3.018 Дени Дидро, Племянник Рамо
Дени Дидро
(1713—1784)
Французский философ-просветитель Дени Дидро (1713—1784) прославил свое имя созданием в 1751—1772 гг. 35-томной «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусства и ремесел. Дидро привлек к ее составлению 170 видных философов, ученых, крупнейших специалистов во всех областях знаний, писателей, художников (д’Аламбера, Вольтера, Руссо, Монтескьё, Гольбаха и др.); сам написал более 1000 статей.
Встреченное иезуитами в штыки, издание «Энциклопедии» не раз приостанавливалось королевскими эдиктами, а в 1758 г. и вовсе было запрещено официальным декретом. От философа ушли почти все его соратники, но, перейдя на нелегальное положение, он довел дело до конца и вручил подписчикам обещанные тома.
Не меньший вклад в сокровищницу мировой культуры внес Дидро как драматург, критик искусства и выдающийся прозаик. С большей частью художественной прозы писателя, не опубликованной при его жизни, попавшей вместе с его библиотекой к императрице Екатерине II, читатели познакомились в XIX в.
Из четырех его неувядаемых романов самым значительным является «Le Neveu de Rameau» «Племянник Рамо» (1762—1779, опубл. в 1823), написанный в форме диалога между философом и племянником известного французского композитора Ж.-Ф. Рамо.
«Племянник Рамо»
(1762—1779, опубл. в 1823)
«Племянником Рамо» восхищались не только писатели, но и философы и ученые — Г.В.Ф. Гегель, К. Маркс, З. Фрейд и др., и миллионы читателей, далеких от философии. За 200 лет специалисты предложили немало трактовок романа, от сатиры на общество (Шиллер) до предвосхищения автором Эдипова комплекса (Фрейд).
Блистательные диалоги считали типично философским трактатом философы и шедевром прозы — литературоведы. Размышления о природе гениальности равно интересовали и историков и психологов. Современные исследователи сошлись на том, что роман открыт для многих интерпретаций, и что он стал «вершиной художественного творчества Дидро».
Чем же взял писатель своих читателей? Если коротко — самим диалогом. Автор направился утром своим привычным маршрутом в кафе «Регентство», встретил в Пале-Рояле Жана-Франсуа Рамо, и они, что называется, разговорились. Не имея строго определенной темы, диалог базируется на концепции бытия и мировоззрении участников диалога.
По мнению специалистов, в романе писатель изложил не только свои иногда циничные взгляды, но и взгляды куда более циничного общества, а в образе Рамо воплотил худшие черты своих недругов и гонителей. Шиллер считал, что Рамо-младший является аллегорией общественного эгоизма, поскольку он «сатирически обрисовывает тот мир, в котором сам живёт и процветает». Ряд исследователей не без оснований считает эту фигуру ключевой в мировоззрении многих эпох.
Племянник — неудавшийся композитор, опустившийся человек, ведущий паразитическое существование, прославился своим фиглярством и цинизмом, эксцентричными выходками и пассажами, воспевающими воровство, эгоцентризм, паразитизм. Одной из главных черт этого умного и одаренного человека, окончившего свою жизнь в нищете и злобе на весь мир, по определению Гегеля, была «разорванность сознания».
Рамо вхож в особняки аристократов, разбогатевших финансистов, потешает там гостей и хозяев, за миску похлебки готов продать себя с потрохами. Презрение к стяжателям, провозгласившим добродетель пороком, а порок — добродетелью, не мешает ему паразитировать на них. Отвергая нравственные нормы общества, чуждого и даже враждебного ему, Рамо видит смысл своего существования только в удовлетворении своих естественных страстей и стремлений.
Талант рассказчика и актера делает теории Рамо то завораживающе привлекательными, то откровенно отталкивающими, и автор не всегда находит нужным противопоставлять высказываниям Жана-Франсуа свои контраргументы. Не всякий раз он, передергиваясь от отвращения, уличает того и во лжи. Тем более что Рамо и сам по большому счету не верит многим своим словам. Но среди них и множество таких, которые сегодня, например, стали истиной в последней инстанции:
— гении не нужны, так как зло появляется в мире всегда через них, а любой талант чаще всего становится бесчувственным чудовищем;
— к чему защищать отечество — его нет больше, а есть только тираны и рабы;
— помогать друзьям — значит делать из них неблагодарных людей;
— лучше быть большим преступником, чем мелким пакостником, так как первый вызывает известное уважение масштабами своего злодейства;
— все живущее ищет благополучия за счет того, от кого зависит;
— нет лучшей роли при сильных мира сего, чем роль шута («Меня хотели видеть смешным — и я стал смешным»);
— «В природе все виды пожирают друг друга, а в обществе друг друга пожирают сословия»;
— «Но что хуже всего — так это неестественная поза, в которой нас держит нужда. Человек нуждающийся ходит не так, как другие: он прыгает, ползает, изгибается, он пресмыкается; жизнь свою он проводит в том, что принимает разные позы».
Дидро отвел племяннику Рамо не только роль выразителя модных идей, в его образе он еще воплотил иллюзорность и шум востребованных публикой зрелищ (хлеба сам вечно голодный племянник при всем желании не способен дать ни крошки).
По высказыванию одного из критиков, Рамо стал «пустотой, завораживающей любой взгляд извне, головокружительным чередованием ничто и бытия в замкнутом кругу болтовни».
С каждым днем становится все прозрачнее образ Рамо-младшего — безумца-шута в буффонаде общества. Именно в образе этого ничтожества Дидро прозрел шутовскую суть сегодняшней эпохи, где властвует информационный балаган, прикрывающий власть шутов при власти. «Долгое время существовало звание королевского шута, но никогда не было звания королевского мудреца» — увы, не только королевского.
Роман-диалог Дидро, в центре которого столкнулись умозрительная философская доктрина и житейская практика, не признав правоту ни одной из сторон и не дав ответа ни на один из вопросов, поставленных в нем, предоставил возможность постичь истину читателям.
«Племянник Рамо» (вместе с другими философскими романами той эпохи), в котором метафорически и символически было выражено сомнение и скептицизм по отношению к авторитарному знанию, позже стал одним из источников возникновения французского экзистенциализма.
Первый русский перевод романа появился в 1883 г. Одним из лучших считается перевод А. Федорова.
Любая экранизация этого произведения априори обречена на неудачу, поскольку философия и диалог на экране даже для просвещенной публики нонсенс.