Третье февраля

 
Сегодня был хороший день; немного пасмурный, но теплый, и снег кругом. Ходить по улицам трудно, ощутимей тяжесть зимней одежды, слишком жаркой. Еще пиджак. Вечером нужно было быть в пиджаке, и пришлось протаскаться в нем весь день, чтобы не помять.
Обратно шлось веселей.
Рыжий Бородач в шкурах поманил в каменную арку, провел старый обряд, который развеселил, поделился дарами силы и вывел обратно. На его голой шее банное полотенце, а на улице идет снег…
Дорога домой. Таксист много и долго говорил, выпекая жирные аппетитные слова. Но его кухня не утолила чувства голода, лишь удовлетворила жвачный рефлекс. Он был убедителен, но я остался при своем. Потом взял свое и вышел. Захотелось выйти и вышел. А два часа назад хотел остаться, но надо было бежать, а я тянул время, но его небыло… и еще поцелуй. и еще на бис…
И неизбежное перестает пугать, перейдя в разряд неотвратимого. А мысли бегают дальше и уже заплетаются.
Теперь я здесь, в данной точке, и от осознания своего места становишься рассеянным.
Но сегодня был чудесный день. А потом пришел вечер. А день сказал, что устал и ушел почти сразу после обеда. Вечер засиделся, и еще долго после вечернего чая сидел и рассказывал глупости. А потом прятался со мной за лифтом. А потом ей нужно было уходить. И пришла ночь. И мы пошли.
И Бородач в шкурах. Таксист с жирными тарелками. И мое нынешнее место.

Сегодня действительно был очень хороший день. Шел снег, и все казалось сонным, и я заснул. И оказался в чудесном сне. Мы гуляли по ступеням, задерживаясь в пролетах, спинами стирали штукатурку со стен и тихим радостным смехом разгоняли уснувшую на ушах тишину.
Потом дорога, встреча, радость и то место, где я сейчас, и которое далеко от того, где я хотел бы быть.

* * *
Неожиданное стало немыслимым. Ожившие слова сквозят в трубе позвоночника, распухший язык жмется в мягкие зубы. Из красных глаз на стол льются искры. Слишком яркий свет. Приглушите. Выпустите из машины. Хочу прогуляться пешком. И не сходя с места оказался где-то еще;
выходит странный клоун в пиджаке и пляшет под Элвиса, а потом обливается кофе в буфете, пожирает ее красоту глазами и не жуя проглатывает…
Она,,,
Ну, что я о ней?
Вечер был прекрасный мягкий, и из всех дворов пахло свежим снегом. Светофоры, перекрестки, кто-то просит довести за полтинник до конца, моряки раздают цветы на бульваре. И еще она. Там всегда была она. находилась в другом месте, но была там, по соседству. И надо было ждать. И пить кофе. И возможно музыка. И обязательно сливки. Так было и утром. Но утром мы сидели напротив. И был кофе. Были и сливки.
Вечером захотелось еще.
Выбежать из дома не застегнувшись, домчаться, вбежать по ступеням, мокрым от грязного снега, нанесенного тяжелыми усталыми ботинками. Таким же скользким как тогда, когда я бежал по ним вверх, скользя на площадках. Звонок, дверь и горячий чай. И сейчас хорошо бы чаю.
Шляпник кричит: "перемена мест", но мы не перемещаемся. Просто пьем чай и смотрим в разные окна.
Сегодня приятная ночь; теплая и мягкая. И мягкие облака дыма, устилающие кухню, и вкус сырой воды. Грузность тела и воспоминаний. Окно открыто, но тепло. Два кубика рафинада растаяли на дне кружки.
Но приходиться провожать ночь и прощаться с ней. Удастся немного поспать. Немного, потому что рано прийдет утро, и его тоже надо напоить чаем. А потом прийдет день и принесет что-то. Еще не знаю что. Прийдет и сам расскажет.