Александр Карташев
Байки про науку
Мне было девятнадцать лет, я перевёлся с очного отделения биологического факультета на заочное и поступил работать в лабораторию бионики Сибирского института. Заведующий лабораторией умудрённый жизнью дяденька сорока пяти лет спросил «И что вы можете, молодой человек.» « Ничего» честно ответил я. Передадим тебя в таком случае в теоретический отдел. Игорь Викторович, позвал он. Поднялся худощавый брюнет среднего роста, в очках, в светлом костюме с галстуком и пижонскими усиками. « Вот вам молодой кадр, посадите его на картотеку.» « Пошли» сказал пижон и мы переместились в угловую комнату. «Что делать?» Спросил я. Да ерунду всякую улыбнулся Игорь, он вообще либо иронически улыбался, либо хохотал во всё горло. «Вот картотека научной литературы по нашей теме показал он на две полки, в которых стояли ящички с карточками и лежали реферативные журналы. У шефа блажь с автоматизацией. Нужно всё это переклеить на перфокарты и составить каталог. Ты пиво пойдёшь пить? Нет, покачал я головой. Ну, тогда знакомься». Я остался один, полистал журналы и пошел в курилку. Там важные техники и инженера выясняли опорное напряжение полевых транзисторов. Послушав минут пятнадцать радиотехническую абракадабру, я воззрился на самого крупного технаря « Ну, как тут? От индивида зависит» многозначительно разъяснил он мне и пошли в столовку обедать.
Лаборатория наша, как и все НИИ семидесятых годов была секретная и занимались мы изучением восприятия невоспринимаемых сигналов. Если что-то не ощущалось людьми, то оно и не должно было действовать по определению, а вот если нечто действовало, значит могло восприниматься животными и пригодиться военным. Как нам популярно объяснил шеф на примере собаки: собаки до появления машин и поездов их не видели и не имели возможности выработать на них условные рефлексы по Павлову, но не погибли под колесами технического прогресса, значит, что-то чувствовали, но что? Начальник первого отдела с подозрением посмотрел на меня и задал каверзный вопрос: зачем я из Казахстана близкого к Китаю приехал в Сибирь? «Приехал учиться» промямлил я, поняв, что не совсем тот ответ, который хотелось услышать бывшему контроразведчику. Да, делать нечего, дал подписать какие-то бумаги и посоветовал «Меньше знаешь, крепче спишь». Эта новость меня несколько ошарашила, я ведь надеялся на приобретение знаний в передовой научной лаборатории. Приходил я к девяти часам, читал, резал и клеил в своей комнатке краткие содержания научных статей. С часу до двух обед, до шести рабочий день. Изредка заглядывал Игорь с напутствием: «Пилите Шура, пилите, может она и золотая». Теоретический этап моих занятий закончился неожиданно. Шефу понадобились сделать сылки в статье на литературу, заглянул ко мне и с ужасом обнаружил, что вся картотека перемешана и все карточки поделены на две группы: наклеенные и ненаклеенные. Призвали Игоря, который тоже воззрился на весь этот кавардак. «Ты, что наделал? У нас тут девочки по полгода тихо, мирно просиживали, и всё было в порядке, ничего не менялось.» « Так ведь нужно всё было разрезать и наклеить» оправдывался я. «Ну не такими же темпами» хохотал Игорь. Решено было посадить на моё место тихую девочку, которая всё бы привела в исходное состояние, автоматизацию отложить до лучших времён, меня перевести в лабораторное помещение в другой корпус.
Лабораторное помещение: две комнаты общей площадью пятьдесят квадратных метров находилось в полуподвале учебного корпуса. Вход в центр экспериментальной деятельности закрытой лаборатории был свободен. Распоряжался всем тощий длинный парень татарской внешности с монгольской бородкой и усами, м.н.с. Юра. Он проводил опыты на крысах по влиянию на них неощущаемых электрических полей. В перерыве между опытами доставал и метал ножи в доски у стены. Уходом за крысами занимался лаборант Геша, невысокий шустрый паренёк и я -старший лаборант, без определённых занятий. Для знакомства заварили чай в колбе, появились бифштексы, пирожки с мясом, варёные яйца, сметана, творог и колбаса. После студенческого недостатка калорий я изрядно приналёг на все деликатесы. На мой вопросительный взгляд пояснили, что это остатки с крысиного стола. Да, секретным животным необходимо особое питание. Деньги из специального фонда выделялись в университетскую столовую. Геша два раза в неделю ходил на кухню и брал необходимые продукты. А на кухне можно брать всё, главное не превышать смету. Смета позволяла достойно кормить животных и нас. Два раза в месяц выдавалось по несколько бутылок пива для повышения половой потенции подопытных животных. Крысы для опытов белые, лабораторные скрещивались с дикими серыми самцами и плодились самых различных окрасов. Больше других мы оставляли серых или чёрных в белых пятнах.
Появился и у меня друг серо-белый крысёнок Фомка. Я взял его малышом выкормил и стал он совсем ручной, ходил по лаборатории, отзывался и забирался ко мне на плечо. Юра поручил собрать мне электрическую схему опытной установки. Электротехники я не знал, начал с азов: взял учебник с электрическими схемами, паяльник, полупроводниковые детали и стал учиться. Конденсаторы взрывались, транзисторы горели, платы дымились, дело двигалось, и через месяц я вполне сносно стал разбираться в радиосхемах и соорудил лабиринт для выработки условного рефлекса у крыс на звуковой сигнал.
Крыс, то есть Фомка помещён в лабиринт и должен получать колбасу, после включения звука, в противном случае приятель наказывался ударом тока. В течение нескольких часов из лабиринта доносились какие-то звуки: беганье, попискивание, шуршание. Затем автоматическая кормушка стала регулярно срабатывать, отпуская порции колбасы, не реагируя на звуковые сигналы. Пришлось снять верхнюю крышку, встретиться со смышленой физиономией Фомки, который оторвал где-то кусок картона, притащил и положил его на металлическую пластинку, служившую электродом. При появлении в кормушке колбасы наш питомиц становился задними лапами на картонку и обезопасив себя таким образом, снимал лакомство, уплетал его и спокойно ожидал следующей порции. Да с таким знанием электротехники оставаться Фомке в дурацком лабиринте становилось нецелесообразным. Под аплодисменты присутствующих Фомку извлекли из лабиринта и произвели в научные сотрудники. Кстати другие крысы вполне лояльно отрабатывали свою колбасу и пополняли копилку знаний секретной лаборатории.
Вход в лабораторию оказался свободным и потянулись в неё мои приятели: студенты, перешедшие на заочное отделение, отчисленные, находившиеся в отпуске или просто пропускавшие лекции. Заходили покурить, делились идеями и пробовали их реализовывать. Начиналось всё часов с десяти утра, заканчивалось за полночь, иногда и под утро. Игорь Викторович Мигалкин сокращённо ИВМ- интеллектуально вычислительная машина нашей лаборатории, довольно часто появлялся среди нас. Сильный аналитический ум, разящий юмор и обширные знания в самых различных областях позволяли ему безошибочно определять ценность и новизну доморощенных идей. Анализ идей проводился шутя с лёгкостью недоступной для нас недоучившихся студентов, подсказки его были точными и интересными. Лет на шесть старше нас он, казалось, жил в другом мире: вольном, беззаботном, диссидентском. Выдавать идеи для него было также легко, как пить пиво, водку, болтать о бабах, или рассказывать анекдоты. Внешне другим был инженер Володя, парень 27 лет, немногословный, задумчивый, ругатель, гений электротехники. Раза три пытался он окончить радиотехнический институт и срезался на математики. Все электронные схемы воспринимались им органически как часть его жизни. Казалось, не было такой электротехнической задачи, которой он не мог бы реализовать. Достаточно на пальцах рассказать, что нужно сделать, как поводив своим длинным носом и сказав: «Хитер ты и мудёр, однако» Володя принимался за реализацию изделий. Так мы с ним собрали биоусилитель нервных импульсов, систему записи электрической активности мозга крыс, заполненной высокочастотными колебаниями и другие разнообразные технические установки. После каждой успешно созданной установки покупалась бутылка водки, селёдка, колбаса, черный хлеб, проводился обмыв и обсуждение всех мировых, научных и насущных проблем. Так за бутылкой появилась идея розыгрыша полковников.
Шеф приводил военных кураторов темы частенько в лабораторию для знакомства их с научной кухней. Представители выглядели важно, больше молчали, изредка задавали вопросы, пили лабораторный спирт с шефом и отправлялись в ресторан. Изучали мы влияние магнитных полей на поведение животных по заказу оборонки. Дело продвигалось без ощутимых результатов на уровне статистики. Выписали раков, и они ползали по дну аквариума, поедая растительность. Решено было на дно аквариума во время линьки животных набросать железных опилок, которые попав в клешню рака выполняли бы функцию песка, т.е. перекатывались при изменении животным направления движений. При действии магнитного поля наши раки дружно поворачивали в заданном направлении, производя неизгладимое впечатление на полковников. По этому поводу было выпито повышенное количество кедровки-настойки спирта на кедровых орешках и полковники нас заверили, что мы тут в Сибири ни хухры- мухры, и они завсегда нас поддержат в моральном и материальном плане.
А время было бесквартирное, работать было можно, а жить негде, койка-место в общежитии приходилось ждать по несколько лет. Когда предложили мне написать заявление на жилплощадь, безнадёжно шутя, написал заявление на трёхкомнатную квартиру. Заявление приняли, квартиру дали через двадцать лет. Ходила шутка: «В СССР три города матери: Москва- матушка, Одесса-мама и Томск-едрёна мать.» И вытеснялась, уезжала из студенческого города талантливая молодёжь: в Новосибирск, Кемерово, по всему Союзу, позже и за границу. Да и кому кроме полковников в России нужны таланты? Рядом в академгородке Новосибирска наука процветала, было весело, шумно, хорошие общежития, столовые, тишина, лес, водохранилище и научная иерархия: я –начальник, ты –дурак. Удобно было ездить в Новосибирск на стажировки и командировки. Во-первых, сам себе хозяин: можешь работать в любой лаборатории, наскучило, перешёл в другую. После шести вечера двери всех комнат института открывались, клерки уходили домой, все ходили друг к другу, обсуждали всё, ставили пробные эксперименты, пили чай, спирт, завязывались романы, читали самиздат.
В одной лаборатории под большим секретом разрабатывались полупроницаемые для кислорода и углекислого газа мембраны. Для масок подводного дыхания военных водолазам. Денег потрачено на экспедиции и командировки много, результат нулевой. Кто-то предложил использовать презервативы. На экспериментальной установке результат получился неплохой. Срочно закупили тысячу изделий и стали оптимизировать их полупроницаемые свойства. Получили неплохой к.п.д. изделий и благополучно сдали отчёт и экспериментальный материал заказчику.
В очередной раз, когда остался я без ночлежки, достал спальный мешок и уснул на ночь в лаборатории. Так зародилась идея хронических, непрерывных исследований состояний животных с обязательными ночными дежурствами. Составлен график, утверждён проректором и очередной временно потерявший койка-место студент спокойно устраивался на ночь в лаборатории. Мы находились в полуподвале, а в чердачном помещении располагалась экспериментальная лаборатория социологии, где собирались гуманитарии с нестандартным мышлением. Им разрешалось табуниться до семи часов, нам – круглосуточно. Часто гуманитарии сваливались к нам допивать чай и договорить. Нередко и мы поднимались на неформальные семинары по философии и естествознанию.
В трёпе с гуманитариями родилась идея биоиндикации землетрясений. Животные чувствуют приближение земных толчков и уходят в спокойные места. Написали программу, заключили договор и полетели на Камчатку, там регулярно трясёт. Прилетели в Петропаловск- Камчатский, встречают ребята из института вулканологи, разместились в машине и на базу вулканологов. Приехали, у них рыба, икра и грустные лица- водка по талонам. У нас спирт экспедиционный, сразу стало весело и хорошо. Наметили план и стали всю живность наблюдать. Живность находилась в большом беспокойстве: на нерест шли не типичные для данных мест косяки лососевых, неурочно зацветали растения, смещались сезонные биоритмы, раздрай какой-то творился в природе.
Уезжали, камчадалов предупредили «Тряхнёт и очень сильно». Тряхнуло так, что весь Союз рухнул и с ним и вся советская наука. А жаль наука была приличная, но распалась на сколки.