Никто не знает, в каком облике
встретит человека Смерть.
Олицетворением может оказаться
образ прекрасной Незнакомки,
пред которой вольно или невольно
придется преклонить колена.
Темный осенний вечер хлестал ледяными каплями дождя. В небе вереницами шли тяжелые, налитые свинцом тучи. Порывистый ветер завывал в провисших проводах, переходя в протяжный тоскливый стон. Унылый колеблющийся звук то пропадал в вязкой сужающейся мгле, а то вдруг выныривал откуда-то из темноты. Сеяла мелкая морось, все вокруг было напитано промозглой влагой, огни изб лишь угадывались в неровном сумраке. Собачий лай доносился еле слышно, приближаясь и удаляясь, исчезая и внезапно появляясь где-то впереди. Дорога превратилась в жидкую грязь, сочно чавкающую под ногами. Было холодно и сыро.
Серега Шинкин, сорокалетний механик, неторопливо брел, месил сапогами, скользя и останавливаясь прикурить затухающую на ветру папиросу. С раннего утра всей бригадой чинили сломавшийся дизель, провозились до позднего вечера, но все же, сделали, запустили. Председатель совхоза торопил, обещал выписать денежную премию. Это была хорошая новость, потому и бились с мотором без передышки.
У Сергея семья: жена Варя, дочка Анюта, невеста совсем, красавица. Сын Ленька школьник, умным серьезным парнем растет. Варвара дояркой в совхозе, хоть и младше мужа, но мудрее, рассудительней, да и внешностью, статью бог не обидел. Повезло Сереге, любил ее сильно, горел, волочился, но своего добился и вот дети уже взрослые почти. Такие приятные мысли веером рассыпались в усталой закипающей голове, проносились перед глазами, согревали надеждой озябшую душу.
Сквозь моросящую мглу зажглись приближающиеся огоньки. Рейсовый автобус нырял и хлюпал изношенной резиной, завывая мотором и буксуя в вяжущей грязи. Обычно в ненастье автобусы не заходили в село, шли кружной асфальтовой дорогой, высаживая пассажиров на краю деревни. Путь этот был длинней, но гораздо безопасней. И лишь отчаянные водители пытались пробиваться по осенней распутице. Автобус кренился и сползал в кювет, а то бывало, что зарывался по самое брюхо, но сокращение расстояния на сорок километров вынуждало идти на риск.
«Припозднился, однако, двенадцатый час уже…», – пронеслась мимолетная мысль и ушла в слякотную муть. Автобус остановился у сельмага, осветился на миг, скрипнул открывающимися дверями, высадил четверых человек. Стрельнул черным выхлопом и, натужно ревя, продираясь сквозь темноту, двинулся по маршруту, удаляясь красными габаритными огнями.
Пассажиры, поеживаясь на трепещущем ветру, прячась от секущего мелкого дождя в воротники и капюшоны, незаметно потерялись в звенящей тьме. На месте осталась молодая женщина в легкой верхней одежде и сапогах на высоком каблуке. Темный плащ развевался на ветру, обвивая стройную фигуру. Дамской сумочкой она безуспешно пыталась прикрыть голову от жалящих холодных капель.
Все это с удивлением отметил подходивший Сергей. Городские жители редко появлялись в этих краях, приезжали в основном свои, деревенские, из окрестных сел или районного центра, к родственникам на свадьбу, а то, бывало, и на похороны. Появление в такое позднее время незнакомой женщины озадачило и даже как-то обеспокоило. Дрожавший на ветру фонарь неровным светом выхватывал из тьмы одиноко стоявшую фигуру.
– Здравствуйте! – она шагнула навстречу. – Пожалуйста, помогите найти дом Андрея Ильича Полежаева, – порыв ветра растрепал волосы, швырнул в лицо горсть ледяных брызг и унес окончание фразы в пространство, завывая меж раскачивающихся деревьев.
Сергей остановился. В мерцающем свете фонаря он увидел ее всю. Что-то всколыхнулось внутри, мысли заметались пугливым роем. Глубоко на самом дне подсознания осветилось и угасло тонкое щемящее чувство чего-то неизведанного, странного и манящего. Мокрое от дождя лицо, яркие губы, тонкие брови, все это накрепко отпечаталось в памяти. Но более всего удивили глаза: светло-зеленые они смотрели прямо и открыто, будто проникая в неведомые глубины.
– Конечно, знаю, – не сразу ответил Сергей и тут же вспомнил: Андрей Ильич Полежаев, дед Андрей, сосед напротив. Дом у него большой, жил старик один, бабка давно померла, родня разъехалась кто куда. У него часто останавливались приезжие, платили малую цену, угощали деликатесами и вином. Дед был веселым, разговорчивым, гнал самогон и на чем свет материл Советскую власть.
– Проводите? – голос приятный, волнующий.
– Провожу, – Серега слегка смутился, отвел зачарованный взгляд.
– Меня зовут Алевтина Генриховна, я учитель, буду преподавать в вашей школе химию и физику, – вежливо представилась незнакомка. – А жить пока у Андрея Ильича.
– А я Серега, Сергей, – поправился он, отчего-то пряча глаза.
– Зовите меня Аля, так будет лучше. Хорошо? – этот голос обезоруживал, удивлял и расслаблял, необъяснимо покорял, а тревожные молоточки стучали внутри, пульсировали, бились, кричали.
«Аля, – произнес про себя Сергей. Какое имя! Похоже на музыку. Аля, Аля!», – повторял он, наперед зная, что никогда не сможет забыть этого имени. Он не понимал странности случившейся с ним, как-то вдруг в один миг перевернувшегося сознания. Была жена, семья, любовь. Это никуда не делось, не ослабло, глубоко жило в нем. Он шел домой к родным, любимым, единственным. Ему хотелось скорей оказаться в своем жарко натопленном доме, крепко обнять Варю и целовать ее, молить о прощении, биться головой и каяться, каяться. Каяться? Что он такого сделал? Жена была для него богиней, семья смыслом, в чем его вина? В чем?
Но Аля стояла возле него, ледяной пронизывающий ветер трепал ее волосы, струи дождя заливали лицо, она стояла просто, спокойно и прямо, она ждала. Никогда Сергей не знал другой женщины, не влюблялся и не желал, был серьезен и предан. В голове не укладывалось, как можно захотеть, возлюбить кого-то, кроме его ненаглядной Варвары. Всего себя отдал ей одной, в ней была вся его жизнь. Он не мог без нее, без детей, он жил для них. И вдруг… Он видел женщину, но не испытывал влюбленного интереса или еще каких-то естественных мужских чувств. Смотрел в колдовские глаза, чувствуя притяжение и догадываясь, что погибает, но не понимал почему. Ничто вокруг не изменилось, а чудилось, что эти минуты станут для него неминуемо роковыми.
– Идемте, – выдавил он, злясь на себя, свои необъяснимые ощущения, не поспевая за странными, прыгающими в пустоту мыслями. – Идемте.
Идти было совсем непросто. Девушка шагала рядом, оступаясь, скользя и запинаясь о скрытые в грязи колдобины. Шагать по вязкой глине, утопая высокими каблуками, становилось невозможно. Брели кое-как. Впереди у горизонта полыхнуло, ветер донес разрозненные обрывки громовых раскатов. Гроза в октябре? Впрочем, ничто уже не удивляло в эту ночь.
– Можно я буду держаться за вас? – спросила Аля, в очередной раз скользнув по раскисшей обочине.
Крепко ухватилась за его руку, чуть оступилась, но тут же выпрямилась и пошла увереннее, тверже. От неожиданности Сергей смутился и оробел. Видел, как ей непросто дается каждый шаг, не понимал, как можно приехать в деревню в такой неподходящей обуви. Хотел сам предложить поддержать за руку, но стеснялся, трусил чего-то. От ее хрупкой, но сильной руки шли магнетические волны, он это ясно чувствовал. В груди что-то ширилось, росло, заполняло целиком. Усталость уходила прочь, уступая место бесшабашной лихости. В голове заметно прояснилось, путаные мысли угомонились, затихли. Становилось легко и просто, естественно как-то.
– Далеко идти? – спросила она, вглядываясь в мокрую муть, где по обеим сторонам утонувшей в грязи дороги виднелись ряды покосившихся сельских изб.
Деревня засыпала, лишь в редких домах запоздало вечеряли. До деда Андрея идти было километра полтора, дом Сергея стоял напротив. Дальше за огородами раскинулось большое рыбное озеро, летом собиравшее стаи диких гусей и уток. Идти нужно было прямо, затем миновать старое кладбище, стоящее посреди села. Когда-то давно оно находилось на самой окраине, но деревня строилась, заселялась, и со временем погост оказался в центральной части. Затем повернуть направо, а там уже совсем рядом. Все это неразговорчивый Сергей выпалил без запинки, удивляясь самому себе.
А гроза неуклонно приближалась, дождь понемногу стихал, слепящие зарницы открывали череду нависших туч, гремело сильнее и ближе. Ветер будто бы подобрел, стал мягче, теплей.
– Расскажите о селе, о людях, – попросила Аля. Она шла рядом, слегка прижимаясь к податливой Серегиной руке. Насквозь промокнув и дрожа от холода, неотрывно смотрела под ноги. Иногда поднимая лицо, вглядывалась в черную непроглядную даль.
Голова окончательно просветлела, мысли работали четко и быстро. Хотелось говорить, рассказывать ей обо всем. Доверять. Он шагал легко, чувствуя искренний интерес к собственному рассказу. Сергей говорил, да что там говорил, – вещал, пел. Давно никто не просил его о чем-нибудь рассказать. Оказывается, ему этого не хватало. Казалось, ни один человек не слушал так внимательно как эта девушка. Женщина. Чувства были притягательными, ощущение собственной нужности охватило его. Он знал, что без него она не дойдет, не найдет нужного дома, заблудится, потеряется в осенней тьме.
В перерывах между вспышками дорога, село тонули в кромешной тьме, казалось, будто весь мир провалился. И не осталось никого кроме них, все куда-то попряталось, скрылось, унеслось. Это непостижимо сближало, окутывая завесой тайны, тревожило. Казалось, никогда не кончится ночь, гроза, дождь, а они так и будут идти вместе, время будто остановилось для него. Он вдруг встрепенулся, попробовал стряхнуть наваждение, но как-то сразу сник. На душе было удивительно хорошо, спокойно. Неожиданно Аля вскрикнула, чуть присела на подогнувшихся ногах, но тут же, выпрямилась, остановилась.
– Что? – не на шутку испугался Сергей. – Аля, что?
– Я, кажется, сломала каблук, – она подняла ногу, и он увидел сапожок с бессильно болтающейся шпилькой.
– Больно?
– Вроде бы нет, – в голосе расстройство и отчаяние. – Что теперь делать, как я дальше пойду? – она отвернулась в сторону, послышалось тихое всхлипывание.
Сергей опустился перед ней на колени прямо в грязь, взял злосчастный сапожок, совсем оторвал каблук, положил себе в карман.
– Что-нибудь придумаем, – поднялся, глянул в промокшие то ли от слез, то ли дождя близкие волнующие глаза. Порыв ветра отбросил прядь густых волос. Что-то блеснуло и тут же погасло. Он увидел золотые капли сережек в виде ползущей ящерки или саламандры. На месте глаз стояли крохотные бриллианты, именно они сверкнули в отблеске молний. С трудом отвел завороженный взгляд и…
Решился, будто в омут головой бросился. Подхватил Алю на руки, крепко прижал и понес, зашагал, бухая сапожищами и разбрызгивая все вокруг. За спиной вырастали крылья, он шел, летел вперед, навстречу грозе, молниям, громовым раскатам, бесконечности. Ничего не замечая, видел только удивленные, в упор смотревшие на него зеленые цвета морской глубины глаза. Сергей шагал и шагал, о чем-то взволнованно шепча и запинаясь. Усилившийся дождь заливал лицо, а он торопился, мчался, переступал какие-то бугры, скользкие рвы, обходил непонятно откуда возникающие острые оградки. Боковым зрением пригрезились обветшалые кресты, могильные плиты, влажно блестевшие надписи. Он прижимал и прижимал ее к себе, совсем не чувствуя тяжести. Аля смотрела на него спокойно, без всякого напряжения. Сергей понимал, что навсегда тонет, растворяется в ее взгляде, выныривает на миг и вновь опускается в манящий изумруд этих чудных ослепляющих глаз…
Страшной силы треск разорвал пылающее небо зигзагообразно надвое. Шибануло так, что душа содрогнулась от ужаса. Сергей как будто налетел на что-то, остановился, оцепенев от страха.
Все окутал плотный серый туман, небо взрывалось и гремело. Он стоял по горло в ледяной воде озера, а волны били и били его по лицу, накрывали с головой, загоняли в мертвую глубину. Его колотила дрожь, он крутил головой, не видя спасительного берега. Ноги увязали в илистом дне, холод сковывал, пронизывая до последней клетки.
«Надо попробовать идти задним ходом», – пришла спасительная мысль. Двинулся осторожно, с трудом вытаскивая затягивающие илом сапоги. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем вода начала спадать до пояса, затем до колен. Сергей развернулся, шумно вздохнул, сделал еще один шаг и обессилено рухнул на землю.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
http://www.proza.ru/2013/08/29/1828