В полдень солнце встало в зенит, и в этот момент Вениамин понял что-то важное про Ариадну.
Достоверно неизвестно, была ли прямая связь между светилом в зените и внезапным прозрением Вениамина.
То ли луч солнца ударил главного скотника птицефабрики имени М.Ю. Лермонтова прямо в темя, то ли еще что-то непредвиденное случилось.
Он стоял посреди большого двора с пустым ведром, из которого недавно рассыпал корм курам-несушкам, и растерянно осматривался по сторонам, словно искал источник озарения, но не находил.
Странно: фабрика есть, куры есть, яйца, собранные с утра и готовые к отгрузке - на месте. А источника нет.
Ариадна, к слову, была птицеводом на той же птицефабрике, добросовестно работала в инкубаторе и пользовалась большим авторитетом среди коллег. Красавицей не назовешь, но что-то в ней было, что пока к ее сорока годкам никто из мужчин не разглядел.
Она давно и крепко полюбила Вениамина. За красоту поэтического слога.
Ни один процесс раздачи корма не обходился без рифмы, сложенной молодым сорокапятилетним скотником.
Ах, куры, вы куры-несушки,
Хохлатые хохотушки,
Мои беззащитные пташки,
Клюйте скорее, бедняжки!
или
Белые нежные курочки,
Вы мои милые дурочки,
Кушайте досыта, птички,
Людям несите яички -
бывало, приговаривал он, расхаживая среди птичьего многоголосия.
Ариадна стихов не писала, но очень их любила и часто просила Вениамина сочинить оду ко дню рождения очередной подруги или директора птицефабрики Зай-Коршуновой.
Полутораметровый Вениамин мгновенно вырастал в собственных глазах и как бы с неохотой соглашался.
Затем он задумчиво слюнявил грифель и неспешно водил им по обратной стороне списанных в макулатуру счет-фактур, которые он использовал в качестве черновика. Замершая в ожидании чуда Ариадна стояла напротив поэта, стараясь не дышать и не спугнуть Музу.
Когда очередной поэтический шедевр был готов, Вениамин гордо расправлял свои худые, похожие на вешалку для брюк, плечи и зачитывал произведение вслух.
По щекам Ариадны текли горячие слезы восхищения, которые она, спохватившись своей слабости, вытирала уголком белоснежного накрахмаленного платка.
Вениамин, видя такую реакцию, очень гордился собой и своим талантом, в мыслях все выше и выше возносясь на вершину поэтического Олимпа.
Из природной скромности Ариадна не могла ни разу признаться, что стихи, которые она заказывала Вениамину, были не для подружек или директрисы, а для нее.
Все оды она хранила в старинном секретере из палисандра, доставшемся ей от бабушки.
Вечером, налив в блюдце чая из старинного электрического самовара, она доставала счет-фактуры, исписанные стихами Вениамина, и взахлеб читала их до глубокой ночи, представляя, что прекрасные строки посвящены только ей. Начитавшись, она выключала лампу под синим, с белой бахромой абажуром, подходила к окошку и смотрела на далекие звезды. Мечтала о чем-то своем.
Но однажды случилось так, что Ариадна в разговоре, словно забывшись, ответила на вопрос Вениамина длинной цитатой из его оды директору птицефабрики.
Вениамин посмотрел внимательно в васильковые глаза Ариадны и вдруг увидел в них что-то такое, чего раньше не замечал даже при ярком свете электрического освещения инкубатора.
И как-то сразу проникся чувством, ему самому не совсем объяснимым.
С тех пор прошло какое-то время. Немало яиц, снесенных питомцами Ариадны и Вениамина, было продано страждущим вкусить здоровой, богатой холестерином и белком пищи.
Сотни стихов вышли из-под шарикового пера Вениамина, а вслед за ними появились робкие рифмованные строки, написанные Ариадной.
Вениамин относился к творческим порывам коллеги снисходительно, нещадно критикуя написанное с высоты своего большого таланта, лишь изредка поощряя новоиспеченную поэтессу похвалой.
Ариадна закусывала губу, но не сдавалась и продолжала шлифовать рифмы и искать новые образы.
Одним погожим днем Вениамин услышал из уст Ариадны следующие строки:
Ты не знаешь, что очень давно
О тебе я ночами мечтаю
И свечой от любви своей таю,
Но, пожалуй, тебе все равно...
Как хотелось, чтоб ты, мой родной,
Разглядел сквозь стихи мои чувства,
Но тебе, видно, ближе искусство,
Чем любовь скромной девы простой.
Главный скотник замер в оцепенении и, не проронив ни слова, вышел на улицу.
Вот тут его и встретил луч солнца, о котором мы говорили выше.
Вениамин поставил пустое ведро на землю, достал из кармана брюк не первой свежести платок, подошел к крану с водой, смочил его. Стал вытирать лицо, шею, затем снова лицо.
В висках громко и назойливо стучало: «Любовь к стихам, стихи про любовь, Ариадна-любовь, Вениамин-лопух!».
Он не услышал, как к нему подошла Ариадна. Осторожными пальцами она провела по иссиня выбритой щеке, взяла крепкую руку мужчины в свою маленькую теплую ладошку и с нежностью посмотрела в глаза...