Весь день моросил дождь, но полеты не отменили, разбив график прыжков на два дня. Мы остались ночевать в лагере. Вечером сидели у костра, сушили промокшую одежду и разговаривали. О чём обычно говорят мужики после нескольких удачных прыжков и пары глотков? «Вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они», о жизни вообще, ну, и о бабах, в частности. Кто, когда, с кем и как…
Николай среди нас самый ушлый по женской части. Батальон баб в свое время прошёл через него, как через конвейер. Любил он их, много и часто. Интуитивно чувствовал. И рассказывал об этом с удовольствием, как карты раскладывал. Все свои победы с пикантными подробностями. О целочках, сексуальном ликбезе, о своем влиянии на становление женского либидо. Хвастал своей небывалой интуицией, делился от щедрот своих секретами и частенько смешил нас до колик байками о мнимой женской целомудренности.
Но сегодня он что-то не в настроении. Молчит. Тень не свойственной ему задумчивости лежит на осунувшемся грустном лице. В костре потрескивают сырые дрова, дымятся и, всасывая холодные струи ветра, схватываются пламенем, шумят о чем-то тревожно и призывно. Народ жаждет общения, но в нашем разговоре повисла пауза.
- Колян, а ты чо сегодня молчишь как чужой? - наконец, спросил кто-то, и все взгляды с готовностью обратились в сторону Николая в надежде на привычную развлекуху.
- Да я и сам себе чужой последнее время, - он кашлянул и снова надолго замолчал.
- А чего? Ну, колись давай уже.
Все оживились. Привычно уверенный в себе, в бабах и в жизни, Николай был сам на себя не похож. Мы дружно взорвались предположениями о его кручине, пытаясь вызвать Колю на откровенность.
- Партнеры кинули?
- Баба отказала?
- С фирмой что-то?
- Влюбился что ли?
Николай молчал, задумчиво уставившись на огонь, потом улыбнулся смущенно, сдаваясь всеобщему вниманию, и сказал:
- Странный случай. Ладно, расскажу. Хоть я сам еще не разобрался. Со мной такое впервые. Обычно я баб с одного щелчка раскалываю. А тут… Странная она какая-то…
Все с удовольствием приготовились внимать. Расселись поудобнее, сосредоточились. Николай ухмыльнулся, глядя на замерших в нетерпении слушателей, и начал:
- Короче, краля эта пришла ко мне в компанию в прошлом году, в апреле. На место маркетолога. Маленькая такая, тощая, как спица. В очочках, в оборочках, узком пиджачке. Волосики в пучок, длинные пальцы, короткие ноготки. Глазенки детские еще, кроткие. Ну, думаю, пару месяцев - и Марией сделаю. Хе-хе... Но Машка оказалась не такой простой. С характером. Внешне вроде тихая, внутри вся. Но умница. Огонь в работе. С её появлением оживилось все. Стимул какой-то, стержень появился. Слоганы там, лозунги, маркетинговые ходы. Короче, в гору я пошел. Понравилась она мне. Я все пытался к ней подкатить, и так, и сяк, цветочки, подарочки, намеки, приглашения и предложения. Ни в какую: «Что Вы, Николай Егорыч! Не надо, Николай Егорыч!» И обрубала любые попытки. «Что такое? - думаю, - не бывало со мной, чтоб баба так долго сохраняла дистанцию». Решил не отступать. И для начал все о ней узнать, может, думаю, муж, дети, то, сё, пуританские традиции. Оказалось, живет она с матерью, в однокомнатной квартире, скромно и тихо, мужа нет, детей нет. «Планета шелезяка, населена роботами», - понял я и решил оставить в покое это закомплексованное ископаемое. Тем более, вокруг до фига доступных земных жар-птиц, - Николай улыбнулся.
- Но прошло еще пару месяцев , и однажды я увидел у неё на столе свою фотографию, сделанную не в офисе, а случайно где-то в парке. Потом еще одну. Понял, что Машка имеет интерес. Самолюбие, конечно, взыграло. Вызвал к себе. Вырвать признание из первых уст. Она отнекивалась сначала. Потом выяснилось, что знает меня с детства. Когда-то, мол, учились в одной школе. Я в - десятом, она - в первом. Она была той девочкой, которую я нес на плече на линейке первого сентября. Опа-на! В голове задребезжал школьный колокольчик. Вспомнил. Сколько лет прошло. С тех пор Машка и следит за моей жизнью и радуется моим успехам. Сказала и глаза вниз, покраснела. Я понял, что влюблена. Приятно, конечно, чо, но смешно. На кой мне эти сопли. Решил уволить её без осложнений. Ненавижу мыльные оперы. Она постояла еще немного, потом подняла на меня свои глазенки и говорит:
- Николай Егорыч, не подписывайте этот контракт с южанами.
- Это почему?
- Просто не подписывайте и все, - тихо так и посмотрела, будто знала, что все равно подпишу.
По контракту тому попал я конкретно на бабки и в неприятности, каких и врагу не пожелаешь. Ну вы знаете, я уж рассказывал.
Я тогда про девчонку забыл совсем, закрутился в своих проблемах. Но она сама объявилась как-то раз. Постучала в кабинет. И снова тихо так на мой вопрос "чо надо":
- Жене вашей, Николай Егорович, уже не поможешь, самое лучшее сейчас для вас и для неё – простить и отпустить.
- Что за ерунда? – вспылил я. – О чем ты?
- Давно у неё уже. Болезнь. И любит она его. Последняя радость её, - и замолчала.
- Какого черта? Кого любит? Какая болезнь?
Больше я от неё ни слова не добился.
Только потом понял, когда закрутилось колесо. Таньку свою застал с Серовым дома у нас, крепко я тогда размахнулся, не рассчитал, она в больницу попала. Там и узнал, что рак у неё. И жить ей оставалось недолго. А я как раз это недолго у неё и украл. Ничего я тогда не соображал, не видел, не слышал. Помню только Танькины глаза всегда светло-голубые, серыми, почти черными стали.
Когда похоронил, пришел в офис, увидел курву эту, вызвал к себе.
- Как ты могла это знать?
- Не могу объяснить, просто чувствую так, интуитивно.
С тех пор я часто прислушивался к ней, спрашивал совета. Она стала незаменимым человеком для меня. Но отвергала, курва. Загадка. До сих пор не могу понять, почему. Ну вы ж меня знаете, когда я бабу мог пропустить, тем более такую. И потом привык я к ней, думал о ней все время. Как-то накатило однажды, вызвал её и спрашиваю:
- Пойдешь за меня замуж? Я ведь знаю, что ты давно любишь меня.
Она покраснела.
- Люблю. Но замуж не пойду.
- Почему?
- Потому что не судьба нам быть вместе.
- Да откуда ты знаешь? Судьба, не судьба? Мы сами свою судьбу делаем, - заорал я. Меня бесила вся эта чертовщина. - Глупости. Иди ко мне.
Я вскочил, кинулся к ней. Трахнул тут же в кабинете, на диване. Она почти не сопротивлялась. Но и не ответила. Встала, поправила одежду, посмотрела каким-то странным взглядом, сказала:
- Вам с парашютом прыгать не надо.
И вышла. Всё. А я прыгал! – почти заорал он. - Я сделал сегодня три прыжка. И ничего. Понимаете? Я ей не поверил! Вот сейчас сижу с вами и думаю, ничего со мной не случится. А Машка эта - ведьма. От неё все неприятности у меня.
Он опять задумался, ушел в себя. Мы разочарованно вздохнули, грустная какая-то развлекуха вышла. Костер догорал, покрытые сизым пеплом тлели в нем уголья и остывали, как и наши мысли о только что рассказанной Николаем истории.
Утром небо прояснилось, и несколько человек решили сделать еще пару тренировочных прыжков. Николай остался. А мы уехали в город. Только вечером узнали, что он погиб. Не раскрылся парашют.