Трубадур

Волк Андрей 2
 … Замок был роскошным – о девяти башнях, с высокой, под десять метров, толстой каменной стеной, дворцовым мостом, перекидывающимся через глубокий, и широкий ров, и собственным роскошным парком, в котором росли вековые дубы, буки и вязы… У замковых ворот, на стенах, и смотровых башнях, зорко несли вахту строгие стражники, готовые пустить стрелу и метнуть копье в первого же неприятеля, покусившегося на покой хозяина замка…
Но хозяином этого роскошного замка, вернее, хозяйкой – была женщина… Молодая, и чертовски ослепительно красивая женщина… Лет ей было около тридцати и, уже к этим годам – она была вдовой…
Барон был человеком наибогатейшим в округе, владел многими гектарами земли, стада породистых коров, табуны лошадей, на зависть местным мясникам, нагуливали жирок на владениях барона… Пшеница, которую выращивали земледельцы барона, виноград, из которого получали вкусное вино, овощи – делали барона богаче короля… Но одно омрачало эту красивую картину – барон был неимоверно жесток… Каждый день, во дворе замка, на дубовых козлах, по приказу барона – кого-то да пороли… Кухарку, пролившую масло, садовника, наступившего,  ненароком, на куст роз, или стражника, посмелевшего выпить лишка – всех их ждала жестокая порка, в которой барон принимал личное участие…
Не только челядь терпела издевательства барона – его тяжелую руку на себе почувствовала и его молодая супруга, уже через три дня, после свадьбы… Молодая баронесса была младше своего мужа на двадцать пять лет, и годилась, фактически, ему в дочери… Но суровый нрав барона – медленно превращал в старуху и ее…
Господь, словно, увидел мучения бедных слуг и молодой баронессы – грянула война с королем соседнего государства, барон, как верноподданный своего короля, собрался на священную битву, уехал, и погиб в первом же бою, от удара секирой молодого врага…
Так, молодая баронесса стала вдовой, и владелицей огромного состояния,  роскошного замка, и прекрасной, доброй хозяйкой своих многочисленных слуг… Каждого слугу, каждую кухарку или стражника, свинопаса или конюха,  хозяйка встречала белозубой улыбкой, спрашивала о здоровье, и всегда давала монетку в руки… Стоит ли говорить о том, что баронессу в своем владении – все очень любили и ценили ее доброту…
После гибели барона,  баронесса заметно похорошела, расцвела и, как следовательно,  тут же в замок зачастили богатые женихи из соседних владений и государств. Но баронесса, хотя и принимала высокопоставленных гостей – на их предложения руки сердца всегда отвечала мягким отказом…
- Прошу меня великодушно извинить, - отвечала она с нежной улыбкой на милом личике, и певучим райским голоском – но мне хватило и первого замужества… Я буду жить одна… Простите…
Даже, говорят,  сам король приезжал свататься, но – на следующий день Его Величество, тоже, уехал не солоно хлебавший…
Так и жила баронесса в своем замке, занималась хозяйственными делами, руководила, распоряжалась, но все же, она была женщиной – красивой, молодой, но женщиной… Часто,  в своей спальне, после ароматной горячей купели, она, в чем мать родила, вставала перед огромным, в полный рост, зеркалом, расчесывала свои роскошные рыжие волосы, и надолго задерживала взгляд на своей фигуре… Высокий стан ее был строен, круглые мячики ее роскошных грудей, с темными сосками, призывно смотревшие вверх – колыхались от малейшего движения, тело ее с плоским животом не держало в себе ни одного грамма лишнего жира, длинные стройные ноги были белоснежны и гладки, словно, китайский шелк… ниже пупка, вниз, шла темно-рыжая, еле заметная, дорожка из мягких, вьющихся волос, и заканчивалась на маленькой, восхитительной «киске», забывшей вкус мужского «нефритового стержня», попка была твердой, упругой и, как и груди ее – тоже, смотрела вверх… Но кожа… кожа ее была сходственна с кожей младенца – мягко-бархатистая, она излучала аромат настоящей Женщины, он пьянил, он сводил с ума, он толкал на безумные поступки… Как-то, баронесса, стоя перед зеркалом, и разглядывая себя, и ощупывая, ненароком, провела своим указательным пальчиком, по своей «киске»… Словно электрический разряд пробежал по ее телу, когда она задела свой клиторок… Чуть не упав, баронесса очень испугалась, но в паху уже разливалась сладкая истома, заставив баронессу схватиться за край камина, иначе, задрожавшие от слабости, ее ножки, не удержали бы ее…
- Мамочка… - прошептала изумленная баронесса – что это было…
Да-да, не удивляйтесь, дорогие читатели – баронесса, к своим годам была еще невинна, словно нераспустившийся бутон розы… Старый барон был бессилен по мужской части, а других ласок – он не ведал…
Вдруг, в комнату, постучавшись, вошла служанка, и стала готовить госпожу ко сну… надев на баронессу длинную шелковую сорочку, она проводила ее на мягкое ложе, которое занимало добрую треть всей спальной комнаты…
Лежа в темноте с открытыми глазами, баронесса вспоминала тот страстный порыв, и пальчики ее правой руки, осторожно, потянулись к ее «пещерке»…
От первых прикосновений к нежной плоти, теплая волна окутала ее ножки, пробежала по телу и задержалась в районе грудей, а в низу, под пальчиками – стало горячо и влажно… Баронесса, закусив губу от наслаждения, стала слегка массировать «киску», подбираясь к маленькой пуговке клиторка, и вот уже, она извивается под одеялом, дышит часто, выпуская из себя хрипы, а пальчики теребят
 раздувшийся клитор, который, буквально, извергается липкой горячей влагой…
Стон, вырвавшийся из губ баронессы, был похож на гудок пастушьего рожка, будившего по утрам свинопасов, конюхов и скотниц…
- Господи… - не могла отдышаться баронесса – Пресвятая Матерь Божья… Грех-то какой… - и тут же, словно, ведьма, совершившая свое колдовство, она улыбнулась своим мыслям – Гре-е-ех-х-х…

Утро следующего дня нарушила песнь бродячих артистов, своим балаганом, проходивших мимо замка… Они часто проходили мимо , но и, зная уже добрый нрав баронессы, подходили к воротам замка, где им часто выносили продукты, старую одежду, которую еще можно было носить, а то и на представление, которое любила баронесса…
Она проснулась от звука удивительного голоса – он всколыхнул ее, заставил подняться с ложа и, заинтригованная баронесса подошла к открытому окну…
Слева от дороги, ведущей к замку, на широком поле, раскинулись три шатра, возле которых бродили бродячие артисты. Тут были и жонглеры, крутящие зажженные факелы, и силачи, подбрасывающие, словно бумажные шарики,  чугунные ядра, и мимы, и музыканты… Прекрасный голос доносился из группы музыкантов, но кто был обладателем голоса – видно не было, так как было очень далеко, но голос был слышен ясно, словно кто-то пел совсем рядом…
Баронесса повернулась и громко кликнула служанку – та тот час же явилась в спальню.
- Пусть артисты придут сегодня в замок, - улыбнулась госпожа – ты слышишь? Нет, ты слышишь? Словно Ангел Небесный рулады выводит…
- Да, госпожа, - улыбнувшись, кивнула служанка – на целый час замерла в замке работа , все голосом волшебным не могут насладится…
 - Пусть тот час же придут! – приказала баронесса – и продолжила – одеться мне давай… Я выглядеть достойно должна…
- Я повинуюсь, госпожа… - поклонилась служанка и стала помогать одеться баронессе…
В первый раз стояли бродячее артисты в главном зале замка – их было немного, в основном, музыканты и певцы. Музыканты настраивали свои инструменты, певуы осторожно пробовали свои голоса.
- Приветствую я вас, прекрасные артисты! – вышла к гостям баронесса в роскошном бархатном платье цвета морской волны – Мой сон прервала песнь трубадура! Скажите, кто он, виновник пробуждения? Ведь,  с голосом таким – лишь, Ангелы достойны петь… Я не могу поверить, что может человек так петь…
- О, баронесса! – поклонился, выйдя вперед, немолодой музыкант, со скрипкой в руке – Нижайше извинить Тебя мы просим – мы не хотели сон твой прерывать… Мой сын себе позволил песенку исполнить – я накажу его…
- Да нет! – улыбнувшись, ответ баронесса – Наоборот, мне песнь его по нраву! И вот, поэтому – я вас и пригласила… Чтоб вы немного в замке погостив, меня порадовали песнями своими… Я серебром, достойно заплачу!
- Серебром?! – музыкант, пораженный таким заявлением, обернулся к друзьям, приободрился и тут же ответил – Да мы же с радостью… Виват вам, госпожа! Про вашу щедрость и доброту мы в курсе! И беспокоиться вам незачем сейчас!
Вновь обернувшись к товарищам, музыкант кивнул головой, и из толпы вышел молодой красавец, пленитель женских сердец, который поклонился баронессе.
- Вот, - кивнул на мужчину музыкант – вот этот негодяй посмел ваш сон слегка нарушить… Он искупит вину свою сейчас! Скажу вам честно, он – есть мой сын… Но петь и вправду – мастер он от Бога! Скажи, сынок, не будь же нем, как рыба!
- Прошу прощения, баронесса, очень… - поклонился и молодой певец, и посмотрел баронессе в ее прекрасные зеленые глаза…
От его взгляда у баронессы забилось сердце, щеки заметно заалели румянцем, а дыхание участилось… 
Как он был красив, этот трубадур… Черные смоляные волосы его спадал на плечи белоснежной сорочки, глаза его, так же были черны, словно безлунная ночь… Орлиный нос сидел ровно на худощавом лице, а тонкие губы венчали скромные усики, бородка-«эспаньолка» делала лицо наиболее привлекательным…
- Я песнь одну недавно приготовил, - сказал трубадур, не сводя взгляда с баронессы – хотел ее в Шотландии пропеть… Но пропою я здесь уж, госпожа… быть может, жалость от нее всю душу вдруг затронет, но такова уж песнь…
Музыканты заиграли, баронесса села в огромное дубовое кресло, и трубадур запел…
Если Господь, действительно, сидит на облаке – то и он, казалось, заплакал от его голоса, и его песни… Все находящиеся в замке – замерли, наслаждаясь чистым голосом, восхитительной песней, и даже, когда стражник хотел что-то сказать начальнику стражи – тот молча сунул ему под нос кулак…
Песнь закончилась… Музыканты поклонились, и баронесса сунула украдкой в рукав, мокрый от слез платок…
- Ну, что же, - проговорила она, стараясь не встречаться с трубадуром взглядом, пряча покрасневшие глаза – умеешь доводить ты женщин до мучений… За песнь твою – тебе я благодарна… Прошу тебя, товарищей твоих – гостями быть сегодня в моем замке – вам на ночь всем покои отведут… Коль, отдохнуть желаете – извольте, мне все равно уже пора заняться делами поважнее песен и услад… Ты удовольствие доставил, трубадур…
Музыканты изволили отобедать, а трубадур попросил служанок показать ему комнату, где он мог бы немного передохнуть…
- А может быть, тебе нужна утеха? – игриво спросила трубадура молодая служанка, стрельнув глазками.
Тот хлопнул ее по мягкому заду, и шутливо ответил:
- Потребуешься – быстро позову… сейчас же – спать хочу я очень – всю ночь ведь,  с балаганом шли…
Обмывшись в деревянной купели, трубадур лег в постель и быстро заснул…
Через некоторое время, дверь комнаты чуть тихо скрипнула… и медленно отворилась…
Баронесса смотрела на спящего трубадура, прижавшись к двери спиной, и не могла успокоиться… Ноги ее едва держали, руки, плетьми, безвольно висели вдоль тела…
- Господи… прошептала она – только бы никто не видел… я от позора жить тогда не буду…
Повернувшись лицом к двери, баронесса медленно повернула, торчащий ы замочной скважине ключ…
Потом стала подходить к ложу – шаг за шагом, осторожно ступая на носочки, она приближалась  к тому, кто разбудил в ней желание, хотя, она еще не знала, что это такое… Поговорив со служанкой одной, женщиной безотказной к стражникам и конюхам, баронесса узнала, что мужчины – очень ласковы и жадны до любви… после времени, проведенными с ним – хочется еще и еще, связь пьянит, от нее хочется петь и смеяться…
… Спящий трубадур вдруг заворочался, и баронесса испуганно замерла на месте, остановившись посреди комнаты. Одеяло сползло с тела трубадура и… изумленному взору баронессы открылась вся естественная нагота половозрелого мужчины – член был темным и большим, не таким, как у покойного барона. У него он был похож на засохший стручок перца, что кухарки добавляют в кушанье для прислуги… У трубадура он был красив – крупная головка блестела нежной плотью при свете свечи, стоящей у стола, рядом с ложем. Черные курчавые волосы украшали его лобок, под членом покоилась маленькая мошонка…
Баронесса, от неожиданности, вспыхнула, и тут же прижала ладони к своему рту, боясь вскрикнуть…
Прошло минуты, наверное три, когда баронесса смогла сделать следующий шаг к ложу трубадура… И вот, когда она уже стояла у спящего тела, трубадур… открыл глаза…
Они смотрели друг на друга с разными чувствами : он – спокойно, своими черными глазами, обволакивал баронессу смесью транса и спокойствия, она – расширенными глазами, полными ужаса и стыда…
Он даже и не думал набросить на себя одеяло… просто – лежал и смотрел…
- Не уходи, прошу тебя… не бойся… - прошептал трубадур и протянул медленно свою руку – рука моя – ты за нее возьмись…
- Тебя повесят… предамся я позору… - прошептала, с полными слез, глазами, баронесса – О, Господи… зачем я заявилась…
Но протянув руку, она взялась за руку трубадура… Тот медленно потянул баронессу на себя…
… Без одежды, она, не сводя с трубадура глаз, медленно опустилась у его ног…
- Возьми мой орган – ведь, он совсем не страшен… - проговорил трубадур – в Париже я видел одну ласку… там женщины его всего целуют… Ласкают язычком, головку – в рот берут…  С конфетой сладкой, сравнив его, играют влагой рта… И женщинам ведь нравится сильнее… С мужчиной в Страсти ты – явно не была?
- Нет… - тихо покачала головой баронесса и, взяв член трубадура одной рукой, она осторожно поцеловала его головку…
Ощущение… запах… что-то не сравнимое ни с чем… Баронесса медленно открыла рот, и погрузила головку члена в жаркую полость, где ее язычок, сам, без помощи хозяйки, уже заиграл с нежной плотью…
Возбудившись, баронесса сосала член, который вырос уже до необъятных размеров так, что он с трудом помещался во рту ее, так – будто не могла насытиться… Она облизывала головку язычком, ласкала своими губами, водила ею по своему лицу, и щекотала ресничками… Что-то первобытное, какой-то неизвестной силой овладело этой молодой, но благородной женщиной, которая и сама вся истекала соком, голова ее была полна восторгом, неимоверным счастьем и радостью… И когда трубадур излился перламутровой жидкостью прямо на лицо баронессы – та только взвизгнула от радости, и тут же стала торопливо облизывать член, от головки до основания…
- Прекрасная любовница, - заметил, усмехнувшись, трубадур, кладя ее на спину – я понимаю так, что твой цветок невинен?
- Барон бессилен был мне радость доставлять… - ответила та, с волнением ожидая чего-то неизвестного, но, по рассказам служанки,  «сладкого и прекрасного»…
- Ты потерпи – немножко больно будет… - тихо проговорил трубадур – но это лишь сначала… Потом – захочешь ты взлететь… парить способной будешь над Землею… Но ты расслабься и верь мне, дорогая…
Сначала, трубадур наклонился к лону баронессы, и вдохнул аромат, исходивший из ее «киски»… Прикрыв свои красивые глаза, он поцеловал красную мякоть ее «пещерки»… Тело баронессы вздрогнуло и затрепетало, словно последний листок на дереве в ненастный осенний день… Но сильные руки трубадура легли баронессе на полушария ее грудей, нащупали соски, которые стремительно наливались силой, и нежно прижали баронессу к ложу…
Язык трубадура был нежен, словно морская волна, он ласкал ее клиторок с такой мягкостью и заботой, что тело баронессы окутала теплая, похожая на грог, что частенько, холодными, зимними вечерами, испивала баронесса, сидя у горящего камина… Ей не хотелось даже пошевелиться – так ей было хорошо… Она положила свои руки ему на голову, запустила свои пальчики в его роскошные волосы, а ее ножки, с каждым приближением к триумфальному финишу, непроизвольно сжимались…
Но трубадур вдруг поднял голову и потянулся вперед…
Баронесса почувствовала, как что-то большое и незнакомое, но горячее, ткнулось в ее влажную «киску», прошло вперед, и уперлось в какую-то преграду… Трубадур чуть дернул тазом и, вспыхнувшаяся вдруг, яркой вспышкой, боль – тут же, волнами, стала отступать, сменяясь такой силой восторга и наслаждения, не похожей на ту, ночную ласку пальчиками, что баронесса не смогла сдержать протяжного стона…
Через несколько минут она уже яростно вращала своей попкой, двигаясь в ритм теле трубадура, сама, как бы насаживаясь на его член… Она хотела, чтобы он проник в нее, как можно дальше,  разорвал ее своим членом, она хрипела, кусалась и царапалась, плакала и смеялась одновременно… Трубадур даже пожалел ее, выдернув свой «нефритовый стержень» из ее «киски», и молниеносно, вскочив ей на грудь, положил его головку ей на губы… Баронесса тут же схватила мокрую нежную плоть своим горячим ртом, и принялась облизывать и сосать его… А через мгновение, потухающий было , вулкан в ее «киске» разгорался вновь…
Взрыв в ее лоне изогнул баронессу дугой, ножки задрожали, из уст ее раздался дикий стон перемежающийся с хрипом, а ноготки ее рук – с силой впились в его мощные плечи… Влага с его члена заливала «киску» баронессы мощной струей, горячая плоть его пульсировала, создавая новые яркие ощущения, и баронесса, не выдержав, залилась слезами от восторга, переполнившего ее душу…
- Не знала я, что может быть приятно… - разрыдалась она, лежа в объятиях трубадура – Какой восторг, мне хочется запеть…
- Нет-нет, - покачал головой трубадур – мое призвание слух твой услаждать… Но подожди… Я способов немало знаю – как сущность женскую до взрыва довести… ты отдохни, родная, и мы опять продолжим…

Лишь через неделю балаган снялся с насиженного места, и продолжил путь в далекую Шотландию… Трубадур шел с немолодым музыкантом, вышагивая рядом с повозкой, и улыбался своим мыслям…
- Чему смеешься, подлый ты развратник? – усмехнулся музыкант, повернув голову к трубадуру – Я каждый раз жду палача, когда ты дамочек в покоях ублажаешь…
- Но получаем пока мы  – серебро… - хлопнул по плечу музыканта трубадур…