Он ушёл, хлопнув в сердцах дверью. И тогда до Риты, наконец, дошло, что всё кончилось, что он ушёл навсегда. Последний трюк, на который она решилась, чтобы спасти то, что ещё звалось её браком, не удался. А значит, не удалась и сама жизнь её.
Рита никогда не была удачливой. Никогда и ни в чём. Училась она всегда плохо. Внешностью не блистала. Мальчишки всегда были к ней равнодушны. И даже на деревенских праздниках никто не приглашал её на кадриль.
Никто не увлекал её в тёплые сумерки сада под седые оливковые деревья. Не сажал на рыхлую землю, чтобы обнять тайком. Ничьи глаза не зажигались мечтою, когда она, по воскресному нарядная, появлялась в церкви.
Её мать умерла, когда Рите едва исполнилось пятнадцать. И тогда всё хозяйство упало на её, далеко не хрупкие, плечи. Недетские заботы отдаляли Риту от подруг быстро и неотвратимо. Дни, когда она любила посидеть с соседками на каменной скамье у деревенской церкви, да посплетничать о прохожих, безвозвратно прошли.
Зима сменялась весной. Надо было убирать с поля пшеницу и обмолачивать зерно. Лето уходило на заготовку солений и варений. Осенью гнали раки, да коптили лузу.
Между тем, её подруги стали невестами. Не бегали более к роднику, а ходили чинно по главной улице деревни, показывая себя. Через год все они были уже обручены, а некоторые даже повыскакивали замуж.
Замужество! О нём мечтала Рита всё время. Видение её собственной свадьбы приводило её в слёзный восторг. Она представляла себя в шикарном свадебном туалете, садящуюся в «Кадиллак». Голова её была убрана живыми цветами. На шее – дорогое ожерелье. И вообще, вся она была похожей на модель в журнале мод.
Когда Рите исполнилось шестнадцать, она сблизилась с девушкой, которую недавно перевели к ним в сельское отделение из городской мэрии Тиноса. Ники, так звали новую подругу, была много старше Риты. Ей исполнилось целых двадцать два. Была она самостоятельна, сметлива и тщеславна. Рита просто восхищалась ею.
Скоро они стали неразлучны. Постепенно Рита посвятила подругу во все свои маленькие тайны. А Ники, в свою очередь, поделилась своим секретом: она была обручена. И не с каким–нибудь молокососом, как остальные деревенские девушки. Её жениху исполнилось двадцать шесть. Звался он Теодорос Делапортас. И был он студентом Афинской Высшей Художественной Школы.
Вскоре Рите был представлен и сам Тео. Оказался он жутко болтливым, самонадеянным и эгоистичным малым. Однако, Ники крутила им, как хотела. В тот вечер Ники с Тео много говорили об искусстве. Бедной Рите искусство было неведомо. Потом Тео играл им на гитаре, бросая на Риту убийственные взгляды. Этого стало достаточно. Рита влюбилась до беспамятства, как влюбляются в шестнадцать лет.
Раза два, или три, после того вечера, Тео пришёл с Ники. Потом стал приходить один. С интересом осматривал дом и подсобные помещения. Сыпал комплиментами. Щипал струны гитары. Цель его визитов была не вполне понятна. Оставалось прибегнуть к воображению, что и было сделано.
Интересно: эрос питает фантазию, или фантазия – эрос? Кто знает? Я вот, к примеру. не знаю. Известно только, что лихорадочный жар молодости рисовал Рите безумную мужскую любовь и тайные страдания.
Так, в щемящем сердце неведении, прошёл год. Между тем, Ники стала поговаривать о свадьбе. Рита страдала. Перестала есть. Смотрела недвижным взглядом в окно. И наконец, решила открыться Тео.
Он не казался удивлённым. Надо полагать, он считал, что в него должны влюбляться все девушки подряд. Будь Рита умнее, она выгнала бы его вон. Но она только таяла под его поцелуями и с ожиданием смотрела в его кошачьи глаза.
Таким вот образом прошел ещё год. Тео встречался с Ники. Тео встречался с Ритой. Причём, Ники ни о чём не догадывалась. Тогда как Рита мучалась ревностью. Причём, никакой вины от того, что она встречается с женихом подруги, Рита не чувствовала. Ей казалось естественным её право на Тео. Это право было ей дано страстью.
Иногда Рите казалось, что Ники всё знает про неё с Тео и только притворяется по неизвестным причинам. Сколько могла продолжаться эта идиллия, никто не знает.
Но в декабре произошло сразу три события, решившие судьбу Риты без её участия. Во–первых, мать Тео каким–то образом, узнала о приключениях сына, и загремел ужасный скандал…
Тут, пожалуй, надо было бы сказать пару слов о семье Делапорта. Тео был единственным сыном, долгожданным после рождения трёх дочерей. Мать и сестры баловали Тео до безобразия. В школе он был просто посмешищем.
– Маменькин сынок, гляди–ка, кто пришёл к тебе, – кричали ему, тыча пальцем в сторону грузной, переваливающейся с ноги на ноги, матери его. – Твой завтрак прибыл!
И действительно, мама несла, как всегда в это время дня, большую корзину. В корзине прел и дымился горячий завтрак для любимого сына. В термосе пырилось парное молоко. И пока другие дети второпях жевали холодную тиропиту, Василики вталкивала в Тео мясные тефтели, лузу и жареные сосиски. А в кармане у маменьки всегда была припасена плитка шоколада – на десерт.
Как известно, безмерная любовь порождает безмерную ревность. Василики страдала и от той и от другой. Шёл ли сын на уроки, или в кинематограф, она незаметно следовала за ним. Боялась, вдруг на дитятю упадёт дождинка, или застудит холодный Борей.
Как?! Я не сказала ещё о скандалах?! О, скандалы гремели в семье ежеминутно. Потому, что Тео захотел вдруг посещать уроки рисования. Или потому, что вместо того, чтобы готовить домашнее задание, он был пойман читающим приключенческую книгу.
Когда Тео ухал учиться в Афины, в доме был объявлен траур. Шторы не открывали совсем. Цветы в саду не поливались. К чему? Единственное счастье было утеряно. Исходясь слезами, Василики писала дорогому отпрыску:
«Твой отец умер. Ты уехал. Целыми днями плачу в одиночестве. Приезжай!»
Тео приезжал часто: то на праздники, а то и просто на субботу и воскресенье. Но теперь он больше не сидел дома, а где–то ходил с приятелями. Когда он возвращался, от него пахло сигаретным дымом и раки. И неслись по округе вопли Василики.
Но как–то Тео пришла навестить девушка. А потом стала приходить всё чаще и чаще. И тогда Тео не уходил с друзьями, а сидел с Ники в своей комнате. Мать была рада– радешенька. Он снова был рядом. Можно было слышать его голос. Подсматривать за ним в щёлку.
Наведя справки, Василики выяснила, что Ники – из зажиточной семьи, единственная наследница своих родителей и характером приятна. Стоит ли говорить, как рада она была.
– Я решила пристроить второй этаж, – сказала она как–то сыну.
– Зачем? – спросил он рассеянно.
– Да вот, подумала, что как только ты окончишь Школу, то захочешь жить отдельно. А может, даже женишься…
– Зачем? – снова спросил он.
– Ну не знаю, все же когда–то женятся.
– А я вот возьму и не женюсь.
Тем не менее, Василики принялась за постройку. Сначала, Тео находил идею о женитьбе невыносимой. Но перспектива жить отдельно от матери стала прельщать его всё более. К тому же Ники была мила, забавна и знала, чего хочет. Чем не повод для женитьбы? Бывают поводы и похуже.
Но тут случилось второе происшествие. Ники перевели на Сирос. Рита скучала без подруги. Тео метался между Тиносом и Сиросом. Василики рвала и метала. Она хотела Ники, чтобы привязать к себе сына ещё крепче. Но трюк не удался.
Едва Василики стало известно, что Ники зовет Тео переселиться на Сирос, она стала судорожно менять свою политику. Раньше, когда Рите случалось звонить по телефону, Василики бывала с нею груба. Теперь же, слушая сладкие интонации в голосе Василики, Рита недоумевала.
О третьем событии Рита узнала десять лет спустя, будучи замужем. Хотя, узнай она об этом вовремя, её отношение к Тео вряд ли изменилось. Рита была из тех женщин, страсть которых не только слепа, глуха и нема, но и кастрирована.
Случилось это так. Приехав, как обычно, субботним днём на Сирос, Тео отправился к Ники. Её квартирная хозяйка ехидно сообщила ему, что Ники вчера вечером расписалась со своим начальником. А сегодня утром они с мужем уехали в Афины, куда того перевели работать.
«У девчонки–то губа – не дура!» – подумал Тео.
А на следующий же вечер он сделал официальное предложение отцу Риты. Добряк отец не знал, что делать. Тео никогда ему не нравился. В мужья дочери он желал бы простого деревенского парня. Но он был не из тех деспотов, что самостоятельно решают судьбу своих детей.
– Что ты на это скажешь? – спросил он дочь.
– Я люблю его, папа, – покраснев, ответила она.
И свадьбу назначили на декабрь. Васили была в восторге: чадо никуда не уедет. Его можно будет видеть каждый день, стоит лишь подняться двадцатью ступеньками выше. Можно будет поучать; как жить и как растить детей.
К свадьбе давно уже всё было готово. Оставалось лишь сшить невесте платье. Из Афин выписали модистку, и туалет был с точностью скопирован с фотографии модели Диора. Нынче никого не устраивают модели простых модельеров. Нынче всем хочется жить с шиком. Пусть это только кажущийся шик!
Свадьба была шумная. Пытались подражать свадьбам звёзд. Впервые в жизни Рита была нарядна. И это наполняло её особой гордостью. Не только звезды могут одеваться в туалеты от Диора, может это и она, Рита! Почти от Диора… Но Рита не видела разницы в этом «почти».
Так, в квартиру, которую готовили для Ники, въехала Рита. Однако, она была счастлива. Наконец–то, она всё время могла быть рядом с Тео, целовать его, смотреть в его жёлтые кошачьи глаза!
Очень скоро, однако, Тео стал показывать свой характер. Он терпеть не мог людей и с трудом соглашался повидать даже её отца. Он быстро терял интерес к чему–то бы ни было. Ни одного дела он не доводил до конца. Вот и Школу Художеств оканчивать не пожелал. Он был привередлив в еде и изводил Риту капризами. О его странностях можно написать целый роман. Но я этого делать не стану.
Скажу только, что весь первый год своего замужества Рита проплакала. Она плакала оттого, что мечты обманули её. Оттого, что муж не любил её. Оттого, что никто не собирался покупать ей нарядов, о которых она мечтала. Оттого, что свекровь портила ей кровь. И наконец, оттого, что она не могла родить ребенка.
Но уже через год стала привыкать к упрёкам и скандалам. Теперь все странности семьи Делапорта стали казаться ей вполне физиологичными. Теперь она нашла объяснение всем слабостям мужа. И поняла, что Тео сторонится людей, ибо панически боится любого сравнения.
Тогда Рита решила использовать этот его страх, чтобы сделаться необходимой мужу. Следуя этой теории, она стала поносить других перед Тео. И видела. Как он радуется неудачам соседей, как горд, что есть люди хуже него.
Весьма своеобразным образом Рита решила, как ей быть с его привередливостью в еде. Стала она, подобно его матери, бегать к нему в мастерскую с горячими завтраками. И не замечая его картин, раскладывала на уголке стола еду. Его объедки она съедала сама.
Сердцем чувствовала она, что в этом непонятном мире творчества ей места нет! И боялась, как бы этот мир не отнял бы у неё её сокровище – Тео. Её окружало столько врагов – его картины, его книги и его гитара. И она твёрдо решила объявить миру мужа партизанскую войну. На истребление этого зла, она и потратила десять лет своего брака.
В ход пошло всё: лесть, ложь, увертки. Она не воевала со всеми врагами вместе, а разделывалась с ними по одному. Начала она с самого злого врага своего – с книг.
В какой–то мере ей помог тот факт, что отец её подарил им маленький домик, с прилегающим к нему земельным участком. И они стали проводить там неисчислимые часы, занимаясь сельским хозяйством.
Тео был в восторге – у него была собственная дача, собственная земля. А самое главное – здесь, его не могла доставать своими наставлениями его мать. Так, времени на чтение у него становилось всё меньше и меньше. Даже картины стали утомлять его. Чтобы рисовать, надо было сосредоточиться, а он уже не мог …
– Отчего бы тебе не заняться чем–нибудь другим? – невинным тоном, спросила Рита.
– И то, правда. Но чем?
– Почему бы нам не завести пчёл? Очень выгодное дело!
В тот день он ничего на это не ответил. Но пчёл, всё–таки, купил. Из художника он превратился в пчеловода. А для того, чтобы ему не было бы скучно, Рита завела ещё корову, стадо овец, целый гарем кур и дюжину кошек.
Гитара была повешена там же, на ферме, на потолочную балку. И снималась с гвоздя сначала – по праздникам, а потом, лишь для того, чтобы стереть с неё пыль.
Враги были побеждены, друзья разогнаны. Но счастливой от этого Рита не стала. Обманутый Тео стал ещё злее Тео прежнего. Он был зол оттого, что Рита из розовощекой девочки превратилась в толстую бабу с визгливым голосом. Оттого, что он сам мог бы делать какое–нибудь важное дело, стать кем–нибудь важным…, но не стал.
Когда он встречался со своими бывшими однокашниками – преуспевающими, счастливыми, богатыми, он понимал, что с ним сыграли злую шутку. Что надо бы ему бросить Риту,… но и хотеть он более не мог.
Мог он только стискивать зубы, видя чужие успехи на вернисажах бывших сокурсников, встречая их элегантных, молодящихся жен, и изливаться злобой, и роптать.
«Ах, если б я женился на Ники, то мог быть таким же удачливым!» – думал он.
Эта ненависть, однако, делала его брачные узы всё более тесными. Вскоре Рита заняла в его сердце место его матери. С одной стороны он терпеть её не мог. А с другой – не мог без неё обойтись. Да, ненависть порой, ходит так близко с любовью, что трудно бывает их отличить одну от другой.
Ну а Рита никогда не задумывалась над тем, что есть любовь и как она проявляется. Она считала, что те беспощадные узы собственника, которыми она стреножила Тео, и есть любовь. К сожалению, это понял также Тео. И восстал. Он даже начал возможное отступление. Но Рита ничего не поняла даже тогда, когда он вдруг заинтересовался судьбой некой молодой пары, готовой развестись.
– Я помирю их, вот увидишь! – говорил он Рите с уверенностью.
Рита не обратила на его слова ни малейшего внимания.
– Главное, чтобы не страдал ребёнок!
Что ж, намерения были слишком святы, чтобы возражать. И Рита приняла новых знакомых, как принимала всех других до них, с холодным страхом, что Тео может привязаться к ним.
Но будем лучше рассказывать обо всём по–порядку. Во–первых, Рита вдруг стала замечать, странное поведение мужа. Однажды, проснувшись ночью, она услышала, как Тео одевается и на цыпочках направляется к выходу. Подождав минуту, Рита набросила плащ поверх ночной рубашки и поспешила вслед за ним.
Нашла она его сидящим в «Аргонавте». Это было тем более странно, что Тео никогда раньше не посещал баров. Минут Рита наблюдала за ним с улицы. Но внутрь зайти не решилась. А ждать снаружи было невозможно, из–за проходящих мимо знакомых.
Она вернулась домой, так ничего определённого не узнав. Понятно, однако, было, что с Тео происходит нечто из ряда вон выходящее. В другой раз, когда они вчетвером играли в карты, Лела пожаловалась на боль в спине.
– Да спина ли у тебя болит, или что ещё? – захихикала Рита и взглянула на мужа.
Она ожидала, что он, как всегда изойдется язвительной речью. Но он, внезапно, сказал с участием:
– Завтра же покажу тебя врачу! Ты, детка, простудилась на катере. Говорил я тебе: одень курточку! С морем не шутят.
А потом схватил гитару и стал щипать струны. Но только третье событие заставило Риту увериться, что несчастье всё–таки, произошло. Лела пригласила их на обед. Сам–то обед был вполне обычным: долма под белым соусом, фурталья с артишоками и курица с грибами.
Необычным было то, что Тео съел долма, попробовал омлет и отщипнул куриное крылышко. Он даже проэкзаменовал со всех сторон грибы.
– Ты с ней спишь, – прорвало Риту, едва они вышли за порог. – Я проследила за тобой, когда ты, как вор выбрался из кровати и ждал её в «Аргонавте». Ты с ней спишь! И не отрицай очевидного!
– Ты сошла с ума!
– Не отрицай! Каждый день ты берёшь катер и направляешься в сторону города, чтобы позвонить ей. Ведь с той стороны, где ты все эти годы рыбачил, мобильный телефон не принимает сигнала. И даже курица, съеденная тобой сегодня, подтверждает это!
– Курица?! Подтверждает?! Да ты, видать, не в своём уме!
«Притворяется, – успокаивала себя Рита. – Значит, разводиться со мной не собирается. Терпенье! Ники я выжила, Лелу я тоже выживу!»
Абсурд – вот вечный советник женщин. Им не важно, как решать проблему, главное, решить. И если единственной для него можно стать, лишь истребив всю прекрасную половину человечества, то Рита готова была хотя бы обдумать эту возможность.
Вот с воплощением – уже трудновато! Она, правда, жаждет крови, но мелочность в ней побеждает кровожадность. И она бросает уже занесённый нож, чтобы вцепиться сопернице в волосы.
Что ж, это имеет свои преимущества. Хотя возникает новая дилемма; размышлять глупо, сидеть, сложа руки – опасно, вцепляться в волосы – безрезультатно. Что же делать?!
Вот тогда–то пошли в ход женские уловки: слёзы, мольбы, враньё. Результат, однако, был плачевный. Тео стал появляться с Лелой в открытую: на праздниках, свадьбах, крестинах. Домой ночевать приходил редко. А когда приходил, то спал в комнате для гостей. Надо было действовать. И тогда Рита пошла на последнюю хитрость.
– Я беременна, – заявила она мужу. – одиннадцать лет я ждала этого ребенка.
– Хотел бы я знать, как ты будешь одна воспитывать ребёнка! – заявил он. – Нашла бы ты сначала себе работу.
Она уставилась на него. Всё ещё ничего не понимая.
– Я хочу, чтобы ты ушла из моего дома, – отчеканил он. – Я хочу получить развод! Я хочу свободы!
– А разве ты не свободен? – кокетливо выгибаясь, пролепетала она.
– Рита, мне надоела твоя глупость. Я сыт по горло твоей хитростью. Я хочу получить развод!
– А я вот возьму и не уйду! И развода ты не получишь, – пробормотала она в растерянности.
– Ну а это мы ещё увидим! – сказал он зло. И ушёл, хлопнув дверью.
«Всё кончилось! – с тоской подумала Рита, откинувшись на подушку. – Теперь–то он ушёл навсегда!
Высунулась из окна и, набрав воздух в легкие, заорала ему вслед:
– Маньяк! Сексуальный маньяк!
Это она припасла напоследок. Как сладкое на десерт. И кричала она вовсе не со зла. Кричала от отчаяния. «Может, поймёт, пожалеет?» Но нет! Он даже не повернул голову.
– Что мне делать? – спрашивала она некоторое время спустя подругу.
– Не нужно ничего делать! – отвечала та, выпуская из ноздрей сигаретный дым. – Побесится, побесится, да и вернётся к тебе! У него другого дома нет. Она до сих пор замужем за другим. Вернётся! Вернётся, как миленький!
– Не знаю, хочу ли я его теперь назад. Когда–то он был привередлив. И я уважала его капризы. Он был эгоистичен. И я принимала это, как должное. И всё это потому, что считала его мужчиной. Ну а та мямля, которой он стал с этой девицей, вовсе не похожа на моего мужа!
– Надо только набраться терпения!
– Одного я не понимаю: для меня одной он был привередлив? Или это была игра? А если то была игра, может, и наш брак для него также был игрой? Я думаю, если он даже и вернётся, я уже не смогу любить его. Потому, что всю жизнь я любила другого Тео.