Машину угнали...

Вячеслав Абрамов
Звонок мобильника в самую рань, когда сон никак не даёт очнуться, всегда, мягко выражаясь, неприятен. Иногда даже омерзителен.
         
- Ты чё, спишь?
         
Нет, чтоб тебя, бессонница мучает, аж одеяло заворачивается… - на языке висит ответить. Но зная, что Санька просто так, для прикола, тревожить не будет, сурово вопрошаю:
         
- Чего надо?
         
- Да вот (серию непечатных выражений опускаю, потому что затрудняюсь повторить)… Машину угнали…
         
Вот тебе раз. Трагедия. Санька купил «двенашку», которую редкие и вынужденные фанаты отечественного автопрома ещё обзывают «дюжинкой», у своего брата только недели две тому назад. Ещё обмывать не закончил. Машинка трёхлетняя, в очень приличном состоянии, небитая. Он её даже боялся в свой гараж ставить, загонял на платную стоянку.
         
Санька – весьма крутой и многоопытный строитель, старший мастер местного управления «Газстроя». Его управа находится далековато, на другом конце города, на общественном транспорте туда добираться нереально. Ездил он на  неоднократно убитой, но чудом воскресающей «копейке», сохраняя к ней невиданную для большинства мужиков преданность. Даже после того, как его сын, взяв покататься, чуть не отправился на тот свет из-за вылетевшего шарового подшипника. И вот, только обзавёлся приличной машиной – и на тебе!
         
- Откуда угнали?
         
- Да вот вчера… это, после работы… Ну, а вообще, от магазина…
         
Это была очень содержательная информация.
         
- Какого магазина… Так, а когда?
         
- Да говорю же, по-ходу, вчера.
         
Это ещё более интригующий поворот.
         
- Так какого же ты сейчас только звонишь?
         
- Ну, так это… ехать надо… Чё-то делать… Ты скажи, чё делать?
         
С учётом опыта былых взаимоотношений стало понятно, что к Саньке  сознание вернулось совсем недавно. Незадолго до реализованной мысли позвонить мне. Свой действительно немереный строительный опыт он регулярно разбавлял водкой с пивом в разнообразных сочетаниях: то водку с пивом, то пиво с водкой, - в зависимости от настроения, времени года и других обстоятельств.
         
- Подходи через полчаса в гараж, я как соберусь, пойду за машиной.

Гараж был в прямой видимости из окон его квартиры, а от моего дома – наискосок, через два двора пройти.
         
У Саньки, как всегда по утрам, щёки хоть и бритые, но безнадёжно мятые, взгляд – косит куда-то вниз и в сторону. И мощный выхлоп, слегка смягчённый жвачкой «Арктическая свежесть». Пока едем до города, он сбивчиво, путано и местами противоречиво разворачивает следующую версию вчерашних событий.
         
После работы он якобы сразу устремился домой. По дороге заехал в магазин, стоящий на бойком перекрёстке. Зашёл минут на десять, а когда вышел – машины нет. Судя по картине, вырисовывающейся из его многоэтажных словесных построений, в жутком нервном беспокойстве он опросил всех, кто там стоял, – увы, никто ничего про его машину сказать не мог, ничего подозрительного не заметили. Оббежал все ближайшие дворы, чуть не весь квартал – машины и след простыл.
         
Мне эта версия сразу показалась сомнительной. Саньку я не представлял одиноко устремлённым после работы домой, а трезвым – тем более. Поэтому сразу спросил, в какое это было время, был ли кто с ним ещё, а главное – кто сидел за рулём, неужели сам? 
         
Сашок от вопросов встрепенулся и сюжет истории стал закручиваться. Он тут уже вспомнил, что за рулём был Богданыч. Легендарную Санькину «копейку» уже подхватил сынок, а на новой тачке он ездить ещё не «приспособился» (оно понятно, некогда, никак не выходит перерыва между возлияниями). Вот он и определил своим личным шофёром многоопытного водилу Богданыча, который когда-то в молодости крутил штурвал «БелАЗа». Богданыч теперь работал в этой же стройконторе на служебном автобусе, а проживал с нами по соседству. Автобус он оставлял у управления или на промплощадке, а на «двенашке»  рулил до Санькиного дома, потом авто помещал на платную стоянку. А утром забирал и доставлял начальство на работу.
         
Далее событие освещалось уже с поправкой, что за рулём был Богданыч. И так же всё случилось, когда заехали в магазин. То есть Сашок туда зашёл на десять минут, а когда вышел – нет ни машины, ни Богданыча. Далее – уже упомянутый ранее шок, выражающийся в изощрённых словосочетаниях, и не давшие результата поиски. Но теперь получалось, что либо Богданыч без спросу уехал, либо машину угнали вместе с ним. Что уже претендовало на серьёзный криминал.
         
- Так, а ты Богданычу звонил?
         
- Не отвечает, не доступен.
         
- А к нему домой?

- А откуда я квартирный телефон знаю? Я его по мобиле набираю… Слышь, это… дочка его сказала, что его дома нету.
         
- Кому сказала, ты ж наверно лыка не вязал?
         
- Да утром моя жена туда ходила, я-то только знаю, где его дом…
         
Вот так. Уже тянет на разбойное нападение с завладением транспортным средством.
         
- Постой, а когда и как ты дома оказался?
         
- А х@р его знает… Ну это… Короче, вроде тачку останавливал…
         
- Ну ладно, раз уж мы в городе, едем в твою контору, а если что, назад вернёмся уточнить.
         
При доскональном опросе оказавшихся на месте нескольких Саниных сослуживцев нарисовалась картина более развёрнутая, но вся в мутных разводах. Как часто бывает у строителей среднего руководящего звена, к концу рабочего дня, а может, ещё к середине,  Санька «зацепился». Ну и понеслось… Машина стояла возле управы. Стояла-стояла, а потом её не стало. Когда, с кем и на чём наш потерпевший уехал, никто не зафиксировал. Чё с них взять, строители… Про Богданыча тоже никто и ничего не смог сказать. И охрана его сегодня не видела.
         
Доехав до злополучного магазина, тоже ничего нового не разузнали. Я узрел поблизости бойкую кафешку-забегаловку. Появилась надежде на то, что машину поставили куда-нибудь, сами забурились в сие злачное место, а  потом по-пьяне про неё забыли. Прочесал все прилежащие дворы - глухо.
         
Итак, машины нет. Богданыч пропал. В принимающем нехороший оборот деле вполне мог появиться труп. Делать нечего. Остаётся только писать заявление в милицию. Предлагаю Сане сдаваться в райотдел. Он заметно загрустил и закряхтел, но под тяжестью доводов согласился.
         
Выруливаю на дорогу, а он вдруг истошно так:
         
- Останови-и-и…!
         
Я решил, что он машину свою увидел. Или в голове «прострелило»,  и что-то важное вспомнил. И – по тормозам. А оказалось, ему надо к киоску за «Алкозельцером»:
         
- В ментовку ж едем, лучше будет запах убрать…
         
В райотделе больше часа ждали, пока освободится дежурный дознаватель. Это была поспешно выходящая из молодых лет особа в звании старшего лейтенанта. Необиженность мужским вниманием проступали в нескрываемой небрежности и в помятой одутловатости ещё сохраняющего миловидность лица. 

Стол был завален бумагами, подшивками в картонных корочках и без. Некий порядок наблюдался только на приставленной к столу тумбочке, на которой в готовности торчал электрический чайник и тосковала покрывшаяся жёлто-коричневым чайным налётом чашка.

Дознаватель нас слушала, закатывая глаза, кривя рот и всей позой мясистого тела выражая утомление надоевшими до «самого не хочу» дебильными заявителями. В это время в кабинет завалился удалой модно стриженый милицейский капитан и разразился шуточками и любезностями. Уже с полным невниманием дослушав сбивчивые Санькины речи с моими поправками и дополнениями, милиционерша засобиралась с капитаном на обед. Пришлось исторгнуть немало пыла и красноречия, чтобы уговорить её по-быстрому оформить заявление и объяснение, чтобы потом не портить процесс пищеварения.

Получив справку о регистрации заявления, потащились ещё и в ГИБДД, чтобы завели новый объект угона в план «Перехват». Так положено – перехватывать всё, что угнано.
         
Закончив, садимся ко мне в машину. Санька заискивающе просит меня вернуться в его управление, вспомнил вдруг про какое-то ещё срочное дело. Ладно, полдня уже хоть как вылетает.
         
Из управы он выходит энергичным деловым шагом. Размашисто и нагло плюхается на сиденье. Голова гордо приподнята, взгляд уже не убегает в сторону, а воплощает целеустремлённость. Ясно, что дело действительно было большой срочности, - опохмелился, гад.

- Так, теперь - на промплощадку!
         
- Ты с какого тут буреешь? Иди ты… (в смысле, далеко иди)...  Алкашами своими командуй!
         
- Ты это… извини. Я же заплачу. Срочно съездить надо.
         
Промплощадка вообще за городом, в другом районе. Приезжаем. Останавливаюсь у ворот, дальше меня не пускают – зона строгой материальной ответственности.
         
- Тут меня жди.
         
На этот раз молчу. Любая критика уже бессильна, как и медицина тоже.
         
Минут через десять возвращается - и уже совсем не в своём руководящем образе и репертуаре. По-дурацки как-то лыбится, бочком-бочком и непонятно зачем тянется к моей руке. За такое короткое время нажраться невозможно, но другое объяснение наблюдаемых мной реверансов просто в голову не приходит.
         
- Это… Как тебе сказать… Тут моя машина стоит… Ты это, помоги заяву забрать… Богданыч, козёл, её сюда пригнал… и ночевал тут… на бензин, блин, ему не дал… телефон у него сел… урод…
         
- Да это ты – урод! Тут стоит? Какого тут стоит? Кто кому не дал? Вот, козлы…
         
Теперь уже я не могу подобрать слов. Сажусь в машину.
         
- Как хочешь, так теперь и забирай свою заяву. Достал… алкаш хренов! Мозги… скоро совсем пропьёшь!
         
Когда я трогался, Санька замахал руками, подбежал и сунул в приоткрытое боковое стекло три сотни. И, довольный собой, широким шагом устремился к воротам. Руководить дальше.