ГЛАВА 13.
СПУРТ.
«Как тянется время! Пять месяцев в пять лет превратились! Тогда был конец октября, опали последние листья, устилали дорожки сада семьи Вайт. Как она тогда удивилась, что по шуршащей листве и сухой траве могу идти бесшумно! Пижон ты, Тони! Просто сказал бы: “Наступать на листья надо строго сверху полной ступнёй”. Так нет, встал в позу: “Учили… Рядом…”, – грустно улыбнулся. – Тактично и деликатно пыталась познакомиться поближе, скромно спрашивала и сразу схватывала суть – умница оказалась. Я – слово, она – вывод и оправдание мне же. Поражался. Да, одарена всесторонне. Не поскупился Всевышний: и красива, и талантлива, и умна. Если её парень, Стас, сможет быть рядом – хорошая пара выйдет. Она так его любит! Достойный, должно быть. Приедет, поженятся… – выпрямился, опустил ноги с кровати, похолодел до озноба душой. – Madonna! Мadre di Dio! Придётся уйти с работы. Мне не справиться с чувствами! Любовь никуда не уходит. Сколько ни выговаривал себе, ни пенял, ни приводил доводов и аргументов – тщетно. Живёт и крепнет в сердце, ночью – абсолютная хозяйка тела. Спасибо, реже накрывает беспамятство – не кричу на всё крыло. Уколы почти отменили. Сказали: “Пытайся заставить организм заработать в полную силу”. Пытаюсь. Почти пришёл в себя, справляюсь со всеми проблемами, кроме ночных наваждений. Такие достоверные сны! – поднёс руки к губам, закрыл на миг глаза, нервно вздохнул. – Произнёс слово “сны”, а сам не верю. Очень похожи на явь! Слишком. Тепло её кожи, запах волос и губ, их мягкость на моих губах, тонкие пальчики, скользящие по лицу, шее, плечам, тяжесть тонкого тела на мне. Просыпаясь утром, почему мучаюсь от сомнений: сон ли это? Спросил Стива на днях: “Не ночевала сегодня в клинике госпожа Лана?” Тот удивился: “Она вполне здорова, нет повода”. Извинился, молча обозвал себя идиотом и последним кретином, а легче не стало. Даже запах её нежных духов ощутил на коже! Схожу с ума, кажется».
Тяжело и поражённо выдохнув, попытался встать, цепляясь за спинку кровати. Увы: ноги были чужими, ватными.
«Сколько понадобится времени, чтобы полностью ожили? Год? Два? Только бы не остаться пожизненным инвалидом! Слишком многим нужен и важен. Семья у меня…»
– …Готов, Энтони? Пошли.
Вцепившись в рамку-костыли, подтянулся на сильных руках и попытался сделать шаг на полную ступню. Подвернулась. Стиснув зубы, повторил попытку. Получилось.
– Вторую ногу… Молодец! Поставь и запомни первые ощущения. Где мышца уже послушна, – врач подсказывала и показывала. – Вот и стоишь. Умница! Ещё шаг…
Через неделю самостоятельно передвигался по коридору, медленно, почти не опираясь на рамку. Ноги болели и горели, спина стягивалась судорогами. Назначили массаж.
Там, на пороге кабинета, и столкнулся с Ланой.
– …Тони! – положив ручки на его грудь, поцеловала в щёку, встав на цыпочки, заглянула радостными глазами в душу, омыла синью и приласкала. – Я освободила тебе местечко. Кэйтлин вершит чудеса руками. Очень рекомендую, – обернулась вглубь комнаты, улыбаясь специалисту. – Будь с ним нежна и безжалостна, Кэйти! Он мне нужен сильным и крепким! И побыстрее!
Её руки продолжали лежать на мужском, бешено стучащем сердце, пальчики машинально ласково гладили кожу в расстёгнутой части рубашки возле горла: легко, трепетно и так сладко!
Передёрнулся, стиснул зубы: «Желанная!»
– Тебе помочь?
Не дождавшись ответа, подставила худенькое плечико, положила его дрожащую руку на тоненькую детскую шейку, второй обхватила за талию.
– Похудел. Раньше не удалось бы так обнять – широк был и крупен, – повела, заглядывая снизу, сияя лазурью глаз, рдея нежным румянцем, яркими веснушками на загоревшей коже. – Заметил? Самой нравится. Солярий новый. Посоветуйся с врачом. Может, и тебе разрешат?
Передала Тони аккуратно высокой и крепкой массажистке с красным лицом и огненно-рыжими волосами: густыми, вьющимися, небрежно стянутыми в рыхлый непослушный пучок.
Вдвоём уложили на стол парня.
– Могу чем-нибудь помочь, Кэйти?
Засмеявшись лукаво, Лана поцеловала её в щёку, попрощалась и неслышно вышла, оставив за собой шлейф… тех самых духов!
– Будем знакомы, Энтони, – врач быстро раздела его донага, разговаривая и отвлекая, начала сеанс. – Я Кэйтлин МакГрегор. Предки из Ирландии, потому, наверное, такая высокая, крикливая, вспыльчивая и сильная, – громко рассмеялась. – Сила пригодилась в профессии массажиста. Это руки не женщины, а потомственного углекопа или каменотёса! Зато, даже слона могу помассировать так, что растает воском! – хохотала, зорко следя за больным. – Тони, говори сразу, где особенно сильная боль и где её совсем нет…
С того дня массаж начал свершать маленькое чудо.
На пятую процедуру пришёл самостоятельно по стеночке без костылей. Устал, вспотел, но дошёл.
Ланы не встретил, расстроился до слёз, поразившись: «Влюбился окончательно. Трудно будет работать. Не криви душой, Мэнниген! Пора признаться честно: не сможешь. Не получится в полном объёме исполнять профессиональные обязанности. Не сумеешь! Влюблённый бодигард – никудышный “профи”. Всё, приехал. Страшно, кричишь в душе, а никуда от правды не деться: обязан сам уйти от клиентки и привести равноценную замену. Должен…»
Когда сеанс был закончен, неожиданно… уснул прямо на массажном столе: крепко, глубоко, беспробудно, спокойно, без сновидений.
– Он спит. Можешь прийти. У тебя четверть часа.
Кэйтлин положила трубку телефона, хитро улыбнулась, постояла над распростёртым обнажённым парнем, услышав шорох, бесшумно подошла к двери и открыла.
В кабинет беззвучно вошла Лана, поцеловала в щёку врача, проводила её и закрылась изнутри.
Подошла к Тони, стала тихо шептать слова любви, нежно лаская руками тело. Гладя и целуя, действовала невесомо, как мотылёк, стараясь не разбудить, не потревожить сна и психики.
Он лежал на животе, лицом вниз, расслабленно дышал – массаж особых точек «отключил» на несколько минут измученное сознание, чувства же обострились.
Знала и «вбивала» в мужское подсознание память об их любви, о том, что он её любит. Это и шептала, когда легла обнажённой на крепкое тело, на спину. Тепло и запах её кожи надолго впитаются в его поры. Продолжала ласкать по бокам и голове, не форсируя событий. Ласка, голос, тепло, запах, обмен чувственной энергией.
Прислушавшись к учащенному дыханию, осторожно встала, зашла за перегородку и быстро оделась. Выглянув, убедилась, что ещё спит, на цыпочках прошла к двери и открыла. Тихонько вышла, позвала знаком «иди» Кэйти, шепнула благодарное «спасибо, сестра» и убежала.
– …Тони, сеанс на сегодня закончен. Умница, смог расслабить мышцы полностью – даже пять минут подремал… – тихо говорила, одевая парня, ничего ещё не соображающего. – Как голова? Дурнота будет: кровообращение сейчас усиленное – выносит продукты воспаления и мёртвые повреждённые клетки. Тошнота? – увидев неуверенное покачивание головы, вздохнула. – Я вызову санитара. Сиди!
Быстро переговорив, положила трубку телефона, оглянулась.
– Через пару минут придёт.
– Кэйтлин, я долго спал? И… был один в кабинете? – странно смотрел, не мигая.
– Минут пять. Я сидела рядом, записывала в историю болезни отчёт о проделанной сегодня работе. Ты стонал, но явно не от боли. Даже улыбался, – подошла, придирчиво осмотрела, помогла встать на ноги, зорко следя за крупной и мелкой моторикой. – Что чувствуешь?
– Что схожу с ума.
– С этим к психиатру! – рассмеялась по-доброму. – Тремор? Боли нет? В какой группе мышц?
– Пока везде. Словно желе с иголками.
– Это хорошо! Мёртвых зон не чувствуешь?
– Только на голове.
– Чувствительность вернётся не скоро: как только кожа полностью завершит формирование нового покрова. Кстати, могу тебя обрадовать – волосы начали расти, пока клочками. Ничего. Трансплантация отработана, проблему решишь со временем, – обернулась, тепло улыбнулась беззвучно вошедшему Стивену. – Будь с ним сегодня внимателен, пожалуйста. Трудный сеанс.
…Птицы кричали под окном, заливались пением от радости – весна пришла!
Тони стоял возле распахнутого окна, тяжело вздыхая:
«Апрель! Онтарио вскрылось ото льда, взрываясь с треском! Едва вскрылось, ураган доломал льдины в крошево! Такой шторм был!.. Гул был слышен на полгорода! И вот – тишина, оглушительная по ночам и поразительно-будоражащая от пенья птиц днём. Первые цветы стоят в палатах: крокусы, мускари, подснежники, пролески. Пахнут и тревожат мою мятущуюся душу. Её рвёт на части любовь! Больно, сильно и постоянно. Напросился к психиатру, тот успокоил: “Подсознание порождает сны-видения. Как только любовь станет реальностью – исчезнут”. Хочется в это верить, – безмолвно застонал. – Огонь в крови! Любви просит не только душа, но и тело. Мощно и неотступно. Это так мучительно! – тяжело и протяжно вздохнул, зарычав от бессилия. – Как с этим справиться? Хорошо, через несколько дней выписывают домой. Не знаю, убедил ли, что сам справлюсь? Опасаются оставлять в одиночестве – вдруг потеряю сознание. Стив обещал приезжать часто. Поручился за меня. Спасибо. Только после его обещания согласились на выписку. Скорее бы домой. Может, там перестанет преследовать её запах? И тепло кожи. И её руки на моем теле. Поцелуи. Мягкость и шелковистость волос на лице и плечах, невесомо скользящие и так пахнущие! Что же это за аромат, такой знакомый и близкий?..»
– …Все телефоны на стене. Помощница обязана приходить утром и вечером: помощь, готовка, уборка и продукты на ней; есть свой ключ. Подвозить Маршу Ибер вызвался Стив…
Майкл Майер привёз Энтони домой на своей машине ближе к вечеру, после работы, теперь наставлял пациента:
– …Девочки тебя не оставят. Очередь расписана – все дежурить вызвались! – рассмеялся. – Ты для них, ну, ооочень важен!
– Всё ещё не оставили своей мечты? – криво улыбнулся, облокотившись на стойку бара.
– И не надейся! – расхохотался. – Совет: сдай несколько проб материала для их женского клуба – отстанут! – захохотал издевательски. – Ко мне, хвала Яхве, не обращались, но на Стиви стали поглядывать, клянусь! Он следующий, чует моё сердце! Так и мне не за понюх табаку пропасть…
– Да уж… Нет, соседи они прекрасные, но эта их идея фикс… – рассмеялся.
Он уже почти не чувствовал боли в голове: «Хорошо. Становлюсь обычным человеком».
– Спасибо, Майкл! Рад, что так всё сложилось: и знакомство, и соседство, и ваши профессии. Всё на пользу моему организму!
– На здоровье! Не болей! Всегда рады тебя видеть гостем, парень, – пожав руку, Майк ушёл.
Тишина поразила хозяина дома.
«Столько здесь не был – полгода! С того утра. Не вспомнил ничего. Лана тоже. Говорит, всё было обычно: позвонил, подогнал к воротам машину, едва выехали на шоссе – удар и… темнота, – почесал голову, ощутимо прикрытую волосами. – Растут. Ещё одна проблема решилась. Теперь – тело».
Прошёл в тренажёрный зал, переоделся в шорты и футболку и принялся за разминку: постепенно, осторожно, с малого.
Через пятнадцать минут обессилено опустил самую лёгкую гантель на пол.
«Стыдоба! Подростком был сильнее! Ничего, утром ещё позанимаюсь. Не рекомендуют врачи, но форму-то нужно возвращать. Лана сказала: “С завтрашнего дня ты на работе – форма на профессионализм не влияет. Будешь и работать, и восстанавливаться – одно другому не мешает. Я в ближней студии занята – пешком будем ходить, коль машина восстановлению не подлежит”. Права, наверное. Чем сидеть дома и сходить с ума от чувственных снов-наваждений, лучше работать».
Вышел из тренажёрного зала и… рухнул на диванчик в холле плашмя.
«Словно поезд переехал, мушки перед глазами, шум в ушах…»
– …Уверена, ещё не ужинал.
Тихий голос Ланы подбросил его в воздух, резко зазвенело в голове, помутило сознание. Чуть не свалился, еле успел руку поставить на пол.
– Тихо-тихо! Прости, я постучалась – не ответил. Задремал? Извини. Принесла пиццу и всякую всячину. Родители у Николь в гостях – дети попросились к тётушкам. Мне стало так одиноко!
– Как?.. А журналисты? – остался лежать, рука на полу, с кушетки встать не смог. «Позор!»
– Они достаточно повеселились за наш счёт днём. Сенсация: «Лана Вайт встречает своего бодигарда из больницы с цветами! Выражает, таким образом, благодарность за спасение своей жизни!» – фыркнула, распаковывая корзину со снедью. – Идиоты. Такую чушь придумали, читать противно. Авария, она и есть авария, – ворча, накрывала на стол. – Сам сможешь до ванной дойти? Помочь?
Подошла и протянула тонкие ручки-веточки в золотых брызгах.
– Сам, – покраснев, покосился на дверь: там стоял Стив. – Откройте ему, пожалуйста, Лана.
– Стиви, умница, вовремя! – впустив, поцеловала в щёку. – Помоги Тони в душ пройти, пока я всё разогрею, – коварно улыбнулась. – Трое – это уже вечеринка. Девочек звать?..
– Нет! – парни гаркнули в две басовитые глотки и рассмеялись.
– Ладно-ладно. Хватит с вас и меня одной. Обещаю оценивающе не смотреть! – кричала сквозь смех и шум воды в душевой. – Накормить – пожалуйста! Петь не буду – слуха нет! На танцы табу…
Ужин получился милым, семейным.
Лана невинно вывела разговор на детство и упросила Тони показать фото.
Гости восхищались, посмеивались, странно посматривали на хозяина…
Так и не понял значения их взглядов. Не задумывался. Просто не мог об этом думать. Перед глазами лишь она: в чудном светлом платье, поверх накинут мягкий пиджак – разгорячившись, сняла, бросив на диван рядом. Незаметно трогал пальцами, гладил тёплую бархатистую вещицу.
«Ткань пахнет её нежными духами, теми, из моих снов, – краснел, сипло дышал, украдкой любуясь девочкой; погрустнел, перевёл взгляд на сад. – Здоровье поправлю, тело приведу в порядок, волосы отрастут и закроют шрамы, только сердце не успокоится никогда. И душа. И тело, что с нею спорит и воюет. Противостояние становится похожим на забег на длинную дистанцию: и вымотался, и устал, и выдохся, и ноги судороги бьют, а нужно найти силы и совершить спурт – заключительный рывок к финишу. Для меня финиш – взаимная любовь, алая шёлковая ленточка, протянутая между нашими сердцами. Лишь она способна завязаться венком победителя на голове. Иначе и спурт не нужен. Нет на финишной прямой ограничителя – нечего пересекать и рвать грудью, нет цели. А где твоя цель, Эндрю? В чём? – протяжно беззвучно вздохнул. – Лана. Только она. Её ответная любовь. Другой нет и не будет…»
…Очнулся, когда ребята собрались уходить.
– Спокойной ночи, Энтони. Не забудь крепко закрыть двери и окна – девушки неподалёку, и они не спят! – Стив крепко пожал руку. – Телефон держи под рукой.
– Звони в любое время. Не геройствуй, пожалуйста. Не тот случай. Пока! – Лана нежно поцеловала в алую щёку, порадовав душу сияющими глазами.
Выходя под руку, расхохотались, заметив на углу улицы папарацци, обнялись и, садясь в машину Стива, поцеловались!
«Вот завтра будет сенсация!» – стоя на ступенях, Тони усмехнулся.
Заметил лукавую улыбку любимой, когда обернулась и помахала рукой из салона.
«Хулиганка! Морочит журналистам голову с лёгкостью! Гений и есть, – махнув в ответ, проводил машину взглядом, грустно вздохнул, вернулся в дом, закрыл дверь и опустил на стекло жалюзи. – Концерт окончен. Всем спасибо».
Доставив девушку к воротам особняка, Стив дождался её знака рукой с крыльца, что всё в порядке, и, тихо посигналив, уехал.
Зашла в дом, прислушалась: «Тишина. Детей уложили. На кухне слышен разговор – мама и папа пьют вечерний чай. Вовремя вернулась. Попрошу Уилкса приготовить какао. Как в детстве».
…Энтони-Эндрю Мэнниген снова занял место возле г-жи Ланы Вайт: резко похудевший, изменившийся, с грустными глазами.
Газетчики от него отстали, пару раз засняв художницу в объятиях Стивена Оуэна и опубликовав фото: целуются прилюдно в модном кафе. От Тони деликатно отступились, больше не смешивая фамилии с именем знаменитости. Стало в разы легче.
Новая выставка и громкий успех обрушили внимание только на г-жу Вайт, вновь ставшую персоной номер один в городских и международных новостях.
Лишь на редких фотографиях, на заднем плане, можно было увидеть мощную фигуру бодигарда мисс, медленно возвращающего форму и звание Большой Тони.
…«Нужно предпринять что-то кардинальное! Время мелких проказ миновало, пора идти на штурм. Сегодня поймала в его глазах такую боль, что тянуть нельзя: сорвётся! Лучше обрушить лавину в нужном направлении».
Тайком вышла через секретный лаз в заборе. Накинув капюшон толстой куртки, сгорбилась и тихо прошмыгнула по задам к дому Тони. Получилось.
На его участке сняла курточку, пригладила волосы и пошла к домику через садик. Завернув за угол беседки, замерла: сидел на коленях в траве, низко склонил голову, обхватил руками и… плакал, стеная тихо и горько.
Постояла в нерешительности: «Плохо?..»
Прислушавшись, поняла: в отчаянии от любви. Отступила и села в тени, дав время успокоиться.
Почти утих. Через несколько минут выглянула.
«Ушёл к беседке, сел на скамью. Можно».
Вздохнула и спокойно пошла по дорожке.
– Привет! Не прогонишь? Я от девчонок. Надоели! – подошла, сдержанно улыбаясь, присмотрелась, ахнула, охрипнув. – Тони, тебе запрещено напрягаться! Сама слышала запрет!
Он был по пояс мокрый!
– Что ты творишь?! – зашла внутрь.
Не дождавшись ответной реакции, вздохнула: «Понятно: отстань, и без тебя фигово».
– Я так понимаю, слова для тебя – пустой звук. Может, физическое воздействие сработает?..
Пока не сообразил, о чём это она, села рядом на скамье, отвела его руку от головы, на которую опирался, взяла мокрое лицо в ручки, притягивая.
– Не надо… Я мокрый… – прохрипел потрясённо, не совсем понимая ситуацию.
– Не важно.
Притянув, прикоснулась к солёным крупным губам, поцеловав сначала легко, а потом не сдерживалась: привстав и обняв, прикусывала кожу, всё сильнее прижималась к телу. Гладя руками и губами лицо, шею, плечи, шептала слова нежности, признательности, не забывая об изменившихся условиях повторной любви: не рассказывать и не напоминать – рисовать новое.
– Лана! Остановитесь…
– Хватит «выкать», Тони! Сам давно понял – нас тянет друг к другу. Сильно!
Ласкаясь и целуя, дрожала не столько от страсти, сколько от прохлады: ветер усилился, став ледяным.
– Я замёрзла, родной! Пошли в тепло?..
Очнулся, нерешительно посидел мгновенье, встал из-за стола и вынес её на руках из беседки, автоматически направившись в дом. Свой. Не мог понять мотивов её поведения и поступка, но касания сказали об одном – помнит их.
«Не могу объяснить как, где и когда, но губы, руки и тело девушки знакомы до боли! Остановиться, отказаться или отпустить просто не в состоянии – это выше моих сил! И выше правил. Сейчас понял: готов их нарушить. Уже нарушаю».
Внеся в дом, хотел опустить на пол, но, обняв сильно, лишь хрипло прошептала: «В душ».
Больше не помнил ничего.
Только отдельные вспышки: на ходу раздевает Лану, держа на своей талии, целуя нежное личико, шею и трогательные грудки – помнил их; горячие струи воды, они на полу, девочка сидит сверху, выгнувшись, заходится криком, но держит за стиснутыми зубками, прижимая ко рту ладошки; комната, кровать, Лана на нём, смеётся и щекочет длинными волосами, которые так знакомо скользят по коже, касаются и пахнут – и это помнил; он сидит, вжимает её в себя, держась в тисках воли и жёсткого контроля, стараясь не раздавить миниатюрную любимую, она вцепилась зубами в плечо и глухо кричит, плача, кровь выступила в уголках губ и тонкой струйкой стекает на его грудь, но боли не чувствует – уже на небе! Они парят в небесах вдвоём, в едином экстазе, слившись в кровавом поцелуе-венчании…
«Что будет завтра, не хочу знать, осознав одно – предопределение. Теперь сообразил, почему её узнал. Мы были возлюбленными! Наверное, в прошлой жизни. Хвала Мадонне, что вновь нашлись – это и есть самое главное в нашей жизни, а остальное не имеет никакого значения. Отныне всё не важно. Она оказалась права, моя девочка и истинная судьба. Как всегда. Важна лишь любовь. И только».
…Вечер.
Открыл глаза.
«Больно так: и в них, и в теле, и в душе. Глаза горят, всё мутно, как сквозь горячий песок смотрю! Тело вновь в желе превратилось, теперь с миллионом игл! Что-то непонятное на голове происходит, на новой коже: словно муравьи ходят и кусают, а в кончиках пальцев рук и ног пожар, будто окунул в кипяток. Поторопился с тяжестями. Не зря тебя решила остановить девочка таким способом: свести с ума и отвлечь на другие мысли и занятия – тоже тренировка: сладкая, мучительная и такая долгожданная, желанная и… абсолютно лишающая воли. Полностью, – с трудом прикрыл веки. – Странное ощущение: будто пришёл к финишу, а спурт за тебя сделала рыжая волшебница и вырвала победу прямо из рук; водрузила на огненную голову венок победителя, свитый из заветных нитей ваших сердец и чувств. Не расплести отныне, не извлечь твою красную ленточку-душу, не вернуть сердцу и… не жить без неё. Без девочки синеглазой тоже. Только вместе идти, надев гирлянду на обе шеи. Когда придёт время – разорвать придётся. Безболезненно не удастся – не получится без крика и крови. Или чьей-то смерти. Не захочешь причинить беспокойства, отступишь, скажешь: “Пусть забирает приз – так к лицу этот чудный убор взаимной любви!”».
Застонал, стиснул зубы, сдержал острое предчувствие трудной будущей жизни. Помучившись, смирился.
«Владей же им вечно, моя Ромашка русская. Почему так называю? Как на русском слово “ромашка”? Нет, не спрошу. Ты для меня отныне Дэйзи – канадская Ромашка. Не зря ты их так любишь. Они и мои любимые цветы. Приду в себя и посею всюду: и мелкие, и средние, и огромные. Будут в саду цвести цветы нашей любви даже тогда, когда уедешь к русскому мальчику, такому любимому. Сколько раз плакала о нём! А я останусь здесь и буду жить воспоминаниями о Дэйзи. Только о ней. Единственной. Отныне и навсегда. Я встретил свою судьбу. Мадонна, хвала и слава тебе… Gloria in saecula, mater Dei!*»
* Gloria in saecula, mater Dei! (лат.) – Славься в веках, Матерь Божья!
Сентябрь 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/09/02/1599