Серега долго не мог заснуть. «Завтра, завтра!» – колотилось в голове, и сердце вторило: «завтра, завтра…»
Завтра он спустится в штольню и, возможно, нарвется на золотую жилу, о которой мечталось ему не один год. Завтра, возможно, изменится круто его, Серегина жизнь. А может, и не нарвется… – предательская мысль всплывала неожиданно, откуда-то из глубины в самый неподходящий момент, он всеми силами гнал ее от себя. «Нет, будет, будет завтра золотишко, нутром чуется, что будет!»
Серега беспокойно заерзал на кровати, сел. «Не уснуть, пойду покурю.» Тихо прокрался мимо комнаты родителей – спят. Отец храпел на весь дом. «Как мать рядом спит? Привыкла, наверное, за двадцать лет». Вторя храпу отца, громко тикали на стене часы с кукушкой. Серега накинул куртку и вышел на крыльцо. Нашел свой запас – припрятанную от родителей пачку «Винстона», прикурил и с наслаждением затянулся. В открытую, перед родителями, он еще не курил, не то, чтобы боялся, – стеснялся, что ли. А так, втихомолку и с пацанами, – затягивался.
Золотой лихорадкой Серега заболел еще в детстве, когда отец показал ему небольшой белый кусочек кварца, а в нем почти круглую, размером с горошину, шершавую на ощупь золотинку. Тогда-то и потянулся Серега к этому металлу, помнил, как жаром пыхнуло сердце, опаляя щеки и уши. Видно, гены тоже сыграли свою роль. Из рассказов отца Серега знал, что дед, бывший отменным охотником, также «баловался» и добычей золота. В далеких тридцатых они с напарником на лошадях, по тайге, обходя встречающиеся деревни, везли металл в город, за пятьсот километров от дома, и там сбывали. Серега видел деда только на фотографиях. С карточек смотрели на Серегу черные, с прищуром, внимательные глаза-буравчики на худощавом открытом лице. Дед умер, когда Сереге было полгода.
В девяностых, когда закончилась перестройка, рудник при селе, где жил Серега с родителями, развалился. Шахты, а их было три, затопило водой вместе с оборудованием. Сереге тогда было семь. Местный стихоплет сразу же сложил частушку, которую пацаны распевали по малолетству:
– Перестройка, перестройка,
Выпил, покурил – и в койку,
Ни работы, ни шиша,
До чего жизнь хороша!
Казалось, что весь рудник ушел в глубокий запой. По утрам не видно было людей спешащих на работу, – ее не было. Люди очухивались от запоя тяжело, не зная, как жить дальше, без работы и средств к существованию, начали кустарным способом добывать золото. Дети и взрослые копались на каменных отвалах, тех, что когда-то перерабатывала фабрика, перебирали камни, искали кварц. Потом кварц размельчали в чугунных ступках. С помощью воды отделяли крупные золотинки, а мелочь притягивали капельки ртути. Некоторые, соорудив лотки, промывали песок рядом с фабрикой, в ручье.
Мигом появились перекупщики из города, приезжали на дорогих и не очень машинах, привозили ящики с водкой. У кого-то покупали за водку, у кого-то за деньги. В городе сбывали золото в два-три раза дороже.
Так люди и зарабатывали на жизнь. Серега научился отличать золото от обманки. Вспомнил, как впервые, лет в девять, с другом Васькой еле-еле приволокли один на двоих рюкзак, набитый кварцем с обманкой. В тот день они впервые пришли с Васькой на отвал. Кроме них на этой огромной каменной горе не было никого. Люди копошились на кучах неподалеку. Солнце поднималось все выше и выше, становилось жарко. Пот застилал глаза, надоедливая мелкая мошкара больно кусала. Час проходил за часом, они перерыли почти всю верхушку отвала – кварца не было. И вдруг Серега увидел маленький белый кусочек, за ним побольше, еще и еще. Осматривая их, он вскрикнул: в двух камешках их трех поблескивали на солнце золотинки.
– Васька, золото, – закричал Серега и начал дикую пляску: он кричал, визжал, подпрыгивал. Немного успокоившись, они начали рыть камни с утроенной силой. Вскоре дело пошло. Пацаны закидывали кварцевые камешки с блестками в рюкзак один за одним. Через полчаса рюкзак был доверху набит камнями.
– Не унесем, – тяжелый, гад! – сплюнул сквозь зубы Васька.
– Давай отсыплем и спрячем, потом придем и заберем – предложил Серега. Они отсыпали половину камней в пакет и зарыли здесь же, в камнях.
Серегина дикая пляска не могла не привлечь внимание пацанов на соседнем отвале. Не успели они зарыть свою находку, как увидели приближающегося Леху Баженя. Парень был старше их года на четыре. Белесый, с выжженными солнцем бровями и ресницами, с большими, как лопаты, руками, Леха был сильным, полностью оправдывая свою кличку Балу. От его кулаков пострадал не один пацан в селе.
– Ну че, пацаны, нашли че-нить? Врать было бесполезно, и они наперебой с Васькой принялись рассказывать Лехе правду. Развязали мешок, показывая трофеи. Леха порылся в рюкзаке, рассматривая кварц, усмехнулся, встал и пошел, ничего не говоря. Парни недоуменно переглянулись и решили быстрее уносить ноги, пока Балу не передумал и не вернулся. Спустились с отвала; руки, ноги тряслись мелкой дрожью, тело ныло, уши распухли, а глаза заплыли от укусов мошкары. Кое-как доволокли рюкзак до серегиного дома.
– Батя, мамка, там золото, почти рюкзак, – закричал Серега с порога. Мать с отцом переглянулись, вышли на крыльцо. Отец развязал рюкзак, вывалил все камни на землю и начал их осматривать, а потом отбрасывать в сторону.
– Батя, ты чего? Мы его еле-еле донесли! – от обиды и возмущения у Сереги задрожали губы и предательски защипало в глазах. Отец не смотрел на пацанов, монотонно перебирал и отбрасывал камни в сторону:
– Это не золото, сынки…
Для Сереги с Васькой это прозвучало как приговор, и они, не сговариваясь, зашвыркали носами. Слезы полились из глаз потоком, парни размазывали их грязными руками по щекам. Когда они немного успокоились, отец вынес несколько камушков с золотом и положил рядом с камнями, принесенными парнями. Он показал, чем различаются золото и обманка, и еще много чему научил их тогда отец, а опыт у него был не маленький. Лет двадцать проработал на шахте горным мастером.
С тех пор Серега и Васька каждое лето проводили на отвалах, зарабатывая себе на учебники и одежду. У Васьки отца не было, мать растила его одна, и васькины деньги были кстати. А серегины родители ворчали: «Что, мы тебя одного не прокормим, что ли?»
Но переубедить его было все труднее. Хобби постепенно начало превращаться в смысл жизни, а золото приковывало его к себе все плотнее, и уже не мыслил себя Серега без него, а день, прожитый не на отвале, становился прожитым впустую.
Взрослея, он начал понимать, что на отвалах много не заработаешь. Некоторые из рудничных мужиков, особо отчаянных, начали ходить в старые штольни, и там, компанией по два-три человека, они дробили стены штолен молотками. А недавно произошел несчастный случай, заставивший жизнь села замереть на несколько дней. Двое городских привезли с собой взрывчатку, наняли рудничного мужика провожатым и втроем отправились в штольню. То ли сказалось отсутствие опыта, то ли они ошиблись в расчетах, но при взрыве погибли все трое.
Отец Сереги тоже начал ходить с мужиками в штольню, без взрывчатки, с молотком, но приносил неплохо. На жизнь хватало, да еще хозяйство держали: коров было несколько, на зиму растили бычка на мясо, куры, два поросенка. Недавно на деньги, заработанные отцом, купили новый телевизор, DVD-плеер, кое-что из мебели. Серега просил отца взять его с собой. Тот, выпивая за ужином очередную стопку самогонки, крутил пальцем кустистые брови, терпеливо слушал серегины доводы, хмурился, а потом выдавал: «Мал еще!», стукал кулаком по столу для порядка и шел спать. С трезвым отцом на эту тему и вовсе говорить было бесполезно – он был непреклонен в своем решении. Серега с завистью смотрел на очередной отцовский улов, сколотый с новой найденной жилы.
Сам Серега грезил большим. Часто во сне видел крупный, с кулак, золотой самородок. Сердце ликовало, Серега протягивал к самородку руки, а тот рассыпался золотой пылью, проходя сквозь пальцы. Уже давно мечтал Серега о длинноногих девках с распущенными волосами и откровенными глазами, о хорошей дорогой машине, бумажнике, туго набитом деньгами…
Серега потянулся, затряс головой, прогоняя остатки сна, так и не понял – то ли спал, то ли нет. Рано совсем, хорошо, что родители еще спят. Вчера сказал, что пойдут с Васькой в лес, пострелять рябчиков, отец разрешил ему взять ружье. Стрелял Серега неплохо, с охоты они с отцом всегда приезжали с добычей.
На часах пять утра. Серега тихо оделся, тенью проскользнул мимо комнаты родителей и вышел во двор. Тишина, жутко как-то, хоть бы собаки залаяли. Может, вернуться? Серега замешкался на мгновение и решительно направился к сараю, снял замок, взял рюкзак с едой, заботливо приготовленный вчера матерью. Порылся в углу, вытащил каску с фонарем, припрятанный глубоко в тряпье сверток со взрывчаткой. Добывал ее правдами и неправдами, по договоренности, через городских пацанов за немалые деньги. Немного, но есть.
Вышел, закрыл калитку. Заныло, защемило отчего-то сердце, пошел быстрым шагом. А вон уже и Васька сидит, ссутулившись, на лавочке возле своего дома, курит. Серега подошел, подсел к другу, тоже закурил. Докурив, встали и пошли, подсвечивая дорогу фонарем. Собаки молчали, и Серега отметил про себя эту особенность. Просто так пройти по улицам села без лая и воя собак – было большой редкостью. Вышли за село и пошли по дороге, ведущей в сопку. Воздух утром, в начале мая, был еще холодноват, от запаха выпустившего листву багульника подрагивали ноздри и будоражилась кровь. Скоро он зацветет нежно-розовым, и сердце будет сладко замирать от одного вида розовых сопок. Серега помнил вкус цветов багульника. Частенько, по малолетству, играли с пацанами в войну. Когда хотелось есть и пить, утоляли жажду и голод цветами багульника. Тычинки сладковатые, будто медовые, а лепестки рыхлые, водянистые.
Серега прогнал мечтательное настроение, сейчас нужно сосредоточиться, впереди – работа. Васька шел рядом, не останавливаясь. С таким не страшно и в разведку, – не раз думал о друге Серега.
Прошли уже километров семь-восемь, понемногу светало. В тихом, будто мертвом, лесу, запела песню какая-то птица, ее подхватила другая. Постепенно лес наполнялся звуками. Где-то совсем недалеко штольня. Так и есть. Пришли. Васька скинул с плеч рюкзак и сел прямо на землю. У Сереги противно заныло сердце, при взгляде на большую черную дыру в сопке. Во рту пересохло, а руки и ноги задрожали. Васька порылся в рюкзаке, достал чекушку водки.
– Ты чего, Васька, сдурел?
– Давай, Серега, для храбрости по чуть-чуть, – как-то умоляюще попросил Васька.
Разложили еду, выпили по стопке, закусили. У Сереги зашумело в голове, лег на жесткую, похожую на щетину молодую траву. Внутри потеплело.
– А может ну ее, эту штольню? – донесся откуда-то издалека голос Васьки.
– А золото? – всплыл перед глазами Сереги самородок, увиденный во сне. Почувствовав злость, он вскочил.
– Давай, Васька, вставай, что сопли распустил!
Васька встал как-то нехотя, побросал в рюкзак остатки еды, разбрызгал остатки водки на траву и деревья. На недоуменный серегин взгляд, пряча глаза и почему-то краснея, ответил, что так буряты задабривают своего Бога и просят помочь в делах.
– Ты ж не бурят!
– У меня прапрадед был чистокровным бурятом.
–А-а-а… Ну что, пошли?
Парни встали, повесили рюкзаки с едой и ружье на дерево, чтобы бурундуки не похозяйничали, одели каски и направились к штольне.
Протиснулись друг за другом в штольню, запах сырости ударил в нос. Сгорбившись, прошли вперед несколько метров, постепенно проход расширился и увеличился, можно стало выпрямиться во весь рост. Так вот она какая – штольня… Длинный узкий коридор уходил вглубь горы. Серега осветил стены и потолок штольни: с потолка капало, стены сырые, под ногами – мелкие камни. Испугавшись света, поползли в разные стороны многоножки. Прошли еще немного вперед, тщательно осматривая стены, впереди выработка – несколько ответвлений в разные стороны. Решили начать осмотр с ближайшего ответвления. Васька осматривал одну сторону, сантиметр за сантиметром, Серега – другую.
При действующем руднике добыча золота шла по крупным промышленным жилам, на мелкие внимания не обращали, – нерентабельно. Вот на такую мелкую жилу и мечтали нарваться пацаны.
– Есть! – Васька подозвал Серегу. Кварцевый прожилок сантиметров пять в ширину тянулся метров на десять. Достали зубило, поставили его на прожилок, Серега начал бить по зубилу молотком. Испробовали в нескольких местах – кварц был пустым, без золота. Вернулись назад, пошли по другому ответвлению, проверив его так же, как первое, потом третье, четвертое, пятое – пусто. В шестом ответвлении Васька увидел кварцевый прожилок сантиметра три толщиной. Медленно провел по нему фонарем и не поверил своим глазам: прожилок светился желтоватым цветом, уходя вперед на метр-полтора.
– Серега, есть, золото!!!
Серега подбежал, раздосадованный, что не он, а Васька нашел прожилок, но увидев золото, забыл обо всем. Трясущимися руками достал из кармана фуфайки трубку из буровой стали, на конце ее были нарезаны зубья. Наставил на жилу – удар, поворот, удар, поворот. Так забурил по жиле пять шпуров. Взрывчатки оказалось как раз столько, сколько нужно, – по двести грамм на один шпур. Заложили взрывчатку в отверстия, один за другим подожгли шнуры и отбежали за ближайший каменный выступ. Взрывы прогремели друг за другом, уши заложило, кругом встала плотная стена дыма. Стали ждать, пока не рассеется дым. Внезапно Серега услышал позади в проходе странный шум, повернул голову и застыл в изумлении. Сверху лавиной сыпались камни разных размеров, закрывая парням выход из штольни…
У серегиной матери целый день все валилось из рук: и в огороде ничего толком не сделала, а надо бы морковку со свеклой прополоть – трава росла как на дрожжах. Но не шла работа сегодня, тягостно как-то на душе, ноет и ноет, саднит сердце. Хоть бы Серега был аккуратнее на охоте. Глянула на мужа, рубившего дрова, – зачем отпустил парня в лес, да еще и ружье дал? А как не отпустить? Ему уже летом шестнадцать исполнится. Парень хороший: не пьет, как многие молодые сейчас, зарабатывает сам уже давно, по хозяйству помощник, учится неплохо. Одно не давало покоя – любит золото, деньги. Видать, упустила что-то в воспитании сына.
– Не это главное, сынок, в жизни, а тут что – в душе, – не раз говорила сыну, прикладывая руку к груди. Сын смотрел отстранено, думая о чем-то своем. Видя его отрешенное лицо, плакала втихомолку, да молилась иконке Богородицы с Христом.
Маета, маета какая, и чаю не попил, убежал рано утром, даже не слышала.
Муж подошел, положил руки на плечи:
– Ты чего, мать, приболела, что ли?
– Не знаю, тошно на душе, сердце болит.
– Иди полежи, я сам прополю, сейчас вот чурку-две расколю еще, и все, а вечером баню затоплю, охотник наш вернется!
Иди, мать, приляг!
…Парни стояли долго, пока не наступила в штольне полная тишина. Проход был завален полностью. Видимо, от взрыва открылся верхний люк, и вся отработка повалилась в штольню. Васька сел, обхватил голову руками и, покачиваясь из стороны в сторону, запричитал жалобно, как-то по-бабьи:
– Е-мое, е-мое, че теперь? Как теперь? А? У меня мамка одна, как останется без меня теперь? А? Как же теперь? Я жить хочу!!! И заплакал навзрыд, как маленький ребенок. У Сереги в голове шумело и трещало, как будто железные клещи сдавили голову и давят, давят на виски все сильнее, стало трудно дышать, и Серега тоже заплакал, совсем не стесняясь Васьки. Потом вскочил, осветил фонарем развороченную, поблескивающую золотом жилу и остервенело, матерясь, начал кидать в нее камни.
– На, сука, получай, сволочь!
Камни гулко стукались о стену, а Серега все кричал и кричал, пока не охрип и не почувствовал опустошение. Лег прямо на камни и закрыл глаза. Васька подошел и тоже лег рядом. Так и лежали молча, глядя в темноту
Прошло несколько часов. Парни решили обследовать отросток штольни, оставшейся не заваленным. А вдруг лазейка будет? Пошли вперед, надеясь на чудо, впереди – каменная стена. Паника, отступившая понемногу, снова начала нарастать. Страх сковывал сердце и мозг, не давал думать.
Не сговариваясь, пошли к обвалу и начали отбрасывать камни в сторону.
– Попить бы и пожрать, – прохрипел Васька.
– Да ладно тебе, Васька, может, нас еще откопают, главное не трусить, и мы их утопим! – повторил Серега любимую отцовскую поговорку и сплюнул сквозь зубы.
«Жить, жить хочу, к отцу, к мамке хочу, уткнуться как в детстве в теплое мамкино плечо и сидеть, вдыхая родной запах. На волю хочу!» – Серега разбирал камни и тихо плакал. После нескольких часов работы руки и ноги ломило, пальцы начали кровоточить, хотелось есть и пить, голова болела ноющей непроходящей болью. Время от времени парни бросали работу и прислушивались – снаружи не было слышно ни звука. Сил продолжать работу оставалось все меньше, так же, как и надежды на спасение.
– Одним нам не справиться – проговорил Васька, и, будто в подтверждение его слов, мигнул несколько раз фонарь и погас.
– Ты когда свой фонарь заряжал? Давай мой искать! – еле-еле сдерживая злость, прорычал Серега. Ему хотелось броситься на Ваську и бить, бить его как можно сильнее.
Парни на ощупь, в кромешной тьме, ползали по полу штольни, камни больно кололи колени. Фонаря не было…
В доме пахло корвалолом.
– Не то что-то, случилось что-то, время десять вечера, а его нет, – заламывала руки мать Сереги, – искать надо парней, отец!
Вскоре прибежала запыхавшаяся васькина мать. Женщины, посмотрев друг на друга, завыли в голос, отец вышел, чтобы не слышать бабьего воя. Трясущимися руками мать накапала корвалола себе и соседке. Немного успокоившись, женщины встали на колени перед иконой и начали молиться:
– Отче наш, иже еси на небесех,
Да святится имя твое, да придет царствие твое,
Да будет воля твоя…
Отец собирал мужиков по деревне. Трезвых набралось человек двенадцать, разбились на группы по два человека и пошли в тайгу, в разные стороны от деревни, подсвечивая дорогу фонарями. Небо висело черным пологом, с рассыпанными по нему яркими звездами, равнодушно взирая на идущих в тайгу людей.
…Парни нашли, наконец, фонарь. Часы показывали два часа ночи.
– Фонарь беречь надо. Давай, Васька, поспим до утра, а потом будем разгребать завал снова!
– Утро… – невесело усмехнулся Васька, – тут что утро, что ночь, – все одно – могила.
Парни устроились прямо на камнях, посередине штольни, прижались друг к другу спинами, чтобы потеплее было, холод проникал даже через фуфайки.
– Надо попробовать заснуть, – услышал Серега голос Васьки и провалился в сон. Он просыпался несколько раз, рядом сопел Васька, монотонно капала с потолка вода, противно шуршали по стенам многоножки, даже показалось, что проползли по лицу. Серега не выдержал, включил фонарь, большое шевелящееся пятно на стене мгновенно расползлось по щелям. Восемь утра. Серега разбудил Ваську, тот сел, ошарашено глядя по сторонам. Парни встали и направились к завалу – продолжать начатую вчера работу…
Мужики ходили по тайге до семи утра, никаких следов парней не нашли, вернулись постепенно все в село. Решили немного отдохнуть и подключить еще людей, и с новыми силами снова прочесывать тайгу. Второй день поиска также не дал результатов. На третьи сутки один из мужиков заметил висящие на дереве рюкзаки с ружьем. Откапывали парней несколько часов.
…Серегин отец не сразу узнал сына: чумазый, осунувшийся, с лихорадочно блестящими, будто безумными, глазами и совершенно седой, как у старика, головой. Парням помогли выйти из штольни, от свежего воздуха и дневного света, больно ударившего по глазам, у Сереги закружилась голова, поплыли разноцветные круги перед глазами, и он потерял сознание.
А Васька все повторял, как заведенный:
– Спасибо вам, спасибо, мы знали, что вы за нами придете, – и хватал при этом то одного, то другого мужика за руки, преданно заглядывая в глаза.
...Спустя месяц, рано утром, два человека, воровато оглядываясь, вышли за село и пошли по дороге, ведущей к штольне. Впереди шел Серега, за ним – шаг-в-шаг, чуть ссутулив плечи, – Васька.