Андрей плохо знал своих соседей. Если быть точным, то вообще не знал. Были только какие-то смутные сведения: вот здесь по соседству никто не живет, а через дверь живет какой-то дед, а в другом коридоре общежития – неблагополучная семья: отец алкоголик, мать – истеричка, ребенок постоянно плачет, а они выходят облаять друг друга в коридор. Соседом сверху было небо, а соседом справа – оживленный проспект.
Андрей был студентом истфака, с утра он был на парах, днем – в библиотеке, а с вечера до поздней ночи – на подработке в гриль-баре. Видеться с кем-то в коридоре или лифте ему приходилось очень редко.
Поэтому он очень, очень-очень плохо знал своих соседей. Но думать об этом и переживать по этому поводу было некогда, да и как-то необязательно. В конце концов, уже не Советский Союз, когда все в подъезде знают друг друга и ходят на собрание домоуправления. Единственная память о тех временах – потертая деревянная табличка возле мусорных баков, на которой прописаны правила пользования общежитием.
Единственным проявлением признаков жизни от соседей снизу был шум текущей воды, веселых вечеринок, да иногда бурных ссор или наоборот – бурных проявлений любви. Когда Андрею приходилось слышать что-то от соседей снизу, он думал, что внизу, наверняка живет молодая пара: вероятнее всего, студенты, люди взрослые и самостоятельные в квартирах живут, а не в таких вот клетушках.
Вечером в выходной день, когда долг не призывал Андрея на работу или за книги, он любил пить чай с домашним печеньем, сидя у окна. Каждый раз, когда он приезжал домой, мама нагружала его печеньем и еще кучей всякой еды, даже той, которую он мог бы и сам купить в супермаркете напротив. В один из теплых июньских суббот, когда с сессией уже было покончено, Андрей устроился у окна, налив себе полную кружку душистого черного чая с бергамотом.
Из его окна виднелся парк, огороженный плотной зеленой стеной. Невероятно красиво шевелилась листва на ветру: каждый листок трепетал, поворачиваясь то темной лицевой стороной, то светлой изнаночной. Деревья были похожи на томных клубных красавиц в платьях из зеленых пайеток, которые переливаются на свету во время их примитивного энергичного танца.
Грузные серые облака наплывали на нежно-голубое небо, цепляясь за крышу высоченной гостиницы. Рассекая воздух, мимо окон, над лесом, над гостиницей кружились напряженные, стремительные ласточки. Они были похожи на бумеранги, когда крылья их переставали трепетать. Они кроили небо, словно молнии.
Андрей залюбовался на ласточек, но вдруг внимание его отвлек смех. Детский смех. Он поднялся: на детской площадке около дома – никого, значит, это кто-то с нижних этажей. Смех повторился. Он прозвучал так близко… наверное, с восьмого этажа. Так Андрей узнал, что у пары, живущей под ним, есть ребенок.
Позже он не раз видел этого мальчика: на вид ему было не больше семи лет. Кучерявые светлые волосы, открытые, большие, всегда как будто удивленные голубые глаза, чистое лицо с румянцем и широкая улыбка в три зуба. Он тоже любил ласточек. Возвращаясь из супермаркета домой, Андрей видел его на восьмом этаже у распахнутого настежь окна. Мальчик стоял на стуле и смотрел на пролетавших мимо птиц, раскидывал широко руки и иногда взмахивал ими, словно тоже хотел полететь.
Второй раз Андрей видел его уже сверху вниз, переходящим дорогу. Он шел позади молодой женщины, она разговаривала по телефону и не заметила, что уже загорелся красный свет. Мальчик замер на середине дороги и бросился бежать вслед за матерью, которая уже исчезла из поля зрения Андрея, приблизившись к подъезду. Позже, вечером, мальчишка вышел прогуляться на детской площадке, держа в руках бумажный самолетик. Он качался на качелях, играл с самолетиком, бережно отряхивая с него пыль, гонял голубей и с веселым звонким смехом раскидывал руки в стороны, размахивая ими, как птица крыльями.
- Ластосььькааа! – кричал он, картавя из-за выпавших молочных зубов, и вызывал добрый смех бабулек, сидевших на карусели и наблюдавших за ним.
Однажды вечером, возвращаясь с работы, Андрей заметил у дома машину скорой помощи. Окно на восьмом этаже было широко распахнуто, санитары, суетясь, затаскивали носилки в машину, следы крови на асфальте заставили Андрея вздрогнуть.
Несколько дней в комнате соседей снизу царила тишина. Качели на детской площадке не качались, бабульки не смеялись. И ласточки не прилетали. А из комнаты соседей снизу с тех пор доносились только тихий женский плач, крики да звуки бьющейся посуды.
26 июня 2013