В начале 80-х годов вновь начал назревать кризис в отношениях между армянами и азербайджанцами из-за Нагорного Карабаха.
Инициаторами выступили представители армянской интеллигенции: профессор МГУ Тер-Петросян, деятельница культуры из Еревана Сильва Капутикян, крупный армянский писатель и журналист Зорий Балаян, еще десятка полтора представителей армянской диаспоры в Москве, интеллигенции из Еревана и Нагорного Карабаха. Свою негативную роль сыграли в этом многочисленные армянские репатрианты из стран Ближнего Востока.
Инициаторы конфликтов с неким пятилетним циклом начинали писать письма, организовывать более или менее массовые выступления армян за присоединение Карабаха и Нахичевани к Армении, выискивать всякие действительные и мнимые фактики притеснения армян в Азербайджане и разогревать на этом материале националистические настроения среди всех групп армянского населения.
С инициаторами этих действий встречались даже на очень высоком уровне в ЦК КПСС, вели многочасовые беседы, но переубедить этих людей было просто невозможно. Рано или поздно наступал взрыв, выражавшийся в некоторых беспорядках в Ереване и Карабахе. Наиболее оголтелых организаторов этих действий сажали года на три и все на время затихало.
Новый цикл борьбы армянской интеллигенции за “права” своего народа надвигался в начале 80-х годов. Одним из очагов проявления этой борьбы стал Казахский район Азербайджана.
В Казахском районе сходились границы всех трех Закавказских республик и каждая из них постаралась в этом месте как-то отметиться.
Грузии было проще всего - на ее территории находился знаменитый Красный мост, построенный через местную речку то ли в XIII, то ли даже в XI столетии.
Азербайджанцы установили свой памятный знак - “Азербайджан - страна огней”. Знак был сделан в виде трех разновеликих языков пламени, вырывающихся из-под земли.
Армяне примерно в километре от этих двух знаков установили свой - скульптуру женщины высотой метров 5 -6 из металлического, крашенного серебрянкой, листа, которую назвали “Мать Армения”.
Через стык трех границ проходил Всесоюзный туристический маршрут, здесь постоянно останавливались автобусы с туристами. Вдруг однажды утром выяснилось, что злоумышленники разрушили общественный туалет недалеко от знака “Азербайджан - страна огней”.
Виновники отыскались очень быстро. Оказалось, что туалет разломала группа армян, которые заявили, что азербайджанцы поставили здесь туалет специально, чтобы осквернить знак “Мать Армения” (хотя туалет находился в низинке, почти в километре от фигуры армянской женщины).
В конце 1983 года в журнале “Архитектура в СССР” появилось интервью одного из крупных армянских архитекторов, в котором рассказывалось о великой дружбе трех закавказских народов.
Якобы в знак этой дружбы армянские(?) архитекторы создали на границе трех республик памятник в виде трех языков пламени, символизирующих три закавказских народа. Повторяю - в статье утверждалось, что идею о трех языках пламени на этом знаке как символе трех народов Закавказья высказали не азербайджанцы, а сами армяне.
Сразу после этой публикации в ЦК КПСС посыпались жалобы из Армении на дискриминацию армянского народа: дескать, на знаменитом приграничном знаке, установленном азербайджанцами, большой язык пламени символизирует азербайджанский народ, средний язык - грузинский народ, а совсем маленький - народ армянский. Большинство писем на эту тему заканчивалось требованием немедленно снести памятник, унижающий армянскую нацию.
Во время очередной командировки в Баку я просмотрел всю проектную документацию на этот знак и убедился, что он изначально проектировался и сооружался как символ богатства недр Азербайджана нефтью.
В 1984 году в Ереване тиражом в 20000 экземпляров вышла книга Зория Балаяна “Очаг”, вся посвященная теме постоянного, продолжающегося и при советской власти, захвата азербайджанцами искони армянских земель. Книга Балояна имела четко выраженную националистическую направленность, в ней утверждалось, что нации “азербайджанец” не существует, есть нация “турок” и почти на каждой странице содержался призыв к борьбе за возвращение захваченных этими “турками” армянских земель.
Легчайший, в то время почти невесомый, налет неприязни ко всему азербайджанскому начал цеплять за душу и руководство Армении.
Ко мне в кабинет, особенно если я в нем был один, иногда заходил первый секретарь ЦК Компартии Армении Карен Серопович Демирчан.
Здоровались, обменивались новостями, он мне рассказывал очередной анекдот о тупых азербайджанцах и мы расставались до следующей встречи.
Однажды он рассказал мне такой вот анекдот.
“Заходит азербайджанец в магазин писчебумажных принадлежностей. Видит, в магазине бушует чукча: ругает продавщицу, машет руками и чего-то требует. Азербайджанец отозвал продавщицу в сторонку и спросил:
- “Что нужно чукче?”
- “Да, вот, он требует тетрадку в кружочек, я отвечаю, что таких не бывает, бывают только в клеточку, линейку и косую линейку, а чукча орет, что его жена все знает, велела купить в кружочек, значит такие бывают!”
- “Слушай, он же чукча. Ты дай ему тетрадку в клетку, а скажи, что это тетрадка в кружочек. Чукча все равно ничего не поймет”.
Продавщица так и сделала. Чукча взял предложенные ему тетрадки в клеточку, удовлетворенно хмыкнул и вышел из магазина.
- “Ой, большое вам спасибо, товарищ азербайджанец. А что бы вы хотели у нас купить?”
- “Ну, мой товар совсем прост: мне нужны глобус Азербайджана и чернила для третьего класса мужской средней школы”.
Мы с Кареном Сероповичем посмеялись, а потом он мне говорит:
- “Борис Федорович, ты вот возьми “Словарь Гранат” 1891 года издания и почитай в нем статью про Нахичевань. Там написано, что в Нахичеванском крае проживает 85 процентов армян и всего 15 процентов азербайджанцев. Сейчас все наоборот. Может ЦК КПСС заинтересуется этим вопросом?”
Через несколько дней я сходил в библиотеку ЦК, взял в читальном зале “Словарь Гранат”. Действительно, пропорция армян и азербайджанцев в Нахичевани в то время была именно такой. Заодно решил посмотреть, кто в те годы жил в Ереване. Оказалось, что тогда Эривань была заштатным городком Тифлисской губернии и проживало в ней 80 процентов азербайджанцев и всего около 15 процентов армян.
Я позвонил по “ВЧ” Демирчяну и рассказал о прочитанном. Шутя, предложил все вернуть к 80-м годам XIX века - 85 процентов армян в Нахичевани, но и 80 процентов азербайджанцев в Ереване. Моей шутки Карен Серопович не принял.
Трагично сложилась дальнейшая судьба К.С.Демирчяна, очень неплохого и порядочного человека, хорошего партийного работника. В 1990 году, когда в республиках Закавказья начался разгул национализма, а в Армении во всю заработала буржуазно-националистическая партия Дашнак-Цютюн, Демирчан был вынужден уехать из республики в Москву. Потом вернулся в Ереван, принял участие в политической жизни и добился успеха, не очень для этого подличая и не предавая явно прежние идеалы.
В конце 90-х годов в здание, в котором работал парламент Армении, ворвались вооруженные бандиты и расстреляли из автоматов президиум. В числе погибших оказался и Карен Серопович Демирчан.
Иногда в мой кабинет просовывал свою седую кучерявую голову Шеварднадзе (со мной в кабинете сидел куратор ЦК Компартии Грузии):
- “Где мой хозяин?”
- “Да вышел куда-то, Эдуард Амвросиевич”.
- “Ну, привет ему!”
У Шеварднадзе был любимец - бывший первый секретарь ЦК ЛКСМ Грузии Жиули Калистратович Шартава. Шикарный парень, умница, наглый от молодости, успешно складывающейся карьеры и оттого, что имел столь мощного опекуна, но в глубине души порядочный, надежный мужик.
Я регулярно его осаживал, чем приводил в глубокий транс своего начальника Кондратьева, который много раз пытался втолковать мне, что Шартава - человек Шеварднадзе, его надо принимать таким, как он есть. А я такой подход понимать категорически отказывался, нередко при Кондратьеве крыл Шартаву по “ВЧ” многоэтажным матом за его, как бы сегодня сказали, “мажорские” замашки.
Жиули Шартаву я вспоминаю потому, что в 1992 году Шеварднадзе приехал в Сухуми, чтобы лично зафиксировать падение мятежной Абхазии. Он ошибся - в Сухуми все еще сильно стреляли. Шартава закрыл собой Шеварднадзе, лег с автоматом, прикрывая отход босса, погиб, но ценой своей очень молодой жизни дал возможность Шеварднадзе живым и здоровым бежать из Сухуми.
Я их до сих пор вспоминаю этих настоящих мужиков - азербайджанца Назима Мамедова и грузина Жиули Шартаву. Это были классные, толковые ребята, они могли очень много сделать для своей родины, но собственной родине они не потребовались.
Все это произошло много лет спустя, а пока нарыв армянского национализма потихоньку зрел. Гром грянул там, где его в общем то давно ожидали.
Еще в середине 20-х годов, когда создавались три Закавказские республики, впервые в истории, была сделана попытка установить границы между Арменией, Грузией и Азербайджаном. Новые границы нанесли на карту, объявили о них, но делимитацию границ не провели и вообще забыли про это.
В одном из крупных сел Казахского района Азербайджана, Кемерли, жили полукочевые люди племени айрумов. Зимой они находились в своих домах в селе, а ранней весной откочевывали в кустарниковый лес на небольшом плато километрах в пяти от села. Здесь была тень, укрывавшая айрумов от жуткого летнего зноя и, самое главное, были родники с великолепной холодной водой.
Беда заключалась в том, что плато это по разграничению 1925 года попало на территории Армении.
До середины 70-х годов все шло, как и веками раньше. Айрумы весной кочевали в свои кустарниковые леса. Они круглый год пользовались водой из родников (к родникам уходил по очереди один из жителей села, а остальные грузили на спину своим осликам фляги под воду и ослики сами топали за пять километров к родникам, там посланец села наливал воду во фляги и отправлял осликов обратно в деревню).
Армянские сельские жители традиционно в этих местах не имели никаких своих промыслов и этой землей особо не интересовались.
В 70-х годах проблемой занялась озабоченная великой национальной идеей армянская интеллигенция: как так, азербайджанцы приходят жить на нашу святую армянскую землю!
На плато быстренько построили несколько свиноферм, в которых свиней держали на своего рода беспривязном содержании - утром открывали ворота ферм и все свиное стадо отправлялось к родникам, откуда брали питьевую воду азербайджанцы. Это вызывало острейшие раздоры.
К проблеме подключилось высшее руководство обеих республик. Начались переговоры с Арменией об обмене территории плато, куда веками кочевали айрумы, на другую равноценную азербайджанскую территорию. Процесс шел очень активно, вопрос должен был вот-вот решиться.
В июле 1984 года мы с Назимом Мамедовым приехали в Казахский район и по моей просьбе заехали в село Кемерли. Люди собрались в клубе, попросили, чтобы товарищи из Москвы и Баку пришли поговорить с ними. Мы пришли, рассказали, как идут дела с возвращением айрумам прав на плато. Разговор был долгим, но очень спокойным.
Пообедав в Кемерли, мы поехали дальше, в горный Кедабекский район. Только зашли в кабинет первого секретаря Кедабекского РК, раздался звонок по межгороду. Искали меня, звонил В.М.Никифоров из Москвы:
- “Немедленно возвращайтесь в Казах, там население захватило первого заместителя Председателя Совмина Армении, несколько армянских партийных и советских работников и избивает их!”
Мы связались с Баку, еще с одним азербайджанским райкомом партии, расположенном на пути к Казаху, попросили у Кедабекского секретаря две милицейские машины для сопровождения на дороге, чтобы можно было ехать на предельной скорости, и полетели назад в Кемерли.
Ехали очень быстро, быстро настолько, насколько позволяло состояние дороги. На душе скребли кошки: было обидно, что нам с Назимом не поверили, когда мы заверяли айрумов, что вопрос решен в их пользу. Вспоминались и рассказы сельчан о том, что армяне отлавливают айрумских осликов, которые везут с плато воду, отрезают им уши и бросают во фляги с водой, а то и вспарывают ослам животы и те бегут к хозяину с волочащимися по земле кишками.
Вспомнились свиньи в водоемах, сожженные остовы айрумских шатров на плато. Видно, что-то внезапно резко переполнило чашу терпения и произошел взрыв.
В селе Кемерли проживало более пяти тысяч населения, там по полученной нами уточненной информации были захвачены и избиты руководители очень высокого ранга не только из Армении, но и из Азербайджана, а также местные районные руководители-азербайджанцы. Нас было с Назимом только двое. Естественно, никакого оружия, даже перочинного ножика, мы с собой в командировки не брали.
Было не вполне понятно, как действовать, как разговаривать с разъяренной многотысячной толпой. И на помощь позвать никого было нельзя - войска же не пригласишь. Честно говоря - мы немного побаивались, ведь толпа непредсказуема.
К нашему приезду все события уже завершились. Тяжело побитых отправили в больницу, легко побитые разъехались. Мы с Назимом собрали жителей села в клубе. Начался разговор. Люди сами перепугались того, что натворили.
Выяснилось, что почти сразу после нашего утреннего отъезда в селе пустили слух, что азербайджанская делегация по разрешению земельного спора приехала в соседний армянский Ноемберянский район, там ей армянская сторона дала большую взятку и лес с родниками на плато навсегда закрепили за армянской стороной.
В это время на длинном склоне горы на армянской территории показалась колонна из четырех “уазиков”, направляющаяся в сторону спорного плато. Жители Кемерли попрыгали в несколько грузовиков и помчались наперерез идущей из Армении колонне.
Догнав колонну, толпа выхватила всех, кто находился в “уазиках”, как армян, так и азербайджанцев, перевернула машины и начала бить захваченных людей. Потом пленников покидали в грузовики и повезли их в клуб села Кемерли. В клубе всех захваченных посадили за стол президиума и потребовали немедленного подписания акта о закреплении земель на плато за азербайджанским селом.
Остановить происходящее попытался секретарь парткома колхоза села Кемерли, но его тут же жестоко избили и выбросили из клуба.
Один из захваченных, первый заместитель Председателя Совмина Азербайджана Раси-заде пытался объяснить собравшейся в клубе толпе, что они с армянскими руководителями для того и ехали на плато, чтобы еще раз оценить, что же передается жителям села Кемерли, что вопрос решен в их пользу. Но его слушать тоже не хотели, не верили. Правда, больше не били.
Какую-то бумагу быстро составили, подписали и всех захваченных тут же отпустили.
Раси-заде дождался нашего с Назимом приезда, подробно ввел нас в курс дела и даже пошел с нами на встречу с жителями буйного села. Подъехал и первый секретарь Казахского райкома партии Сулейменов.
Ругали мы жителей села Кемерли часа четыре. Они все время просили у нас прощения.
Получив всю информацию, я, Назим, Раси-заде и Сулейменов уехали в районный центр.
Только сели ужинать, как позвонили из Кемерли и сообщили, что жители армянского села в Ноемберянском районе собираются идти жечь фермы в азербайджанском селе. Мы с Назимом и Сулейменовым немедленно выехали назад в Кемерли. Раси-заде не взяли, он плохо себя чувствовал после побоев.
Информация подтверждалась: на окраине армянского села (примерно в полутора километрах от нас) горели костры, было видно большое скопление народа. Я попросил связать меня с Ноемберянским РК Компартии Армении, а после установления связи потребовал разыскать первого секретаря. Когда трубку телефона взял первый секретарь райкома, я сказал:
- “Меня зовут Сидоров Борис Федорович. Я ответственный работник ЦК КПСС, прибыл в село Кемерли для расследования происшедшего здесь сегодня инцидента. Прошу немедленно принять все меры, чтобы жители армянского села разошлись по своим домам и не предпринимали никаких самоуправных действий. Если что-то случится после моего звонка вам, вы лично понесете строжайшую ответственность”.
Секретарь пообещал успокоить народ. И в самом деле - через час костры на армянской стороне погасли, народ разошелся и мы с Назимом тоже отправились в гостевой дом, чтобы хоть немного отдохнуть после такого бурного дня.
Проснулся я утром от шорохов в соседней с нашей комнатой гостиной. Посмотрел на часы - пора было вставать. Назим и Раси-заде еще спали. Я оделся и тихо вышел в гостиную.
В гостиной занималась уборкой старенькая седая женщина, одетая по-азербайджански, но по лицу явно русская. Я поздоровался, спросил, кто она, как зовут. Оказалось, что женщина и вправду русская, родом откуда-то из Курской области. Перед Великой Отечественной войной вышла замуж за азербайджанца, приехала в Казах и так здесь и осела. Муж относился к ней хорошо, родила ему двух сыновей, которые приняли мусульманскую веру, стали большими азербайджанцами, чем те сами, русского языка сыновья почти совсем не знают.
Разговаривали мы долго. Старушка радовалась, что в кои то веки ей удалось поговорить с русским, да еще русским из самой Москвы.
Я стал расспрашивать ее о местном начальстве. Бабушка на откровенность не пошла, но было видно, что мнения о местном начальстве она не очень высокого. Правда хвалила первого секретаря райкома Сулейменова, говорила, что он добрый человек, вот ей работу дал, очень много занимается делами района.
Проснулись и вышли в гостиную Назим и Раси-заде. Старушка засмущалась, наш разговор прекратился. Уже не помню что, но я подарил бабушке на память какой то московский сувенир.
Сразу после нашего с Назимом Мамедовым возвращения в Баку собралось заседание бюро ЦК КП Азербайджана по событиям в Казахе. Перед началом заседания позвонил по “ВЧ” В.М.Никифоров и потребовал, чтобы я добился снятия с работы секретаря Казахского райкома КП Азербайджана Сулейменова и исключения его из партии. Происшедшее в Кемерли было велено квалифицировать как проявление азербайджанского национализма по отношению к армянам.
Я отвечал, что, хотя инцидент и спровоцирован националистами, но не азербайджанскими, а скорее армянскими. Сам инцидент - это не национализм в отношении армян, жестоко избит и первый заместитель председателя Совмина Азербайджана Раси-заде, помещены в больницу после побоев один из секретарей азербайджанского райкома партии, председатель азербайджанского райисполкома и секретарь парткома азербайджанского айрумского колхоза, который пытался остановить нападение.
Довольно долгое мое пребывание непосредственно на месте событий, разговоры с большим количеством участников происшествия, неоднократные телефонные переговоры с руководителями армянского Ноемберянского района не позволяют считать происшедшее проявлением национализма со стороны азербайджанцев.
Но мне все равно из Москвы твердили - надо квалифицировать происшедшее как вспышку национализма. В сердцах я крикнул в трубку:
- “Вы в Москве, а я здесь, на месте! Я видел избитых, как армян, так и азербайджанцев, разговаривал с теми и другими. Это земельный, межевой спор двух сел, а то, что одно из сел армянское, а другое азербайджанское не делает конфликт из-за земли межнациональным. В межнациональный его очень легко может превратить неверная оценка произошедших событий. Я этого не допущу!”
На этом разговор прервался. Заседание бюро пошло своим чередом.
В.Н.Коновалов в своем выступлении еще раз попытался приклеить событию националистический ярлык, но я резко возразил. Не дал я и исключить из партии Сулейменова. Ему объявили выговор с занесением в учетную карточку, отстранили от должности первого секретаря Казахского райкома партии.
Спустя месяц Сулейменова назначили первым секретарем Нефтечалинского райкома. Район находился на землях в устье Куры, был красивым и зажиточным.
Через какое-то время я проезжал через территорию Нефтечалинского района. Заехал к Сулейменову и мы втроем - Сулейменов, Назим Мамедов и я - отправились на маленьком катере на прогулку по реке Куре.
Мне очень хотелось своими глазами увидеть большой остров в устье Куры, о котором во время одного из протокольных застолий в Баку мне очень красочно рассказал академик АН СССР Георгий Аркадьевич Арбатов, избиравшийся в Азербайджане депутатом Верховного Совета СССР.
Дело в том, что довольно много лет назад несколько местных колхозов, перейдя на современную технику, вывезли за ненадобностью на остров своих лошадей, да так их там и оставили. Лошади на острове прижились - снега здесь не бывает, кормов более чем достаточно, а естественных врагов - волка, шакала - нет.
Собственно, Г.А.Арбатов рассказывал мне не о жизни лошадей на острове, а о том, как какой то местный ушлый начальник, чтобы перевыполнить план по сдаче мяса государству, решил бесхозных лошадей забить. Но когда началась облава, лошади собрались в табун и уплыли в Каспийское море. Факт очень необычный.
Когда лошади вернулись на свой остров, их оставили в покое и больше не тревожили.
На лошадок действительно стоило посмотреть. Наш катер тихонько плыл по Куре и мы любовались открывающейся перед нами картиной. Разномастные лошади с пышными гривами небольшими группами паслись в высокой ярко-зеленой траве. Неподалеку от таких групп весело носились жеребята. Лошади нас не боялись и от берега многие из них далеко не отходили, хотя мы проплывали очень близко.
У самого берега в воде располагалось несколько крупных буйволов с написанными на боку белой краской номерами. На спине почти каждого буйвола сидела довольно крупная птица, которая аккуратно выклевывала из его толстой шкуры личинки каких-то паразитов. К этой процедуре буйволы относились очень спокойно.
Иногда некоторых лошадей что-то пугало, они табунками в несколько голов срывались с места и неслись галопом в глубь острова, развевая по ветру пышные хвосты и гривы. Картина была, прямо сказать, совершенно идиллическая.
Выйти из Куры в Каспийское море катерок не смог. В устье реки из-за разницы уровней воды в ней и море образовался довольно высокий водяной вал, похожий на водопад. Рисковать мы не стали, развернули катер и вернулись в Нефтечалу.
Отношения с партактивом Азербайджана становились все лучше. Я стал получать доступ туда, куда русских начальников очень деликатно старались не пускать. Появилась возможность по серьезному влиять на положение дел в республике, ко мне стали прислушиваться. Но отношения с Никифоровым, а через него и с другим начальством в ЦК все больше заходили в тупик. Мое начальство не понимало, что я делаю в Азербайджане и понимать не желало.
Например, в Отделе легкой промышленности ЦК КПСС я узнал, что в Италии закуплено оборудование для модернизации нескольких заводов по переработке шелковых коконов. Один комплект занаряжен в Азербайджан, а семь в Узбекистан.
Давать в Азербайджан только один комплект было категорически нельзя - здесь в модернизации нуждались сразу два шелковых завода: один в Нагорном Карабахе, где трудились армяне, а другой в собственно Азербайджане. Оба завода работали на оборудовании начала двадцатых годов и условия труда там были адские.
Отдел легкой промышленности был готов помочь переадресовать один из узбекских комплектов в Азербайджан, если об этом попросит руководство Орготдела. Но сколько я не уговаривал Никифорова переговорить с Отделом легкой промышленности, он так и не согласился.
В конце 80-х статус Карабаха изменился, были военные действия погибли люди. Я в этом конфликте не за армян и не за азербайджанцев - у обеих сторон есть свои резоны. Просто я хочу сказать, что когда за дело берется интеллигенция, результатом всегда становится бардак.