СС. Гл. 30. Пролив Доути

Виорэль Ломов
Г л а в а 30.
Пролив Доути.


«В недобрый час высадился я с двенадцатью матросами на перуанский берег. У нас были только щиты и мечи, мушкеты мы не взяли, так как шли с дружественным визитом. Перед этим мы договорились с индейцами о встрече и обменялись подарками. Ничто не предвещало драмы, которая разыгралась буквально в считанные минуты.

Только мы вылезли из шлюпки, как не меньше четырехсот дикарей выскочили из зарослей тростника, схватили двух моих матросов, а нас осыпали стрелами. Одна стрела мне вонзилась в лицо, вот сюда, и мы все были, как ежики, утыканы стрелами. Я уж решил, что и помолиться не успею. Хорошо, перерубили мечом канат, и шлюпку отнесла от берега волна. С этого дня у меня пошла полоса неудач.

У меня был друг…

Но что значит друг, когда разговор идет о королеве? Я был ее подданный, я был полномочный ее представитель в обоих полушариях земли. И единственный в этом качестве. Елизавета на последней аудиенции подарила мне меч и сказала: «Мы считаем, что тот, кто нанесет удар тебе, Дрейк, нанесет его нам». В ее глазах я увидел, что она доверяет мне больше, чем поручила.

Друга моего звали Томас Доути. Он был истинный джентльмен, каких не так уж много, из знатной и богатой английской семьи.

Несмотря на свою молодость, он весьма преуспел не только в своих познаниях и навыках, но и на поприще политики. Одно время он был секретарем знатнейшего и сказочно богатого графа Эссекса, его настойчиво приглашал к себе личным секретарем сам канцлер лорд Берли. Томас стал моей правой рукой.

Это был сильный и бесстрашный моряк. Он был мне не просто симпатичен, я его искренне полюбил, как может полюбить один молодой человек другого. Я был, разумеется, старше его, и по возрасту, и по званию. Но в дружбе это не имеет никакого значения. Во всяком случае, я так думал. До того, как эту дружбу пришлось испытать на прочность. А оселком для этого явилось не что-нибудь, а сама королева Елизавета и моя святая родина.

Елизавета, помимо прочего, подарила мне зеленый шарф из шелка. По нему золотом были вышиты истинно золотые слова: «Пусть всегда хранит и направляет тебя Бог». Меня потом обвиняли в самочинстве, но меня направлял сам Господь. Цель нашей экспедиции, как мне ее определила королева, была единственная — нанести удар Испании в самой чувствительной и обширной области, в области ее колониальных владений.

Кстати, я сам посоветовал ей нанести удар по испанской Индии, когда она стала уверять меня, что я единственный человек, который может отомстить королю Испании за обиды, нанесенные ей. Цель, маршрут и дата начала экспедиции находились под строжайшим секретом. Внутри самой Англии назревал заговор. Елизавету готовились убить, а на английский престол возвести шотландскую королеву Марию Стюарт. Неспокойное было тогда время.

Так вот, моя флотилия насчитывала пять кораблей. И вот когда мы были уже на пороге Магелланова пролива, тех самых Ворот Дьявола, я узнал о предательстве. Это было даже не предательство, а спланированная акция, направленная против королевы и интересов Англии. Об этом я догадывался давно. Мне еще в Лондоне донесли о том, что Доути имел сношения с лордом Берли, ярым противником английской экспансии на территории Испании. Лорд Берли всячески хотел сорвать экспедицию. Я тогда не поверил доносу. Но чувство долга заставило... Ужасное чувство! Только став его рабом, становишься свободным!

Сперва от флотилии отстал корабль «Лебедь», которым командовал Доути, а потом и «Златоцвет». Они не потерялись, они просто скрылись из глаз. Я понял, что экспедиции грозит крах. Это могло нанести непоправимый ущерб королеве и Англии! Представляю восторг наших врагов!

Я незамедлительно предпринял поиски пропавших кораблей. Мне удалось найти оба корабля. «Лебедь» я приказал потопить, а Доути судить. Он убил меня фразой: «Жертвовать собой за отечество — не безумие ли, когда отечество уже пожертвовало тобой?» Я отдал должное справедливости его слов, но мне казалось тогда, что я от них негодую. Я потом не мог простить себе этого. Он признался в злокозненности, был единогласно приговорен к смерти и казнен. Смерть он принял, как подобает джентльмену. Что я пережил, одному Богу ведомо. Я провел много бессонных ночей. С тех пор у меня нет друзей.

Судили его сорок судей. Я ему лишь предложил на выбор: остаться навеки здесь, на небольшом островке в заливе порта Святого Юлиана, или вернуться на большие острова Англии и быть казненным палачом Тайного совета королевы.

Он осознал свою вину в совершении тяжкого греха, повинился, ему было мучительно стыдно за свои поступки, но это был гордый и мужественный человек! Он сказал, что путь в Англию лишь продлит его душевные муки от сознания своей тяжкой вины, и потому он больше всего озабочен сейчас спасением собственной души и хочет умереть христианином на этом островке, который просит назвать Островом Истинной Справедливости. Остров теперь носит это имя.

Расстались мы с ним друзьями. И по сей день я его считаю своим единственным другом. На дружбу не должны влиять приговоры.

Томас перед смертью пожелал причаститься. Его просьба была удовлетворена. На следующее утро нас обоих причастил священник Флетчер. А потом мы с Томасом вместе пообедали. Это было незабываемое прощание. Мы шутили, наливали друг другу вино, даже спели шотландскую песенку о пастушке и глупенькой Мэри. Он всячески подбадривал меня в моем нелегком предприятии и прочил мне всемирную славу, а Англии мировое владычество на морях и на суше.

Доути признался мне, что лучшего моряка, чем я, он не знавал. «И уже никогда не узнаю, да и знать не хочу!» — рассмеялся он. Я же искренне говорил о том, что он останется мне навеки другом, что потомки запомнят его имя не как государственного преступника и злодея, а как доблестного английского офицера и джентльмена. Я поклялся честно доложить обо всем королеве и просить ее не мстить его близким, что и было мной сделано.

Когда приблизился час казни, солнце клонилось к закату... Сердце мое сжимала тревога, но это была уже не тревога от сознания того, что мне надо было быть судьей, это была тревога от прощания с братом. Мы выпили с ним «на посошок», пожелали друг другу удачного пути, обнялись, простили друг другу все наши обиды и простились навеки. Я пошел к Магелланову проливу, а он своим проливом, проливом Доути, которым больше никто не пройдет...»

Как они все сентиментальны, подумал Федор, оглядывая всех в последний раз. Как же с такими строить реальную жизнь?