Ситуация

                С.Арбитман.

                СИТУАЦИЯ

          За месяц до защиты дипломного проекта у меня родился сын. Мы с женой, такой же молодой и неопытной, как я, поселились в доме моих родителей, надеясь после защиты решить квартирный вопрос и зажить самостоятельно. Я в то время курил трубку, отличная была трубка, с Мефистофелем, жена подарила. И табак я использовал отличный, « Золотое Руно», запах по квартире гулял привлекательный, всем нравилось. Но тут парень новорожденный, меня стали выгонять на улицу с этой трубкой.

           Вот сижу я однажды на лавочке возле ворот, поздно вечером, курю эту свою трубку с Мефистофелем, на улице пусто. Появился один парень, проходит мимо, вдруг остановился и поздоровался. Ну, я, естественно, ответил. Вижу, парень взрослый, лет на десять старше меня, на вид интеллигентный, немного под мухой, как говорится.
- Вам чего-то нужно? – спросил я.
-  Да нет, это я так. Просто вижу, юноша сидит, курит, хотел поговорить, пообщаться. Настроение такое паршивое. Ну, пошел я, извини.
- Садись, поговорим. Все равно мне сейчас в доме делать нечего. У меня сын родился, две недели ему, сейчас мама с женой его должны купать, потом кормить, спать укладывать, полчаса есть точно, - и он сел, закурил «Беломор», - Будем знакомы, меня Колей зовут. -  Я тоже представился, мы пожали руки, я ждал продолжения беседы.

       Коля был худощавый среднего роста молодой человек, с приятным открытым русским лицом, с густыми светлыми волосами, аккуратно одетый. Было видно, что он, скорее всего, принадлежит к технической интеллигенции, инженер, наверное. Во всяком случае, на пьяницу он похож не был, это точно.
- О, сын! Это здорово. Хорошо тебе, ты с родителями, а меня вот угораздило с тещей вместе поселиться, будь оно неладно!
-  Что, поедом ест?
- Тут сложнее ситуация, без бутылки не разобраться. Вот сегодня выпил малость, так тоскливо, спасу нет. Потянуло хоть с кем-то поговорить…

           Отец Колин, родом из Самары, учился в Москве, в военном училище. Там, в Москве, познакомился с милой девушкой, москвичкой, перед выпуском они поженились, и лейтенант увез молодую жену от родителей к месту службы, в Среднюю Азию. Там, в военном городке в 30-м году родился Коля.

            Или климат не подошел, или Коля какую местную заразу подхватил, но он непрерывно болел. А местный врач в военном городке мало чего мог сделать, вот и посоветовал отвезти Колю в Москву, там и врачи, и лекарства, и аппаратура. Мать взяла Колю и уехала к родителям. А мужу обещала возвратиться, как только Коля выздоровеет.

             Родители уговорили оставить Колю у них, уж больно парень болезненный и слабый, что ему по гарнизонам таскаться. Вот окрепнет – и заберешь. Колина мать, между прочим, пока жила с родителями, окончила курсы медсестер, сказала родителям гордо:- « Все, не буду теперь без дела по гарнизонам маяться, буду вместе с мужем служить». Колю оставила временно, а нет ничего более постоянного, чем временные решения или сооружения, давно сказано умными людьми. Так получилось, что Коля всю жизнь прожил с дедом и бабкой. Отца все время перебрасывали с места на место, бабка стояла насмерть:- « Вот обживетесь год-два, тогда и забирайте, а так нечего парня срывать с привычного места».

            Каждый год в отпуске родители брали сына с собой на Юг, к морю. Это было самое счастливое время в его детской жизни. В мае 39-го года мать  приехала в Москву, рассказала родителям под большим секретом, что на Востоке назревает конфликт с Японией, туда направлен командующим Штерн, а отец Колин служит под его началом. Вот он, Штерн этот, с некоторыми офицерами отбыл на границу с Монголией, а её муж отправил домой. Сильно она волнуется, как бы чего не вышло. Дед успокоил дочку:- « Да ты чего это, каких-то япошек испугалась. У нас, спасибо товарищу Сталину, счас такая армия, любого немца или француза вмиг завалят, а ты япошек забоялась, этих метр с кепкой, очкариков».

            В июне начались боевые действия, по существу настоящая локальная война. Японцы оказывали ожесточенное сопротивление, поначалу воздушные и наземные операции Советской Армии складывались неудачно. В конце июня в большом сражении на реке Халкин-Гол погибло около восьми тысяч советских военных. К Колиному горю и всей его семьи, в этом сражении погиб и его отец. Его похоронили в Монголии, в братской могиле, Николай до сих пор не может узнать, где она находится. Все засекречено, говорят.

            Мать сильно горевала. Потом поступила в медучилище, чтобы работать в больнице настоящей сестрой. А потом грянула война с немцами, мать получила необходимые документы и ушла на фронт, медсестрой. Правда, раненых с поля боя не вытаскивала, работала хирургической сестрой в полевых госпиталях, вдали от передовой, дед с бабкой были уверены, что она вернется целой и невредимой. А в 44-м в результате авианалета их госпиталь разбомбили, и она погибла, за несколько месяцев до победы. Дед с бабкой, молодые и крепкие, сразу постарели и стали часто болеть. И бабка плакала в подушку, когда деда не было рядом, а потом стала ходить в церковь, молиться за упокой души дочери и зятя. Коля тоже переживал, но как-то не очень. Он редко общался с родителями, самыми близкими для него были и оставались дедушка и бабушка.

           После школы встал вопрос – куда пойти учиться дальше? Коля настаивал на работе и учебе на вечернем отделении, но дед, слесарь-инструментальщик автомобильного завода им. Сталина, хороший, между прочим, инструментальщик, настоял только на дневном. И только в Московском станкостроительном институте. Ничего, пока силы есть, прокормим, Колька!

           Николай, конечно, подрабатывал, где мог. Как большинство студентов, на разгрузке – погрузке вагонов. Мог и проводку электрическую наладить, мог и мебель подремонтировать – голова была в порядке и руки на месте. И он окончил этот институт как-то легко, не особенно напрягаясь, и получил направление на работу в конструкторское бюро одного из машиностроительных заводов. Работой он был не доволен, разрабатывать какой-то мелкий узел или считать редуктор – через год он совсем заскучал. Как-то он сказал деду:- « Ну, ты и сосватал мне институт, скучно мне в этом бюро, хочется живой работы». Дед обиделся, дня два не разговаривал, а потом пошел к своему другу, главному инженеру ЗиСа и попросил отозвать внука на их завод, инженером – наладчиком станков. Хочет живой работы, а там скукота.
- Трудно, Прохор, он должен три года отработать по направлению. Но ничего, переговорю с главным того бюро, старый мой приятель, отпустит, я думаю.

            Так Николай попал в наладчики, работа действительно его захватила, каждый раз приходилось решать новые задачи, голова работала без отдыха, зато каждый раз он видел результат своего труда. Вот станок стоит, и, кажется, что его не оживить, а вот он уже крутится, как раньше, и рабочий, убедившись, что его станок-кормилец снова в порядке, хлопает Николая по плечу и восторженно кричит сквозь шум станка:- « Ну, Колян, ты молоток! Я думал, совсем мой старичок сдох. Золотые руки у тебя, парень!»

            Бабушка первой вышла на пенсию. Сорок лет проработала на заводе «Красный треугольник», снабжавшем всю страну резиновыми галошами и ботами «Прощай молодость», которые надевались на ботинки или туфли, чтобы уберечь обувь от грязи. А через два года и дедушка вышел на пенсию, и они, как-то быстро постаревшие, целый день оставались дома вдвоем, что было непривычно. Раньше весь день были на работе, а теперь с утра до вечера терлись в кухне, спорили до хрипоты по всякой ерунде. Когда Николай возвращался с работы, к нему мигом подскакивала бабка:- « Коленька, ты видел кино «Секретарь обкома»? Там играла Целиковская, правда ведь?!» Дед напряженно застывал, делая вид, что читает газету.

       - Да нет, баба, там играла Смирнова вроде, не помню фамилию, но точно не Целиковская. – Дед отбрасывал газету, вскакивал, подбегал к бабке и кричал фальцетом:- « Так что же ты весь день мне доказывала, что Целиковская, орала, что я выжил из ума и памяти не стало?! Всех соседей перепугала, наверное». Бабка, проигнорировав дедовы крики, обращалась к внуку:- « Коленька, иди мой руки, я такой супчик сварила с макаронами, как ты любишь».
- Нет, ты видишь, видишь?! Она вроде бы не орала, как укушенная, губки вон поджала куриной гузкой, супчик она сварила, видите ли! Всю жизнь такая, хрен когда признает свою неправоту.
- Да ладно вам, жизнь портить из-за всякой ерунды. Садись лучше, поедим спокойно.
- Да не буду я, аппетит весь испортила. – И дед уходил в спальню. Правда, минут через пять он возвращался, спрашивал, правда ли супчик вкусный, садился за стол и миролюбиво говорил:- « Ну, налей и мне тарелку, Целиковская». Бабка с каменным лицом приносила тарелку, ставила на стол, потом, не удержавшись, прыскала в платок, все начинали хохотать, мир восстанавливался.

           Через несколько дней картина повторялась с точностью до наоборот. Дед, всклокоченный и возбужденный, набрасывался на Колю:- « Ты послушай, что она говорит! Что Выставка Достижений открыта была в 39-м, когда всем известно, что в 36-м. Скажи ты ей».
-  А что я должен сказать? Права бабушка, в 39-м открыли, ты, дед, забыл. Опять спорили до хрипоты, вы скоро поубиваете друг друга. Кончайте уже, наконец.
           Бабка, торжествуя, подскакивала к Николаю:- « Вот видишь, невозможно с ним стало. Хоть разводись, честное слово. Спорит и спорит, и говорит всякие нехорошие слова. Сил моих нету».
 
           А через год дед, который никогда не обращался к врачам, вдруг не проснулся. Врачи сказали, что приключился обширный инфаркт, и сердце остановилось. Бабушка, которая еще вчера кричала, что не может жить с этим скандалистом, просто сломалась. И стала таять на глазах. У неё ничего не находили, врачи пожимали плечами, а силы у бабушки Ульяны уходили, уходили, и меньше чем через год она совсем угасла. Дедову подушку она не убирала, и Коля видел, как она, уже почти без сил, все гладит и гладит эту подушку. И он уходил, чтобы не видеть эту душераздирающую картину. А потом он схоронил бабушку рядом с дедом, остался один, и растерялся. К быту он был совсем не приспособлен.

            Бабушка Ульяна была классной кулинаркой. И она с детства усвоила, что готовить еду – не мужское дело, поэтому ни деда, ни Колю к плите не подпускала. Пока бабка болела, Коля кое-как научился готовить простейшие блюда, вроде яичницы или картошку сварить, но когда остался один, перешел на всякие полуфабрикаты, которые покупал в ближайшей «Домовой кухне», мороженые пельмени и прочую пищу типичного холостяка. Баба Уля, наверное, переворачивалась в гробу от возмущения.

            Но скоро Николай вдруг ощутил, что вот она, свобода! Он стал обладателем трехкомнатной квартиры в хорошем районе Москвы, у него мгновенно к нескольким друзьям детства прибавилось еще с десяток приятелей, половина из которых были женаты. Но тут хата, куда можно привести подругу на пару часов, сказав жене, что опять сверхурочная работа, будь она неладна, или собрание в связи с последним Пленумом ЦК. И Коля вынужден был уходить в кино или болтаться по городу, или к другу лучшему Севке, посидеть, поговорить. Жена Севкина как-то сказала мужу:- « Что-то Колька зачастил к нам, одиноко ему, к семейному теплу тянет. Женить его надо. Ты, Сева, присмотри у себя на работе девушку хорошую, познакомь».

           Друзья, которые холостые, устраивали на Колькиной хате вечеринки, приводили девушек, было весело, иногда завязывались романы. Иногда заскакивали на огонек и женатики с бутылкой и закусью. Потанцевав часок, нервно поглядывая на часы, они быстро выпивали «на посошок» и убегали к женам, придумывая причину выпивки. В прихожей, надевая пальто, они неизменно хлопали Николая по плечу:- « Хорошо тебе, Колька! А тут беги и придумывай, где задержался. Не торопись жениться, я тебе, как другу, говорю».

            У Николая было несколько романов, преимущественно кратковременных, но два довольно длительных, примерно по пять месяцев. Одна девушка даже поселилась у Николая, но оказалась в быту такой занудой, что однажды они разругались и разбежались. После этого опыта Николай о женитьбе даже и не думал. Но однажды на очередную вечеринку пришел приятель, с которым Коля вместе работал, привел свою девушку и её подругу с красивым именем Элеонора. Девушка Элеонора как бы опустилась в Колькину компанию с небес, настолько она отличалась от всех девушек, перебывавших в этой квартире. Высокая, необычайно стройная, с чудными темными волосами, чистой смугловатой кожей, совершенными чертами лица – она производила ошеломляющее впечатление. И в довершение всего – большие темно зеленые глаза в обрамлении длинных ресниц, и брови вразлет. Когда она вошла в комнату, парни затихли и вытаращили глаза, а на лицах их подруг появилась причудливая смесь удивления, злости и презрения к этой «фифе».

      - Эля, - сказала она просто, без всякого жеманства, - меня подруга привела, сказала, что у вас бывает весело и интересно. Я в Москве недавно, знакомых мало. Вот, только Валя, пока единственная подруга моя.

          Николай пригласил их к столу слегка охрипшим голосом. Такого удара он, пожалуй, не испытывал в жизни. Это как будто в его дом явилась известная кинозвезда. Но она вела себя просто, доброжелательно ко всем, искренне отвечала на вопросы, хорошо реагировала на шутки, и через пару часов просто покорила компанию. Впрочем, у девушек увеличилось напряжение в глазах и злое выражение на лицах.
 
           Они танцевали, Николай прижимал её слегка к себе, волнуясь и робея. Глаза его упирались в сережки, она на каблуках была несколько выше. Она сказала тихо:- « А вы, Николай, играете на гитаре и недурно поете, нам рассказал ваш друг. Спойте, я вас прошу». Коля, подвыпив, обычно сам брал гитару и пел, голос у него был не очень сильный, но приятный, и слух отменный. А тут он заробел. Потом взял гитару и сначала слабо, потом сильнее запел, заиграл, и разошелся, как артист при полном аншлаге. Так хорошо он никогда не выступал. В разговоре выяснилось, что приехала Элеонора из Воронежа, поступать в Театральный институт, но не прошла. Сейчас живет с подругой Валей в общежитии швейной фабрики на Красной Пресне и работает там секретарем. – Наверное, за внешность взяли, у начальника каждый день глаза масляные. Пока рукам воли не дает, но я не забитая дурочка с периферии, у него номер не пройдет, – со смехом сообщила она Николаю.
 
         Потом, прощаясь, эта фея сказала:- « А вы действительно хорошо поете, душевно, и голос волнующий. Я бы не отказалась еще вас послушать». Коля одурел от счастья:- « Так в чем проблема? Давайте встретимся хоть завтра, посидим, пообщаемся». Они сговорились встретиться завтра у кафе «Юность» недалеко от Элиной фабрики, после работы. Встретились, посидели в кафе, потом пошли к Николаю, выпили немного, Николай поиграл, попел, потом оказалось, что уже поздно, метро закрыто. Николай неуверенно предложил:- « Оставайся, зачем тебе неприятности в общежитии, спать будешь в той комнате, а я здесь, на диване». Элеонора немного подумала и согласилась. Николай перестелил постель, пока девушка принимала ванну, сам лег на диван, сердце его прилично колотилось.

           Элеонора ушла в комнату, пожелав спокойной ночи, и затихла. Через несколько минут она позвала Колю:- « Николай, ты не спишь? Тут свет от фонаря прямо в глаза, невозможно уснуть. Ты можешь закрыть чем- нибудь?» Николай вскочил, задернул штору, чтобы свет не мешал.
- Ну, как? Теперь нормально?
- Хорошо, Коля. Я вообще плохо засыпаю на новом месте, у меня мягкая игрушка есть, собачка Пуфик, с детства, вот с ней я могу заснуть в любом месте.
- Может, я могу этого Пуфика заменить? – вдруг ляпнул Коля.

           Элеонора помолчала, Коля уже жалел, что сказал, но она вдруг посмотрела на Николая и тихо почти прошептала:- « Попробуй, Николай». Ну, Николай попробовал. Получилось так, что они долго не могли уснуть. Только под утро, сцепившись, и уткнувшись друг в друга, они упали в сон. И закрутился у них бурный молодой роман, и через две недели Элеонора, прихватив свою сумку, перебралась к Николаю.

           Примерно через месяц их совместной жизни Эля сообщила, что записалась на платные курсы подготовки в Театральный институт. Преподают на этих курсах Заслуженная Артистка в годах, но очень еще сохранившая и фигуру, и лицо, и её друг, тоже артист, лет на десять её моложе. Два раза в неделю Эля бегала после работы на эти курсы, а в другие дни без конца репетировала всякие монологи, разучивала стихи и басни, запершись в спальне, часами сидела перед зеркалом, то смеясь, то изображая истерику. Готовить она не умела, да и времени не хватало. Коля продолжал готовить вечерами свой холостяцкий ужин, но теперь уже на двоих. Хорошо, что Эля оказалась равнодушной к пище, и с удовольствием поглощала Колину кулинарию. Плохо, что она оказалась так же равнодушной и к плотским утехам, и, похоже, в период ухаживания просто изображала страсть. Артистка, что тут скажешь?

         Коле стали надоедать её постоянные жалобы на головную боль, на усталость, плохое настроение от замечаний на курсах, эмоциональное переутомление. Иногда она вообще просила Колю переночевать на диване, она не может уснуть от его сопения. Всех друзей Элеонора быстро отвадила, и вечерами Коля сидел один у телевизора, уменьшив звук до минимума и вздрагивая время от времени от внезапного смеха или воплей из спальни. Однажды пришел Сева, лучший друг с детства.

      - Ну, и как вы живете? Тебя Элеонора еще не скушала? Кстати, а где она, время уже позднее?
- Что-то ты, Севка, много вопросов задаешь! Да нормально живем, она сейчас на курсах, готовится снова осенью поступать в артистки. А с чего это ты насчет «еще не скушала Элеонора?»
-  Не хотел говорить, Коля, но скажу. Я тут недавно встретил Вальку, Элину подругу. Так она мне порассказала. Эта артистка сначала про тебя все расспросила, узнала, что ты с квартирой, холостой, получаешь нормально, ну и напросилась тогда в гости к тебе, и быстро тебя обработала. Она Вальке с самого начала прямо сказала, что в общаге жить не будет, найдет подходящий вариант с квартирой, даже на пожилого была согласна. Не нужен ты ей, Колян, как только найдет вариант получше, сразу лыжи намажет, вот помяни мое слово.
- Да брось, Сева, это Валька из зависти наплела. Её парень бросил, вот она и всем жизнь испортить хочет.

           Сева обиделся, обозвал Николая слепым ослом и ушел. Николай ему не поверил, но сомнения в мозг просочились. Через неделю или две Николай получил по почте приглашение на традиционный вечер встречи выпускников, десять лет уже пролетело. Сначала он не хотел туда идти, вспомнил, как на пятилетии выпуска все хвастались друг перед другом своими достижениями. А потом подумал:- « Прихвачу с собой Элю, вот у всех глаза повылезают!»
- Я не пойду, Коля. Я там никого не знаю, буду не в своей тарелке.
- Пойдем, пойдем, там хорошие ребята, я тебя со всеми познакомлю, будет весело. Что ты вечно на работе да на курсах, и репетиции каждый день? Надо развеяться.

         Элеонора согласилась, и они пошли на этот вечер. Как Коля и ожидал, парни обалдели от этой красавицы, бросились знакомиться. Несколько одноклассников пришли с женами, они только издалека одобрительно кивали головами и незаметно показывали большие пальцы. Потом все побродили по школе, повспоминали учителей, разные смешные истории, отчитались о своих успехах, а потом пошли в ресторан «Будапешт», где был заказан большой длинный стол. Все сидели, выпивали, веселились. Элю все наперебой приглашали танцевать, она спрашивала у Николая разрешение и уходила. К Николаю подходили парни, спрашивали восхищенно:- « Ты где такую красотку отхватил, Колька?» И у всех в глазах читался вопрос -  что эта фея нашла в Николае?

          Николай тихо рассказывал Эле, кто есть кто, чем знаменит, потом указал на невысокого полноватого парня, рано лысеющего, с круглым лицом и носом картошкой, в очках – типичный конторский служащий с сельскими корнями.
- Вот тот очкарик, Федя Шишков, самый умный в школе был. У него весь класс списывал, когда трудные задачи попадались. Он все олимпиады побеждал, и по физике, и по математике, даже по химии. А сейчас, говорят, какой-то важный конструктор по космосу, засекречен, как шпион. Только с женщинами у него тихо, и в школе, и сейчас. Боится он женщин, комплексует. Вон как на тебя зыркает , а подойти боится. Хочешь, я его к нам приглашу, когда танец начнется?
- Ну, пригласи, подумаешь, ученый. А выглядит, как наш бухгалтер на фабрике.

           Федя подошел, покраснел, представился, сказал, растягивая слова:- « Коля, ты не возражаешь, если я приглашу твою даму на вальс?» Коля не возражал. Он опьянел, к нему весь вечер подходили ребята, говорили несколько комплементов Элеоноре, хлопали Колю по плечам:- « Давай, выпьем за тебя и твою очаровательную спутницу!» Коля понимал, что его популярность вызвана присутствием рядом Элеоноры, но гнал от себя эти грустные мысли.

         Танцевальный дуэт Элеоноры и Федора Шишкова выглядел комично. Элеонора была высокой девушкой, а на каблуках и с высокой прической была даже выше Николая. А Федя, ростом метр шестьдесят, упирался носом в Элин бюст. Они оживленно разговаривали, для чего Федя был вынужден слегка задирать голову. Когда танец закончился, Федя проводил Элю до места и ушел к себе. А Эля защебетала:- « Он действительно работает в закрытом конструкторском бюро, одинок, квартира на Кутузовском проспекте, даже машина персональная, представляешь?!» Коля вспомнил, о чем ему говорил Сева, и понял, что пора уходить. Они еще немного посидели, и ушли. Тихо, не прощаясь.

         А потом оказалось, что Элеонора мигом просчитала этот вариант, пока танцевала с Федей, наплела ему, как он её заинтересовал, договорилась о встрече, а про Николая сказала, что это просто знакомый парень, никаких обязательств. Две недели Элеонора под видом посещения курсов и встреч с подругами в общежитии  бегала на свидания с Шишковым, который подъезжал на своей персональной черной «Волге» с шофером.  Они ехали в хороший ресторан, Элеонора кушала деликатесы, влюблено глядела на Федю и с придыханием шептала, какой он талантливый, важный для государства человек. А потом Федя пригласил её к себе. Внизу, в подъезде, за стеклом сидел важный мужчина, похожий на человека из органов, который строго спрашивал, к кому идет посетитель. Потом он связывался по телефону с жильцом, и, получив подтверждение, нехотя пропускал человека. Увидев Элеонору, он сделал стойку, но потом за её спиной показался Федя, мужчина осел на место, пропел:- « Добрый вечер, Федор Гаврилович! Дамочка с Вами, видать?»
- С нами, с нами, успокойся, Степаныч, - и они поднялись в лифте на восьмой этаж. На лестничной площадке была только одна дверь, Федина дверь.

        Они вошли, и Элеонора застыла. Квартира была огромной: прихожая, большая и просторная; зал, в котором можно играть в футбол, посреди большой длинный стол, на котором навалены чертежи; еще две комнаты; две ванных; большая кухня с электрическими приборами. Элеонору потряс немецкий кофеварный комбайн – автомат. Да все её потрясло! Еще был Федин кабинет, но он сказал, что туда лучше не заходить, там его особый порядок, все вещи знают свое место. Он подошел к стене, взял трубку, что-то тихо сказал и повесил трубку на место.

        А через десять минут пришли двое парней, принесли с собой большой алюминиевый контейнер, прошли в зал, покрыли небольшой стол у окна скатертью и мигом засервировали на двух человек. Потом достали из контейнера вино, закуски и горячее в больших тарелках, укрытых блестящими металлическими крышками, фрукты, салаты, коробку конфет, кофе в двух термосах, откланялись и удалились. Элеонора, пока они работали, стояла как вкопанная. Такое она слышала от одной девочки на фабрике, у которой оказалась знакомая стюардесса, а у той тетка во Франции. Вот эта стюардесса и рассказывала, как тетка позвонила в кафе напротив, пришли, все накрыли, а потом все убрали мигом. Тогда этой девушке никто не поверил, она даже плакала от злости, что её посчитали вруньей. Все, участь Николая и Федора была решена.

         По накатанной методе Элеонора проникла в шикарную Федину кровать, изобразила внезапно нахлынувшую страсть, хотя это было нелегко. Федя почти не имел опыта, у него были редкие случайные встречи еще в студенческие годы, короткие и принесшие только разочарование и раздражение. А когда он стал работать на космос и поселился в этой закрытой квартире, встречи вообще прекратились. Была, правда, одна сотрудница, она изредка приходила поначалу, они даже спали вместе, но ему очень мешали неуверенность и всякие комплексы, девушка, в конце концов, ушла. Поэтому с Элеонорой, такой красавицей, все эти комплексы всплыли, ей приходилось проявлять повышенную активность, которая, как ни странно, действовала на Федора угнетающе. Словом, это был еще тот секс. Утром Элеонора прошептала ему на ухо:- « Так хорошо мне еще никогда не было, милый». Федор был не дурак, он сильно засомневался, но ему очень хотелось верить в искренность Элеоноры, и он поверил. За завтраком они договорились, что она перебирается из общежития к Феде. О том, что она живет у Николая, будущая великая актриса скромно умолчала.
 
            Николай пришел с работы, увидел Элю и набросился с расспросами, где ночевала, почему не позвонила, он всю ночь волновался, обзвонил всех знакомых и подруг, даже в общежитие – никто ничего не знает. И в больницы, и в милицию – тоже все тихо. Где же ты была, в конце концов?
- Ну, прости, Коля, так получилось. Одна девушка с нашей фабрики вышла замуж, они квартиру получили, меня пригласили на новоселье. Телефона у них нет пока, я и не позвонила, думала, скоро приду, да загуляли мы все, весело было. Выпила, сморило меня, я там и заночевала. Не сердись, милый.

            Николай не поверил ни единому слову. Элеонора была пока еще актрисой не очень, ложь просачивалась сквозь слова. И Коля разошелся. Это был первый в их совместной жизни скандал. Элеонора, уже принявшая решение перебраться к Федору, перестала изображать интеллигентную абитуриентку Театрального института, заорала на Николая, как Воронежская торговка:- « А ты кто мне, муж?! Я тебе вообще не обязана отчитываться! И пошел ты со своими упреками и подозрениями знаешь куда? Тоже мне, Отелло засраный! Все, ухожу я от тебя, надоел хуже горькой редьки!»

            Николай не был готов к такому развитию событий. Он растерялся, и не знал, что сказать. Стоял, и молча смотрел, как Элеонора бросилась собирать вещи в чемодан и сумку. Между прочим, когда она пришла к Николаю, у неё была только одна эта небольшая сумка, а сейчас появился целый приличный чемодан вещей. Наконец Коля выдавил: - « Ты что, Эля, серьезно собралась уходить? Куда? Ну, прости меня, погорячился, волновался очень».

           Элеонора поняла, что этот тайм она выиграла вчистую, гордо выпрямилась и произнесла, подражая какой-то артистке:- « Я не позволю, чтобы меня подозревали в чем-то нехорошем. Мы не можем жить вместе, дорогой, при отсутствии доверия с твоей стороны. А где я буду жить – не твоя забота, не пропаду. В конце концов, есть общежитие». Она побросала остатки вещей, заказала такси и ушла. Она вытерла Николая из своего сознания, впереди её ждала новая светлая жизнь. Николай вспомнил, о чем его предупреждал Сева, пожалел, что не поверил ему, но чего теперь махать кулаками после драки.
 
            Коля морально проболел два дня. Потом позвонил в общежитие, там ответили, что Элеонора не появлялась. Дальше он унижаться не стал, пошел к другу Севке, все ему рассказал, жена его Люся, накрывавшая на стол, застыла с очередной тарелкой:- « Вот! Я сколько Севке говорила, что не пара она тебе, вертихвостка! А ты, телок, еще расписаться с ней хотел, сейчас оттяпала бы у тебя половину квартиры. И что? Хорошо, что так закончилось, правда, Сева?»
-  Правда, правда! Ты давай шевелись, мы сейчас с Колькой хлопнем за свободу и независимость!
- Это о какой свободе ты запел и независимости? Тебе что,
 свободы не хватает?!
- Ладно, Люда, это я так, пошутил. Это я за избавление Николая из рабства.

            Они выпили, потом еще выпили, и боль с обидой в Николае улеглись, он просчитал плюсы и минусы, плюсов оказалось больше. Он успокоился, горечь легла на дно сознания.

            Николай уже и не вспоминал о будущей актрисе, когда узнал, что она ушла к Федору, этому космическому конструктору, в тот же день, когда они поскандалили. И он понял, что это был спектакль, что она влезла в Федькину постель и окрутила очередного лопуха в поисках лучшей жизни. – Вот сучка, - с некоторым восхищением подумал Николай, - ловкая змея. Сейчас доит этого космонавта, там есть, чем поживиться. Но ничего, бортанет она его, когда выйдет на более высокий уровень, как пить дать, кинет.- Николая согрела эта мысль, он успокоился окончательно, и перевернул эту страницу.

           Года через три Николай случайно встретил Валю, бывшую подругу Элеоноры. Она рассказала, что эта ловкачка притащила Федора в ЗАГС, превратилась в первую даму их космического сообщества, рассекала по Москве в черной Фединой « Волге», нещадно его доила и всех бывших подруг в упор не замечала. При помощи  Фединого начальника, великого конструктора и академика, засекреченного так, что никто в стране не знал, чем он конкретно занимается, она поступила легко в ГИТИС. Решив, что Федина роль исчерпана, она нацелилась на развод с разменом квартиры. Тут её ждало большое разочарование. Развестись – то она развелась, но оказалось, что квартира государственная, и выделило её Федору конструкторское бюро. К тому времени Элеонора уже тесно сблизилась с маститым пожилым режиссером, который обещал снять её в очередном эпохальном фильме. Погоревав об уплывшей квартире на Кутузовском, Элеонора перебралась к режиссеру, у которого было до неё несколько законных и незаконных жен, шестеро детей, а старшая дочь была старше Элеоноры на пять лет. Режиссер действительно сделал несколько проб с Элеонорой, но, при замечательной внешности, играла она на уровне сельской школьной самодеятельности, а на критику и советы своего престарелого друга реагировала весьма болезненно. И её не утвердили. Она закатила режиссеру грандиозный скандал с обидными выражениями, в запарке проехавшись по его возрасту и слабой потенции, как режиссера, так и мужчины. Режиссер выгнал её из дома и позвонил в ГИТИС, где преподавал. В результате она была после экзаменов отчислена с половины третьего курса за профнепригодность.
- Где она сейчас и в чью койку пролезла, я не знаю, - с явным удовольствием закончила свой рассказ Валя, -  вообще-то её в Москве многие узнали, может, в свой Воронеж укатила. – Больше Николай о ней не слышал…

          Жизнь на Колиной «хате» закипела с новой силой. Как грибы после дождя, появились друзья, снова стали забегать на огонек «женатики». Правда, Николай объявил всем, что его квартира – не дом свиданий, больше болтаться по улицам он не намерен. Однажды заскочил после работы  фрезеровщик Степан, старинный Колин знакомый. Николай хорошо знал крутой характер его жены, Зины.
- Степка, если Зинка узнает, что ты к нам забегаешь, может прибить под горячую руку.
- Ты это что, серьезно, Колян? Да Зинка, да она… вот она где, - изрядно принявший Степан показал кулак.

          А потом позвонил телефон. – Тихо вы, черти! - закричал Николай, - тут телефон, ничего не слышу. Какой Степан? Кто это говорит? А, Зина, привет! Не видел я твоего Степана. С чего это ты взяла, что он у меня? Дуська видела, как он ко мне заходил. Врет она, или обозналась, - и он положил трубку.

           Степан побледнел, протрезвел, стал лихорадочно собираться. Его все стали успокаивать, Колька, мол, сказал твоей Зинке, что тебя нет, значит нет.
- Эх, ребята, не знаете вы моей Зинки, это чистое КГБ. Зуб даю, через минут двадцать здесь нарисуется. Все, побежал, меня здесь близко не было.

            Степан хорошо изучил свою Зину. Вскоре позвонили в дверь, Николай открыл, в прихожую влетела наспех одетая и растрепанная Зина, оттолкнула Николая и бросилась в «залу», где заседала довольно веселая компания. Убедившись, что её дорогого супруга нет, она до печени высверлила Колю взглядом, прошипела:- « Ушел, гад!», и выскочила, хлопнув дверью.

             Где-то через неделю, вдруг, без предупреждения, к Николаю пришла слегка выпившая Зина. Удивленный Николай пригласил её в дом. Зинаида спросила:- « Коля, у тебя выпить есть?»
- Ну, есть. А что случилось, что за праздник?
- Неси, поговорить надо.

             Николай принес бутылку, закуску, сел за стол и вопросительно посмотрел на Зину. На душе у него стало неспокойно, ничего хорошего от разговора с этой скандальной бабой он не ожидал. Зина налила себе и Николаю, выпила, не чокаясь, и резко спросила:- « Помнишь, я к вам заходила на той неделе? Ну, своего искала. Так ты скажи, он у вас был до моего звонка, или нет? Я из всех его друзей только тебе верю, Коля, ты самый порядочный и правдивый». У Николая противно сжалось сердце. Ему, самому порядочному и правдивому, предстояло соврать Зинаиде, и по возможности так, чтобы она поверила. Он честно и открыто посмотрел в слегка заплывшие Зинины глаза и твердо произнес: - « Вот как на духу, Зина, его у нас не было. Да и с чего бы, он ко мне вообще не заходит».

- Все, значит, он бегал к этой соседке, Аньке! Я им покажу, я этой соседке все патлы повыдергаю, а козлу моему секатором все выстригу, как только заснет, будет знать, как по бабам бегать, сволочь!- она снова налила себе водки, хлопнула, не закусывая, пьянея и свирепея на глазах.
- А с чего ты взяла, Зина, что он у соседки был?
-  Так я его придавила вчера, он и сознался, что у вас сидел, развлекался, а как звонок мой услышал, так и сбежал к брату своему, Алексею. Я еще тогда заподозрила вранье, жена Алексеева им выпить не дает, у Лехи язва, а после водки он на стену лезет. А тут пришел поддавший, с Лехой договорился, тот подтвердил, что вместе заседали. Ну, а раз ты говоришь, что его у вас не было, так точно к соседке просочился, мерзавец. Ничего, они свое получат!

          Николай испугался. Степана ждали тяжелые разборки. Соседку Аньку она могла прилично поколотить, а Степану, как всегда, серьезно расцарапать физиономию. И придется бедолаге терпеть насмешки, объяснять, что это кошка поцарапала, а люди будут удивляться, что это за кошка с такими широко расставленными когтями, прямо тигр. Николай налил Зине и себе, выпили, помолчали.

           Наконец Николай собрался с духом, снова сделал правдивые глаза и проникновенно начал:- « Послушай, Зина, совсем ты своего мужа замордовала, запугала своей ревностью. На самом деле он ни у какой Аньки не был, а заскочил к нам на огонек, малость расслабиться. А как услышал твой звонок, сразу убежал к брату, а меня попросил сказать, если разговор возникнет, что его здесь не было. Я же не знал, что он раскололся и сам тебе все рассказал».

          Зина уже изрядно захмелела. До неё дошло главное: Колька пять минут назад говорил одно, а сейчас говорит другое. Все они, мужики, сволочи, все друг друга покрывают, и никому нельзя верить. А Колька оказался гад из гадов, вон как правдиво заливает.
- Ну, и говно же ты, Колька! А я еще тебе верила, вон портрет на Доске Почета. Все, больше я тебя знать не знаю! А со своим разберусь, будь уверен, - она еще хлопнула рюмку, с трудом оделась, отталкивая Николая, стремящегося ей помочь, и пошла разбираться. Николай позвонил Степану предупредить, но его не оказалось дома.

         Николай лежал и долго размышлял, как же так вышло? Степан, здоровый и сильный парень с Московской окраины, все детство которого прошло в драках, вырос в волевого и резкого в общении человека, способного дать отпор любому. И он превратился в подкаблучника, не способного противостоять этой визгливой жене и поставить её на место.

          Назавтра Степан явился снова весь расцарапанный, да еще с синяком. В курилке он снова затеял разговор о кошке, и что шкаф двигал, а со шкафа горшок с цветами упал. Наконец, старый электрик дядя Костя, грустно глядя на Степана, сказал, выбрасывая окурок в урну: - « Сколько ты будешь терпеть, позорник. Или ставь её на место, или уходи. Все это хреново закончится, помяни мое слово. Это не любовь, это война нескончаемая. Если любовь – должно быть уважение, или там доверие. А тут, держит тебя за шиворот, как пацана, и чуть не по ней, сразу в партком пишет. Ты мужик, или что?»

            Николай предупредил всех женатиков, если хотят, пусть приходят с женами, а так никого не пущу. Постепенно женатики откололись, да и холостые поубавились. В квартире Николая установилось затишье. А у Степана, как и предсказывал дядя Костя, все закончилось грустно. Старший их сын уехал служить на Дальний Восток, там познакомился с девушкой, женился, родил дочку, но пристрастился к наркотикам, жена его выгнала, он скатился окончательно и умер лет в тридцать. А второй сын родился лет через семь после первого. Ему не повезло, развивался он в период активный военных действий между родителями, Зина выпивала, курила, через день скандалы с мордобоем, словом, родился он полным дебилом. И умер в трехлетнем возрасте. Жизнь стала невыносимой, они разошлись, а через некоторое время Зина сошлась с молодым парнем, почти ровесником её старшего, и уехали они на заработки. Завербовались в Магадан, на консервный комбинат, рыбу разделывать.

         А там почти одни женщины, сплошь молодухи. Ну, молодой парень и стал похаживать в женское общежитие. Зина поначалу попыталась применить испытанные на Степане приемы, но парень, в первый же вечер, так её избил, что она вмиг сломалась. И стал бегать по женщинам, уже совершенно игнорируя Зинаиду. И стал её поколачивать просто так, для профилактики. Стала Зина для него обузой. Еле дождавшись окончания контракта, она уехала  на материк и поселилась у матери. Похудела она до неузнаваемости, и чем-то серьезным заболела. И умерла через пару лет, совсем молодой.
            А Степан встретил хорошую женщину, женился, и зажили они хорошо и дружно…

             Год прошел спокойно, почти без женщин, Николай заскучал. Работа, столовка, кино раз в неделю, поход на футбол с другом Севкой, иногда посиделки с ним же у него дома. Жена его фантастически готовила, быстро, вкусно, всегда доброжелательна, чувство юмора классное. - Вот бы мне такую жену, - мечтал Николай, - да где её встретишь?

              Однажды Николай ремонтировал токарный станок, полетела какая-то шестеренка. Внезапно он поскользнулся на разлитой масляной эмульсии и, падая, со всего маху ударился головой и левым плечом о станину. Удар был сильным, у него случилось серьезное сотрясение мозга, рассечена кожа на голове и ушиб предплечья. Без сознания его увезли в заводскую больницу.

                Он пришел в себя примерно через час. На голову наложили швы, перебинтовали, он лежал под капельницей, с сознанием вернулась боль. Перед ним стояла девушка, вся в белом, светловолосая, с большими голубыми глазами. Заметив, что Николай открыл глаза, она радостно всплеснула руками и пропела:- « Ну, слава Богу, очнулись, Николай! Мы тут переволновались все».
-  Я что, в раю? Ты кто, ангел?
-  Я Лена, медсестра. А Вы, Николай, в нашей заводской больнице. Молчите, Вам нельзя разговаривать. Побегу, доктора позову.
 
                Доктор пришел, осмотрел, прощупал, задал несколько вопросов, затем обратился к медсестре Лене:- « Ну, ничего страшного. Полечим, понаблюдаем, думаю, недели через две выпишем, может быть, через три. И пусть первое время не разговаривает много, ты проследи, Леночка».
- Ты откуда такая красивая, девушка Лена? Знал бы, что к тебе попаду – специально грохнулся бы. – Девушка Лена внезапно покраснела и сделала строгое лицо. – Вы что, не слышали, о чем доктор предупреждал? Вам нельзя много разговаривать, Николай. Лучше поспите. А я через час вернусь.

           Она вернулась через час, потом еще пару раз за смену, давала порошки, мерила температуру, еще что-то делала, а Николай все смотрел в её большие открытые глаза, на влажные розовые губы, и на душе у него становилось тоскливо. И еще он заметил, что когда Лена встречается с его серьезным и мрачноватым взглядом, она быстро отводит глаза и сильно краснеет.
-  Послушай, Елена Прекрасная, у меня такое впечатление, что я тебя уже где-то видел.
-  Так и я Вас тоже видела. Я дважды проводила в вашем цехе занятия первой помощи пострадавшим, ну, повязки, перевязки, кровь останавливать, искусственное дыхание делать. Вы еще шутили без конца, занятия чуть не сорвали.

           Николай вспомнил эти занятия. Странно, - подумал он, - как же я тогда такую красоту не приметил? Надо исправляться.-  И он стал откровенно флиртовать с Леной, сыпать комплементы, вызывать по несколько раз за смену, жалуясь на головокружение или тошноту. Однажды Лена, принимая смену, спросила, как больные, как Николай? -  Все нормально, никто не жаловался, а Николай вообще проспал, как младенец, -  ответила сменщица, - а что с Николаем не так?
-  Да он целую смену жаловался на боль в голове, без конца меня вызывал. Я приду, а он говорит, что полегчало.
- Ты чего это, девонька, совсем ничего не понимаешь? Да запал он на тебя, хочет чаще видеться. Ой, смотри! Знаю я этого Кольку, недалеко от меня живет. Один в трехкомнатной, представляешь? У него каждый день бардак в доме, парни, девки, выпивка, то-сё. Жил он с такой красоткой, хоть сейчас в кино снимай. Ты остерегись, близко не подпускай, я плохого не посоветую.

           После этого разговора Лена начинала краснеть еще в коридоре, напускала на себя официальный вид, на шутки не реагировала, старалась побыстрее сделать необходимые процедуры, и выпархивала из палаты. Николай забеспокоился. Что-то, похоже, он сделал не так, а что – не понятно. Следующая смена у Лены была в ночь. Она, как обычно, зашла, спросила, как самочувствие. Потом померила температуру, дала таблетки, и собралась уходить.
-  Слушай, Лена! Присядь на минутку, прошу тебя. Ты как-то изменилась, смотришь на меня, как Ленин на буржуазию. Скажи, что я сделал или сказал не то, почему ты на меня обиделась?
- Да что Вы, Николай, с чего Вы взяли? Да я нисколько не обиделась. Вам показалось.
- Ну, ладно, если так. Значит, мир?
- Так войны и не было, - она коснулась его руки, и смело посмотрела в его встревоженные глаза. И у неё ухнуло сердце. И она подумала, что сменщица ничего не понимает. И после этого разговора она вдруг поняла, что её тянет в ту палату, к этому Николаю. И в ночную смену она подолгу засиживалась около, и они тихо разговаривали, а он рассказывал о себе такое, что не доверял даже Севке. А Лена тоже рассказывала о детских переживаниях, обидах, даже о полудетской школьной любви к учителю физики. И за неделю они вдруг стали близкими людьми, хотя ни он, ни она не признавались себе в этом.

              А потом его выписали. Она вообще спряталась, ушла куда-то, боясь, что все закончилось, и они больше не встретятся. Он поискал Лену, никто не знал, куда она ушла. Николай написал номер телефона и адрес, просил передать Лене, когда она появится. Хотя все это было записано в его карточке. Прошла неделя, снова работа, дом, как обычно. Вечерами Коля очень тосковал, эта красивая, наивная и добрая девочка сильно его захватила.

              Через неделю он не выдержал. Позвонил в больницу, узнал, в  какую смену работает Лена, и пошел, прихватив с собой цветы и конфеты. Она стояла в коридоре и раскладывала лекарства в ячейки для больных. Увидев Николая, она сильно побледнела, непроизвольно сделала движение убежать, но повернулась к нему и попыталась изобразить улыбку.
- Здравствуй, Лена. Вот, принес цветы, мы как-то расстались странно, я тебя даже не видел, не смог поблагодарить.
- Спасибо, Николай, хотя это лишнее, я просто выполняла свою работу. Ну, как самочувствие?
- Да не очень. Насчет головы и руки все в порядке, а вот на душе тоскливо. Не договорили мы с тобой, неужели так вот и расстанемся? Очень ты мне понравилась, Лена, и я хотел бы продолжить наше знакомство. Как ты на это смотришь?

            Лена долго посмотрела в Николаево лицо, напряженное и растерянное. И сердцем почувствовала, что никакой Коля не бабник, что все в его словах правда, и это тот человек, которого она представляла рядом. Она с облегчением вздохнула: - « Знаешь, Коля, я очень боялась, что ты этого никогда не скажешь. Я тоже тосковала, мне было очень плохо. Давай встречаться. Только учти, у меня совсем нет опыта в сердечных делах»
-  Можно подумать, у меня есть опыт. Тебе тут, наверное, напела сменщица твоя про меня, она моя соседка. Ну, что-то и было, мне уже за тридцать, но это в основном физиология, сердце не при делах.

            Они договорились о первом свидании, Коля чмокнул её в щеку, и радостный, как подросток, побежал домой. И начался у них конфетно  –  букетный период. Они встречались каждую свободную минуту, бегали в кино, иногда в театр, и говорили, и говорили, и целовались, хотя Лена делала это как-то по обязанности. Похоже, чувственность в ней еще не проснулась. Но любовь, настоящая и всеохватная, уже серьезно поселилась в их сердцах…

             Лена жила вдвоем с матерью, стройной моложавой женщиной тридцати семи лет. Звали её Алевтина, их с Леной часто принимали за сестер, она работала в той же больнице, что и дочь, операционной сестрой. Двадцать лет назад она после окончания медучилища поступила в эту больницу, в хирургическое отделение, проработала некоторое время обычной палатной сестрой, пока её не приметил молодой и талантливый хирург Илья Васильевич Рогов. Однажды он подошел к Алевтине: - « Слушай, Аля, ты бы хотела поработать в операционной? Ты, я вижу, старательная, все делаешь четко, без ошибок, мне как раз нужна такая».
-  Да я бы с радостью, Илья Васильевич, но опыта мало. Боюсь, не справлюсь.
-  Так это же не завтра. Я дам тебе кое – что почитать, ты подготовься, я потом проверю. Ну, и с завом договорюсь, чтобы тебя в операционную пускали в свободное время, присмотрись.

           Алевтина оказалась очень способной и ответственной, и через полгода она уже работала в операционной, а еще через год Илья не представлял себе операции без неё. Другая сестра, прибалтийка Марта, заревновала, и стала петь Алевтине: - « Ты бы постерегалась, что-тто Илья на тебя приглядывается не так, как на всех. А у него супруга молодая, и дочка пятт лет».
-  Да ты что, Марта? Я и в мыслях не держу, ну, у тебя и фантазии!
-  А я что? Я уже тридцат лет Марта? Моё дело…как это… предупреждить.

            Опасения Марты оказались напрасными. Илья за служебные рамки не выходил, особого интимного внимания не проявлял. Опасность подкралась с другой стороны. В операционной появился новый врач – анестезиолог. Молодой, высокий, красивый, веселый, глаза хитрые и нагловатые. И опыт в обращении с женским полом богатый. Сестры, естественно, все сомлели. В ординаторской кто ему домашний тортик предлагает, кто чай особый на травах, кто рядом сядет обсудить  медицинский вопрос. Одна Алевтина к нему не подходит, вроде вообще не замечает. Хотя он мгновенно попал к ней в душу. Она впервые влюбилась. И этот Герман, приехавший в Москву из Киева, не выходил у неё из головы. Сестры разведали, что он разведен, в Киеве у него осталась бывшая жена и дочка, что в разводе виновата жена, изменившая ему с профессором. Вот стерва, такому мужчине изменять, да еще с кем? Наверняка этот профессор старая развалина, на деньги позарилась. И все его очень жалели, и полюбили еще сильней.

          Алевтина жила одна в двухкомнатной квартире, доставшейся ей от родителей. Отец погиб в 42-м, мать заболела и вскоре умерла. И Алевтина одна пробивала себе дорогу. Она работала на Патронном заводе, закончила вечернюю семилетку, поступила в медучилище и окончила его с отличными оценками. И не было в её жизни ни разу настоящего романа, она была крайне неопытна в сердечных делах, стеснительна и наивна. И когда анестезиолог Герман вдруг обратил на неё внимание и пригласил погулять по Москве, которую он почти не знает, у Али ухнуло сердце, вспотели ладони, она замерла от неожиданности. И, конечно, согласилась. И они гуляли по Москве, Алевтина с упоением показывала достопримечательности и рассказывала, рассказывала, рассказывала. Потом, дома, она не могла заснуть. Она вдруг вспомнила, что говорила без умолку, её стало стыдно до слез.- Все, - решила она, - больше она с ним никуда не пойдет.

          Но она пошла с ним еще, и потом они стали встречаться в любое свободное время, ходили в кино, в парк на танцы. Теперь больше говорил он, рассказывал о себе, о своем трудном детстве, они целовались где придется. И Алевтина так в него влюбилась, что дня без него не могла прожить. Марта, которая обо всех все знала, предупредила Алю: - « Что-тто я наблюдаю, у вас с этим почти как бы любофф? Смотри, Алька, он бабник, историю с женой сам сочинил, наверное. Вот сделает тебе пузо, и поминай как зовут». Аля решила, что Марта ей завидует.
 
            Однажды они поздно возвращались, и Алевтина позвала Германа к себе, погреться, чаю попить. Они сидели после на диване, целовались, и Герман проговорил сипло и зло: - « Все, не могу больше, пошел я. Ты что, не понимаешь? Я мужчина, мне трудно терпеть!»
- Оставайся, Гера, - тихо прошептала Алевтина, -  куда тебе в общагу тащиться.
           И он остался. А через неделю перетащил вещи из общежития. И попросил Алевтину пока никому об их отношениях не говорить. Ему надо еще развод оформить, ну а потом они поженятся, если Аля не возражает. Аля не возражала.

          На работе они вели себя холодно и отчужденно. Марта радовалась, думая, что Аля прислушалась к её советам. Она так и сказала: - « Молодец,  Алька! Вижу, он от тебя отстал на конце концов, слава Богу». Дома они набрасывались друг на друга со всей силой и страстью молодости. И месяца через два такой счастливой жизни Алевтина забеременела. Она ничего никому не говорила, вела себя как обычно, но через месяц пошла к знакомой гинекологичке, та подтвердила беременность. Вечером Алевтина за ужином призналась Герману, что у них будет ребенок. Он застыл с ложкой у рта, потом бросил эту ложку в суп так, что брызги полетели в разные стороны.
-  Ты что, Аля, какой ребенок? Мне еще надо с женой развод оформить. А потом я еще в подвешенном состоянии, меня взяли с испытательным сроком. Не ко времени этот ребенок!
-  Ну, и что же нам делать? – Внутри Алевтины разливался холод и страх.
- Как что? Ты же медик! Ну, сделаем аборт, и все. Какие твои годы, нарожаешь еще.
-  Так аборты запрещены в СССР, ты не знаешь, что ли? А подпольный – это подсудно и опасно.
-  Да у меня есть врач знакомый, сделает все как надо. Своим-то, медикам, сама понимаешь.
- Нет, Гера, ничего я делать не буду. Ты как хочешь, а я его оставлю.

         Она помылась, ушла в спальню, легла и ждала Германа. А он долго сидел на кухне, курил, потом, не раздеваясь, лег на диван и уснул. А Алевтина заревела в подушку, стараясь, чтобы было тихо. Все оставалось, вроде как и было, но они уже не набрасывались друг на друга, Алевтина намекала Герману, что срок еще мал, и что все еще можно. Но Герман ссылался на усталость. Алевтина была в отчаянии и не знала, что делать. В больнице ничего не знали, они работали в операционной, как обычно. Но через какое-то время однажды Герман сказал: - « Надо ехать в Киев, уладить дело с разводом. Взял отпуск на пару недель. Ты тут не скучай, все скоро наладится».

         В операционной на месте Германа стоял новый анестезиолог, пожилой, временно переведенный из городской больницы. После операции Аля сидела вместе с хирургом Ильей, отдыхали, пили чай. Илья сказал: - « Что-то ты даже не удивилась, что Германа нет?»
-  Так я знаю, он уехал временно, развод оформить.
-  Это он тебе сказал? Вот прохиндей! Он вообще уволился, сказал, что возвращается к жене. А насчет её измены, так это сплетня, ерунда. Он поехал в Москву закрепится, а потом жена должна была приехать. Но что-то у него не сложилось, решил возвратиться. Аля, Аля, что с тобой!

          Аля повалилась без чувств. Илья мигом вызвал сестру. Они укатили Алевтину в смотровую, дали понюхать нашатырь, взяли анализ крови, велели полежать, отдохнуть. А потом принесли анализ, и доктор Глюкман, старый терапевт, сказал: - « Илья Васильевич, похоже, Алевтина ваша беременна».

           Они сидели рядом, хирург и его операционная сестра, и молчали. Наконец Илья скосил взгляд на Алевтину, покашлял:- « Так это, похоже, «уж полночь близится, а Германа все нет». Чего же ты, дуреха, молчала? Ну, ничего, я его достану, разберусь!»
- Ой, Илья Васильевич, я вас умоляю, только не надо! Я с ним вообще видеться не могу. Сама выращу. Да и семья у него, ребенок. Тут на несчастье других своего счастья не построишь.
- Как знаешь, может, ты и права. Но мы тебе поможем, я тут всех потрясу, профсоюз, местком, кассу взаимопомощи, скинемся, если надо.
-  Спасибо, рано еще в колокола бить, времени еще уйма. Посмотрим, как пойдет.

          Хирург Илья все же отправился в отдел кадров, узнать, где этот анестезиолог Герман, куда сбежал. Там он с удивлением обнаружил, что в личном деле Германа нет ни паспортных данных, ни Киевского адреса, ни копии диплома.
-  Клава, это как же так? Куда бумаги делись?
-  Ой, и вправду нет! – Клава с минуту листала папку, глаза её все больше округлялись. – Вот мерзавец, он заходил два дня назад, просил личное дело, уточнить там что-то, ну, и «бегунок» увольнительный взял. Наверное, выдрал листы. Вы же его знаете? Он меня заговорил, конфеты принес, то-сё, пошла чай заваривать – вот он и выдрал, как шпион американский. Что делать – то?
-  А чего теперь? Ну, сбежал и сбежал. Не хочет, чтобы нашли. Хорошо, хоть ничего не украл из медикаментов.

          Алевтине хирург ничего говорить не стал. Вскоре вся больница знала, от кого Аля понесла. В больнице ничего не утаишь. Как всегда в коллективе, где большинство женщин, мнения и оценки разделились: одни осуждали Алевтину и злорадствовали, а другие её жалели и ругали «этого бабника и натуральную сволочь». Алевтина закусила губы, ни на что не реагировала, и вскоре от неё отстали.

           Как положено, через девять месяцев появилась здоровая и крепкая девочка, которую назвали Еленой. Гордая Алевтина всякую помощь отвергала, только от самых близких кое-что взяла, да и то в самом начале: коляску, кроватку, детскую одежду. И твердо заявила, что будет воспитывать сама. Еще год назад Илья Васильевич советовал ей пойти учиться на врача. «Хороший хирург из тебя может получиться, поверь моему опыту» - сказал он как-то после очередной операции. А тут ребенок, какой институт? И Алевтина ударилась в работу, заменяла всех, кто просил, стала бегать по квартирам, уколы ставить, окончила курсы массажистов, появилась клиентура.

           Настоящим счастьем для Алевтины стала бабушка Лиза, одинокая соседка из квартиры этажом выше. Бабушка была культурная, в квартире у неё было огромное количество книг и даже пианино, на стенах фотографии важных господ, посуда благородного фарфора. По всему было видно, что это бабушка «из бывших». Она одна из большой семьи чудом уцелела в водовороте революции и последующих цунами, была молчалива и с соседями почти не общалась. Однажды она подошла к Алевтине, посмотрела не Лену в коляске:- « Послушай меня, девочка. Я вижу, как тебе трудно. Я могу, если не возражаешь, стать чем-то вроде гувернантки в вашем доме, или няни»
-  Я бы с радостью, Елизавета Фроловна, да с оплатой проблема.
-  О чем ты? Ну, уколы мне, когда надо, сделаешь, или массаж, поясницу прихватывает к непогоде. А готовить я буду и на вас, и сама когда поем.

         Это была грандиозная удача. Бабушка Лиза так привязалась к Леночке, а та в свою очередь к бабушке, что через пару лет их было, как говорится, водой не разольешь. Лена была твердо уверена, что это её родная бабушка.

          Бабушка Лиза лет с четырех стала образовывать Леночку: учить потихоньку читать, французскому языку между делом, нотной грамоте, девочка начала играть гаммы, первые этюдики, словом, к школе Лена настолько отличалась от своих сверстниц, что возникла опасность взаимной вражды и отторжения. И еще учительница сказала Алевтине: - « Вы зачем девочку учили до школы частным образом? Она без конца учит всех, как надо правильно говорить, читает лучше, чем пятиклассницы, спорит со мной. Её что, графиня воспитывала, ведет она себя, как из дворян. Если дальше так пойдет, мы вынуждены будем перевести её в другую школу». Дома расстроенная Алевтина все рассказала Елизавете Фроловне.
- Простите меня великодушно, Аля! Не учла я, в каких условиях растут все эти девочки, отцы у многих убиты, матери еле сводят концы с концами, не до воспитания. Ладно, я поговорю с Леночкой, проясню ей ситуацию, она девочка умненькая, все поймет.

        Лена, удивительно для её возраста, все поняла, перестала кичиться своими знаниями, вмешиваться и всех обучать и поучать. И вскоре у неё с другими девочками установились нормальные отношения. Правда, учительница до четвертого класса относилась к Лене с подозрением и очень её недолюбливала. Она, выпускница десятимесячных курсов учителей младших классов, чувствовала, что Лена во многом более образована и её не очень уважает. Если бы учительница узнала, что Лена прилично говорит и читает на  французском и играет на пианино – она бы точно выдавила эту «графиню» в другой класс. В пятом классе появилась классная руководительница, несколько предметных учителей – и к Лене стали относиться, как к обычной школьнице. У неё образовалось несколько подружек, но она опасалась приводить их в дом и знакомить с бабушкой Лизой. Она понимала, что слух о её  нестандартных знаниях и умениях быстро распространятся по школе, она очень не хотела отличаться от своих подружек.
 
         В шестом классе бабушка Лиза заболела. Она ослабела, плохо двигалась, врачи прописывали всякие пилюли, ничего не помогало. Алевтина привела из своей больницы отличного терапевта Глюкмана, он послушал, постукал, посмотрел глаза, горло, поспрашивал. Потом, на кухне, тихо сказал: - « Аля, бесполезно все, сколько ей лет? Восемьдесят шесть. Организм выработал ресурс. Думаю, больше года не протянет».
           Елизавета Фроловна почувствовала, что жизнь уходит. Однажды она сказала Алевтине: - « Помру я скоро, Алечка. И так зажилась, сколько можно. Я вот о чем хочу поговорить. Вот преставлюсь, так сразу соседи все растащат. Прошу тебя, пока я в памяти, перенеси к себе пианино, кое-какие ценные для меня вещи, вот, к примеру, сервиз Веймарский еще моей матушки, чудом сохранился. Ну, украшения, из мебели что-то, и книги. И вообще, что тебе приглянется. И не возражай, не люблю я этих разговоров и причитаний. Лена не просто моя внучка, она мне жизнь напоследок возвратила». Алевтина позвала санитаров, они перенесли пианино, посуду и книги, и еще некоторые вещи. Соседи собрались на лестничной клетке: «что, бабка померла, что ли?»
Елизавета Фроловна с трудом вышла, насмешливо посмотрела на соседей: « Нет, еще не померла. А вышла специально вам сказать, что Аля ничего не ворует, это я ей все подарила».
-  Да мы ничего, Фроловна, мы так, интересуемся просто. А ты живи до ста лет, - и соседи разошлись.

         Через несколько месяцев бабушка Лиза тихо умерла во сне, последний месяц она больше спала, вот так и умерла. Утром Лена пошла её будить, чтобы умыть, причесать, попытаться накормить – а она холодная. Лена рухнула на пол. Бабушка Лиза – это был её мир, детство и юность, это была такая к ней любовь, что редко выпадает человеку. Бабушку схоронили, на похоронах Лиза и Алевтина были просто убиты горем, так даже по близким кровным родственникам не страдают. Доброжелательные соседи шептались: - « А Ленка с Алькой ишь как убиваются. Понятно, вон сколько добра от бабки перетащили: и пианину, и тарелок-чашек целый ящик, и, говорят, шкатулку старинную, там камни, золото. Надо в милицию сообщить, пусть разберутся, откуда все». Добрые соседи, одним словом. Правда, в милицию никто не сообщил, и то спасибо.

        После седьмого класса Лена вдруг сказала: - « Все, мама. Я поступаю в медучилище».
- Ты чего это, Ленка? Мы же давно решили, что окончишь десятилетку – и в мединститут. Мне не пришлось, так хотя бы тебе. Я все сделаю, чтобы ты специальность получила.
- Я и не хочу, чтобы ты еще десять лет горбатилась. Вот окончу училище, буду работать, станет легче – тогда поступлю в институт.
          Они долго спорили, но Лена проявила необычное упорство. И Алевтина наконец сдалась. Она хорошо знала свою тихую, послушную и неконфликтную дочь. Уж если Лена что-то твердо решила  - бесполезно отговаривать, это скала. И Лена пошла учиться на медсестру.
 
           Вечером после операции они отдыхали, как обычно, с хирургом Ильей.
-  Ты что, Аля, смурная, что случилось?
-  Да Ленка моя в медучилище подалась, сколько не отговаривала – все бесполезно!
-  А чего, пусть подучится, поработает медсестрой - какие её годы? А мы поможем. А потом и в институт пойдет, зато подрабатывать сможет. Все легче будет.
-  Да ты что, Василич? Я хотела, чтобы сразу в институт, я еще в силе, потянула бы. А она уперлась – не прошибешь!
-  Слушай, Аля, а ты почему одна все эти годы? Вон какая справная, красивая, и характер золотой, а одна.
-  А то - ты не знаешь, Илья Васильевич? Я же к тебе, как что-то намечалось, к первому бежала, и все, как дура, рассказывала. Ну, было три романа, ты же все их знаешь. Первые два - алкаши и бездельники, больше месяца не протянула. Да и баба Лиза, как их увидела, сразу стала шептать: - « Алечка, не пара он тебе, да и Леночке родным не станет, поверь моему опыту». Права она оказалась, Царство ей небесное. А третий, Альберт, он был ничего, я привязываться стала. А потом оказалось, что он охотился за жилплощадью в Москве. Бросила я все поиски, Василич. Да ты же знаешь все.
-  Да знаю, Алька! Вот если бы не любимая жена и девки мои – женился бы на тебе, честное слово.
-  А я бы еще подумала, идти за тебя или воздержаться.

             Они весело посмеялись, выпили немного отличного армянского коньяка – из многочисленных подношений пациентов – и отправились по домам. Лена училась не просто хорошо, а отлично. Если было трудно, помогала Алевтина, иногда привлекался Илья. С такими учителями трудно было учиться плохо. Училище Лена закончила лучшей в выпуске, получила направление в мединститут без экзаменов. Алевтина, гордая и счастливая, сказала: - « Ну, все, Ленка! Теперь в мед, сбудется моя мечта увидеть тебя врачом». Но Лена опять пошла своим путем. Она решила года три поработать сестрой, набраться опыта, а потом в институт. И уколы будет делать, денег подкопят. А потом можно и дальше учиться. Алевтина погоревала, и устроила Лену в хирургию, палатной сестрой. К тому времени, как в больницу попал Николай, Лена работала уже третий год, была отличным работником и в авторитете. И собиралась в мединститут…

          Человек предполагает, а Всевышний располагает. И закрутило Лену в таком любовном водовороте, что все планы ушли и потускнели, и забыла Лена обо всем, кроме своего Коленьки. Надо сказать, что Алевтина, обжегшись на Германе, смертельно боялась, что её наивная и воспитанная на классических романах дочка попадет, как и она когда-то, и поломает себе жизнь. И держала Лену строго, знала о всех её передвижениях, всех друзей и подружек. Лена ничего от неё не скрывала, и Алевтина была спокойна. А тут стала замечать, что дочь задерживается допоздна, приходит возбужденная, сразу поест и спать. На вопрос, где так задержалась, отвечает, что с подружкой Галей занимались, в институт готовимся, повторяем кое-что. Что-то Алевтине не понравилось, говорит не так, глаза отводит, краснеет. Позвонила вечером к Гале, мать её подошла, ответила, что Лены у них не было. Алевтина похолодела.

          А Николай в тот вечер пошел знакомить Лену со своим лучшим другом Севкой. Лена всем очень понравилась. Потом она вдруг глянула на часы, засобиралась – мама волнуется – и Коля посадил её в такси. Он вернулся, Севка и жена его Люся набросились: - « Ты чего это, Колька, такую девицу скрывал? Ну, настоящий бриллиант! У вас как это, серьезно, или так?» Люся пошла мыть посуду, а друзья стали обсуждать и делиться впечатлениями.
-  Понимаешь, Сева, она мне серьезно запала в душу. Я о ней все время думаю. И легко мне с ней, как ни с кем.
-  Ну, а как в смысле интима?
- Вот тут проблема. Пока никак. Совсем девочка неопытна, даже удивительно, целую как манекен. Все спугнуть боюсь, так, обжимчики одни.
-  Да, это серьезная проблема, Колян. Давай вмажем, чтобы твоя принцесса проснулась.

           В комнату влетела красная от гнева Люся. Без подготовки она заорала: - « Кобели проклятые! В кои разы тебе, Колька, подфартило, девчонка попалась чистая, наивная, в тебя, дурака, влюбленная. Вон как на тебя смотрит. А ты, козел, привык с профурами всякими кувыркаться, и мой тоже туда же. Ты мозгами – то поработай, если они еще остались. Для неё все это впервые, страшно, так ты прояви деликатность и понимание. А то у вас, кобелей, одна мысль: пожрать, и в койку. Все, катись домой! Вечер закончен». Николай был очень удивлен такой реакцией Людмилы. Сева тоже. Они тихо попрощались, Сева развел руки и закатил глаза. Люда ушла и загремела посудой. Николай шел до дома удрученный, все думал над словами Люды. В конце пути он внутренне полностью согласился  с её словами, хотя слов не было, а был сплошной крик.
 
            Лена, как обычно, пыталась тихо проскользнуть, но на диване при свете сидела мама Алевтина и строго смотрела на дочь.
- А чего это ты не спишь, мамулечка? Завтра рано вставать.
- Ты в сторону не уходи. Тоже мне, «мамулечка». Десять лет так меня не называла. И не юли, я звонила Галиной матери, ты там ни разу не появлялась. Давай, говори, что случилось, где ты пропадаешь каждый вечер? Влюбилась?
- Мама, ты только не ругайся! Я, кажется, действительно влюбилась. Он такой, мама! Он такой замечательный, я тебя с ним познакомлю. Вот увидишь, он тебе понравится!

          Алевтина молча смотрела на Лену, ей было грустно. Вот и Ленка уже невеста, а она еще сама толком не жила, а уже скоро бабушкой станет. И не заметила, как дочь выросла, вон какая стоит, глаза горят, лицо горит, губы нацелованы – точно невеста уже! Господи, только бы не сломала себе жизнь.
-  Давай садись рядом, рассказывай. Он кто, студент? Что делает? Москвич или приезжий? Все без утайки, я все должна знать.
- Да москвич он, москвич! Помнишь, к нам попал больше месяца назад парень один, наладчик станков, инженер-механик с нашего ЗиСа, он на масле разлитом поскользнулся и о станок ударился. Ну, там сотрясение было небольшое, ушибы, он в мою палату попал.
-  Так, понятно. И ты, значит, тоже попала?
-  Мама, я в него влюбилась сразу, как первый раз поговорили. Что теперь делать, не знаю?
-  Погоди, погоди, так он инженер, и работает давно. Так сколько же ему лет, интересно?
- Ну, он меня старше, ему 33 года скоро будет, в декабре.

            У Алевтины сердце остановилось. Ну почему дочка её наступает на те же грабли, что и она сама в семнадцать лет? Точно, этот механик – наладчик наладит ей ребенка, и поминай, как звали.
-  Ты что, сдурела! Он же мне ровесник, года на четыре моложе всего. Он же с тобой поиграет и бросит, и повторится моя история. Он где хоть живет – то? Может, у него семья бывшая, дети, а он в общаге болтается, на твою жилплощадь нацелился?
-  Да ты что, какая жилплощадь. Он не был женат, детей нет, а квартира у него трехкомнатная, все там чисто, уютно, я сама видела.
-  Погоди, так ты что, была уже в его квартире?! Ну, ты и наивная, как школьница. Надо было вначале со мной познакомить, а потом уже с моего разрешения к взрослому мужику в гости ходить. Как далеко у вас зашло все это?
-  Мама! Ты чего? Да никуда ничего не зашло. Коля очень деликатный, он никакого хамства не позволяет.
-  Коля, значит. Ну, приводи своего Колю, поглядим. И не смей больше к нему в гости ходить, пока я не разрешу! Поняла? А теперь спать, завтра действительно рано вставать.

             Лена бросилась целовать мать, обнимать: - « Так ты не сердишься?! Я его приведу, ты увидишь, он хороший, он обязательно тебе понравится!»
-  Поживем – увидим. И рано радуешься, Ленка, я, может, прогоню его. – Но Лена, счастливая и веселая, уже побежала умываться перед сном. А Алевтина с горечью подумала, что даже если этот Коля ей и не понравится, прогнать его будет непросто. Ленка, похоже, действительно влюбилась, а против сильной, да еще первой любви -  у неё нет сил бороться.

           Назавтра Алевтина и хирург Илья отдыхали после тяжелой и длительной операции, Илья, как всегда, лежа на кушетке, а Алевтина в кресле. Вдруг Илья сказал, не открывая глаз: - « Что-то ты мне не нравишься сегодня, Аля. Работала, как автомат, мысли далеко, однажды даже зажим перепутала. Что случилось, подруга?»
-  Да уж, случилось! Ленка моя втрескалась в мужика, года на четыре меня моложе. Я со вчера вся на нервах. Залетит, как я в свое время, как пить дать, залетит! Я боюсь давить, как бы дочку не потерять.

             Илья открыл глаза, сел и с усмешкой посмотрел на Алевтину.
-  Ты что, мать, забыла, как я и подруги твои тебя предупреждали о Германе? Вдалбливали в твою дурную голову, что надо поостеречься. Куда там! Ты, влюбленная дурочка, никого не слушала, порхала тут по коридорам, как бабочка. Вот и допорхала. А на Ленку бесполезно давить, она хоть и чистая, наивная и тебя любит, но упрямая бывает, точно как ты в молодости. А потом, чего это ты раньше времени мандражируешь? Познакомься с этим парнем, может, он действительно хорош, как Ленка уверяет? Давай лучше по пятнадцать капель, напряжение снять.

            Через пару дней Лена, пряча глаза, сказала: - « Знаешь, Коля, мама хочет с тобой познакомиться. Но если ты против, то не надо, это как-то на сватовство похоже». Николаю вначале это предложение не понравилось, но он подумал и спросил: - « А ты, Лена, наверное, рассказала про мой солидный возраст? Сколько твоей матери лет?»
-  Да, конечно сказала. А мама моя старше тебя на четыре года.
-  Ну, тогда понятно. Она боится за тебя. Думает, если я значительно старше, то тебе со мной опасно. Не переживай, скажи, когда приходить – буду, как штык. – Счастливая Лена повисла на Николае.

          Сева и жена его Люда наряжали Николая, как жениха. Заставили надеть костюм, который Николай купил в бытность Элеоноры. Она выбирала этот костюм, чтобы Николай соответствовал. Костюм этот ему не нравился, но друзья в один голос рекомендовали. Люда даже повязала один из Севкиных галстуков, которые Николай отродясь не носил. Эта «удавка» окончательно испортила Николаю настроение, он решил, как пойдет к Лене, её снять и дышать свободно. Он купил два букета – маме и Лене, коробку конфет, и пошел, сильно вибрируя и опасаясь, как встретит его мамаша.

           Дверь открыла Алевтина. В её голове сложился образ бывалого сердцееда, высокого, с наглыми глазами, копия её Германа. И когда она увидела худощавого, молодо выглядевшего парня в хорошем костюме, с открытым взглядом голубых глаз, который, заметно волнуясь, неловко вручил ей букет и сказал, что он друг Елены и пришел познакомиться, у неё половина страхов исчезла. А потом они сидели за столом, Алевтина устроила допрос с пристрастием, Николай, увидев ужас в глазах Лены, слегка улыбнулся и подмигнул ей: все будет хорошо, не волнуйся. И отвечал на вопросы четко, прямо и спокойно, не стараясь себя приукрасить. Постепенно Алевтина подошла к главной теме.
-  Извините меня, Николай, но мне важно знать о ваших намерениях. Вы много старше Лены, у вас, наверное, есть богатый опыт личных отношений, а Лена только начинает жизнь, я боюсь, как любая мать на моем месте.
-  Мама! Ты зачем это? Я же просила!
-  Лена, не волнуйся, мама права. Алевтина Федоровна, насчет намерений я пока не знаю, да и не от меня одного это зависит. Но могу вас уверить, что я никогда жизнь Лены не поломаю. Это я могу твердо обещать уже сейчас. И давайте расслабимся, наконец, и выпьем за знакомство, и за все хорошее. А, Алевтина Федоровна?
-  Ну, давай, Коля! И перестань меня навеличивать, мы с тобой почти одногодки. Зови Алевтиной, так будет правильно.

            Лена почти задохнулась от счастья. Она поняла, что мама приняла Николая, он ей, похоже, понравился. Она весело сказала: - « А ты знаешь, мама? Коля хорошо поет и играет на гитаре. Коля, у нас гитара есть, я когда-то бренчала, пыталась научиться, но не вышло». Николай настроил гитару, попробовал пару аккордов, сказал, что гитара вполне, и запел. Играл он так себе, несколько аккордов, но пел очень прилично. Своим несильным, но приятным баритоном он вкладывал душу в пение, женщины, очень чуткие к таким вещам, слушали его, затаив дыхание, и у многих появлялись слезы на глазах, если песня была страдальческая, про несчастную любовь. Коля был в ударе. У Алевтины, и, тем более, у Лены в глазах стояли слезы. И они весело смеялись, когда Коля пел полухулигантские песни из студенческого фольклора. А в какой-то момент Алевтина вдруг почувствовала, что у неё в доме настоящая семья, с мужчиной, с радостной дочерью, и она сама весела и свободна, как в юности. Она испугалась, что это все уйдет, пропадет, как утренний туман.

        Когда Коля ушел, Лена бросилась к матери с понятным, главным для себя вопросом. Алевтина, вдруг погрустневшая, неохотно ответила: - « Ну, вроде хороший мужчина. Открытый, веселый, умный – так мне показалось. И к тебе, похоже, хорошо относится. Что же, дружите, я не возражаю. Только никаких вольностей до свадьбы, поняла? А теперь спать!» Лена подскочила к матери, обнимать, целовать, потом они успокоились, Лена улеглась на диване, а Алевтина долго лежала на своей кровати в спальне, уставившись в потолок. Её не оставляло воспоминание о том чувстве настоящей семьи, связанное с этим отличным парнем, которое её внезапно захватило и которого она испугалась. И ей стало так грустно, что она еще немного – и разревелась бы. Было больно, что она почти и не жила, а жизнь уже покатилась под гору.

           Они сидели все втроем и обсуждали будущую свадьбу. У Коли была масса друзей, у Лены с Алевтиной тоже куча сослуживцев и подруг. Народу набиралось достаточно. Решили свадьбу сыграть в ЗиСовской столовой, которая вечерами превращалась в ресторан с вполне приличной кухней. Потом разговор пошел о том, где будут жить молодые.
-  Как где? – удивился Коля. – У меня трехкомнатная, просторно, ребенок родится, можно отдельную детскую сделать.
-  Только через мой труп! – взвилась Алевтина. – Я всю жизнь с Ленкой прожила, а сейчас она меня что, бросить должна? Я от тоски тут одна удавлюсь!
-  Ну, тогда давайте перебираться ко мне вдвоем, а эту квартиру сдавайте жильцам, все доход дополнительный.
-  Нет, Коля, здесь мы рядом с работой, а от тебя час туда, час обратно. Давай, пока детей нет, поживем все у нас, вы с Леной в спальне, а я тут вот, на Ленкином диване. А сдавать ты свою квартиру можешь, и доход поболе будет.
           Лена весело засмеялась:- « Ты посмотри, Коля, мама какой финансисткой стала. У неё всю жизнь деньги как приходили, так и уходили, а тут «доход». Они еще пообсуждали, посмеялись. В результате молодые решили вначале пожить вместе с тещей в Лениной квартире. А свою Коля действительно сдаст в аренду.

          Свадьба отгремела, было очень весело, Лена в белом платье выглядела просто потрясающе. Сева, изрядно выпивший, шепнул Николаю: - « Колька, это, я тебе доложу, просто цветок, а не невеста! Она тут самая красивая». Потом заметил жену Люду, внимательно слушавшую.
- Конечно, если не считать мою Людочку. Людок! Ты вообще вне конкуренции! – Люда внимательно посмотрела в Севины глаза, как рефери на ринге.  – Трепло ты, Севка! Больше чтобы ни грамма, иначе уйду одна. А ты тут напивайся до потери пульса! -  И ушла к подругам.
-  Ну, видишь, Колька, на пустом месте духарнулась. И зачем тебе эти грабли?  Был свободный человек, а сейчас? Вот будет твоя Ленка, лет через пять, как моя возить тебя мордой по столу.
-  Ну, уж, мордой по столу. Тоже скажешь. Людка твоя отличная баба, и хозяйка отменная, и тебя любит, чего ты Бога гневишь!
-  Да ты прав, Колян! Давай за баб, то есть за женщин наших. Без них мы как же? С ними трудно, а без них совсем труба! – он оглянулся, убедился, что его Людочка далеко и в его сторону вроде не смотрит, смачно опрокинул стопку, чем – то закусил и закончил свою мысль: - « Отличная штука свадьба, я тебе доложу!»

             Приближалась пора вступительных экзаменов в институты. Как-то за ужином Николай вдруг произнес: - « Послушайте, девушки, что я вам скажу. Мне тут в связи с женитьбой зарплату повысили прилично, да еще доход от аренды квартиры моей, вот я подумал. Ленке надо бросать работу и поступать в мединститут. Она вон уже два года готовится. А я её-то прокормлю». Лена заспорила, твердо стала отказываться, не хочу, мол, сидеть на иждивении.
-  Ладно, Лена, будешь иногда по вечерам уколы ставить, массаж – тоже приработок. Ты не спорь, а давай, двигай документы сдавать, пока время есть.

         Лена посидела, подумала, вдруг вскочила и стала целовать Николая. Похоже, мечта её и Алевтины начала исполнятся. Алевтина во все глаза смотрела на зятя, были бы они одни – тоже бросилась бы целовать. Её переполняло ощущение счастья, что Ленке так повезло, редкий по доброте парень попался. Лена отнесла документы в институт, получила такую характеристику от руководства больницы, что хоть завтра орден получать, все экзамены успешно сдала и поступила.

           Снова они сидели своей маленькой семьей, снова Коля пел, женщины подпевали, и в квартире разливалось такое счастье и благодать, что Алевтина не выдержала и внезапно разревелась.
- Ты чего, мама?! Что случилось? Заболела? Где болит? – забегала Лена.
-  Да ничего не болит, это я от счастья. И от вина, выпила сегодня на радостях…

        Они сидели в ординаторской, как обычно после операции. Илья спросил: - « До меня слухи дошли, что Ленка твоя уволилась и в мед поступила? Чего же ты молчала? Мы с тобой столько лет душа в душу, а я от чужих узнаю. Обиделся я! Может, на всю оставшуюся жизнь!»
-  Да мы еще месяц назад не знали. А тут Николай сказал, что Ленка должна уволится и поступать на дневное, а он ответственность берет на себя. Я вот, сколько за ним наблюдаю, все удивляюсь и радуюсь за Ленку. Такой отличный парень ей попался! – И она стала рассказывать Илье, какой он прекрасный специалист, какой ремонт у них он сделал с друзьями, и не пьет, так, по праздникам. А веселый, а поет как душевно! И умный, что ни спроси – сразу ответ. И ласковый, Ленку тискает все время.

         Илья открыл глаза, сел на кушетке и озадаченно долго посмотрел на Алевтину. Потом вдруг произнес удивленно и тревожно: - « Да ты, мать, похоже, сама влюбилась в этого Николая. Я еще на свадьбе заметил, что смотришь на него как-то слишком. Ну, думаю, радуется мать за дитя, а сейчас вижу – все не так радужно. Задави в себе это, Аля, пока не поздно».
-  Ту что, совсем сдурел, Илья Васильевич! Я что, враг Ленке своей? Какая любовь с моей стороны, ты думай, что говоришь! – Она вспыхнула, вскочила и вылетела из ординаторской, сильно хлопнув дверью. Илья снова улегся на кушетку и прикрыл глаза. На душе его было тревожно, он очень хорошо знал свою хирургическую сестру.

         Алевтина влетела в сестринскую раздевалку, там за металлическими шкафами был маленький закуток с креслом, от дверей не видно. Сестры иногда прятались там от посторонних глаз, чтобы передохнуть. Алевтина тоже знала своего хирурга не первый год, и часто убеждалась в его наблюдательности и правильности суждений и выводов. Поэтому она сильно встревожилась. Она не очень задумывалась над своими внутренними переживаниями, а теперь занялась самоанализом. И стала вспоминать.

              Она вспомнила, например, как последнее время бежала с работы домой, чтобы накормить молодых, а если у Лены были вечерние занятия, то летела она почти на крыльях. А как ей нравилось кормить Николая! Он смачно ел, нахваливая, все, что она приготовила, и у Алевтины растекалось тепло по организму. Она вспомнила, что непроизвольно касалась его плеча или волос, проходя мимо. И когда он мылся в ванной, ей так хотелось в неё заглянуть! Однажды она застала Лену в мрачном расположении духа, она сидела за столом и сосредоточенно катала хлебный шарик. Верный признак.
-  Что случилось, Лена? Ушел последний поезд?
-  Тревожно мне, мама! Что-то у нас не складывается личная жизнь. Понимаешь, ты мне с детства вдалбливала, что мужики сволочи, а интим опасен, можно забеременеть, а потом он бросит, и буду куковать, как ты. Вот у меня и выработался страх подсознательный, не могу я расслабиться, спазмы одни и страх. Уж какой Коля внимательный и осторожный – а все равно ничего не выходит. Бросит он меня, какой мужик это вытерпит?
-  Ну, доченька, милая! Чего же ты так буквально все принимала? Я же хотела тебя предостеречь, и только. А ты к врачам обращалась?
-  Нет, мне стыдно. Меня же все знают, поползет сплетня, в больнице ничего не скроешь. Я вот под большим секретом попросила совета у Соньки, у неё мужиков было – она со счета сбилась.
-  Да уж! И что она посоветовала?
-  Она сказала водки выпить, расслабиться и вообще не думать ни о чем. Колька, говорит, сам все сделает, не дурак.
-  А что, может, она права? Ты уж прости меня, перестаралась я со своими советами, и тебе всю жизнь испортила.
-  Ладно, мама, попробую устроить Сонькин эксперимент. – И они весело засмеялись.

          А потом утром Лена, сияя, шепнула матери:- « Все в порядке. Правда, я ничего хорошего не почувствовала, зато страх ушел. Я даже проявила кое-какую активность. Колька на седьмом небе!» Странно, но Алевтина вместо радости за дочь почувствовала неприятный укол, еще тогда удививший её, и она весь день ходила в скверном настроении.

          Она еще много чего вспомнила. И в отчаянии ударяя себя по коленям, шептала: - « Господи, похоже, Илья прав! Этого мне только не хватало! Ленке дорогу переступать! Вот свалился на мою голову. Все, держу дистанцию, никаких взглядов, вздохов, замечаю в нем только плохое. И пусть Ленка его кормит, я подучу насчет готовки. Выбросить всю эту дурь из головы, и дело с концом».

          Алевтина встала, вздохнула и успокоилась. Хотя в глубине предательский червячок сомнения уже начал свербить. Алевтина, эта цельная натура, впервые в жизни по- настоящему влюбилась со всей силой недолюбленной и недолюбившей здоровой и молодой женщины, и выбросить «эту дурь из головы» оказалось почти невозможно.

          Алевтина  обычно спала, как убитая. Но в эту ночь было душно, и она проснулась, хотела идти на кухню напиться, и услышала, как за стенкой молодые шепчутся, смеются сдавленным смехом, потом раздались известные ритмические звуки – Алевтина набросила на голову подушку, чтобы не слышать. Она долго не могла уснуть. А потом ей приснился сон, такой яркий, что она в ужасе проснулась. Ей приснилось, что она занимается любовью с Николаем, да так достоверно, просто кошмар! Она проснулась, вся вибрируя в предчувствии кульминации. Потная и злая, что сон оборвался на самом интересном. Потом, за завтраком, она боялась посмотреть на Николая, ей казалось, что он знает про этот сон, и ей было стыдно. Там были такие сцены и откровения. – Я, похоже, схожу с ума, - подумала Алевтина. – С этим надо что-то делать.

             Чем сильнее она хотела забыть про тот злосчастный сон, тем чаще он стал возвращаться. Теперь, услышав предательские звуки из спальни, она не прятала голову в подушку, а, наоборот, внимательно слушала, и в голове проносились фантастические картинки. И изредка возвращался этот запретный, но такой желанный сон. Однажды она дождалась кульминации. Она проснулась от собственного вскрика, тело её подбрасывало, она как будто всплыла из водоворота. Алевтина со страхом посмотрела на дверь, но за стенкой было тихо. Она лежала и прислушивалась к своим ощущениям. Это был нокдаун, но фантастический, тело успокаивалось и сладкая истома, и свобода, и радость от жизни – все было такой силы впервые. -  Надо разъезжаться, и немедленно, - решила она. -  Иначе все это добром не кончится.

          Вскоре Алевтина сказала за завтраком: - « Вот что, ребята. Вам надо начинать самостоятельную жизнь. Коля, у тебя жильцы до какого времени заплатили?»
-  Еще три месяца могут жить. А вы же, Алевтина, недавно сами возражали, не хотели, чтобы мы с Леной поселились отдельно. Что случилось, что изменилось? Говорили, что будете помогать, пока Лена учится, да может и родится кто-то.
-  Я, конечно, помогать буду, но вам надо строить свою семью, решать текущие задачи самостоятельно. Такое мое мнение.

            Лена подозрительно посмотрела на мать. Она знала: когда мать говорит что-то не совсем искренне, она правой рукой теребит волосы у виска. Что-то здесь не то. Но мать сказала – будет так.
-  Хорошо, мама, мы через три месяца переедем в Колину квартиру, какая проблема?
-  Вы только не обижайтесь, так будет лучше, я думаю.
-  Да какие обиды? Мы же сами предлагали вначале этот вариант.

            Все разошлись с ощущением недосказанности и тревоги. Лена с подозрениями, Николай в недоумении, а сама Алевтина в тоске и отчаянии.
            Через две недели, или три Лена сообщила, что их, первокурсников, посылают в колхоз, сортировать овощи в хранилище. Ну, там морковку, капусту, свеклу. Их убирают с полей вместе с мокрой землей, они мигом начинают загнивать. Вот и надо их перебирать, пока все не сгнили.

            Алевтина устроила прощальный обед, они посидели, потом Лена стала собираться. Они должны были добираться на поезде до какой-то станции в Ярославской области, затем на телегах до деревни. Название было классное – деревня «Гнилуха», самое то по роду их деятельности. Но колхоз назывался светло и оптимистично – « Заря Ильича».
-  Все, Ленок, надо бежать, а то опоздаем к поезду.
-  Да не волнуйся, не опоздаем. Сейчас должна подъехать моя однокурсница, у них «Победа», её отец подбросит нас на вокзал.

            За окном раздался сигнал, Лена посмотрела во двор, чмокнула в щеку мать и Николая, и убежала. Они постояли у окна, помахали Лене и подружке, и студентки укатили. Потом Николай и Алевтина снова сели за стол, выпили за благополучную командировку, еще посидели, поговорили, настроение было испорчено. Николаю не хотелось расставаться с молодой женой, а Алевтина боялась оставаться с Николаем наедине, себя боялась.

            Николай пошел в ванную, помылся, побрился ( вечно не успевал утром), крикнул в сторону кухни: - « Спокойной ночи, теща!», и пошел спать. Алевтина убрала все, помыла посуду, тоже пошла помыться, долго мылась, иногда застывая в задумчивости под душем, потом вышла, достала початую бутылку водки, налила стопку и залпом выпила. И, как была в ночной рубашке, так и отправилась в спальню.

           Она долго, наверное, полчаса, сидела на стуле и смотрела на спящего Николая. Он спал в излюбленной позе, на животе, обхватив обеими руками подушку. Одеяло сползло, спина и часть немного ниже были открыты. Алевтина как-то судорожно вздохнула, почти всхлипнула, сбросила рубашку и нырнула к Николаю под одеяло. Как в прорубь.

           Николай, еще во сне, прижал Алевтину, поцеловал в шею, что-то прошептал. Алевтина похолодела. Она поняла, что Коля сейчас проснется, её охватил ужас, она сделала попытку вырваться и убежать. Но Николай еще сильнее прижал её к себе. И проснулся. Рывком сел, вспомнил, что Ленка только что уехала.
- Это ты, Алевтина?! Ни хрена себе, заявочки! Ты что, совсем тронулась?

            В комнате был полумрак. Он увидел Алевтину, натянувшую одеяло до подбородка, и её неправдоподобно  огромные глаза, полные ужаса. Пауза затянулась, положение было странное, оба не знали, как выбраться из этой ситуации. Вдруг Алевтина сбросила одеяло, села на кровати спиной к Коле, совершенно забыв, что она без одежды, и заплакала. Это была настоящая истерика, все тело её тряслось, как в лихорадке. Потом она немного успокоилась и сбивчиво стала говорить: - « Я влюбилась в тебя, Коля! Я ничего не могу с собой поделать! Ты мне снишься, я скоро с ума сойду. Да я уже сошла, раз к тебе вот легла. Я почему предложила разъехаться? Вот потому самому. А сейчас одни остались, меня как магнитом к тебе утянуло»

             Она снова заплакала, как-то по -  детски размазывая слезы. Потом заметила, что совсем не одета, в ужасе схватила рубаху, стала её надевать, путаясь, наконец, надела и направилась к двери.
-  Ты меня прости, Коля, я дура  дурой. Ты Ленке только не говори, мне после этого только зарезаться остается.
-  Стой, Аля! Давай поговорим, тем более спать не получится ни у тебя, ни у меня. Ложись вот поверх одеяла, надо решить, как дальше жить. Я ведь понимаю, что у тебя это серьезней некуда. Ты, чтобы своей любимой Ленке дорогу переступить – это как же надо себя сломать?

             Алевтина постояла в нерешительности, вернулась и действительно легла поверх одеяла. И вдруг начала рассказывать про свою жизнь, про первую наивную любовь к этому Герману, про неудачные связи с другими мужиками, про трудности матери-одиночки, и главное – о жажде любви.
-  Знаешь, Коля? Я в тебя не сразу влюбилась. А потом как-то ты поселился в моем сердце. И все в тебе оказалось точно, как мне мечталось. Ты моя единственная настоящая любовь! У меня нет сил бороться, честное слово.

          Она снова заплакала, ткнулась в подушку. Николаю стало её жалко, сил нет. Он погладил её по волосам:- « Ну, перестань, Аля! Ну, что-то придумаем. Не могу я терпеть женские слезы». Она вдруг обхватила голову Николая, прижалась и стала его целовать, попадая в глаза, губы, подбородок. И как-то так получилось, что Коля ответил на один из поцелуев, когда Алевтина попала ему в губы. И все. Трудно устоять от такого безумного натиска по-настоящему влюбленной зрелой женщины.

         Алевтина кинулась, как в омут головой. Она не заметила, что сбросила рубашку и совсем голая, из головы вылетели все мысли о Лене, о том, что она делает, даже о том, как она выглядит. Она вся растворилась в этом проклятом Николае, и только одна мысль иногда проскакивала: как это здорово, когда с любимым! И когда внезапно наступила кульминация этого безумия, Алевтина вскрикнула, впилась ногтями в Николаеву спину и даже сильно её оцарапала. Ни он, ни она этого не заметили.

        Потом они лежали рядом, одеяло было на полу, они были влажные и обессиленные. Николай хрипло произнес: - « Пойду я, сполоснусь, и попить надо». Он стоял под душем, когда вдруг появилась Алевтина. Он сделал попытку закрыться, но Алевтина бесстрашно шагнула вперед и встала рядом под душ.
-  Знаешь, Коля, сколько раз я мечтала заглянуть в ванную, когда ты мылся? Господи, я с тобой такая нахальная стала, просто ужас! Но ты мне по- настоящему родной человек, Коленька, мне с тобой ничего не стыдно.
 
          Она обняла Николая и крепко его поцеловала. И совершенно понятно, как продолжилось это так называемое мытье. А потом они сидели на кухне, в три часа ночи, ели и пили вино, совершенно не замечая своей наготы. Впрочем, Николай замечал.
-  Ну, и классная у тебя фигура, Аля! Самые мои любимые размеры. Ты говорила, уже лет десять ни с кем ничего. Как это мужики не замечали, и никто не воспользовался? Дураки.
-  Почему дураки. Некоторые, может, и хотели, да я была, как скала. А теперь вот из воска вся. Того и гляди, вообще расплывусь.
-  Пойдем, проверим.

           Но Алевтина не среагировала на эти слова. Она вдруг серьезно, даже как-то тоскливо посмотрела в Колины глаза, сникла и даже будто постарела. Она зябко передернула плечами, пошла в ванную, накинула халат, вернулась: - « Коля, что мы натворили, а? Что дальше-то делать? Ну, ладно, я баба, сдурела, мне вот под сорок, а ты мужик, не мог прогнать, что ли? Как теперь Ленке в глаза смотреть?» У неё снова налились слезы, каплями стали падать на стол, она их даже не замечала.

         Николай долго смотрел на неё, и в голове его возникла и не исчезала мысль о том, что ему никогда и ни с кем не было так хорошо, как с Алевтиной. Он не любил её, как Лену, но как женщина – это было превосходно! Он погладил Алевтину, сказал спокойно и твердо: - « Все, Аля, успокойся, утро вечера мудренее. И не обязательно говорить Лене. Мы через месяц разъедемся, будем в гости ходить, все утрясется. Пойдем досыпать, завтра на работу, а мы почти не спали».
         Она устроилась на его плече, обняла, и уже засыпая, вдруг приподнялась на локте и прошептала:- « Как это разъедемся? А как я без всего ЭТОГО буду жить, Коля? Я сдохну от тоски, честное слово!» Но Николай уже крепко спал и ничего не слышал.

          Назавтра хирург Илья обеспокоенно спросил: - « Что с тобой, Аля? Ты что, не спала? Вон синие круги под глазами, глаза лихорадочно горят. Ты, часом, не заболела?»
-  Да устала я, Васильич. Дай пару недель отпуска, у меня вон сколько отгулов за переработку.
-  Трудно без тебя будет. Ну, ладно, иди, оформляй, я подпишу. Ты действительно вкалываешь почти без отдыха.

         Вечером Коля пришел, а на столе все готово, и на плите борщ горячий, и еще что-то на сковороде, и Алевтина вся из себя ухоженная,  духами обрызганная.
-  Ты же должна еще на работе быть. Отпросилась, что ли?
-  Бери выше, Коля. У меня отпуск две недели. Буду тебя кормить, чтобы не похудел. А ты не можешь тоже отпуск попросить? Мы бы с тобой походили по городу, в кино, может, в театр. Сто лет нигде не была, из квартиры не вылезала. Работа – дом, дом – работа!
-  Ладно, поговорю с начальством. Что это ты приготовила? Запах на весь дом.

          Они поужинали, выпили вина, потом Коля спросил: - « Ну, что, Алевтина, пойдем, погуляем?» Алевтина покраснела.
-  Давай, Коля, не сегодня. Ну, может, завтра или после. Давай посидим, телик посмотрим. – Да,- подумал Николай,- без хорошего питания точно ноги протянешь.- Конечно, никакой телик они не смотрели. И все повторилось, и снова Коля удивлялся, как с ней здорово, и снова она впивалась ногтями в Колину спину и вскрикивала непонятными междометиями, совершенно не контролируя себя.

       Они лежали. Она без мыслей. А Коля сильно запереживал, что же будет дальше. Он понимал, что не любит её, и вряд ли полюбит, как Лену, но страсть все больше захватывала его. Ну, а про Алевтину и говорить нечего. Она как будто уловила его мысли:
-  Не переживай, Коленька. Нам хорошо вдвоем, и это главное сейчас. А про потом я не хочу думать. Мне такое счастье больше в жизни не выпадет, я это твердо знаю.

          Коля тоже выхлопотал отпуск, и они спали до полдня, действительно бегали в кино, и дважды были в театре, и любили друг друга, как сумасшедшие. Но со стороны Николая это была не любовь. Через неделю такой жизни его пыл стал угасать, нельзя же, в самом деле, каждый день кушать икру ложками до отвала. Алевтина, как любая влюбленная женщина, чутко уловила спад в Колином настроении. Как-то незаметно снизилась уверенность в себе, и она стала стесняться ходить голой. Одеваясь утром, она говорила: - « Коля, отвернись, мне неудобно».
-  Да ты чего это, Аля? Я тебя столько раз видел голой, ты меня удивляешь.
-  Ну, видел и видел. А сейчас мне стыдно.

           И чем ближе к приезду Лены, тем сильнее густела тревога и чувство неловкости. Когда пришла телеграмма от Лены, что она приезжает послезавтра, с номером поезда и временем приезда, они поужинали, как обычно, и Алевтина вдруг сказала, глядя в угол и слегка запинаясь: - « Я сегодня буду спать на диване». Она ожидала, что Коля будет возражать, но он помолчал, а потом сказал:
-  Да зачем, я на диване, тебе на кровати удобнее будет.
-  Нет, не могу я там больше. Все, надо что-то решать.

             Николай встал, походил, выпил квасу из холодильника. Алевтина внимательно следила за его передвижениями из-под ресниц. Наконец он остановился, и твердо произнес: - « Все, Алевтина, я Ленку люблю и то, что между нами случилось, то уже случилось. Тут ничего не изменить. Но через месяц мои жильцы съедут, и мы с Ленкой будем жить у меня. Ты прекрасная женщина, Аля! И если бы мы встретились с тобой раньше Ленки, может, было бы все по- другому. Но сейчас у меня в сердце твоя дочь.

         Алевтина сидела с каменным лицом. Она своей дочери, любимой и единственной, не враг. Но сейчас происходила в её личной жизни катастрофа, все рушилось со страшным грохотом. Она молча кивнула, махнула рукой – иди спать – и пошла в ванную. Там она включила воду, под шум этой воды долго ревела, стараясь сдерживать рыдания, потом помылась и пошла на диван.

         Лена сразу на вокзале почувствовала что-то не то. Коля, обычно достаточно сдержанный в проявлениях своих эмоций, прыгал вокруг, как влюбленный школьник, без конца целовал, обнимал, шептал, как сильно он соскучился. Лена решила, что Коля что-то натворил. Нельзя оставлять мужчину одного, мама была права.

         Дома её ждал новый сюрприз. Мама, её родная мама, которую она изучила за все годы досконально, тоже вела себя странно. Она преувеличенно громко радовалась, но у неё тряслись руки, когда она сервировала стол, и во взгляде Лена несколько раз уловила растерянность и вину. Что-то случилось, и что-то серьезное, подумала Лена. Но потом  установилась обычная атмосфера, Лена успокоилась, подумала, что это из – за разлуки. Но когда они легли в постель, все подозрения вернулись с новой силой. Николай, желая показать, как он соскучился, ринулся исполнять свои супружеские обязанности с напором застоявшегося жеребца. Встретившись с недоуменным взглядом жены, он сник, пробормотал что-то об усталости, извинился и вообще отвернулся к стене. Он с ужасом обнаружил, что вообще не может выполнить свои обязанности сегодня. Потом повернулся и прошептал: - « Ленка, прости, но я сегодня вообще никакой. Это, наверное, из-за ожидания, перетерпел, похоже, и переволновался».
-  Не переживай, Коленька. Ерунда все это. Завтра все поправится.
-  А я действительно счастлив тебя снова обнимать, вот, что ты рядом.
 
          Через некоторое время он заснул, а Лена долго еще лежала с открытыми глазами. Что-то было не так, и это что-то её сильно тревожило.
           Утром Николай ушел на работу, а Лена с матерью сели завтракать. Николай есть не стал, рванул из дома, сказал, что опаздывает. Алевтина была напряжена до невозможности, о чем-то непрерывно думала, на Лену старалась не глядеть. Наконец, Лена не выдержала:
-  Мама, что случилось, я же вижу – все не так? Что ты пытаешься скрыть? Я тебя прекрасно знаю.

          Алевтина крепилась некоторое время, потом бросилась к дочери, прижалась к ней и горько заплакала. Лена окаменела от ужаса, ей подумалось, что мать заболела неизлечимой болезнью.
-  Мама, что с тобой!? Давай, рассказывай. Нет безвыходных положений.
-  Есть, еще как есть!- в отчаянии выкрикнула Алевтина. И все ей рассказала.
-  Как же ты могла, мама?! С моим мужем, с Колькой моим. Ты меня убила, я вообще не знаю, как быть, что дальше, как мы будем с ним вместе после этого, да и с тобой как? Боже мой, у меня сейчас голова лопнет!
-  Да полюбила я его, Николая, впервые в жизни по- настоящему полюбила, а мне уже под сорок. Ты не поймешь, как это влюбиться в таком возрасте. Не могла я противиться, совсем воли не стало.
- Ну, и забирай его себе, все равно я после этого жить с ним не смогу. И с тобой тоже! – зло выкрикнула Лена.
-  А что? И забрала бы. Ты молодая, у тебя все еще впереди, а у меня край, больше никакой любви в жизни не будет, я точно знаю. Только не любит он меня, он тебя любит, так мне и сказал. Вот и получилось, что я мужика соблазнила, а он не устоял.

         Алевтина встала, убрала со стола, пошла собираться на работу. Она четко поняла, что в их жизни возникла не просто трещина, а целая пропасть. Уходя, она сказала дочери: - « Мне отравиться хочется. Я тебя сильно обидела, но что творится в моей душе – не дай бог тебе такого вытерпеть в жизни».

          Вечером они сидели за столом и молчали. Наконец Лена , внешне совершенно спокойная, повзрослевшая лет на десять, сказала, ни на кого не глядя:- « Все, Коля, я подаю на развод. Иди, собери вещи и уходи. У тебя квартира есть, на улице не останешься. А мы уж вот, с Алевтиной Федоровной, как- нибудь проживем, правда, как раньше, не получится».

           Николай понял, что сейчас разговоры бесполезны. Даже, пожалуй, вредны. Он физически ощущал напряжение в воздухе.  Любое сказанное им слово может вызвать грандиозный скандал. Он молча поднялся, и пошел собирать вещи. Алевтина оделась и вышла из дома, чтобы не видеть финал их счастливой жизни…

         Николай появился у своего друга Севки с чемоданом. Сева и жена его Люда сильно удивились.
-  Что это за явление? Тебя что, выгнали?
-  Да, можно и так считать.
-  Как это, как это?!! Давай подробности.
-  Типичная история, не сошлись характером. Я у вас поживу пару недель, потом жильцы мои съедут, я к себе уйду. Вы согласны меня приютить?
-  Да о чем ты, Коля?! Но я же тебя предупреждала, что опасно жить вместе с тещей, все равно начнет вмешиваться, петь дочери, то-сё, - вмешалась Люся.
-  Да нет, тут другая история. А, не хочу говорить.
 
        Вечером, после выпивки, они стояли на балконе с Севой. Сева спросил, тихо, чтобы Люся не слышала: - « Ну, а что на самом деле случилось?»
-  Если Люське не проболтаешься, расскажу.
- Ты что, друган, меня не знаешь? Могила!
-  Да знаю. Могила – то не очень глубокая. Но тут, Сева, действительно серьезная причина, если проболтаешься – ты мне не друг.
 
        И он рассказал другу все. Сева протрезвел, долго молчал, потом сказал тихо и серьезно: - « Уезжать тебе надо, Коля, из Москвы, хотя бы на год. Время лечит, время покажет, что и как. Если Ленка тебя точно любит, думаю, простит. А мать свою точно простит со временем, она для Ленки самый близкий человек».

        Судьба часто подыгрывает человеку. Николай был в министерстве, ему вручали Почетный Знак « Отличник машиностроения». Когда он спускался по лестнице, его окликнул мужчина: - « Коля, ты, что ли?! Да ты совсем не изменился. Меня-то узнал, надеюсь?»
-  Кешка, друг! Как же не узнал, пять лет в одной группе! Пошли, посидим, поговорим. А ты что тут, в Москве?
-  Да вот, в командировке, запчасти к станкам пробивал. Все заявки давно подписаны, а все равно приходится проталкивать.

          Иннокентий Глухих был отправлен на учебу из Иркутского завода тяжелого машиностроения, учился здорово, и после окончания института вернулся на свой завод. Сейчас, вот, работает начальником цеха.
-  Коля, нам наладчики нужны, словами не передать. Вот бы ты приехал, поработал. Мы бы тебя начальником наладки сделали бы, зарплата раза в два выше, там у нас природа, тайга, Байкал, охота, рыбалка. А что, ты же сказал, что холостой. Сдашь квартиру внаем, и к нам. У меня поживешь первое время, потом от завода что-то дадут.
-  Ладно, подумаю.
             Николай подумал, и уехал с Иннокентием в Сибирь…

              Мы сидели на лавочке, Николай держал в руках погасшую папиросу, да и моя трубка тоже давно погасла. Я спросил: - « И где ты сейчас живешь?»
-  Да вон там, на углу Ямской. Там в угловом доме у друга Кешки двухкомнатная квартира с кухней, пока у него живу. Скоро, надеюсь, что-то от завода получу.
-  А как сердечные дела? Что-нибудь наладилось?
-  Писал Ленке несколько раз, к телефонному разговору вызывал – ни ответа, ни привета. Потом сообразил, с Севкой по телефону связался, поручил разузнать, что там и как, почему совсем игнорирует. Вот сегодня снова с ним поговорил, расстроился. Потому и выпил.
-  А что так?
-  Да Севка узнал, что Алевтина договорилась на почте, где все её знают, оставлять корреспонденцию для неё там, как бы до востребования. Так она все письма забирает, и вызовы к телефону тоже, а Ленка ничего не получает. Севка её встретил, все рассказал. Велел матери не говорить, а письма я теперь буду ему посылать. Она сказала, что выбрасывать их не будет. Все, студент, я пошел. Вот душу излил, легче стало. Спасибо, что выслушал.

          И он пошел к себе, обернулся и еще раз махнул рукой. А я сидел еще долго, пока жена не выскочила, обеспокоенная, не уснул ли я, и позвала домой…

          Почти через год, когда мы переехали с женой в другой город, я поехал в Иркутск навестить родителей, которые тоже к тому времени сменили квартиру. А наши старые деревянные дома решили сломать, и на их месте построить панельные здания в четыре этажа знаменитой «Хрущевской» серии. Я ехал в трамвае на автостанцию, возвращался к себе, и увидел в окно, что все строения нашего детства ликвидированы. В нашей ограде на месте старых домов уже высился длинный дом на шесть подъездов, а наш дом, который рядом с воротами, пока строителям не мешал, и он стоял. Я сошел с трамвая, направился в наш старый дом, где я жил с рождения, где прошло всё моё детство и юность. Лучше бы я не заходил в этот дом.

         Окна были разбиты. Проводка со стен содрана. Дверь висела на одной петле. Из плиты вынуты все чугунные элементы, и духовка выдрана с мясом. А на стенах всякие надписи, главным образом, нецензурные. У меня сжалось сердце до невозможности. Как будто я увидел искалеченного близкого человека. Хотел ручку медную от двери наружной отвинтить, на память, но не было, чем. Я вышел на улицу, сел на уцелевшую пока лавочку около забора, закурил и сидел. Мерзко было на душе.

        Мимо проходил парень, совершенно мне неизвестный. Он остановился, посмотрел на меня, и спросил неуверенно: - « Это ты, студент? Надо же, если бы не трубка с Мефистофелем – ни за что бы ни узнал!»

          Если бы он меня не узнал, я бы никогда не обратил на него внимание. Видел ночью, поговорили пол часа, а сейчас, при свете, он показался молодым, веселым малым, совсем не таким, как тогда.
-  О, теперь узнал, москвич! Садись, рассказывай, как у тебя сейчас дела.

         И он рассказал. Переписка у них через друга постепенно наладилась, месяца через три. А потом она призналась, что беременна, выяснилось вскоре после их разрыва. Николай стал настаивать на возвращении, но Лена написала, что еще не время. Отношения у неё с матерью оставались напряженными. А потом родился мальчишка, назвали тоже Николаем.
-  Понял, студент, у меня сын теперь, Николай Николаевич!
-  Ну, и когда же ты его увидишь?
-  А, теперь скоро. Мальчишка их примирил. Они теперь вместе с ним нянчатся. А недавно Алевтина сказала Ленке, что все, хватит враждовать, пусть приезжает. Будем жить в моей квартире, мы с Ленкой и пацаном. А насчет Алевтины – постараемся сделать вид, что все забыто. Правильно сказал Сева тогда, что время лечит.
          Он встал, поинтересовался, как у меня дела, пожелал мне всего наилучшего. Я, в ответ, тоже от всей души пожелал всем им благополучия. Он ушел из моей жизни навсегда. А я посмотрел еще раз на наш разоренный дом, но настроение мое значительно улучшилось.

    С. Арбитман.
     Август 2013.