньке, может, ему и вовсе не сладко среди них… Кстати, а как родная маман?...
Я спохватилась. Действительно, она уже давно не звонила мне, и я за своими делами не жаждала услышать ее очередные ругательства, которые непременно горохом посыпались бы в мой адрес. В таких случаях я предпочитала делать паузу, чтобы дать ей остыть и сменить гнев на милость.
- Не звонит, и я ей не звоню, - пожала я плечами и покраснела. – Это тоже что-то значит?
- Трудно сказать, - Володька  пожал плечами, - я же ее совсем не знаю. Только странновато, что она вдруг так резко замолчала. Обычно, мамаши любят заниматься лесопилкой и так просто не сдаются… На твоем месте я бы поинтересовался, в чем тут дело… Судя по твоим словам, она очень благоволила к зятю…
Я представила, как моя мать, грузная и тяжелая на подъем женщина, крадучись вскрывает мою квартиру и лазает здесь по шкафам и ящикам, запихивая в сумку всякую ерунду, и рассмеялась. Плести интрижки – не ее конек. А вот свекровь…
- Даю гарантию, что это не она. – Я очертила вокруг себя круг. – Сто двадцать шесть килограммов живого веса не способны творить интриги! Жаль, что ты никогда ее не видел, у тебя бы никогда не возникло таких подозрений!
- Ого! – Хохотнул Володька. – Вот это теща! Глядя на тебя, никогда бы не подумал о такой наследственности. С такой солидной дамой лучше не ссориться и жить в мире… А то… - Он окинул себя взглядом. – Явно разные весовые категории… Один ее удар – и ты в космосе с угрозой невозврата на старушку планету… Надеюсь, папаша не столь могуч? 
- Не столь, но тоже не худышка, - улыбнулась я. – Так что…
- Так что Константину надо быть аккуратнее, - заключил Володька. -  В случае чего его ждут неземные приключения.
В курилку повалил народ, и мы поспешно ретировались. Наши разговоры не подлежали обсуждению. Шипение за мое спиной нарастало день ото дня, но меня это только забавляло. На колкие вопросы и намеки Володька делал томные глаза и слащаво улыбался, продолжая молчать и тем самым распаляя моих недоброжелательниц еще больше. Про нас молотили уже всякую чепуху, а мы, заслышав очередную сплетню, только перемигивались и загадочно улыбались друг другу.
- И что мне делать? – Спросила я уже на ходу в коридоре. – Полиция? Засада?
- Фю, - присвистнул Володя, - это не ворье… Засада? Глупо… Сидеть и караулить стариков… Говорю тебе, это они… А Костик тебе так и не звонил ни разу? Как вы там с ним договорились?
- Он может приходить, но с предупреждением.
- Смени замки и позвони матери, - перед самой дверью в отдел посоветовал Володька. – А теперь, - он прижал палец к губам, - молчок! Рано или поздно, все тайное становится явным!
Я с ужасом замечала, что Володька нравится мне все больше и больше. Его легкость и непринужденность в обращении, умение молчать и совершенное наплевательство на все, что говорили о нас у нас за спиной, льстило моему женскому самолюбию. Мне было с ним весело и легко, и я сама того не сознавая, отчаянно начала бороться за то, чтобы понравиться ему по-настоящему. Но он по-прежнему держался со мной в рамках приличия и не позволял себе ничего сверх меры, и я не могла понять, понял ли он, что я уже перешагнула эту черту. Я старалась не показывать вида, и то, что болтали за моей спиной, было моим спасательным кругом, потому что выросло из ничего, а теперь стало неожиданной правдой, которой я боялась.
Вечером я звонила домой, благоразумно умалчивая обо всем, что творилось в квартире. Мать отвечала односложно и нехотя, явно не желая со мной разговаривать. Она уже не ругалась, но еще не сменила гнев на милость.
- Порхаешь там, - проворчала она, - проворонила мужа и хоть бы хны! Тут, вон, к нам гости едут в институт поступать… Репетитора, говорят, хорошего нужно… Так ты бы Костика своего попросила, не откажет поди… Опять же деньги дополнительные… Позвонила бы ему…
- Не а, - я решительно замотала головой в знак отрицания, как будто мать могла меня видеть, - не а! Звони ему сама. Надоели ваши хитрости, итак чуть не каждый день… - я закрыла рот, чуть не проговорившись о том, что происходит в доме.
- Какие хитрости! – Возмутилась мать. – Не городи огород, позвони! Парень он толковый, уважительный, не откажет!
- Вот и позвони ему сама, - парировала я, - а мне недосуг. Между прочим, он мне ни разу не позвонил! Свекровь, та каждый день названивает.
- И мне звонит, - призналась мать. – Жалеет вас дураков, что развелись. Тебя все нахваливает, да зря, видать. Эх, ты, дуреха!
Мать не заставила себя долго ждать. Она даже была рада причине позвонить Котьке, и, получив от него согласие, сразу же уведомила меня об этом. Радости ее не было предела. Она так же рассчитывала на наше примирение, поэтому тут же позвонила мне с предложением приехать. К тому же приезд родственников требовал вежливого обязательного  визита. Ехать мне не хотелось. Я сразу представила довольные физиономии матери и отца и поддакивающую им тетку, умильно шаркающих ножками перед Константином каждый со своей целью, и сморщилась, как от лимона.
Володька тоже поморщился на новости, но посоветовал сходить, чтобы не злить родителей и не давать еще одного повода к разладу. Я доверялась и откровенничала с ним все больше и чувствовала, что вот-вот меня прорвет, и я брошусь ему на шею. Он держался молодцом, внимательно выслушивал меня, но не проявлял ко мне ничего, кроме дружеского участия. Я злилась и страдала одновременно. И скорее в пику ему, чем по собственной воле, согласилась пойти в гости к матери.
После обычных в таких случаях поцелуев и восклицаний тетка и мать уселись на кухне обсуждать мои проблемы. Котьки еще не было, и они отводили душу, всласть перемывая нам косточки. Мне досталась участь развлекать двоюродную сестру Шурку, девку любопытную, шуструю и до чрезвычайности чувственную. Она была крупная, про каких говорят «кровь с молоком», круглолицая и смешливая, с острым блестящим взглядом и кокетливым лукавством, выдающим ее явный интерес к мужскому полу. Спрашивать о чем-то меня она стеснялась, но я видела, с каким жарким любопытством поджидает она прихода Котьки.
Звонок оборвал все наши разговоры, и мать, сделав нам жест молчать, пошла к двери. Следом за ней выплыл отец, встречая его так, как будто мы до сих пор были женаты.
- Здравствуй, здравствуй, - он обнял его и широким жестом пригласил пройти в комнату. – Давненько не был, заждались мы тебя. Ну-ка, мать, как там у тебя дела? Тащи-ка на стол все! Гости у нас нынче, вот… Знакомьтесь, давайте.
Тетка и Шурка смущенно протянули ему руки. Котька пожал их и вопросительно посмотрел на мать.
- Она, она, - мать расплылась в улыбке, - ты уж постарайся, сынок, Шурка девка толковая. Пусть учится, если хочет.
- Ты ее, милок, не жалей, - застрекотала тетка, - она девка с ленцой, так ты построже с ней. На уме-то гулянки да ребята… Вот не сдай мне только… - Тетка ткнула Шурку кулаком. – Отец тебе тогда покажет!
Мне показалось, что Котька похудел. Увидев меня, он  торопливо опустил глаза  и пробурчал что-то вроде «Рад видеть». Я поздоровалась и сразу пошла на кухню, помогать матери накрывать на стол. Шурка так и впилась в него глазами, рассматривая со всех сторон, словно прицеливаясь.
- Бесстыжая, - дернула ее мать, - нечто так можно… Дашка тут, все, а ты… Не твово поля ягода…
Мы оба  испытывали чувство неловкости, как при первом знакомстве, ощущая на себе пристальное внимание всех. Тетка наставляла Шурку на учебу, заставляя ее слушаться Котьку во всем, и просила мать тщательно следить за ней. Котька помалкивал и только изредка бросал в мою сторону быстрый взгляд. После нескольких рюмок разговор потек более непринужденно, и мать, оглаживая Котьку по плечу, начала про свое.
- Ты на нее, зятек, внимания не обращай, - кивала она на меня, - что с нее взять… Она у нас сроду с гонором! Ты со мной вась-вась, а ее мы утолчем!.. Я ей рога-то быстро обломаю. Ишь, в дурь поперла!
- Она у нас с дуриной, с дуриной, - вторила тетка. – Ты ее не слушай, мало ли чего скажет…  Это ж надо до развода дело довести! Дурища эдакая! – Тетка укоризненно качала головой. – Выросла здоровенная, а ума и нет! Вот и эта такая же, с дурью, - она кивнула на Шурку, - тоже батя упрямый. Что вобьет в голову, так не выбьешь колом! В Москву поеду сдавать – заждались тебя здесь, в Москве-то… Нет бы попроще чего…Так нет, в Москву! Попробуй только, не сдай! Он тебе отец-то пропишет Москву!
Льстивые слова в адрес Котьки лились потоком. От пристального внимания и множества приятных слов он покраснел и явно был не в своей тарелке. «Умасливают, как меня свекровь, - подумала я. – Распрыгались! И Шурка глазами так и зыркает, того и гляди Котьку съест. Ой, не институт у тебя на уме, девуля! Замуж хочется!».
Я вышла на балкон. Почти тут же, следом за мной, вышел Котька. Сунувшуюся, было, за нами Шурку тетка вовремя схватила за руку, давая нам побыть наедине и поговорить с глазу на глаз.   
- Ну, как ты? – Спросил Котька, прикурив. – Весело живется? Не жалеешь?..
- А ты не знаешь? Не интересовался, не приходил? – Я поняла, что сейчас все прояснится.
- Не приходил. Мать все уши проела. Отец тоже зудит, хоть домой не приходи… С утра до вечера одно и то же: что натворили да что наделали! Мутит уже… И злесь то же самое…
- Тогда что мне думать, - осторожно начала я, словно боялась спугнуть его, - твои вещи в квартире появляются, мои исчезают… Не подскажешь, что за барабашки к нам заходят? Ключи кому-нибудь давал?
Котька ошалело посмотрел на меня и скривился.
- О. черт! – Воскликнул он. – Я  тут бритву искал, носки… Под руку твои штуки попадают… Я уж думал, вы с матерью потихоньку встречаетесь за моей спиной… Спрашиваю, никто ничего не брал, не видел… Ключи? Ключи у меня, никому не давал… Лежат себе и лежат, не приходил я…
- Ну, так это твои родичи,- сказал я, - поиграть на старости лет решили… Вот и дергают нас с тобой за ниточки. Мне София Аркадьевна каждый день звонит, лазаря поет. А тебе мои дифирамбы слагают! С обеих сторон только и слышится: «Чего двум дуракам не хватало!».
- Ты не ответила, - напомнил Котька. – Ты жалеешь?
- Раньше – да, теперь – не знаю…
Перед моими глазами стояло лукавое насмешливое лицо Володьки. Вот сейчас, скажи я только одно «жалею» - и всё, мы вместе, все будут довольны, уйдут эти дурацкие визиты за спиной и нудные родительские нотации. А мне нечего ему сказать, потому что теперь я сама ничего не знаю и, может быть, впервые боюсь согласиться или отказать ему. 
- У тебя кто-то появился, - Котька обреченно вздохнул. – Я так и знал. Скажи, я прав? Это… Вы вместе работаете или…
- У меня никого нет, - твердо заявила я и отвернулась. – Не городи чепухи. Лучше вспомни, как мы с тобой поженились. Какой-то анекдот… Давай хотя бы теперь не будем спешить и делать скоропалительные выводы. И если дело в квартире, то…
- Дело не в квартире, - Котька разозлился. – Живи на здоровье! Просто, если честно сказать, я уже десять раз пожалел. Ну, хочешь, я куплю тебе эту шубу, и пусть я буду ездить на своей колымаге еще год, не беда, хочешь?
Что я могла ответить? Что не в шубе дело? А что-то в самой во мне произошло такого, что я не могу понять сама. Что причиной всему этот ловелас, который ни единым намеком не дает мне возможности надеяться на что-то серьезное? Что я пытаюсь справиться с собой, но все напрасно? И что, конечно, он завидный и беспроигрышный вариант, за который нужно было бы держаться зубами и когтями?
Я проскользнула в комнату. Тетка и мать напряженно смотрели на меня, немо выспрашивая, что и как. Я пожала плечами. Мать укоризненно покачала головой, сразу поняв, что все остается по-прежнему. И только Шурка смотрела на меня довольными блестящими глазами.
- Мне пора, пойду, - сказала я, - завтра рано вставать. Еще увидимся.
- Я подвезу, - Котька протиснулся вслед за мной в прихожую. – Мне тоже пора. Все будет хорошо, - он поглядел на тетку. – Не волнуйтесь, подготовим!
Мы доехали, не проронив ни слова. Котька  ждал, что я приглашу его к себе, но я упорно молчала. У самого дома он остановил машину, и мы еще немного посидели, не зная, что делать. Наконец, он решился и полез целоваться.
- Не надо, - я вырвалась из его цепких объятий,- не надо, прошу тебя! Поздно…
- Что поздно? – Переспросил он. – Мы не маленькие…
- Я не в том смысле, - ответила я. 
 
Я долго не могла уснуть. Впервые за все время развода я плакала горючими слезами, уткнувшись в подушку, и радовалась, что никто не может меня увидеть, и я могу дать полную волю своим слезам. Я не жалела о прошлом, которое безвозвратно ушло, не думала о будущем, потому что не видела перспектив, я плакала о настоящем, о том, что никак не давалось мне в руки, а просачивалось, как вода сквозь песок, оставляя мою жаждущую душу сохнуть в одиночестве. Я не помнила, как я уснула, провалившись в тягучую темноту сна, но он не принес мне отдыха. И когда зазвонил будильник, я почувствовала себя разбитой и немощной, как дряхлая старуха, дни которой тают, как прошлогодний снег.
День был серым, и все вокруг казалось мне серым. Я нехотя выпила кофе и так же нехотя поплелась на работу. Мое душевное состояние нарисовалось на лице, точно в зеркале. И сослуживцы тревожно и непонимающе поглядывали на меня, перешептываясь между собой. Я ждала Володьку, как спасательный круг. Он как назло опаздывал, и от этого мне становилось еще муторнее. В голову лезла всякая чушь. Мне вдруг представилось, как сейчас он едет с очередной подругой на машине, весело болтая ни о чем, и меня охватила ярость. Я почувствовала, что внутри у меня все дожит, и вот-вот вырвется наружу, как лава из жерла вулкана, и тогда…
- Ты что такая злая? – Раздался Володькин голос из-за моей спины. – Что-то случилось? Ну, не томи, рассказывай!
- Где ты был? Почему опоздал? – Прошипела я и почувствовала, как волна удушья заливает мое лицо густой краской.
- Ого! Что за семейная сцена? – Удивленно и насмешливо проговорил Володька, окатывая меня презрительным взглядом. – Мадам, вы ошиблись адресом, я не ваш муж и не обязан давать Вам отчетов о том, где и с кем я бываю. Кажется, я не давал тебе повода…
- Не давал, - злость просто распирала меня. – Ты никому не даешь повода. Ты все делаешь так, как тебе удобно или выгодно, - проскрежетала я.
- И какую же выгоду я поимел от тебя? – Володька начинал психовать. – Выслушивать твои жалобы и бредни, а потом нянчиться с тобой, как с девчонкой? Я, кажется, сразу сказал тебе, что…
- Я помню, - перебила я. – Не повторяйся… Только все получилось иначе, чем я думала.  Короче… - я чуть было не сказала ему, что влюбилась в него, но запнулась и выпалила первое, что пришло на ум, -  короче, Котька зовет снова замуж.
- Отлично! – Володька помягчел. – Так в чем же дело? Выходи, ты сразу убьешь двух зайцев – положишь конец родительским распрям и вновь обретешь статус замужней женщины с перспективным, завидным и надежным мужем. Вы что, виделись? Не тяни кота за хвост…
Я долго и обстоятельно, со всеми подробностями рассказала ему о вчерашней встрече. Володька ликовал. «Что я говорил!» - читалось по его лицу, когда я рассказывала о пропавших вещах. Он снова был легок, изящен и лукав.
- Не понимаю только твоего похоронного вида, - произнес он, когда я закончила рассказ. – Все прекрасно, подруга. Лед тронулся! Теперь твой Котька прижмет мамашу, и она больше не будет соваться к вам! Все наладится, старуха!.. Не упускай момент, бери своего Котьку, пока он еще тепленький! И не забудь пригласить на эту… ну, что у вас там будет…
- Ты дурак или прикидываешься? – Я, не моргая, смотрела на него в упор.
- И то и другое, - мрачно подтвердил он. – Дурак, потому что связался с тобой, а прикидываюсь, потому что не хочу наломать дров! Слушай, Дашуня, тебе было все сказано с самого начала, так что…
Моя удаляющаяся спина еще долго чувствовала его пристальный взгляд. Было стыдно, гадко и противно. Самолюбие мое было уязвлено до предела. Я с головой погрузилась в работу, и впервые была благодарна начальству за то, что меня загрузили под завязку. Работа была срочная, нудная , и я, как буравчик, начала вгрызаться в нее, отвлекаясь от своих больных мыслей.
Володька словно провалился, и целых три дня мы не виделись, избегая друг друга. Свекровь и впрямь прекратила изводить меня своими звонками, зато мать и Шурка звонили теперь наперебой, каждая излагая свои новости. По-видимому, Котька старался вовсю, потому что мать просто исходила елеем.
- Ох, и молодец парень! – Трещала она в трубку. – Как взял Шурку в оборот, продыха ей не дает! Строго с ней, не то, что с тобой, дурочкой! Этот точно подкует на все четыре ноги! – Мать вздыхала. – Ты бы приехала, ведь мучается парень! Уж он и мне… поговорите, мол, с Дашенькой. Дашенькой тебя зовет, любит, значит. И то сказать, по дури дел натворили, только людей смешить! Помирись с ним, дочка, да и живите с богом!
Шурка трещала свое.
- Мне бы такого, Дашка, - жарким шепотом шипела она мне на ухо. – Завидую тебе! Ты спроси у него, может, и мне что найдется… Кабы ты мне не сестра, отбила бы его, ей богу!
Пару раз Котька звонил сам и даже наезжал в квартиру, но без меня. Приехать, когда я была дома, он не решался. Я не приглашала, ускользая от его разговоров о новом браке всякий раз, как только он начинал заговаривать об этом.
- Ты что думаешь, он тебя долго будет уговаривать, - улещала меня мать, - держи карман шире! Такие на дороге не валяются! Прошляпишь малого! Поглядит он поглядит на тебя да и плюнет! Не думай, что уж больно хороша, получше есть! И будешь сидеть ветра дожидаться… Много ли к тебе за то время прибилось? Не видать никого…
Я не спорила, не ругалась и не оправдывалась. Замутненная душа моя, лишенная покоя, болела и ныла. «Коготок увяз – всей птичке пропасть!», – стучало у меня в голове. Если бы раньше, если бы сразу… Я вдруг стала замечать все Котькины огрехи, все недостатки,  которых не замечала раньше, как под увеличительным выпуклым стеклом. Даже его одеколон, который так нравился мне, стал раздражать меня своим терпким густым запахом до тошнотворной дурноты. Я, как зверь, загнанный в клетку, металась, не зная, что мне делать.
Нашу с Володькой размолвку моментально просекли в отделе, и за спиной посыпались новые шуточки. Володька ехидно отшучивался или отпускал скабрезные колкости, зато я реагировала болезненно, что вызывало у окружающих еще большее любопытство. Особенно старались женщины.
- Говорили же тебе, - сострадали «доброжелательницы», - не ты первая, не ты последняя. Бабник, что с него взять? Ни одну юбку не пропустит мимо. Хорошо еще до Костика твоего не добежали… А то, знаешь, сколько таких «умников» бывает… 
Котька зачастил. Он звонил на работу и домой и делал вид, что все в прядке. Я пропускала мимо ушей все его рассказы, но старалась скрыть свое раздражение. «Уж лучше худой мир, чем добрая ссора», - думалось мне, и я терпеливо выслушивала его тирады.
Володька здоровался со мной сухо и официально, по-прежнему избегая встреч с глаза на глаз. Оба мы чувствовали непонятную неловкость, которой нужно было положить конец. Я решилась сделать первый шаг.
- Не будем давать повода блудливым язычкам, - сказала я ему при очередной встрече почти одними губами.
Он ничего не ответил и только кивнул в знак согласия. Я поняла, что он опасается  меня и не верит в искренность моих слов. Мне очень хотелось поделиться с ним последними новостями, но он не давал мне  возможности уединиться с ним хотя бы на несколько минут. Я паниковала, понимая, что Котька заходит все дальше и дальше, и все упорнее начинает оказывать на меня давление, намереваясь все вернуть назад. Тогда я решилась.
- Пойдем покурим, - сказала я ему, как можно непринужденнее, прямо при всех и двинулась в курилку. Следом за мной слышался гул его шагов. Я обернулась. Володькин взгляд был напряжен и насторожен. – Успокойся, - сказала я одними губами, - здесь нет никаких подвохов.
Я не курю и не люблю курящих женщин. Но иногда, когда требуют обстоятельства, «балуюсь» ради пользы дела. Володька протянул пачку. Мы закурили и несколько минут молчали.
- Ну, - наконец, не выдержал он, - что там опять?
- Котька гнет свою линию, - сказала я,  затягиваясь и покашливая от непривычки. – Дело идет к развязке. Я думаю, скоро он поставит вопрос ребром.
- Выходи, - коротко бросил Володька. – Чего ждать? Я птица прилетная – то тут, то там… Выходи!
- А потом?
- Что потом?
- Как мы будем потом? – Голос мой предательски задрожал.
Володька бросил в мою сторону отрывистый взгляд. Щека его дернулась, и мне стало ясно, что он занервничал. Выяснять отношения было не в его правилах.
- Разве я что-то обещал, - сказал он и неторопливо стряхнул пепел, - я всего лишь твоя «Скорая помощь», - он снова посмотрел мне в глаза, - разве не так?  Теперь, когда все на мази, я спокойно и незаметно могу удалиться и заниматься, чем хочу, не так ли?
Комок в горле душил меня и мешал мне дышать. Я торопливо пыхнула сигаретой, стараясь проглотить его как можно глубже, но он предательски стоял колом и продолжал меня душить. Слезы закипали у меня на глазах, и я отвернулась.
- Пройдет время, ты перебесишься, - продолжал Володька, - и все встанет на свои места. Потом еще сама будешь вспоминать эту историю с насмешкой. Ты большая фантазерка, Дашка… Ну, что ты там сама себе…
- Я влюбилась в тебя, а ты, - бабахнула я ему прямо в лицо, - а ты, как последний дурак, несешь какую-то чушь и делаешь вид, что ничего не произошло. Это серьезно, понимаешь, для меня серьезно… - Слезы текли по моему лицу рекой. – И Котька, он хороший, он даже намного лучше меня, но он мне не нужен, понимаешь, не нужен! – Я уже почти кричала.
Володька плотнее прикрыл дверь в курилку.
- Не хватает только, чтобы все услышали, - сказал он неожиданно спокойным голосом. – Успокойся и иди умойся. Не реви, а то будешь некрасивая. Забыла, что ты мне обещала?
- Я не хотела, - торопливо вытирая лицо, оправдывалась я, - правда, не хотела. Все вырвалось само собой. Это так странно, - я боялась посмотреть на него, - я раньше, как будто и не замечала тебя и вдруг… Совсем ни с того, ни с сего… Сама не знаю как… Ты только не думай плохо, это не ловушка или как там называется…
- Татьяна Ларина, - улыбнулся Володька. – Никогда не думал дожить до того, что мне будут объясняться в любви. И какой ответ ты надеешься от  меня услышать? Онегина или Гремина?  - Володька явно отшучивался и пытался разрядить обстановку. – Мой ты уже знаешь…
Дверь в курилку приоткрылась, и веселенькая компания попыталась войти. Я грубо отпихнула их и резко захлопнула дверь перед самым их  носом, придерживая изнутри, чтобы никто не мог войти.
- Подождете, - рявкнула я, - дайте людям договорить! – За дверью раздались смешки. – Красивее – найдешь, моложе – найдешь, богаче – найдешь, а лучше меня – не найдешь! – Выпалила я ему в лицо и выскочила из курилки.
- Кто там кого насиловал? – Раздалось у меня за спиной.
- Я его до изнеможения! – С издевкой бросила я и ехидно улыбнулась. – Желаете?
- Оооо! – Заржали мужики. – И кому же так повезло, неужели нашему ловеласу? Колись, Вовик, как прошла процедура?
Курилка ржала и гоготала на весь коридор. Ехидные шуточки сыпались на Володькину голову, как из решета, он едва успевал уворачиваться.
- Вот это Дашка! – Летело мне вслед. – Какие скрытые возможности таят в себе наши скромницы! Нет, вы только посмотрите – и все ему, все ему! Ну, хоть бы о других чуть подумала! Многие тоже не против…
К моему удивлению, сплетен не последовало. Мужики галантно молчали и делали вид, что ничего не произошло. Женская половина, занятая своей  обычной мышиной возней, ни о чем не подозревала. Странно, но я не испытывала теперь ни стыда, ни страха, ни сожаления о содеянном. Я даже была рада, что все произошло так спонтанно и неожиданно. И, выплеснув все, что копилось у меня внутри, обрела какую-то непонятную уверенность в себе. Я, как змея, поменявшая кожу, ощутила себя по-новому, другой и незнакомой, которую не знала еще я сама.
И мать и Котька сразу ощутили во мне эту перемену. Я словно смотрела на все со стороны чужими глазами и потому более снисходительно, чем до этого. Мое всегдашнее нетерпение умягчилось, и раздражение перешло в легкую насмешливость, которая повергала Котьку и мать в стопор. Они никак не могли понять, что произошло, и только наперебой задавали один и тот же вопрос: «Что случилось?».
- Ничего, - насмешничала я, - наверное, повзрослела…
Вопреки моим ожиданиям, Володька не  дичился и не избегал меня. Частенько, глядя в его сторону, я встречалась с ним глазами, и мы вели немой, понятный только нам двоим, диалог.
Я не надеялась ни на какое чудо и не строила относительно него каких-либо планов, но моя внутренняя уверенность дала мне ту свободу, которой не было раньше, и теперь я смотрела на него не просто глазами влюбленной девчонки, а женщины, постигшей некое таинство, приходящее только с возрастом и опытом испытанных переживаний. Никогда не любившая женского общества и всегда сторонившаяся его из-за вечных дрязг и сплетен, я теперь была столь равнодушна ко всем пересудам за спиной, что, не встретив с моей стороны никаких переживаний и оправданий, злословие стихло само собой, агонизируя в собственной паутине, где для него не было пищи.
Жизнь текла размеренно и спокойно, окатывая меня волнами родительских забот и Котькиных домогательств. Направляемый свекровью, он становился все настойчивее, чаще бывал в квартире, и, подбодряемый моими родителями, упрямо подвигал меня к заключению повторного брака. Вся родня, включая восторженную Шурку, словно сговорилась и жужжала на одной ноте, как осенняя муха. Я терпеливо выслушивала их речи, отмалчивалась или в очередной раз говорила: «Подумаю…».
- Сколько же можно думать? – Возмущалась мать. – Не морочь парню голову! Любая другая вцепилась бы в него руками и ногами, а ты.… Ну, чего ты тянешь, чего ждешь? Когда он плюнет на тебя и найдет себе что-нибудь получше? Возьмись за ум и иди замуж! Только не молчи и не говори мне «Подумаю…». Все эти твои думы – одна пустота. Скажи мне, чего ты добиваешься?
- Ничего… - Мать зловеще молчала. – Ничего… - Повторила я. – Мне от него ничего не нужно. Просто… А ничего, что я люблю другого человека?
Несколько секунд трубка молчала, потом в ней что-то захрипело, и чужой осипший голос, запинаясь и спотыкаясь на каждом слоге, с ужасом выдавил из себя что-то нечленораздельное.
- Кккто… за-ччееем… от-ккку-ддда –
- Ты не волнуйся, - поспешно затараторила я, зная, что у нее больное сердце. – Ничего страшного… Он очень хороший человек. Мы вместе работаем… Ты слышишь меня, ма?..
- Слышу, - наконец оправилась мать. – И что, он сделал тебе предложение? Кто он вообще… Ты никогда ничего мне не говорила о нем.
- Просто нечего было говорить, - призналась я. – Он ничего мне не предлагал, это я объяснилась ему в любви.
- Дурища! – Закричала мать. – Он хотя бы не женат?
- Не женат!
- И сколько ему лет, этому твоему избраннику? – Закипала мать. – Ты что с ним уже спала, и Костя знает об этом? Отец, ты слышал, что натворила наша дурища? Выброси из головы свою дурь и немедленно выходи за Котьку, иначе будет поздно!
  - Сначала я еще раз поговорю с обоими… - резко ответила я. – И не надо на меня орать, я не ребенок! Это моя жизнь, хватит учить меня жить!
Я и сама понимала, что нужно прибиваться к какому-то берегу и, наконец, решать нашу с Котькой проблему. Нахально оставаться в чужой квартире и быть притчей во языцех всей Котькиной родни мне претило. Но и возвращаться под крыло родителей с их извечными нравоучениями и наставлениями мне уже не хотелось. Их любовь и привязанность к Котьке могла перерасти в незаслуженную ненависть к Володе, который ни в чем ни перед кем не был виноват, но на которого посыпались бы все мыслимые и немыслимые обвинения в развале нашей, как я теперь поняла, так и не сложившейся семейной жизни.

Володька сразу все понял. Он первый подошел и предложил встретиться. Обычно мы обсуждали наши проблемы в курилке, но после того случая, решили поговорить без чужих глаз и ушей.
- В кафешку? – Спросила я, усаживаясь с ним рядом на переднем сиденье.
Володька молча вырулил на дорогу. День был шебутной, и мне очень хотелось расслабиться и посидеть где-нибудь в тихой спокойной обстановке, где не нужно было бы прятаться от чужого любопытства и назойливых взглядов. Поток машин густо облеплял нас со всех сторон.
- Попробуем проскочить, - сказал Володька, перестраиваясь в другой ряд. – Должно же, черт возьми, хоть в чем-то повезти… - Он мельком глянул на меня. – Последний и решительный бой?..
- Мы едем в кафе? – Снова переспросила я.
- Нет. Увидишь… - Он ловко лавировал по шоссе.
Сердце мое тревожно застучало. Я положила свою ладонь на его руку, лежащую на руле, и впилась в него глазами. Мы пробирались среди машин, выслушивая за собой гудки и резкие окрики. Володька спешил и гнал, словно боялся опоздать. Его напряженное лицо говорило мне о том, что он тоже готовится к предстоящему разговору, и, видимо, прокручивает в голове что-то свое, важное, что хочет сказать мне в этот последний разговор.  Я чувствовала, что сегодня случится что-то долгожданное и судьбоносное для меня, и желала и боялась этого.
Машина резко свернула в переулок и остановилась во дворе большого семнадцатиэтажного дома. Двор был затенен деревьями и кустами, и у подъезда белой краской размечены стоянки авто. Володька ловко припарковался на свое место.
- Это твой дом? – Догадалась я. – Ты пригласил меня в гости?
- Да, я здесь живу, - ответил он и пронзительно посмотрел на меня. – Извини, что не в кафе… Я думаю, здесь будет удобнее… - Я почувствовала, как меня начала бить нервная дрожь. Нет, я не боялась его и не думала о чем-то плохом, но неожиданное его предложение застало меня врасплох, и я никак не могла скрыть своего волнения. – Там никого нет, и нам никто не помешает, - сказал он и взял меня за руку. – Ты боишься? – Я отрицательно покачала головой. – Ты вся дрожишь…
- Волнуюсь, как девчонка, - призналась я, - эти твои вечные сюрпризы…
- Должен же был когда-нибудь состояться ответный визит, - мне показалось, что он начал злиться, - так хотя бы под конец… Не беспокойся, будет не хуже, чем в кафе…
- Любопытно посмотреть, как ты живешь, - сказала я, не зная, что положено говорить в таких случаях и хоть как-то заставляя себя поддерживать разговор. – Говорят, чтобы узнать человека, нужно обязательно побывать у него дома…
- А еще что говорят? – Володька явно злился. Этого уже он не мог скрыть. – Ну, отличница, поучи под конец дядьку… 
Обстановка его квартиры сразу выдавала холостяка. Какой-то особый неуют угловато скалился отовсюду. Небрежно покрытая постель, гора посуды в раковине и на кухонном столике, куча пустых бутылок на балконе – все говорило о том, что хозяин жил наспех и не утруждался домашними заботами и делами. Все было упрощено до максимума, и этот спартанский стиль как нельзя лучше характеризовал образ жизни Володьки.
- Извини, что не убрано, - буркнул он, перехватив мой взгляд. – Некогда… Мотаюсь туда-сюда, а здесь практически только ночую…
- И то не всегда, - подколола я.
Он не ответил. Поспешно собрал в кучу старые газеты и журналы и, торопливо сунув мне свои тапочки, загремел на кухне посудой. Я была явно разочарована. Володькин быт мнился мне несколько другим. Наш ловелас, производивший впечатление закоренелого мачо, утонченного в любовных утехах, теперь обрел реальность запущенного холостяка с явным нежеланием делать что-нибудь для себя самого.  Все здесь скучало по хозяйской руке. Даже посуду он мыл как-то неловко, словно стеснялся.
- Дай-ка сюда, пока ничего не разбил, - я тихонько отпихнула его от мойки. – Лучше сообрази что-нибудь поесть. Мы все-таки после работы…
Он включил чайник и полез в холодильник. На столе одна за другой появлялись консервные банки. Под самый конец Володька робко вынул  початую бутылку коньяка.
- Будем? – Неуверенно спросил он. – Извини, шампанского нет… - Он сунулся в шкафчик. – Хлеба тоже нет…
- Тогда чего ты мудрил, - мне было смешно видеть его таким, - пошли бы в кафешку, там можно и посидеть и поесть…
Я видела, как он смутился и замялся, не зная, что сказать мне. Очевидно, он искал более приемлемые варианты, но вдруг решился и обескуражено развел руками.
- Да денег просто нет, издержался… Не идти же в кафе за твой счет… Ты же знаешь, это не в моих правилах… Ты подожди здесь, я мигом за хлебом. Там на столе – хозяйничай! Жрать и, правда, охота!
Володька так торопливо обувался, как будто чего-то боялся и хотел сбежать. Он уворачивался от моего взгляда, и руки его подрагивали, выдавая в нем сильное волнение. Я же, наоборот, чувствовала себя все более спокойно и уверенно.
Мой вспыльчивый характер иногда преподносил мне неожиданные сюрпризы. В критические моменты или при гневе начальства на меня вдруг сходило такое ледяное спокойствие, которое невозможно было пробить никакими криками и угрозами. И чем нервознее становилась обстановка, тем уравновешеннее и спокойнее становилась я.
- Прекрасно, - ответила я, по-хозяйски лазая по всем закуткам кухни. – Обойдемся бутербродами и легкими закусками. – На хлеб-то денег хватит? – Вопрос звучал иронично.
- Хватит! – Буркнул Володька, и дверь захлопнулась.
«Ну что ж, минут пятнадцать-двадцать у меня есть, - подумала я и, как кошка, принялась всюду совать свой нос.
В шкафу у Володьки был полный бедлам. Найти что-то наподобие скатерти мне так и не удалось. Я вытянула какую-то салфетку и положила ее на журнальный столик, который потихоньку заполнялся едой. Посудой он был не богат, и потому в дело шло все, что было под рукой. Даже ножи у него были такие тупые, что нарезать что-либо ими было нелегко.
Мне очень хотелось создать ему хотя какой-то уют, и поэтому я начала спешно расставлять по-своему все, что могло двигаться – стулья и кресла, тумбочку с телевизором и огромный цветастый торшер, вплотную придвинутый к кровати. Повидавший виды ковер я сдвинула от кровати в центр комнаты, и мягкий свет торшера скрыл его сизые проплешины, вытертые у подножия кровати. Я удовлетворенно плюхнулась в кресло. Мне стало удивительно приятно и хорошо. Я закрыла глаза и стала думать, как я начну свой разговор, и что мне станет отвечать Володька.
- Интим? – Володька вырос, как из-под земли. – Уже все готово? – Он держал батон и коробку конфет. – Все, что могу…
Разговор шел ни о чем. Мы уже выпили по две рюмки, но ни я, ни он так и не коснулись той темы, ради которой собрались. Голова моя уже плыла, и я десятым чувством понимала, что пора. Котькин звонок пришелся как нельзя кстати. Я вынула мобильник и повертела им перед Володькой.
- Костенька беспокоится, - сказала я, - звонит, миленький… - Я приложила трубку к уху. – Я в гостях, - громко заявила я, предупреждая его вопросы. – Неважно у кого… Не знаю… Может быть…
Володька деликатно вылез из-за стола и пошел курить. Я видела, как неприятен был ему мой разговор с Котькой, и как он снова занервничал, понимая, что сейчас начнется тот разговор, ради которого мы собрались.
- Жмут со всех сторон, - сказала я, когда он вернулся и сел напротив меня. – Все – мать, отец, свекры и сам он снова зовут замуж. Соглашаться?
- А что, у тебя есть варианты? – Володька в упор смотрел на меня. – Иди, раз зовут… Другого раза может и не быть…
- Ты уверен? – Я была спокойна, как танк. – Ты точно уверен? – Володька молчал. – Хорошо. Пойдешь моим свидетелем?- Володька хмыкнул. – Ничего странного, - я решительно наступала. – Никто кроме тебя не знает, что мы в разводе, ни одна юбка, или ты боишься? Конечно, с множеством твоих вариантов можно просто запутаться… Так, «да» или «нет»?
Внезапно лампочка в торшере замигала, ярко вспыхнула и погасла. Комната погрузилась в полумрак.
- Перегорела… - сказала я. – Включи что-нибудь… темно…
Володька не отвечал. Комната наполнялась душной тишиной.
- Ты помнишь, что ты мне сказала? – Прямо за моей спиной неожиданно раздался его голос.
- Что?
- Что я найду…
- Помню. Включи свет. Этот ночной фейерверк…
- Ты ведьма, - Володькино горячее дыханье скользило по моей щеке, - эта фраза застряла в моей голове, как зазубрина. Сидит в мозгах, как заноза, и колет, колет… И сейчас… Значит, так и надо… Будь, что будет! Свидетелем? Я пойду  к тебе свидетелем…

Все произошло само собой. Я ни о чем не жалела. Мы больше не обсуждали ничего, и даже новые пересуды по поводу нашего совместного появления на работе не смутили и не обескуражили нас.
Мой мобильник надрывался от звонков.  С десяток раз позвонил Котька, потом начались звонки от матери. Не желая что-либо объяснять и выяснять отношения, я просто отключила телефон.
Вопрос был решен, и мне не хотелось думать, что будет дальше. Довольно было и того, что напряжения между мной и Володькой не было, и мы оба были совершенно спокойны. Оставалось только объясниться с Котькой и поставить окончательную точку во всем.
Покачиваясь в уголочке вагона метро, я мечтала о том, как бы быстрее завалиться спать. Бурная ночь, проведенная накануне, требовала отдыха. Котька был уже дома. Он хмуро поздоровался со мной и сухо бросил:
- Где ты была? Мы тут все с ума посходили. Твоя мать просто забомбила меня, точно я был в чем-то виноват… Почему ты не брала трубку?
- Просто не хотела, - ответила я. – Было не до вас… Я решала очень важную для себя проблему…
- Решила?
- Да. Теперь могу решить и твою…
- Не понял… Все-таки, где ты была?
- Твое предложение остается в силе? – Спросила я, равнодушно пропуская мимо ушей его вопрос.- Ты еще хочешь на мне жениться?
- Да, конечно, - Котька так поспешно согласился, что мне стало смешно. – Конечно… Это решит все проблемы. И, наконец, родители не будут долбить нас своими нотациями. Ну, поторопились, сделали глупость… пора исправить свои ошибки…
- А это ничего, что я изменила тебе? – Глядя на него в упор, спросила я. – Я переспала с другим, как тебе это? – Котька ошарашено молчал. – Нет, если ты откажешься, я не в обиде… Просто я хочу, чтобы ты знал…
- Значит, ты была у него, я его знаю?
- У него, ну, как сказать… Если ты не передумаешь, можешь поближе с ним познакомиться на свадьбе. Он будет моим свидетелем.
Котька обессилено сел на диван и закрыл лицо руками. Фигура его обмякла, и он стал похож на сдувшуюся резиновую куклу, которую бросили в угол сиденья. Мне не было жалко его. Я не оправдывалась и не утешала его, я просто ждала ответа, почти не надеясь на его согласие.
- Хорошо, - хриплым голосом выдавил он, - надеюсь, у тебя хватит ума ни о чем не рассказывать ни твоим, ни моим родителям? Ты бы могла  не говорить и мне, по крайней мере, сейчас ты свободная женщина… и не обязана… - Вспышка гнева подняла его на ноги. – Но потом, когда… Как все будет потом?!
Ответить мне было нечего. Я не строила никаких планов, ничего не знала сама, да и не хотела знать. Пусть все идет, как идет – дальше этого мысли мои не залетали.
- Не знаю, - честно призналась я. – Решай сам, теперь твой ход. Могу сказать только одно: мне ничего не обещали, ничего…

Бурной родительской радости не было предела. Нас поздравляли так, словно мы с Котькой были невинными молодоженами. Поданные в ЗАГС заявления были индульгенциями, за которые нам простили все неудобства и глупости, которые, по мнению родителей, мы так опрометчиво допустили.
Котька тут же переехал в квартиру и всячески старался окружить меня комфортом и заботой. Мать рассыпалась ему в комплиментах, а свекровь напевала мне сладчайшие елейные трели, от которых у меня слипались уши.
Свадьбу решили не делать, а обойтись семейным торжеством в узком кругу. Сэкономленные деньги свекры великодушно предложили потратить мне на злосчастную шубу. Я, как и обещала, ни словом не обмолвилась о Володьке, и жила, точно во сне, со стороны наблюдая всю предстоящую суету.
Володька был внешне спокоен, приветлив и даже, казалось, рад тому, что я снова выхожу замуж. Он лишь немного похудел и осунулся, как после болезни, и только отшучивался на женские колкости.
- Совсем избегался парень, - зудели тетки постарше, - гляди, ноги еле волочит. Заездили его бабы… И то сказать, никому не отказывает. Ох, и нарвется он на какую-нибудь…
В душе моей творилась полная смута. Любовь, ревность, яростная обреченность, безысходность и понимание  полной нелепости сложившейся ситуации повергали меня в уныние. И только самолюбие и природное упрямство в желании не поддаться своей слабости держало меня на плаву. Клокотавшее внутри меня варево переплавлялось в удивительное спокойствие, которое так поражало иногда меня самое.
- Ты не передумаешь? – Мой вопрос не был сомнением, мне еще раз хотелось понять, что испытывает теперь этот самовлюбленный и избалованный женским вниманием ловелас, после той неожиданной для обоих ночи.
- Нет, - ответ был жесткий и хлесткий, словно он вдарил колуном по огромному полену. – Не беспокойся, все будет, как договорились. Не подведу.
Он ни о чем не расспрашивал, как будто раз и навсегда поставил точку, но и я боялась задать ему хоть какой-нибудь вопрос, могущий нарушить в нас хрупкое равновесие  последних дней.
С нашего с Котькой развода прошло уже полгода, но мне казалось, что это была целая жизнь, совсем другая, непростая и необходимая для того, чтобы лучше понять и ее, и самое себя и все, что окружало нас всех, чего раньше мы не понимали и не замечали. Я была уже другая, я чувствовала это. И все были теперь другими, все поменялось, как будто обновилось вместе со мной.
Этот повторный брак не вызывал у меня ни отторжения, ни радости, которая свойственна всем молодоженам. И в отличие от родителей мне было совершенно безразлично, что будет потом. Заглядывать за горизонт не хотелось, как будто там ничего не было, кроме пустоты. Но это не пугало меня. Я с полным спокойствием готовилась к этому дню, и он был для меня абсолютно будничным, как любой день недели, которые мелькают один за другим, не оставляя по себе ничего, кроме мелькания чисел.
Мое белое свадебное платье все еще висело в шкафу. Я наотрез отказалась его продавать, и свекровь весело верещала, что я смогу надеть его снова, как в первый раз, и начать все сначала.
Но я отказалась. Невозможно войти дважды в одну и ту же реку…

Мы расписывались в будний день, хотелось обставить все как можно скромнее. Но родители все-таки увязались за нами. Свекровь просто сияла. Казалось, что это был счастливейший день в ее жизни. Даже в первый раз, когда торжество было столь пышное, она не была так довольна и радостна, как теперь.
Котька в своем прежнем свадебном костюме был необычайно серьезен и насторожен, памятуя, что с моей стороны свидетелем будет тот, кто был его соперником. Я же, наоборот, порхала, как бабочка в своем темно-изумрудном крепдешиновом платье с пышной юбкой до пола, изо всех сил изображая полную непринужденность и веселье.
Когда мы подъехали к ЗАГСу, Володьки еще не было. Сердце мое упало. «Не хватало только, чтобы он не приехал, - подумала я. – Начнутся новые аханья и стенания, Котька психанет еще больше и тогда… - Я торопливо озиралась окрест. – Черт бы его побрал, - крутилось у меня в голове, - что там еще могло случиться? Неужели он решил выкинуть очередной финт, с него станется… Вот уж некстати…».
- Ну, где этот твой? – Котька едва сдерживался. – Кажется, он бы должен приехать заранее. Или все делается специально? Если он не приедет, будет скандал!
- Он приедет! – Я мило улыбнулась свекрови. – Мало ли что, пробки… Он обещал, значит, будет! Подождем…
- Опаздывает, как баба, - мрачно произнес Котька. – Твой дружок не очень пунктуален. Мог бы хотя бы сегодня…
Я сразу узнала Володькину машину. Он посигналил. Все сразу обернулись в его сторону. Володька вышел с огромным букетом темно-кровавых роз и протянул его мне.
- Молодой человек, могли бы и поторопиться, - заметила свекровь, - такой день, а мы ждем Вас, словно невесту. Как-то это с Вашей стороны…
Глаза Володьки были темны, как омуты. Он сурово и молчаливо оглядел свекровь с головы до ног и презрительно усмехнулся. Затем перевел глаза на Котьку. Несколько секунд  они смотрели друг на друга, точно оценивая каждый другого, потом сразу перевели взгляд на меня.
- Разве вы не узнали друг друга - сказала я, - это Константин, мой будущий супруг, - Котька сжал губы и протянул Володьке руку.
- Владимир, - ответил тот и кивнул, делая вид, что не замечает протянутой руки. – Как скоро все это кончится, я спешу...
- Какой занятой, - Котька был явно оскорблен, - может быть, у тебя еще несколько таких свадеб? Ловкий ты, я смотрю, парень…
- Перестаньте! – Я встала между ними. – На нас смотрят. – Родители  таращились во все глаза, не понимая, что происходит. – Все уже давно выяснено, и это не место для скандалов! Пора завершать этот спектакль!
В помещении нас уже ждали. Мы прошли в зал и после недолгих официальных речей подошли к столу. Котька четко и размашисто вывел свою фамилию. Рядом защелкали фотоаппараты, он  улыбнулся и протянул ручку мне. Я спиной чувствовала на себе сверлящий Володькин взгляд. Всего мгновение отделяло меня от бездны, в которую я летела. Я уже вывела первую букву, когда кто-то резко дернул меня за руку и потащил вон из зала. Как в тумане передо мной мелькали лица Володьки, Котьки и всей родни, оцепеневшей от неожиданности и с ужасом глядящей на меня. Я почти ничего не соображала, только видела перед собой Володькину спину и мою вытянутую руку, за которую он упрямо тащил меня из ЗАГСа.
На душе у меня было легко и весело. Я почти бежала за ним, цокая на своих шпильках и подхватив конец подола, чтобы не наступить на него. Мне совершенно было наплевать, что творилось там, за моей спиной. Я чувствовала, что свершилось что-то ужасное, но радостное и должное совершиться.
- Что ты сделал? – На бегу хохотала я. – Ты сорвал мне свадьбу!
- Быстрее! – Володька волоком дотащил меня до своей машины. – Садись! Этой свадьбы не будет! Это не свадьба, а похороны, твои похороны… - Секунду он смотрел мне в глаза. – Садись!
Машина рванула с места и понеслась, словно за нами гналась погоня. Я ни о чем больше не спрашивала его. Мне было хорошо. Я уткнулась в его букет, пахнущий горько-пьяным ароматом, и закрыла глаза. В голове моей не было ни одной мысли, и только непонятное трепетное ликование рвалось наружу, разрывая мне все внутри неизвестной доселе бушующей всепоглощающей радостью.
- Почему ты молчишь и не спрашиваешь, куда я тебя везу, и что будет потом? – Голос его был насмешлив.
- Мне все равно, - ответила я. – Хуже не будет.
- А что ты скажешь своим и ему?
- Ничего, по-моему, все предельно ясно…
Я просто вдохновенно врала. В тот момент мне было еще ничего не ясно. Одно я понимала совершенно точно, что обратного хода уже нет. Котька, бывшие свекры, квартира и все, чего так добивалась вся родня, рухнуло и стало таким чужим и далеким, как будто это было в чьей-то не моей прошлой жизни.
Знакомый переулок, дом, квартира… Все осталось по-моему. На кухне нет грязной посуды, и прибрано… Только на диване перевязанный  комок, похожий на пухлую подушку портит весь вид комнаты.
- Проходи, - голос Володьки дрогнул, - будем отмечать твою несостоявшуюся свадьбу. – Он вынул из холодильника шампанское. – Помогай, хозяйка!..
Губы мои задрожали. Сладкая слабость опустила меня в кресло и запечатала мне рот. Я не могла вымолвить ни слова. Слезы текли по щекам и никак не хотели остановиться. Я смотрела на него и улыбалась глупой счастливой улыбкой.
- Ну, вот, - сказал он, - отличница, кончай реветь! Не хватает только ревматизм от сырости подхватить! Ну! – Он налил в бокалы шампанское. – Что сделано – то сделано! И я хочу… - он запнулся.
- Ты делаешь мне предложение? – Одними губами прошептала я, все еще боясь ошибиться.
- Как-то так, - смущаясь, сказал  он, но поглядев на меня, уже твердо подтвердил сказанное, - да, предложение. Подожди… - он вставил мне в левую руку свой бокал, - сейчас…
Володька торопливо разворачивал пухлый пакет, лежавший на диване. В руках у него серебристо заиграл мех манто.
- Вот, держи! – Сказал он, протягивая ее мне. – Примерь! Свадебный подарок…
- Оно! – Крикнула я, чуть не выронив оба бокала. – Оно! Но откуда ты взял деньги?
- Сэкономил, - засмеялся Володька, - на мороженом и кино…

Через месяц мы поженились. С того дня я не видела ни Котьку, ни бывших свекров. Мать и отец, поначалу ни в какую не признававшие Володьку, со временем сменили гнев на милость, и сейчас у них с ним прекрасные отношения. Шура учится на заочном, но пока замуж не вышла.  Наш отдел, узнав о том, что мы с ним хотим пожениться, онемел от неожиданности и долго не мог прийти в себя. Но после пересудов, охов и ахов под незлобивые шуточки собрал деньги на подарок и от души веселился вместе с нами в небольшой кафешке, где Володька был завсегдатаем.
Вопреки всем былым прогнозам мы живем дружно и хорошо. Не знаю, как он, но я ни разу не пожалела, что вышла за него замуж. Что касается его самого, спросите сами, если только это вам интересно…