Франсуа де Малерб
(1555—1628)
Удивительно, что Малерб, оставивший после себя образцы высочайшей поэзии, в памяти потомков остался собранием анекдотов, будто он был не основоположником французского классицизма, а баснописцем вроде Эзопа. Впрочем, и сам поэт утверждал, что глупо заниматься рифмоплетством, ожидая от него чего-либо, кроме собственного развлечения; и что искусный поэт не более полезен для государства, чем искусный игрок в кегли.
Франсуа Малерб родился в 1555 г. в Кане. Происходил из провинциальных дворян. О детстве и молодости поэта мало достоверных сведений. Судя по всему, он получил прекрасное образование, но вполне вероятно, что достиг энциклопедических знаний и самостоятельно. Во всяком случае, он какое-то время состоял на службе у герцога Ангулемского, брата-наследника короля Карла IX Валуа, и сопровождал того в его странствиях.
Начав писать стихи еще до того, как герцог стал королем Генрихом III, он так и не нашел признания у сюзерена как поэт, а после убийства Генриха в 1589 г. остался не у дел и бедствовал в Провансе. Помогло, видно, расположение звезд. 17 ноября 1600 г. в Прованс прибыла направлявшаяся в Париж невеста нового короля Франции Генриха IV Бурбона Мария Медичи.
Малерб прочел будущей королеве оду и тем самым вбил гвоздь в колесо фортуны. Этот день позднее признали днем рождения классической поэзии.
Мария расхвалила Генриху немолодого уже поэта; король выслушал супругу благосклонно, но денег на приезд виршеплета не дал. Однако Малерб с оказией добрался до Парижа, и там его представили ко двору.
Обычно медлительный Малерб скоренько сочинил «Молитву за короля, отбывающего в Лимузин» (Генрих отправлялся туда усмирять местную знать).
Распутство и грехи в эпохе новой сгинут,
И сластолюбие и праздность нас покинут,
Немало из-за них мы претерпели бед.
Король достойнейших вознаградит по праву,
Всем доблестным вернёт заслуженную славу,
Искусства возродит, лелея их расцвет.
Растроганный монарх принял поэта при дворе. Малерб не остался в долгу и стал прославлять короля, его семейство и всех влиятельных сановников в одах и стансах, ставших образцами ораторской громкой речи.
Очистив французский язык от неясных и грубых выражений и чрезмерного тумана и изыска, добившись того, что его собственные стихи стали образцом чистоты, ясности и точности, Малерб стал певцом государственной идеи и национальной славы, противопоставив свои прозрачные и говоря современным языком патриотические стихи салонной культуре того времени, в которой властвовала изысканная условность — прециозность.
Поэт играл на руку де Ришельё, создателю принципов современного государственного мышления, и сам прозорливо писал о кардинале, что «если наш корабль всё же справится с бурей, то это произойдёт лишь тогда, когда эта доблестная рука будет держать бразды правления».
После убийства Генриха IV Малерб с не меньшим рвением продолжил мудро воспевать следующего монарха Людовика XIII и его сановников. Политическая лирика сочеталась у него с философской, его поэтические шедевры отличала огромная внутренняя сила и мощный ритм.
Лучшим стихотворением Mалерба считаются философские стансы «Утешение господину Дюперье», в которых утверждается приоритет разума над страстями. Не забывал в своем творчестве поэт и себя, причем буквально — обязательно помещал в каждом произведении хотя бы несколько строк во славу своей Музы и в память своих литературных заслуг.
Малерб с необычайной тщательностью обрабатывал стихи, каждая строчка обдумывалась и переписывалась им десятки раз. «Создав поэму в сто стихов или написав речь в три листа, надо отдыхать десять лет», — говорил он. Когда умерла жена его друга Вердена, Малерб немедленно засел за стихи в ее память. Когда они были готовы и Малерб собрался прочитать их публике, оказалось, что Верден уже давно женился вторично.
Малерб не писал теоретических трактатов и даже не пытался сформулировать свое эстетическое кредо в обширной переписке с друзьями и покровителями. Его суждения об искусстве исследователи собрали позже, в XIX в. Что же до читателя XVII в., то он знал прежде всего Малерба-поэта. И хотя стихи Малерба помещаются в одну тоненькую книжку, значение его поэзии было столь велико, что даже недруги видели в ней некую норму, игнорировать которую невозможно. Н. Буало в «Поэтическом искусстве» сказал о Малербе торжественно:
И вот пришел Малерб, и первый дал французам
Стихи, подвластные размера строгим узам...
Он силу правильно стоящих слов открыл
И музу правилам и долгу подчинил.
С годами политический оптимизм Малерба стал пропитываться горечью и сарказмом, но монархия всегда оставалась для него единственно возможной разумной силой. Когда рядом с ним заводили речь о государственных делах, подразумевая их несовершенство, он говорил всегда одно и то же: «Не надобно вмешиваться в управление кораблем, на коем ты всего лишь пассажир».
Что же касается частной жизни Малерба, она изобиловала забавными историями. Нищие часто обещали Малербу молиться за него, но он им всегда отвечал, что сомневается, пользуются ли они большим влиянием у Господа Бога, коль скоро он позволяет им прозябать в столь жалком состоянии, и он, Малерб, предпочел бы, чтоб сие обещание дал ему суперинтендант финансов.
Некоему человеку, который показал ему дряную поэму, озаглавленную «Поэма королю», Малерб сказал, что остается лишь добавить: «для подтирки задницы».
В конце жизни поэт основал поэтический кружок для своих юных учеников, послуживший уже после его смерти Ришелье одной из основ Французской академии.
Малерб всегда был весьма неравнодушен к женщинам и в разговоре любил блеснуть своими победами. Они вовсе не были виртуальными, т.к. поэт трижды лечился от сифилиса. Всю жизнь он был одинок, хотя и имел сына, погибшего в двадцатилетнем возрасте. Желая свести счеты с его убийцей, неким Пилем, поэт в 73-летнем возрасте отправился под осажденную Ларошель, чтобы добиться у короля правосудия, и, не получив ожидаемого им удовлетворения, заявил во всеуслышание, что желает вызвать г-на де Пиля на поединок. Но дуэль по понятным причинам (Пилю было 25 лет) не состоялась. В этой поездке Малерб подхватил болезнь, от которой и умер по прибытии в Париж 16 ноября 1628 г. Поэт любил эту жизнь и не очень верил в иную, и когда с ним говорили об аде и о рае, заявлял: «Жил я, как и все другие, умереть хочу, как все другие, и уйти туда, куда уходят все другие».
Говорят, будучи уже при смерти, Малерб был до предела возмущен нескладной речью священника и прогнал его, а за час до смерти стал бранить свою хозяйку, ходившую за ним во время болезни, за какое-то слово, которое, по его мнению, звучало не совсем по-французски.
Правила, сформулированные Малербом для поэзии классицизма, стали обязательными и для русской поэзии.
Малерба на русский язык переводили М. Квятковская, М. Малиновский, А. Измайлов, А. Цветаева, А. Ревич и др.
P.S. С чувством благодарности иллюстрирую этот очерк о Малербе прекрасным стихотворным переложением:
Нина Самогова (https://www.stihi.ru/avtor/timoscha1)
Франсуа де Малерб
Образцы высочайшей поэзии
Миру дал Франсуа де Малерб,
Но считал, что поэта полезнее,
Пекарь, что поставляет нам хлеб.
А стихи – это лишь развлечение,
Чтобы скрасить свой личный досуг,
И писал королям посвящения,
И любил развесёлых подруг.
Так любил развлекаться с подругами,
Что потом mal de bubas лечил,
Но страдания были недолгими,
Раз он женщин как прежде любил.
А ещё излечил он без жалости
Свой любимый французский язык,
Чистоты добиваясь и ясности,
В чём высот небывалых достиг.
Осчастливил Поэзию рифмою,
Подарил лёгкость фразы в стихах,
И ушёл в мир иной не с молитвою,
А с упрёком за грубость в речах.