В воскресенье я была на работе. Телефон забросила в сумочку без всякой задней мысли, так как в последние несколько дней звонков практически не было. С бабулей я разговаривала накануне, мы договорились, что приеду в четверг.
Где-то в четыре часа, когда был самый разгар рабочего дня, подошел начальник и сунул мне свою трубку:
- Это тебя. Какая-то Лена.
«Леночка? Как странно…» - промелькнуло в голове…
- Катя, Катя… - услышала я, - ты только присядь... Ты села?
- Да что случилось-то? – никак не могла взять я в толк.
- Кать, ты прости, не я должна об этом говорить… Тебе бабушка уже весь телефон оборвала… Ну… В общем, она хотела сказать, чтобы ты ехала домой… Дедушка умер… - было последним, что я услышала.
Я нехотя присела на стул, как будто меня чем-то ударили по голове. В уме все крутились последние слова, и, сама не отдавая себе отчет, я начала рыдать… Через несколько минут я снова услышала в трубке:
- Ты как? Сама доедешь? Или Вике позвонить? Она тебя проводит если что. Кать, ты только держись, я знаю, ты сможешь. Ты всегда у меня была сильной, а сейчас… Сейчас просто держись и все… Бабушке перезвони, она ждет.
- Все хорошо, Лен. Спасибо. Перезвоню. Не волнуйся, доеду сама… - иногда я просто чертовски хорошо вру!
В какой-то момент осознание того, что происходит, отключилось. Помню только, как начальник вызвал мне такси. С момента, как я села в такси и вплоть до момента как я вышла на вокзале (вместе с заездом домой) вода из глаз лилась не переставая. «Ведь уже собралась ехать домой, всего четыре дня… Четыре дня оставалось…» - никак не верилось мне.
Уже на вокзале я зашла в аптеку купить седативных. Кроме валерианки ничего не осталось, и, взяв два бутылька, я вышла на свежий воздух. С билетом творилась какая-то ерунда: на автобус билетов не было, были только на рейс в полночь, но так долго я ждать не могла. На вокзале мне объяснили, что через 20 минут уходит моя привычная электричка, на которой я ездила домой каждый месяц. Было странно, ведь я прекрасно знала ее расписание, но сейчас искренне
удивилась, что она была так кстати.
Когда я села в вагон, не дожидаясь отправления, открыла бутылку с водой и влила в нее целый пузырек валерианки. Встряхнув бутылкой вверх-вниз, я стала заливать жадно пить… Остановилась только на половине. Слезы по-прежнему лились, только я перестала это замечать. Не знаю даже, чего я хотела этим добиться, все получалось в режиме «автопилот», взгляд мой совершенно не двигался, а звуки в этот вечер меня совершенно не тревожили.
Через пару остановок ко мне присел какой-то дедок. Конечно, совершенно не был похож на моего деда, но в тот момент я была не в себе. Увидев его, кое-как проглотила комок в горле и снова стала пить воду, сколько могло в меня войти. В состоянии полнейшего транса я доехала до конечной остановки.
На вокзале меня встретил двоюродный брат, молча взял мой чемодан и побрел к машине. Вместе с ним меня встречала его девушка. И у обоих глаза были красные.
- Как бабушка? – спросила я спустя почти 10 минут, как мы выехали.
- Вроде ничего, - ответил он, не отрывая глаз от дороги, - там сейчас мама ей помогает…
Дома было очень холодно, даже раздеваться не стала. Бабушка встретила как ни в чем не бывало, хотя я видела ее насквозь… Она убеждала меня, что все хорошо, и ни в коем случае нельзя плакать. «Все хорошо разрешилось, и не плачьте, мы его ничем не обидели». Если бы только этого было достаточно…
Когда я вошла в дедулину комнату, все чувства отключились, и остались одни глаза. Это странное чувство: смотреть на человека, которого и знаешь, и не знаешь. Знаешь, потому что никогда и мысли не возникало, что может быть как-то иначе, просто он мой дедушка и все. А теперь я его не знала. И даже до сих пор не уверенна, он ли это был. То есть, да, тело определенно походило не него, но что-то было не так, и я знала что…
По возвращении на кухню, чувства снова стали включаться, и черная пустота стала опять выходить наружу. В этот момент ко мне подошла тетя и сказала: «Мы бабы. Мы должны быть сильными, мужикам не справиться». Во мне все так и взорвалось! Но показать я не могла, так как знала, что тетя права. Стоит только начать, и все превратится в дурдом.
Хотелось зверски завыть и заорать, потому что, как мне казалось, сдерживались только я и бабуля. Хотелось орать на родню, потому что при всей моей большой семье, «осиротела» только я. Потому что он и бабушка были единственными, кто хотел и мог помогать мне, и был со мной рядом, чтобы не случилось, единственными, чью гордость я рвалась оправдывать всеми силами… Со всеми остальными было не так.