Вероника второй раз вышла замуж. Вышла – за успешного бизнесмена, хозяина одной из его дочерних фирм, где она работала юристом, на тридцать шесть лет старше её, вдовца.
Первый муж был ровесник – они ещё в детские годы вместе учились в музыкальной школе и брак заключили по взаимной любви – он подавал большие надежды как музыкант, но завышенная самооценка, неуживчивость и постоянное безденежье сделали своё чёрное дело и они развелись.
Новый избранник покорил её своей солидностью, непререкаемым авторитетом, да, наверное, в какой-то степени и солидным состоянием. Он начал ухаживать за ней, когда она ещё была замужем: он танцевал только с ней на корпоративах, приглашал с собою на все праздничные мероприятия и без обиняков несколько раз предлагал ей выйти за него замуж.
В итоге она согласилась. Свадьбы не было – они её не хотели оба – её родители были на пятнадцать лет младше его и не одобряли выбор дочери; он не хотел огласки своей личной жизни, да и все бедные родственники ему давно уже надоели – в ЗАГСе они просто узаконили свои отношения.
Особняк Глеба Петровича – нового мужа Вероники размещался в самом центре города, почти рядом со старинным корпусом университета и такой же старой, ныне действующей, православной церковью. Особняк как замок был неприступен – высокие заборы, кованые ворота и калитки, магнитные замки, домофон, камеры видеонаблюдения.
В такой роскоши она даже и не мечтала жить – отделка, мебель, оборудование – всё дорогое, индивидуальное, эксклюзивное – в комнатах, лестницах и этажах она долгое время путалась, терялась иногда не находя выход из одного помещения в другое, она долгое время не могла сосчитать сколько в доме телевизоров, диванов, кресел.
Работу она оставила в первый день замужества – он настоял – теперь она стала просто хозяйкой большого дома. Каждый день у неё было тысяча дел и главное, - конечно, кухня. Глеб вставал рано, подолгу умывался, брился и основательно завтракал; два сырых яйца, яблоко, первое и второе блюда и кофе. Это был его ежеутренний минимум. На обед домой он приезжал редко, но зато ужин был его ритуалом – когда бы вечером он ни приезжал, он садился за стол, обставленный соленьями, холодными и горячими мясными закусками, выпивал обязательно три рюмки водки во время еды и после чая отправлялся к телевизору. Телевизор в своей комнате он включал на всю громкость и под его звуки тотчас же засыпал, перебивая диктора не менее громким храпом. Вероника в соседней комнате от шума не могла заснуть – заходила к мужу и видя, что он спит, выключала телевизор, отчего муж мгновенно просыпался и теперь уже спокойно укрывался одеялом.
Вероника только теперь – любовь слепа – увидела какой у него большой, жирными складками отвисающий, живот, какие безобразно вздутые узлами, синие вены на ногах и какие, сами по себе, кривые ноги.
Теперь вместе они никуда не ходили – ему это было не надо, к ним тоже никто никогда не приходил – он этого не хотел. Близкой родни в городе у него не было, а её родители, как-то навестив молодых, почувствовали себя не в своей тарелке и попросили дочь, если что, самой приезжать к ним.
Теперь Вероника невольницей вставала рано утром с постели, потчевала мужа завтраком и оставаясь одна в пустом и чужом для неё большом доме, погружалась в нерадостные мысли и только утренний колокольный звон церкви немного успокаивал её, разгонял печаль. Колокольный звон со временем стал для неё единственной отрадой, она каждый день стала ждать его, она изучала все тонкости звучания, такты, ритмы и мелодии, она чувствовала, что может сама дирижировать и играть на колоколах.
Муж от неё всё дальше и дальше отдалялся – он перестал считаться с её мнением, а она наконец-то поняла, насколько он глуп, насколько ни в чём не сведущ, насколько чванлив, жаден, сварлив и высокомерен.
Её теперь тошнило от того, как он торгуется на рынке, как он важно и неторопливо достаёт увесистый кошелёк из нагрудного кармана, как он явно позируя и наслаждаясь превосходством богатого покупателя, рассчитывается аккуратно сложенными рублями и мелочью – копейка в копейку. Он искренне думает, что продавщица, мило улыбающаяся при этом, уважает его и завидует ему, и совсем не задумывается о том, что она про себя называет его сволочью и крахобором.
Когда-то во время ухаживания Глеба они хотели ребёнка, а теперь Веронике об этом и подумать было страшно – она стала под любым предлогом избегать близости, от прикосновения мужа она стала резко вздрагивать и холодеть.
У неё росла дочь, - ей уже двенадцать, она осталась пока с отцом и с бабушкой и дедушкой – родителями Вероники – они живут в одном доме в соседних подъездах. У Лизы там школа, там друзья, там всё, всё – её родное и знакомое, там её любят. Вероника думала, что будет другая жизнь: путешествия, заграница – весь мир перед глазами, – что Лиза с ними привыкнет и согласится остаться. Но она поняла, что Глеба ничего не интересует, что за границей он был много раз, их группами отправляли за бюджетные деньги учиться капитализму, и ничего, что он там видел, не помнит.
Выпить и закусить, и деньги, деньги – это его убогий мирок, мирок сурка, живущего под колхозным амбаром.
Беспокойство и тревога в душе Вероники с каждым днём нарастали. Ей часто стал сниться Борис – первый муж, дочка, родители, прежняя двухкомнатная квартира на шестом этаже с окнами на две стороны – север и юг, просторный и шумный двор. Иногда она, просыпаясь, не могла сразу понять, где она находится, как она сюда попала и зачем, зачем, зачем.
Теперь она кляла и изводила себя за то, что всех предала – мужа, дочь, родителей, - за то что купилась на обман, на снобизм и пустоту.
В это утро у неё всё валилось из рук – она опаздывала с приготовлением завтрака, да к тому же, вчера она забыла купить свежих яблок и чувствовала, что Глеб этого не простит.
Она не ошиблась, забывчивость ей дорого обошлась. Она опешила, она сжалась в комок от злобной нецензурной брани своего благоверного. Она была в ужасе, была потрясена до глубины души.
Ни от родителей, ни от бывшего мужа она никогда не слышала матерщины, она никогда не думала, что так по-скотски может обращаться человек с человеком, - и это руководитель, успешный бизнесмен, опора экономики страны – позор, позор и позор! – думала она после ухода Глеба.
Надо было что-то делать – мысли лихорадочно заработали. Анна Каренина, госпожа Бовари, Марина Цветаева, Юлия Друнина и другие трагические героини невольно пришли на память.
- Нет, нет, это не путь. Надо успокоиться, надо прийти в себя, надо найти выход – кто-то в ней говорил за неё.
В церкви зазвонили колокола – сначала маленькие – лёгким, мажорным звоном, затем пробасил главный колокол – раз, ещё раз и ещё.
Колокола! Вероника встрепенулась – оцепенение прошло – пришло озарение – ей открылась дорога к храму.
Вероника вспомнила, что где-то у неё в вещах лежит купленный на случай путеводитель в помощь паломнику «Монастыри России». Она быстро отыскала его, собрала самое необходимое в дорожную сумку и навсегда распрощалась с прошлым…
Стояла золотая осень. По небу бежали и бежали лёгкие белые облака, разнося по Православной Руси весть о том, что в божьем храме святой обители на крутом берегу реки поют волшебные колокола. Что пение этих колоколов очищает души грешников, исцеляет больных, укрепляет веру прибывающих в сомнениях и разочарованиях. Что колокола эти намолены сестрой Вероникой и что сестра Вероника играет на них, легко издавая волшебные звуки, как на струнах арфы или гитары, и что на праздники паломникам у стен монастыря нет числа.