Собравшись с духом, я набрала его номер телефона, и мы договорились встретиться через полчаса у него дома.
Честно говоря, я надеялась, что, выслушав меня, Вулканиец всё правильно поймет и согласится учить меня искусству сновидения, исходя из Учения дона Хуана и своего собственного опыта в этом вопросе. Но так полагать было весьма наивно с моей стороны.
Когда я пришла к Вулканийцу, он сидел в своей комнате и работал за компьютером.
Вулканиец поприветствовал меня и предложил присесть на стул, пока завершал свою работу.
…Глядя на Константина Сереброва и его комнату, можно было бы с уверенностью сказать, что этот человек – аудиал. Это явно подчеркивал интерьер его комнаты. Она казалась просторной и немного аскетичной, отчего, хоть и без видимых признаков, здесь ещё сильнее ощущался дух Японии.
Большинство предметов здесь подчинялось характеру и склонностям этого человека. Человека, который очень любит музыку, но ещё больше он любит и ставит на первое место – качество и звучание этой музыки.
Вдоль одной из стен Сереброва располагался музыкальный центр фирмы AKAY, аккуратно стоявший в небольшом деревянном шкафчике.
По бокам возвышались двух видов колонки. Там же можно было видеть стойки с дисками и ещё ряд аудиоаппаратуры.
По другую сторону комнаты, ближе к окну, стояли шкаф и диван, а у стены, примыкающей к гостиной – секретер с полкой книг, среди которых я пару недель назад как раз и обнаружила книгу Кастанеды «Искусство Сновидения».
Между диваном и секретером располагался личный уголок Константина, где он проводил большую часть домашнего времени – за компьютером. Сверху над которым висели ещё полочки с аудио- и компьютерными дисками, а также полка с компьютерной литературой.
Надо сказать, что и сам Константин часто использовал в своей речи такие ключевые слова и выражения, которые тоже указывали на то, что у него аудиолистическое восприятие мира.
Пару минут спустя, во время которых я осматривала его апартаменты, Вулканиец, выключив компьютер, расположился на диване напротив меня и сказал, что весь полон внимания.
Начала я с того, что призналась ему, что долго ждала нашей встречи и даже не раз видела её в снах, так как дух уже давно указал мне на него. И я очень рада, что теперь мы живем по соседству и, наконец – встретились! Я взглянула на Вулканийца. Казалось, он был слегка изумлен, но, не сказав ни слова, он только учтиво кивнул мне в ответ, предлагая продолжить свою речь.
Затем я подробно изложила Вулканийцу свои первые сновидения. А также упомянула о том, что они быстро прекратились. Вулканиец отнесся к моему рассказу с участием; глядя мне в глаза, он иногда кивал головой и ни разу не перебил; это качество всегда впоследствии вызывало во мне большое уважение к этому человеку.
Когда я закончила, Вулканиец ответил:
– Ну что ж, тебя можно поздравить с блестящим началом практики сновидений! Наверно, это здорово! Но, боюсь, не мне об этом судить… Пошли сновидения – ну, хорошо. А то, что у Карлоса они стали получаться спустя столько времени – ну, так у каждого, я думаю, по-разному это происходит. У кого-то раньше, или сразу, как у тебя; у кого-то – позже или вовсе – никак… Скорее – от способностей зависит. Ну, и, конечно же, от наличия личной силы – как выражался дон Хуан…
Ну хорошо, а что от меня, собственно, ожидается? Чем я-то могу помочь, если моя помощь вообще нужна?
– Да, Вы как раз можете мне помочь…
– И чем же? – поинтересовался Вулканиец.
– Научить меня всем этим тонкостям искусства сновидения.
– Научить?!! Я?! – неожиданно изумился Вулканиец – …Вот тут ты, боюсь, ошиблась адресом.
– Почему? – спросила я приходившего в себя от изумления Вулканийца.
– Потому что я не дон Хуан! – прямо заявил он. – И у меня нечему учиться в данном вопросе. Я здесь совсем не специалист! – Что-то внутри меня рвалось наружу, чтобы узнать: а в чем же именно он является специалистом? Но почему-то я так и не задала этот вопрос и в замешательстве стала нести какую-то чушь:
–Но Вы ведь наверняка прочитали все тома Кастанеды?
– Ну, почти… и что?
– Значит, Вы должны быть достаточно грамотны в том, что касается Учения дона Хуана. Как-никак разбираетесь в нем…
– Я совсем не настолько в нем разбираюсь, как ты решила. Я просто читал Кастанеду, и всё. Никакого мастерства относительно этого Учения у меня нет. Я просто читатель, как и ты…
Я совсем растерялась и готова была признать, что вообще-то дух не дал мне конкретного указания, чему именно будет учить меня Вулканиец. Дух сказал, что этот человек может помочь мне вспомнить себя. Каким именно методом – я не знала, но доверяла и полагалась на Вулканийца, что он сам найдет подходящий для меня метод. Другая же часть меня уцепилась за идею осознавания снов. Мне была очень близка эта тема и так хотелось, чтобы Вулканиец учил меня именно искусству сновидения. Поэтому я продолжала допытываться у него:
– Но Вы же что-то практиковали из его книг?
– Ну, допустим… пытался, скажем так.
– Ну вот! А сновидения пробовали практиковать?
– Пробовал.
– Ага! И как?..
– Но мои опыты мастерством никак нельзя назвать, – тут в комнату вошла Юля, чтобы взять свою кассету.
Вулканиец призадумался.
– И всё же?.. – не отставала я. – Вам удавалось осознавать свои сны?
– Ну, осознанных снов в моей копилке – хватит пальцев одной руки, чтобы сосчитать. Негусто, прямо скажем. У меня даже есть специальный прибор для сновидений, – моё внимание сразу обострилось. – Я какое-то время пытался работать с ним…
– А как он работает? – спросила я.
– Это что-то вроде повязки на глаза. На ночь его одеваешь и засыпаешь. Он чувствителен к движению глазных яблок. Как только начинается быстрый сон – сон, когда мы видим сновидения – прибор подает нам сигнал в виде световых вспышек, во время которых мы, по идее, должны вспомнить и осознать, что это сон. Но, правда, не всегда это гарантия того, что мы его осознаем. Может, да, а может, и нет, если крепко спим, – я совсем приободрилась и ощущала в себе огромный интерес к этому замечательному прибору.
Юля тоже заинтересовалась и спросила:
– Пап, а можно я его возьму, попробую с ним сны поосознавать?
– Да, бери, вон там, на полке в шкафу лежит, – лениво произнес Вулканиец. Юля сказала, что потом попозже за ним зайдет, и ушла к себе. Я набралась смелости и тоже спросила:
– Извините, а можно мне тоже попробовать посновидеть с этим прибором?
– А тебе зачем? – удивился Вулканиец, – Ты и без прибора, по-моему, отлично сновидишь.
– Если бы!.. – возмутилась я. – Если бы я сновидела, а то ведь после тех трех-четырех сновидений – всё! Никак! – пожаловалась я ему.
– Ну, это обычное дело! Очень часто так бывает, что тебе сначала дают аванс, а после надо его отработать. Продолжай в том же духе, накапливай энергию и, возможно, сновидения опять появятся. Надо теперь просто набраться терпения и тренироваться снова и снова. Результат придет! Так что пока отрабатывай то, что тебе дали.
– А с прибором-то можно отрабатывать? – спросила я.
– Нет, тебе нельзя, – тут я изумилась.
– А почему мне нельзя? – Вулканиец на секунду задумался и ответил:
– Он тебе не нужен. Ты и без прибора справишься, – заключил он.
– Вы в этом так уверены?
– Уверен. Ты начала сама сновидеть – без прибора. А он для тех, у кого совсем уж ничего не получается. Зачем тебе привыкать к нему? Давай сама!
– А Юле почему Вы разрешили? Она ведь даже Кастанеду не читала.
– Не читала. Я разрешил ей потому, что, на самом деле, её это по-настоящему не интересует. Юля просто так спросила. Я уверен, через пятнадцать минут она уже забудет о нём.
–Зато я теперь не забуду! – воскликнула я, и мы рассмеялись с Вулканийцем.
Когда мы закончили обсуждать сновидения, я перевела разговор на другую волновавшую меня тему, касающуюся той аварии, что случилась с ним пару лет назад, из которой он хоть и выкарабкался, но всё же она негативно отразилась на его здоровье. Я попросила Константина рассказать всё, что он помнит об этом инциденте. Он спросил, почему я этим так интересуюсь. И я вкратце объяснила, что пару раз видела сны, предвещающие опасность для него. Один раз за год до случившегося, а другой – утром того самого дня. Я призналась, что очень переживала за него, и за то, что не успела его предупредить. Серебров, казалось, был тронут моим сопереживанием, но, как всегда очень сдержанно: он опустил взгляд и слегка поджал губы, на секунду погрузившись в воспоминания того дня, и поблагодарил меня.
Я намеренно не стала упоминать о той струйке света, на которую так настраивалась с целью вдохнуть в Вулканийца свежий поток энергии, так как считала своё действие очень деликатным и совершенно бескорыстным.
Но я позволила себе поделиться с Константином тем, что я лично слышала, как по радио его объявили погибшим. Этот момент показался ему весьма занятным. Он даже обрадовался и прокомментировал тем, что не каждый может похвастаться, что при жизни объявили о его кончине, тем самым сделав этого человека как бы невидимым для мира.
В свою очередь Вулканиец поделился со мной своими впечатлениями о случившемся с ним происшествии, во всяком случае – тем, что он помнил об этом сам. Мне было интересно услышать эту историю от первого лица.
...Перед тем, как собираться уходить, я решила подытожить наш разговор и кое-что прояснить для себя.
–...Ну, ладно, я понимаю, что учить сновидениям, как бы это ни было досадно, Вы не можете.
– Не могу. Увы! – иронично вздохнул Вулканиец, и всплеснул руками, явно скрывая улыбку в уголках рта.
–Но можно мне хотя бы обращаться к Вам за разъяснением того или иного вопроса, который мне будет непонятен в Кастанеде? Я имею ввиду, что не обязательно это будет касаться темы сновидений, но, скажем, по каким-то другим темам?
– Ну, думаю, в меру моего скромного понимания кастанедовского Учения, а точнее – Учения дона Хуана – наверное, можешь. Если тебе интересно моё видение тех вещей, то – пожалуйста – приходи, спрашивай! Объясню, что смогу. Но, опять же, я не утверждаю, что моё мнение абсолютно верно, – предупредил меня Вулканиец.
– Да, я понимаю. Тогда значит, я могу считать Вас если уж не Учителем, то хотя бы своим советником? – Вулканиец приподнял бровь, задумался на долю секунды и ответил:
– Да, советником, думаю, можешь, – он иронично улыбнулся и посмотрел на меня.
– Вот и спасибо! – поблагодарила я и пожала его руку.
На этой благожелательной ноте мы попрощались.
...По дороге домой я размышляла о нашем разговоре, ругая себя за то, что так волновалась и говорила так нескладно и скомканно – совсем не то и не так, как я себе это десятки раз представляла. Так много из того, чем я хотела с ним поделиться, осталось за кадром. И, пытаясь понять, почему я не была до конца открыта с ним, я почувствовала, что здесь дело не только в моей стеснительности, но и в самом Вулканийце. За все те месяцы, что я наблюдала за ним с тех пор, как переехала на Софийскую улицу – он казался мне, вроде бы, тем же человеком, которого я знала и которым дорожила, но, в то же время, что-то в нем как будто изменилось. И я не понимала: что? «Конечно, – успокаивала я себя, – время могло повлиять на него! Он мог измениться! Он ведь и раньше никогда не был для меня раскрытой книгой!.. Но сейчас!..» – сейчас, при всей своей похожести на прежнего Сереброва, этот – был почти что другим человеком! Это чувство было за пределами всякой логики и никак не укладывалось у меня в голове. Мне даже казалось, что этого Вулканийца я вообще не знаю! И только моя внутренняя нить, которую я всегда ощущала как постоянную неразрывную связь с ним – она и сейчас неизменно струилась во мне! Что бы ни произошло с его сознанием – мне предстояло это выяснить. И я с готовностью стремилась узнать его заново, не упуская ничего из виду.
* * *
В начале февраля `96 года я купила себе все тома Кастанеды и вернула Вулканийцу его книгу.
Весь месяц я каждую ночь упорно намеревалась осознавать свои сны. Результата не последовало никакого. Наконец, уже вся измаявшись ожиданием, я решила, что теперь целую неделю буду отсыпаться. И, как только я отпустила надежду и не прикладывала больше никаких усилий со своей стороны – в ту же ночь приснился необычный сон, в котором я сразу осознала, что сплю. Всё следующее утро я чувствовала себя очень бодро и радостно. Казалось, что пара минут осознанности во сне придали мне некоторой силы и ощущения наполненности в дневной реальности.
Когда я проснулась и вспомнила про сон, мне первым делом захотелось поделиться своей радостью с Вулканийцем. Но я намеренно остановила свой порыв, подумав о том, что если я так с каждым осознанным сном буду бегать к нему, я могу очень быстро надоесть Вулканийцу, и он вообще не захочет иметь со мной дела. Поэтому я решила сперва утвердиться в своей работе со сновидениями и, накопив уже кое-какие ощутимые результаты, заявляться с ними к своему советнику.
Помимо обсуждения столь интересующей меня темы – осознанных снов, я, как это и предполагалось, время от времени обращалась к Вулканийцу со своими вопросами по ходу чтения Кастанеды.
Несмотря на всю свою занятость и, как позже выяснилось, уже почти потухший интерес к магии дона Хуана, Вулканиец ни разу не отказал мне в беседе на данную тему, и всегда с вниманием относился ко всем моим вопросам, безупречно отвечая на каждый из них.
Находясь в его обществе, я всегда испытывала обостренную радость и переполняющий меня интерес к происходящему.
С едва скрываемым вниманием я любила наблюдать за малейшими изменениями в настроении Вулканийца, за его поведением. И, купаясь в прохладе непоколебимости рассуждений этого человека, часто в его присутствии я ощущала свежесть и парящую ясность сознания. Каким-то непостижимым образом Вулканийцу удавалось в считанную долю секунды привести меня в состояние неописуемой глубочайшей радости и спустя несколько минут (а иногда и мгновений) – так же легко и спонтанно обратить в состояние покоя и сосредоточенности.
Я всякий раз наслаждалась нашими беседами, хоть и переживала немного из-за того, что докучаю советнику своими многочисленными вопросами. Но внутреннее спокойствие и невозмутимость этого особенного в моей жизни человека не переставали меня восхищать, тем более, что рядом с ним эти качества наполняли также и меня. И я безмерно ценила время, проведенное с Вулканийцем.