Салон неделовых разговоров. рассказ упущенных возм

Тинки Бэлл
Салон неделовых разговоров.
(рассказ упущенных возможностей и вовремя найденных обстоятельств).

1.

Он меня не принял, мой новый дом. Точнее, не принял всерьез, как хозяйку. С первого взгляда, все, вроде бы, обычно.  Ходит туда-сюда по огромной квартире блоха в малиновых тапочках, то есть я. Варит супчики. Но гостит здесь на правах случайно забежавшей соседской кошки( то есть рано или поздно получит веником под зад). У меня не желает зажигаться колонка, телефон объявляет бойкот, а выключенный вентилятор – наоборот, ни с того  ни с сего, начинает медленно поворачивать лопасти. Весь дом, не обращая на меня никакого  внимания, продолжает жить своей жизнью. Для него я – никто. Скрипят ночью половицы, птицы шлепают по чердаку.  Время от времени в комнате раздается противненький щелчок, так, если бы можно было звуком подмигнуть зловредно. Но думаю, мы притерпимся друг к другу. Одиноко мне здесь - вот и вся причина.

Я устраивала себе каждодневные прогулки вокруг квартала, пока не подсчитала: на моем прогулочном пути ровно 34 выбоины, 30 трещин, и четыре собачьих столбика. Могла бы пойти и по другому маршруту. Но, разве там иначе? Меняется лишь последовательность выбоин, трещин, деревьев, столбиков, собак.
Любоваться на небо? Там- застывши, высокомернее. Натянутые жилы туч помочами поддерживают прогнутое к земле небо. Переполненный облачным мороженым, небесный живот.
Я заполняла минуты ненужными мелкими хлопотами, я заполняла часы- сидением на балконе с сигаретой в руках. В моем доме 40 квартир- вот так мы сообща и убивали вечность. Кроме одного жильца.

2.

Застрекотали клавиши пишущей машинки: «что-то делать!». Испугались столь смелого решения, дзинькнули и замолчали.
Еще в восьмидесятые, один писатель оставил все: работу, полезные связи, друзей и родственников. Заперся в своей холостяцкой квартире. Он решил хоть один раз в жизни дописать начатый роман до конца.
Запасся консервами, навсегда выключил телевизор, транслирующий перестроечное рвение, спрятал подальше приемник, настроенный на «Радио Свободы».
Писатель мечтал, что когда сможет окончить хотя бы один свой роман до конца, тот обязательно разойдется по СССР самиздатовскими экземплярами. Закрытый от всех и вся, погруженный в собственные идеи, он работал более десяти лет. «Я те покажу»- шептал своему противнику, государству, которого уже не  существовало, дописывая неактуальную ни для кого рукопись. Писатель не знал этого. За время  своей увлеченной работы он даже не постарел, он обезвременился. И еще столетия, такой же неизменный, будет сидеть и дописывать свой роман, а затем бесконечно править, править.

Нет. Неправда. Нет никакого писателя. Есть только стук машинки и тот, кто за секунду до стука опускает на клавиши палец. Я не знаю его. Только знаю, как останавливаются люди во времени. Доживают до определенных «дцати» лет и затворяются в прожитом. Им для подобного затворничества даже прятаться не нужно. Всё вокруг меняется, процветает, ломается, экспериментирует, живет дальше. Вот только подобные люди сидят в своих восьмидесятых и упорно правят старый роман. «Что-то делать». Разносят клавиши деловитое безделие  своего призыва по балконам, чернеющим в непригодности трубам на крышах, мраморным лестницам квадратных дворов. Призыв превращается в черную точку, и долго еще висит слепым пятном на одном уровне с полуденным солнцем.

3.

Что же делать? Чем мне наполнить новый дом? Блестящими безделушками? Умными книгами? Домашним кинотеатром во всю стену, создающим видимость собеседника?
Зачем современному человеку большие квартиры? Собирались раньше люди в таких вот огромных домах, устраивали семейные спектакли, читали вслух у камина, или собирали артистический салон. Теперь старинные  дома с огромными квартирами- пещеры для современных неандертальцев. Одичали мы. Разучились разжигать огонь внимания друг к другу. Жаль только, что из своих пещер приходится время от времени в магазин за продуктами выскакивать. Иначе, совсем  не выходили бы мы за порог.
А я хочу- костюмированных выступлений, чтения вслух, долгих разговоров. Разговоров не информативных, деловых. Хочу отвлеченных бесед! О том, что никогда не сбудется, и быть-то на самом деле не может. Хочу шарад, игр, развлечений. Что мне мешает развести подобный живительный огонь в камине моего старинного дома. Может, тогда мы с ним сживемся?

4.
Прекрати  стучать пишущая машинка. Я и так делаю все, что могу.
Интересно, хоть один из моих современников умеет «разговаривать», а не только  рефлекторно говорить по надобности? Умею ли я? Боюсь, что нет.
Подхожу к заинтересовавшему меня человеку, хочу «разговаривать» с ним. Сказать: « приходите ко мне. Я жду людей, которые вырвавшись из сутолоки XXI века, вновь учатся слышать друг друга. Открываю рот, но вместо разговора из него вываливаются бобы обычной говорильни. Что-то невразумительное, стеснительное, блеклое. Схематичное, вроде того, как:
Я ему: « А у бабы бобы!!!!»
Он: «Бобы у бабЫ.»
Я ему: « Бобы, бобы!!!»
Он( равнодушно и тоскливо): «Бы?»
Я  ему( уже в вдогонку): «А-у…».

Катятся бобы зеленые, серые, сизо-пыльные, ущербные из человеческих ртов. Стоят слезами непонятости в глазах. Блестят пуговицами наглухо застегнутых рубашек.
- Люди! Милые. Я хочу собрать вас в своем большом доме. Объявляю его «Салоном неделовых разговоров». Остальное - зависит и от вас.

5.

К постукиванию клавиш присоединился еще стук. По лестнице толпа взбиралась сороконожкой.
Кто-то охал и вздыхал: «зачем мы сюда пришли?».
Кто-то настойчиво спрашивал: «что нам за это будет?».
Кто-то молчал и сплевывал на мраморные ступеньки.
А кто-то, не раздумывая, плелся за остальными.

- Вот мы и добрались на вашу верхотуру.
- Кто вы?
- Мы те, кто хочет посмотреть, что у вас в итоге получится, и тогда, возможно, присоединится к Вашей идее.
- Но без вашего участия ничего не выйдет. Я же не смогу вести беседы сама с собой.
- А что Вы нам предложите, если мы захотим с вами беседовать- самый бойкий оценивая возможности, иронично поморщился.
- Но это «Салон неделовых разговоров»! Я могу предложить лишь себя, свой мир. Хочу на секунду заглянуть в ваш. Если вы мне позволите снять засовы с ваших ртов, открыть окна ваших глаз. Сейчас на них- жалюзи. Дайте понять мне, о чем вы мечтаете. Приблизьтесь  в разговоре к тому, о чем и мечтать боитесь. Это и есть беседа. После нее ни вам, ни мне не будет так одиноко. Вот и вся моя цель!
- - И это- все? Ну, нет. Мы, деловые люди нового поколения, не привыкли тратить свое свободное время на пустую болтовню.  Это мы придумали различные машины и машинки, приспособления, чтобы не тратить в пустую ни секундочки. Наши желудки заполнены «фаст-фудом», и уже отказываются, с непривычки, принимать домашнюю пищу.  За нас дома все делают роботы. Роботы стирают пеленки нашим детям, отправляют их  в школы, выдают замуж. Роботы гладят по голове наших внуков, забирая из круглосуточных детских садиков на выходные. Мы общаемся с детьми  по мобильным телефонам, они присылают нам свои фотографии. Вы же предлагаете потратить нам свое время в пустую?
- Но научиться разговаривать между собой очень важно…
- У Вас есть предложение, как использовать наше время еще экономнее?
- Вот мы его уже зря и потратили, придя сюда – из-за спины самого бойкого добавили скептики- все равно ничего путного из Вашей идеи не выйдет

За их спинами кто-то молча сплевывал на пол моей комнаты. Но  ушли скептики, остальные еще долго переминались с ноги на ногу, не зная, оставаться здесь или вернувшись домой заняться более полезными делами. Затем, решившись, вздохнули? «С удовольствием бы побеседовали. Но, извини, обстоятельства нехватки времени».

6.

Кивали под дождями упругими листья. Прятались под листьями слизняки да черви. Ждали пока дождь закончится, чтобы на свет выползти, капли упавшие подсобрать, будто дворняжки у мусорников падаль. Самих дождей они боялись, но влагу любили
 В мою дверь просунулась лысоватая голова. Лицо головы было чрезвычайно выразительно и сочувствовало чужим горестям чрезмерно. В результате чего выглядело совсем пластилиновым. Лепи из такого лица что хочешь. Разве что глазки на лице были серыми, цвета камня. Когда лицо свое выражение изменит, переживать, сочувствовать начинает, следят глазки, какое впечатление оно на собеседника производит. Лицо плакало, смеялось, хмурилось, а серые, цвета камня, глазки следили за собеседником. Уличенные в слежке, поднимались горе и становились непроникновенно синими.
Открывался на пластилиновом личике узкий рот. Будто кошелька щель. Только монетки-слова из щели сыпались не золотые, а фальшивые.

- Где же остальные? Ушли-с? Ну да, конечно, обстоятельства…. да…
- Неужели мы лишь прислуга собственных обстоятельств? Тратим время, чтобы создавать машины для его же, времени, экономии? И сами, как машины, бегаем по одному экономически выгодному пути: от «фаст-фуда»  до метро. Ну нет ничего от нас самих в этих рефлекторных движениях. Обстоятельства времени у homo-деловарус. Неужели человек не может их преодолеть? Или не хочет?
- Вы еще слишком молоды, чтобы вести беседы. Вы умеете ставить вопросы, а не отвечать на них, поэтому и размышлять Вам рановато. Вам так же рано желать, мечтать, стремится. Закройте, на время, свой мозг картонной коробкой. В щель коробки просуньте монографии и статьи великого Иван Иваныча. Как? Вы не знаете, кто такой Иван Иваныч? Он огромнейший авторитет  в нашем обществе. Что сказал Иван Иваныч - то и закон. Не вздумайте брать с полки Шопенгауэра и Ницше. Не осилите. Прочтите Иван Иваныча, он написал множество трудов о чужих произведениях. Не тратьте время на изучение первоисточников. Питайте свой мозг только этим. А когда исполнится Вам лет восемьдесят, снимите с мозга картонную коробку , как шляпу, двумя пальцами: «Здрас-с-с-сте, уважаемый Иван Иваныч». Да, он у нас большой авторитет, многих воспитал.

Искало пластилиновое личико глазами серыми, цвета камня, уважаемого Иван Иваныча. Но нет его у меня, чтобы эту  речь одобрил. Вздохнула лысая голова и спряталась обратно под листок, кивающий под тяжелыми нудными каплями. Сила авторитета. Только кивать и остается. 

7.
Смотрю, а на моем балконе уже какая-то тряпка на веревке болтается. Пригляделась- не тряпка, человечек бледненький такой, плоскенький, за веревку бельевую из последних сил держится.
- Любезный, Вы кто?
- Новый декадент.
- Хорошо, но что на моем балконе делаете?
- Не видите, вешаться собираюсь!
- Не проще ли веревку отпустить? Ветер Вас и так вниз сбросит…
- Да, конечно! - плаксивил он- Вам так проще будет. Мою смерть, в таком случае спишут на банальный несчастный случай. Я же хочу доказать вам всем, что жизнь сама по себе не имеет абсолютно никакого смысла. Какая смерть достойнее? Влачить жалкое существование до естественного своего конца, или, имея хоть каплю мужества, вовремя прервать его?
- Хотите покончить с собой? Ваше право. Но почему именно на моем балконе? Почему не решились на этот поступок ранее?

Человечек не выслушал моих вопросов. Хотя, с решительными действиями явно медлил. Свои маниакальные рассуждения не прервал:
- Разве наша жизнь не ужасна? Мы вынуждены постоянно страдать от насилия, от чужого непонимания. Каков смысл существования в такой обстановке?
- Но, неужели мы должны потакать обстоятельствам чужого неприятия? Я очень хочу понимать других людей. Спускайтесь, я Вам чай налью. Проговорим до утра, и Вы измените свое мнение. Я постараюсь понять и принять Вас.

Он опять не слушал меня, все болтался, держась за веревку:

- Все тщетно, тщетно в этом мире, и лишь смерть избавит меня от страданий.

Зря перепугалась. Все это- болтовня. Надоедливая,  как мушиное жужжание. От досады я щелкнула плоского человечка по лбу. Отцепившись от бельевой веревки, он улетел, уносимый обстоятельством ветра. Пусть жалуется другим на мое непонимание, или даже на мою зависть к  его независимости   полетов от балкона к балкону. Мне все равно.

8.
Отстучали дожди. Зарябило перед глазами.  Радуга? Нет, радуга золотиться. Это… непонятное кто-то. В разноцветной шапочке, разноцветном шарфике, с удивительно радужным взглядом, прозрачней стрекозьих крылышек. И так же, как стрекозьи крылышки, часто моргали его глаза.  Дружелюбные до неимоверности.
Расположились у камина. Улыбается мне. Я начинаю ему  о себе рассказывать, а оно вдруг аж подпрыгнуло:
- Чувствую, они - рядом. Космический разум внимает нам.
- Милейший, спуститесь с Марса на землю. Здесь так же, между прочим, жизнь продолжается.
- Вот, вот. Шевелится и плодится биомасса землян, жертв космического  эксперимента.

Затем, по- видимому, испугалось собственной мысли:

- А-а-а-а-й! Я же с биомассой разговариваю!!!!!

Больше меня вниманием не удосужило, радужными глазами сканируя потолок. С внеземными цивилизациями диалог бормотанием своим поддерживая. Чай с блюдечка допило, на оном благополучно в дальнейший путь отправилось.

9.
Снова со мой никого. Снова, среди  огромного дома, я маленькая точка, уязвимая мишень, тоньше кошачьего зрачка, затерявшаяся в масштабе королевства огромных дверей,, столов цельного дерева, хрустальных льдисто ваз. Живет своей отдельной жизнью дом, не обращая на меня никакого внимания. Полки в шкафу поскрипывают, будто ребра доисторического животного под слоем пыли пытаются вздохнуть. Все стучит и стучит на печатной машинке писатель: «Ску-ка. Ску-ка. Дзинь…»
Приоткрыл двери осторожный сквозняк и тут же захлопнул. Вдруг распахнул их настежь с огромной силой. Так лакеи распахивают двери залы перед особой королевской крови. Но  уместные в таком случае фанфары не зазвучали. Вместо особы королевской крови, в комнату влетел помятый, небритый Человек-Перекатиполе.
Он приветствовал меня, будто  лет двадцать с ним знакомы, вписался в мою квартиру, будто жил в ней всегда.
В гостиной появилась гитара, на люстре- самодельные побрякушки из бисера и перьев. Воздух моего дома   приобрел привкус какой-то шмали. Мой гость, правда, утверждал, что это аромат странствий, а не шмаль, но не уточнял, из какого измерения, в какое иное.
Подложив под поясницу подушки нирваны, мы предались рассуждениям: о брахмане и дхарме, о Дарвине и Ницше, о Тимоти Лири; о физике, генетике, космонавтике и  поэтике.
- Кто же ты такой? Приходишь, вывешиваешь свои знания, будто на просушку цыганские тряпки. Затем, собрав их, мчишься в любое другое место, чтобы повторять и повторять это бессмысленное действие. Зачем? Неужели никогда не остановишься?
- У тебя есть замечательная уверенность, что если мы будем сидеть на одном и том же месте, делая карьеру, заводя связи с нужными людьми, то в нашей жизни не появиться клубочек гаденьких обстоятельств, которые способны пустить на ветер весь наш успешный мирок. Зная об клубочке обстоятельств, стану я напрягаться, обживая то, что заранее пойдет прахом? Нет, не хочу зависеть от подобных мимолетностей. Поэтому и всегда в пути.

Беглец. А как же преодоление? - хотелось мне спросить. Но Человек-Перекатиполе уже продолжил свой путь. Глядя в окно, я видела, как бежал он без перерыва. Ни к чему не привыкая: ни к месту, ни к людям. Бедный человек.

10.

Я не хочу  так!
Возможно, я слишком молода, чтобы ответить на все свои вопросы, но получаю радость, когда могу задать их. Зачем выдумывать способы самоубийства? Найти ответы на все свои вопросы - самоубийство и есть. Зачем жить, если все в жизни - предельно ясно?
Пишите свои книги, уважаемый Иван Иваныч. Пусть и дальше аппаратики искусственных рассуждений поддерживают ваше существование. Но никогда, даже в восемьдесят лет я не потянусь ни за одной из Ваших книг. Мой мозг не питается интеллектуальной мертвечиной.
Знаю, мои действия всегда будут Сизифовым трудом, но я не стану убегать от кома обстоятельств. Так же я не стану называть обстоятельствами последствия своих собственных поступков. Не стану шутом раскланиваться перед потребительской фразой: « а что я смогу получить с твоей искренности?» Один раз поддашься, другой раз придется наклониться ниже, вскоре - хребет сломаешь. Нет.  Я наращу мышцы вокруг своего хребта. И в противовес греческому мифу, Сизиф сможет окончить работу.
Разговоритесь между собой люди!!!!! Прекратите щелкать по клавишам допотопных печатных машинок, спрятавшись за щитами стен и обстоятельств. Мы не боимся толкнуть, обматерить, и даже подставить друг друга. На как же мы трусливы, когда нужно подойти к другому человеку и по-настоящему заговорить с ним. Давайте, все-таки, найдем время, чтобы разговориться. Салон неделовых разговоров все еще открыт. Жду вас.