(1644—1694)
Самый знаменитый поэт Японии Мацуо Басё прославился не только великолепными стихами, но и описанными им путешествиями. Он первый призвал поэтов Страны восходящего солнца совместить в поэзии прекрасный идеал с житейской повседневностью. Более четырёхсот лет развивают гениальные идеи Басё японские поэты разных школ и направлений, но зачастую мы при словах «японская поэзия» вспоминаем прежде всего о пронзительных хайку великого творца.
Мацуо Басё родился в селении близ замка Уэно, столицы провинции Ига*.
* Ига (Таинственная земля) — знаменитая высокогорная провинция в Японии; она отделена от остальной страны высочайшими кручами; исторически является центром проживания ниндзя, которые несли охрану замка семьи Тодо и патрулировали их земли.
Его отец, Мацуо Ёдзаэмон, был бедным безземельным самураем на небольшом жаловании. О матери Басё мы почти ничего не знаем, но скорее всего она тоже происходила из бедных самураев. Будущий поэт стал третьим ребёнком в семье, помимо старшего брата Хандзаэмона у него было четыре сестры; одна старшая и три младшие.
В детстве, по японской традиции, мальчик носил разные имена: Кинсаку, Тюэмон, Дзинситиро, Тоситиро. Позже он стал называть себя Мацуо Мунэфуса, этим же именем подписаны его первые трёхстишия — хокку*.
* Хокку — начальные стихи или вернее полустишье в танка (основной вид японской лирической феодальной поэзии), либо первая строфа рэнга (жанр старинной японской поэзии). Часто используется как синоним хайку, тоже являющегося жанром японской поэзии; хайку представляет собой нерифмованное трёхстишие, которое состоит из 17 слогов (5+7+5); отличается простотой поэтического языка, свободой изложения. Хайку — это поэзия природы, настроения, сокровенного чувства. Термин «хайку» ввёл выдающийся японский поэт Мацунага Тэйтоку (1571—1653), он же создал собственную школу хайку с детально разработанными правилами и рекомендациями.
Юные годы Мацуо провёл в провинции Ига. Лет с десяти мальчик начал прислуживать наследнику одного из самых знатных и богатых местных семейств — Тодо Ёситада* (1642—1666). Очевидно, в доме Тодо Басё и приобщился к поэзии. Юный господин тоже делал тогда первые шаги на поэтическом поприще и занимался у выдающегося японского поэта, работавшего в жанре хайкай**, Китамура Кигина (1614—1705). Писал Ёситада под псевдонимом Сэнган. Мацуо Мунэфуса тоже стал брать уроки у Кигина.
* По другой версии Ёситада были лишь управляющими замка семьи Тодо.
** Хайкай (острословие, шутка) — жанр японской поэзии, главным образом в форме хайку. Один из видов поэзии народа в противовес классической рэнга. Также развивалась и хайкай рэнга — украшенная шутками и афоризмами, она создавалась в народной среде в эпоху Эдо (1603—1868).
Покровительство со стороны Ёситада позволяло юноше не только надеяться на поддержку в поэтическом мире, но и рассчитывать на упрочение своего положения при доме Тодо, что позволило бы ему подняться со временем на более высокую социальную ступень.
Так или иначе, в 1664 году в сборнике «Саёно-накаяма-сю», составленном знаменитым поэтом Мацуэ Сигэёри (1602—1680), впервые были опубликованы два хокку Мацуо Мунэфуса.
В следующем, 1665 году произошло не менее значительное событие в жизни начинающего поэта — он впервые, снова под именем Мунэфуса, участвовал в сочинении хайкай-но рэнга — хякуин*. Созданный тогда цикл из ста строф был посвящён тринадцатой годовщине смерти Мацунага Тэйтоку (1571—1653), основателя самой авторитетной в то время школы хайкай, к которой принадлежал Кигин.
* Хайкай-но рэнга (нанизанные строфы) — для сочинения рэнги собирался поэтический кружок, строфы слагали поочерёдно. Первую строфу (хокку) поручали лучшему поэту, а всего строф могло быть тридцать шесть (касэн) или сто (хякуин). Любая строфа имела самодавлеющую ценность, но одновременно строфы образовывали цепочку, в которой каждые несколько строф излагали какую-либо свою, отличную от других строф, историю. Так в одном касэне могло рассказываться более десяти историй.
Неожиданная смерть Тодо Ёситада в 1666 году положила конец надеждам поэта на успешную и быструю служебную карьеру. Юноша был в растерянности, поскольку не знал, как ему жить дальше.
Шесть следующих лет гения для его биографов являются неразрешимой загадкой. А затем миру явился уже сложившийся великий поэт. Предполагают, что скрытые от нас годы прошли для творца в неустанной учёбе.
В 1672 году двадцатидевятилетний Мацуо Мунэфуса составил свой первый сборник хокку «Каиоои» («Накрывание ракушек»). Сборник этот появился в результате организованного Мацуо поэтического турнира, в котором участвовали поэты из провинций Ига и Исэ. Шестьдесят хокку, ими сочинённые, были разбиты на тридцать пар. Собравшиеся последовательно сравнивали каждую пару, отмечая достоинства и недостатки каждого стихотворения. Снабдив сборник собственным предисловием, Мацуо преподнёс его святилищу Уэно-тэнмангу*, рассчитывая, что Небесный бог поможет ему достичь успехов на избранном пути.
* Святилище Уэно-тэнмангу посвящено поэту Сугавара Митидзанэ (845—903). Он был крупным государственным деятелем, выдающимся учёным, поэтом и каллиграфом. Современники считали Сугавару самым большим знатоком отечественной литературы. Он занимал при императоре Дайго пост правого министра (третье лицо государства в табели о рангах). Позднее поэта оклеветали и отправили в изгнание вице-губернатором на остров Кюсю. После смерти Сугавара был обожествлён и получил имя Тэндзин — небесный житель. Уже которое столетие он почитается как бог литературы и просвещения. В Японии ему посвящено множество храмов Тэммангу. В этих храмах проходят праздники, посвящённые Сугавара Митидзанэ, их называют Тэндзин мацури.
В 1674 году Китамура Кигин посвятил своего ученика в тайны поэзии хайкай и передал ему собрание своих тайных наставлений «Хайкайуморэги», написанное ещё в 1656 году. После этого Мацуо взял себе новый псевдоним — Тосэй.
Вскоре поэт перебрался жить в Эдо, так до 1869 года назывался Токио.
Первоначально он поселился в доме поэта Одзава Боку-сэки (? — 1695), ещё одного ученика Кигина. С этого времени Боку-сэки и живший неподалёку поэт Сугаяма Сампу (1647—1732) поддерживали постоянно нуждавшегося Мацуо.
В Эдо поэт вместе с соавтором Ямагути Содо (1642—1716) опубликовал сборник «Эдо рёгинсю» («Эдосские строфы двух поэтов»). Издание появилось зимой 1676 года, а летом Мацуо уехал на родину, но скоро вернулся вместе с юношей, который известен биографам поэта под именем Тоин. Это был либо осиротевший племянник Мацуо, либо его приёмный сын. Тоин оставался с поэтом до самой своей смерти в 1693 году.
Необходимость содержать ещё одного человека сильно осложнила жизнь поэта, который и без того еле сводил концы с концами. По этой причине в 1677 году он по протекции Боку-сэки устроился на государственную службу и стал заниматься вопросами ремонта водопроводных труб.
А в 1680 году был опубликован первый сборник эдосской школы, возглавлявшейся Мацуо, «Тосэй дэйдокугин нидзюкасэн» — «Двадцать одиночных циклов “касэн”, созданных учениками Тосэя». Участвовал в нём двадцать один поэт. Этим сборником группа заявила свои права на лидерство в поэзии хайкай.
Желая соответствовать новым поэтическим идеалам, Мацуо взял себе псевдоним Кукусай, т.е. Кабинет беззаботной лёгкости. Зимой 1680 года он ушёл со службы, вместе с Тоином покинул гостеприимный дом Боку-сэки и поселился в местечке Фукагава на берегу реки Сумида. С тех пор, сделавшись, подобно древним китайским поэтам, нищим отшельником, Мацуо жил на попечении своих друзей и учеников. Для них же дом Басё стал прибежищем, дарующим покой и тишину уставшим от городской суеты душам, — Деревней, Которой Нет Нигде.
Именно тогда сложился образ Мацуо — идеального поэта-отшельника, обретающего гармонию в единении с миром природы. По примеру своего любимого китайского поэта Ду Фу, Мацуо назвал свою хижину «Хакусэндо» («Приют причаливающих лодок»), но потом, когда в саду пышно разрослась посаженная вскоре после переезда в Фукагава банановая пальма — басё, соседи дали дому другое название — «Басёан» («Банановая хижина»). Хозяина же её стали именовать Басё-окина (Банановый старец). Поэту шёл тогда тридцать восьмой год. Впервые псевдоним Мацуо Басё был использован им в 1682 году в сборнике «Мусасибури» под его хокку:
Ураган.
Слушаю — дождь по тазу стучит.
Ночная тьма.
Басёан стала признанным центром нового направления в поэзии хайкай. Но в конце 1682 года в Эдо случился большой пожар, и хижина сгорела. Сам Басё еле-еле спасся. Друзья восстановили Басёан к зиме 1684 года. Однако к этому времени поэт
принял твёрдое решение начать жизнь странника.
В конце лета 1684 года, в сопровождении своего ученика Тири, Басё отправился в первое странствие. Поэт описал его в путевом дневнике «Нодзарасикико» («В открытом поле»). Длилось оно до весны 1685 года. Басё вернулся в Эдо обновлённым человеком и великим творцом. Именно тогда он совершил так называемую реформу Басё — отныне поэзия хайкай перестала быть словесной игрой, произошло соединение искусства и повседневности. Поэты школы Басё стали искать и находить красоту в обычной жизни, там, где её не искали поэты других школ*.
* Ученик Басё Хаттори Дохо (1657—1730) разъяснил суть реформы так: если прежние поэты воспевали соловья, который поёт на ветке сливы, то нынешние подмечают, как он «роняет помёт на лепёшку».
Основой стиля Басё стало соединение, слияние пейзажа и чувства в пределах одного стихотворения. Причём соединение это непременно должно было быть следствием гармонического слияния поэта и природы, которое, в свою очередь, становилось возможным лишь в том случае, когда поэт отказывался от собственного «я» и стремился лишь к обретению истины. Басё считал, что если поэт стремится к истине, хокку возникнет само собой.
С середины 1680-х годов и до своей смерти Басё почти постоянно был в пути, лишь ненадолго возвращался он в Басёан.
В конце 1691 года после почти трёхлетнего отсутствия Басё серьёзно заболел. Болезнь усугубилась кончиной в 1693 году подопечного Тоина. Эта смерть потрясла Басё, он долго не мог оправиться от удара. В конце лета 1693 года Басё запер ворота своей хижины и целый месяц провёл в затворничестве.
Вместо Тоина ему прислуживал человек по имени Дзиробэй, сын гетеры Дзютэй, с которой Басё общался в молодые годы. Некоторые биографы считают Дзиробэя и двух его младших сестёр незаконнорожденными детьми поэта, у которого никогда не было жены. Однако сам Басё о таком родства нигде и никогда не упоминал.
Весной 1694 года поэт закончил работу над путевыми записками «По тропинкам Севера», над которыми трудился всё время после своего возвращения в Басёан. А в мае того же года он вместе с Дзиробэем отправился в своё последнее путешествие. В этот раз он из главного города правительства Эдо отправился в столицу Японии — Киото*. Там путешественники остановились у поэта Мукаи Кёрая (1651—1704) в его «Ракусисе» — «Хижине опадающей хурмы». Кёрай был другом и учеником Басё.
* С 1192 до 1868 года в Японии было так называемое двоевластие. Формально страну возглавлял император, фактически живший на положении пленника у главного военачальника сэйи-тайсёгуна (сокращённо: сёгуна). Считалось, что император является духовным владыкой японцев. Резиденция его находилась в городе Киото, и все признавали Киото столицей государства. Реальная власть сосредотачивалась в руках сёгуна, который назначал правительство — бакуфу. При жизни Басё резиденция сёгуна и бакуфу располагалась в городе Эдо.
Почти сразу пришло известие о смерти Дзютэй, матери Дзиробэя. Слуга поспешил в Эдо, поскольку на время их отсутствия именно Дзютэй должна была присматривать за Басёаном. Сам поэт прихворнул и был не в состоянии выдержать столь долгий и трудный путь.
Тем временем начались серьёзные разногласия между поэтами школы Басё. Чтобы пресечь раздрай, в сентябре 1694 года тяжело больной Басё, которому недавно исполнилось пятьдесят лет, был вынужден встать с ложа и оправиться в Осаку. Прибыв на место, он тут же слёг и вскоре умер в окружении верных учеников.
Случилось это 12 октября 1694 года.
Последнее хокку поэт сочинил накануне своей кончины:
В пути я занемог.
И всё бежит, кружит мой сон
По выжженным полям.
Останки Басё, согласно желанию покойного, были захоронены у маленького буддийского храма Гитюдзи, где он любил останавливаться, бывая в провинции Оми (ныне её большая часть вошла в префектуру Сига). Сам храм Гитюдзи находится теперь на землях получившего только в 1898 году статус города Оцу. А в России это место известно тем, что в Оцу в 1891 году было совершено покушение на цесаревича Николая Александровича, будущего императора Николая II, во время его кругосветного путешествия.
Пожалуй, лучшие переводы творений Мацуо Басё на русский язык сделаны Верой Николаевной Марковой (1907—1995). Замечательный переводчик, она работала преимущественно с японской поэзией. Верой Николаевной переведены многие шедевры гениев Страны восходящего солнца. Японское правительство за многолетний и талантливый подвижнический труд переводчика наградило В.Н. Маркову орденом Благородного Сокровища.
Хайку Мацуо Басё в переводе Веры Марковой
***
Ещё стоят там и тут
Островками колосья несжатые…
Тревожно кричит бекас.
***
Поэт Рика скорбит о своей жене
Одеяло для одного.
И ледяная, чёрная
Зимняя ночь… О печаль!
***
В день очищения от грехов
Дунул свежий ветерок,
С плеском выскочила рыба…
Омовение в реке.
***
Зимние дни в одиночестве.
Снова спиной прислонюсь
К столбу посредине хижины.
***
Отец тоскует о своём ребёнке
Всё падают и шипят.
Вот-вот огонь в глубине золы
Погаснет от слёз.
***
Письмо на север
Помнишь, как любовались мы
Первым снегом? Ах, и в этом году
Он, уж верно, выпал опять.
***
Срезан для крыши камыш.
На позабытые стебли
Сыплется мелкий снежок.
***
Ранней весною
Вдруг вижу, — от самых плеч
Моего бумажного платья
Паутинки, зыблясь, растут.
***
Уступаю на лето свой дом
И ты постояльцев
Нашла весной, моя хижина:
Станешь домиком кукол.
***
Весна уходит.
Плачут птицы. Глаза у рыб
Полны слезами.
***
Солнце заходит.
И паутинки тоже
В сумраке тают…
***
Звон вечернего колокола —
И то здесь, в глуши, не услышишь.
Весенние сумерки.
***
На горе «Солнечного света»
О священный восторг!
На зелёную, на молодую листву
Льётся солнечный свет.
***
Вот он — мой знак путеводный!
Посреди высоких трав луговых
Человек с охапкою сена.
***
Сад и гора вдали
Дрогнули, движутся, входят
В летний раскрытый дом.
***
Крестьянская страда
Полоть… Жать…
Только и радости летом —
Кукушки крик.
***
Погонщик! Веди коня
Вон туда, через поле!
Там кукушка поёт.
***
Возле «Камня смерти»
Ядом дышит скала.
Кругом трава покраснела.
Даже роса в огне.
***
В тени ивы, воспетой Сайгё
Всё поле из края в край
Покрылось ростками… Только тогда
Я покинул, ива, тебя.
***
Ветер на старой заставе Сиракава
Западный ветер? Восточный?
Нет, раньше послушаю, как шумит
Ветер над рисовым полем.
***
Увидел, как высоко поднялись ростки на поле
Побеги риса лучше слов
Сказали мне, как почернел лицом я,
Как много дней провёл в пути!
***
Майские дожди
Водопад похоронили —
Залили водой.
***
По пути на север слушаю песни крестьян
Вот исток, вот начало
Всего поэтического искусства!
Песня посадки риса.
***
Островки… островки…
И на сотни осколков дробится
Море летнего дня.
***
На старом поле битвы
Летние травы
Там, где исчезли герои,
Как сновиденье.
***
Какое блаженство!
Прохладное поле зелёного риса…
Воды журчанье…
***
Тишина кругом.
Проникает в сердце скал
Лёгкий звон цикад.
***
Какая быстрина!
Река Могами собрала
Все майские дожди.
***
Трёхдневный месяц
Над вершиною «Чёрное крыло»
Прохладой веет.
***
Там, где родится поток,
Низко склонилась ива:
Ищет ледник в земле.
***
Облачная гряда
Раскололась… Недаром, вершина,
Ты зовёшься «Горой луны»
***
Какая вдруг перемена!
Я спустился с гор — и подали мне
Первые баклажаны.
***
«Ворота прилива».
Омывает цаплю по самую грудь
Прохладное море.
***
Жар солнечного дня
Река Могами унесла
В морскую глубину.
***
Первая дыня, друзья!
Разделим её на четыре части?
Разрежем её на кружки?
***
Сушатся мелкие окуньки
На ветках ивы… Какая прохлада!
Рыбачьи хижины на берегу.
***
Накануне «Праздника Танабата»
Праздник «Встречи двух звёзд»,
Даже ночь накануне так непохожа
На обычную ночь.
***
Пестик из дерева.
Был ли он сливой когда-то?
Был ли камелией?
***
Бушует морской простор!
Далеко, до острова Садо,
Стелется Млечный Путь.
***
В гостинице
Со мной под одной кровлей
Две девушки… Ветки хаги в цвету
И одинокий месяц.
***
Как пахнет зреющий рис!
Я шёл через поле, и вдруг —
Направо залив Арисо.
***
Перед могильным холмом
рано умершего поэта Иссё
Содрогнись, о холм!
Осенний ветер в поле —
Мой одинокий стон.
***
Красное-красное солнце
В пустынной дали… Но леденит
Этот ветер осенний.
***
Местность под названием «Сосенки»
«Сосенки»… Милое имя!
Клонятся к сосенкам на ветру
Кусты и осенние травы.
***
Сыплются ягоды с веток…
Шумно вспорхнула стая скворцов.
Утренний ветер.
***
Равнина Мусаси вокруг.
Ни одно не коснётся облако
Дорожной шляпы твоей.
***
В осенних полях
Намокший, идёт под дождём,
Но песни достоин и этот путник.
Не только хаги в цвету.
***
Шлем Санэмори
О, беспощадный рок!
Под этим славным шлемом
Теперь сверчок звенит.
***
Расстаюсь в пути со своим учеником
Отныне иду один.
На шляпе надпись: «Нас двое»…
Я смою её росой.
***
Белее белых скал
На склонах Каменной горы
Осенний этот вихрь!
***
Хотел бы я двор подмести
Перед тем, как уйти… Возле храма
Ивы листья роняют свои.
***
Расставаясь с другом
Прощальные стихи
На веере хотел я написать, —
В руке сломался он.
***
Собрались на берегу любоваться луной
Да разве только луну? —
И борьбу сегодня из-за дождя
Не удалось посмотреть.
***
В бухте Цуруга, где некогда затонул колокол
Где ты, луна, теперь?
Как затонувший колокол,
Скрылась на дне морском.
***
Волна на миг отбежала.
Среди маленьких раковин розовеют
Лепестки опавшие хаги.
***
Бабочкой никогда
Он уж не станет… Напрасно дрожит
Червяк на осеннем ветру.
***
Я открыл дверь и увидел на западе гору Ибуки.
Ей не надо ни вишнёвых садов, ни снега,
она хороша сама по себе
Такая, как есть!
Не надо ей лунного света…
Ибуки-гора.
***
На берегу залива Футами, где жил поэт Сайгё
Может, некогда служил
Тушечницей этот камень?
Ямка в нём полна росы.
***
Я осенью в доме один.
Что ж, буду ягоды собирать,
Плоды собирать с ветвей.
***
Домик в уединенье.
Луна… Хризантемы… В придачу к ним
Клочок небольшого поля.
***
Холодный дождь без конца.
Так смотрит продрогшая обезьянка,
Будто просит соломенный плащ.
***
До чего же долго
Льётся дождь! На голом поле
Жниво почернело.
***
Зимняя ночь в саду.
Ниткой тонкой — и месяц в небе,
И цикады чуть слышный звон.
***
В горной деревне
Монахини рассказ
О прежней службе при дворе…
Кругом глубокий снег.
***
Играю с детьми в горах
Дети, кто скорей?
Мы догоним шарики
Ледяной крупы.
***
Снежный заяц — как живой!
Но одно осталось, дети:
Смастерим ему усы.
***
Скажи мне, для чего,
О ворон, в шумный город,
Отсюда ты летишь?
***
Проталина в снегу,
А в ней — светло-лиловый
Спаржи стебелёк.
***
Весенние льют дожди.
Как тянется вверх чернобыльник
На этой заглохшей тропе!
***
Воробышки над окном
Пищат, а им отзываются
Мыши на чердаке.
***
Продавец бонитов идёт.
Какому они богачу сегодня
Помогут упиться вином?
***
Как нежны молодые листья
Даже здесь, на сорной траве,
У позабытого дома.
***
Камелии лепестки…
Может быть, соловей уронил
Шапочку из цветов?
***
Дождик весенний…
Уж выпустили по два листка
Семена баклажанов.
***
Над старой рекой
Молодыми почками налились
Ивы на берегу.
***
Листья плюща…
Отчего-то их дымный пурпур
О былом говорит.
***
На картину, изображающую человека
с чаркой вина в руке
Ни луны, ни цветов.
А он и не ждёт их, он пьёт,
Одинокий, вино.
***
Встречаю новый год в столице
Праздник весны…
Но кто он, прикрытый рогожей
Нищий в толпе?
***
Замшелый могильный камень.
Под ним — наяву это или во сне? —
Голос шепчет молитвы.