Мы дожили до 9 мая 1945 года, до Дня Победы. Была всеобщая, совершенно невероятная радость. Был салют, такой же яркий, как и самый первый, после победы на Курской дуге. А Парад Победы состоялся в Москве 24 июня 1945 года. День этот был дождливым, но мы, пацаны, все равно носились по улицам, чтобы хоть краем глаза увидеть участников Парада, боевую технику (все-таки Большая Андроньевская улица находилась совсем недалеко от Красной площади). А вечером снова был салют.
О войне остались детские воспоминания как об очень тяжелом и опасном времени. Много позже я узнал, что Великая Отечественная была для страны самой жестокой и кровопролитной из всех войн, пережитых нашей Родиной. Война явилась суровым экзаменом, проверившим силы народа, крепость общественного и государственного строя СССР, организации социально-экономической и общественно-политической жизни, а также организации Вооруженных сил нашей страны.
Потери СССР в войне с немцами были огромными. Только общие потери убитыми на фронтах войны и жертвы среди гражданского населения оцениваются в 27 миллионов человек. Было разрушено 32 тысячи предприятий, выведено из строя 65 тысяч километров железнодорожных путей. В результате разрушения 1700 городов и поселков, 70 тысяч деревень 35 миллионов человек остались без крыши над головой. На селе поголовье лошадей сократилось на 50 процентов, свиней на 65 процентов, а крупного рогатого скота - на 20 процентов (много скота было перегнано на свободные от немцев территории).
В сентябре 1945 года сумма прямых потерь, причиненных войной, была оценена в 679 миллиардов рублей, что в 5,5 раза превышало национальный доход СССР в предвоенном 1940 году.
На полях сражений погибло более трех миллионов коммунистов. Их святой обязанностью и долгом было первыми вставать в атаку, выполнять самые трудные и ответственные боевые задачи. Фактически, коммунист был своего рода эталоном отношения к воинскому долгу, примером для всех остальных. Пример этот был таким убедительным, что многие, писавшие заявление о приеме в партию перед боем, считали нужным закончить заявление словами: “Если погибну, прошу считать меня коммунистом”.
Что бы сегодня не говорили, но именно Коммунистическая партия и Советское Правительство сплотили страну в единый военный организм и, опираясь на коммунистов, направили все усилия народа и армии к одной цели - разгрому врага. И сражались народ и армия не просто за некую абстрактную Родину, Родину как бы вообще, безотносительно к существовавшему тогда общественному строю, а именно за Родину советскую, социалистическую.
Советские люди, не покладая рук, дни и ночи трудились для фронта, для Победы. В тяжелейших условиях первых дней войны, когда армия и экономика несли неимоверные потери, страна сумела в кратчайшие сроки перестроить все народное хозяйство на рельсы военного времени, переключила большинство предприятий на обслуживание нужд войны, реконструировала многие заводы и построила новые. И одновременно перебазировала чуть ли не половину своего производственного потенциала в новые районы - на Урал и Восток страны.
В восточные районы СССР было вывезено более 2,5 тысяч предприятий из районов западных, сюда и в другие регионы страны вместе с предприятиями было переброшено более 20 миллионов рабочих и служащих, а также членов их семей. Что очень важно - через два - три месяца перевезенные с запада заводы и фабрики, развернутые порой прямо в открытом поле, вступали в строй действующих, начинали давать продукцию для нужд фронта.
Публицист В.Жухрай приводит некоторые данные, характеризующие соотношение сил на советско-германском фронте в 1941-1945 годах. Из них следует, что если немецкая и захваченная Германией в странах всей Западной Европы промышленность в июне 1941 года имела существенное преимущество по производству важнейших видов оружия перед советской промышленностью (по орудиям и минометам в 1,5 раза, по танкам в 2 раза, по самолетам более чем в 3 раза), то к осени 1942 года производство этих вооружений сравнялось, а в январе 1945 года в СССР производилось орудий и минометов в 3 с лишним раза больше, танков - в 4 раза, а самолетов - в 7 раз больше. И главным условием таких успехов была предельная четкость и организованность всех звеньев хозяйственной системы страны, руководимой Коммунистической партией.
Хотелось бы рассказать о зимней Москве последних военных и первых послевоенных лет. Те зимы были очень снежными, но уже не такими холодными, как зима 1941-42 года. Дворники убирали снег с улиц во дворы, делали громадные снежные кучи, в которых мы, пацаны, рыли ходы и даже целые пещеры. В пещерах мы любили сидеть у маленьких огоньков от подожженных квадратных таблеток сухого спирта. Было интересно, таинственно и немного страшно - “помещение” наше все-таки было тесным и замкнутым.
Любимой зимней игрой тех лет во всех дворах был хоккей, но не с шайбой, а с мячом, причем мяч нам заменяла пустая консервная банка, а вместо клюшек были загнутые петелькой на конце металлические прутья. Играли хоть и без коньков, но подолгу. На снежных холмах мы делали горки, которые заливали водой, а недалеко от нашего дома сами сооружали для себя небольшой каток.
Сначала у нас с Юрой было два конька на двоих и мы катались каждый на одном. Потом мы у кого-то выменяли еще два конька, самых простых, с толстым лезвием. Самыми престижными коньками в наше время были “норвеги”. Они были похожи на современные беговые коньки. Ценились у нас и “гаги” (это типа современных хоккейных коньков). Коньки с помощью веревочек и палочек крепились на валенки.
Машин на московских улицах, особенно окраинных, в те годы было очень мало и мы катались на коньках прямо на проезжей части улицы. Раза два за день по улице проезжал грузовик. Мы цеплялись за его задний борт металлическими крючками и катили за ним километра два.
В 1946 году мы сильно голодали. Лепешки из провернутой на мясорубке картофельной шелухи казались лакомством. Спасало то, что матери на работе дали две сотки земли (сначала в Снегирях, а потом в Планерном - это примерно там, где мы в 80-е годы жили на даче в Нагорном) под огород, где нам удавалось выращивать 6-7 мешков картошки, которые растягивали до мая следующего года. В 1946 году мать, посоветовавшись с отцом по переписке и с нами, стала сдавать одну комнату нашей квартиры слушателям военных академий. Это тоже немного улучшило наше материальное положение.
Большой помощью для нас на протяжении многих лет явилась детская площадка при районном туберкулезном диспансере для детей из семей, имеющих больных туберкулезом. То, что наш больной отец находился в заключении, при распределении путевок роли не играло - нас не ограничивали и один, а иногда два раза за учебный год мы с братом бесплатно ходили на эту площадку. Так как мы почти всегда учились во вторую смену, то на площадку приходили к завтраку, потом там же делали уроки, играли, обедали. После обеда спали на открытой веранде под пледами из овчины и шли на уроки в школу.
Площадка располагалась на улице Володарского, рядом с тубдиспансером №5. Срок одного пребывания там составлял 45 дней, кормили просто отлично - витамины, рыбий жир, молоко, сливочное масло, много мясных и овощных блюд, фрукты, самое главное - там мы всегда наедались, что называется, до отвала. На детской площадке мы с братом научились неплохо играть в бильярд.
Кажется, весной 1947 года ввели коммерческие магазины, где продукты можно было купить без карточек и по ценам хоть и высоким, но значительно ниже рыночных. У матери появилась возможность немного прикупать хлеба. Ничего больше в коммерческих магазинах мы не покупали. А в декабре 1947 года отменили карточки и провели денежную реформу. Стало полегче. Чтобы подкормить нас, мать иногда даже покупала нам икру - Юра любил красную, а я черную. Красная икра тогда стоила почти столько же, сколько сливочное масло, черная была чуть-чуть дороже и продавалась икра практически во всех гастрономах.
Год 1947 почему-то стал для меня очень тяжелым. За один год я ухитрился переболеть тяжелейшим крупозным воспалением легких, причем температура зашкаливала за 40. Мать рассказывала, что во время болезни я часто терял сознание, бредил.
Летом, купаясь в прудах Лефортовского парка, я схватил какую-то кожную инфекцию на голову - голова покрылась зудящей коростой, а в довершение всего на ней образовался громадный абсцесс, резать который меня положили в детскую больницу имени Русакова в Сокольниках.
Почти сразу же после выхода из больницы я заболел желтухой. Снова хотели положить в больницу, но в прошлый заход мне там было так плохо, что я ложиться категорически отказался и отболел дома.
В 1947 году я перешел в школе в пятый класс. Вместо одной учительницы их стало много. Я никак не мог найти с ними общий язык, отметки резко ухудшились, появилось много троек, часто перепадали двойки и, даже, единицы. Школьный табель (тогда только-только ввели такой документ школьной отчетности) был весь исписан замечаниями учителей, жалующихся на мое плохое поведение на их уроках. Но в шестом классе мои дела выправились и по итогам этого учебного года мне даже была объявлена благодарность за хорошую учебу и примерное поведение.
Пришедшее в конце 1947 года известие о смерти отца поставило жирный крест на наших надеждах на его возвращение и возврат к прежней жизни. Стало ясно - дальше жить нам придется одним и надеяться только на себя.
Несмотря на войну и полуголодное существование практически после пасхи начинался период летних детских дворовых игр: отмерялы, “ножички”, чижик, пряталки, чеканка, футбол, гонянье по улицам обручей от бочек, фантики, повальное увлечение взрослых и детей нашего двора шахматами. Во многие из этих игр сегодня не играют, а жаль - они здорово развивали физически, давали хороший выход накопившейся энергии.
Даже во время войны ни на один день не прекращалась работа многочисленных районных и городского домов пионеров, в каждом из которых в кружках радиолюбителей, авиа- и морского моделирования, домоводства, изостудиях и прочих занимались десятки детей.
Я несколько раз заходил в наш районный Дом пионеров на углу Малой Андроньевской и Школьной улиц, даже как-то раз записался в судомодельный кружок. Но не прижился - моей главной страстью была читальня детской библиотеки, да еще я начал ходить в спортзал ДК завода “Серп и Молот”, где занимался в детской секции баскетбола.
А сколько воспоминаний осталось от летнего отдыха в пионерских лагерях в Гривно, в Старой Рузе!
Пионерлагерь в Гривно (это где-то около Подольска) запомнился тем, что лето было грибным. Несколько дней подряд нас всех (детей было около двух сотен) выводили в прекрасный березовый лес на сбор грибов. Собирали только белые, подосиновики и маленькие подберезовики. Ребятишек делили на группы по 10-15 человек, на группу выдавали простыню, на которую мы и складывали собранные грибы.
Время было голодное, продукты все по карточкам, по норме, но благодаря грибам, которые в самом разном виде добавляли нам в рацион, мы всю смену ходили не просто сытыми, а очень сытыми.
Пять лет подряд я ездил в пионерлагерь МВД СССР в Рузском районе Московской области. Лагерь был громадным, более 1000 детей. Располагался он на высоком берегу Москва-реки, прямо в чуть расчищенном густом лесу. Дети школьного возраста жили в больших армейских брезентовых палатках, а дошколята - в деревянных двухэтажных домах.
Лагерь имел большую территорию, кстати, даже не огороженную никаким забором. Имелись хорошие спортивные площадки, водная станция с купальнями и байдарками. Работало много кружков: авиа и судомоделирования, радиолюбителей, юннатские, для девочек - всякого домоводства, вышивания и рукоделия, спортивные секции.
На открытие и закрытие каждой смены к нам приезжало высокое начальство из хозяйственных подразделений МВД СССР. Приезжал духовой оркестр, который целый день оглашал окрестности пионерлагеря бодрой музыкой. С громадной радостью мы встречали футболистов гремевшего в то время московского “Динамо” во главе с легендарными полузащитником Бесковым и вратарем Хомичем.
Хочу заметить, что этот пионерлагерь был супер, но за все годы поездок в этот лагерь я ни разу не ощутил какой-то ущемленности от того, что мой отец сидел в тюрьме по политической статье.
И еще одно. Рядом с нашим пионерлагерем, буквально, что называется забор в забор, находился довольно большой лагерь немецких военнопленных, которые работали на расположенных неподалеку каменоломнях. Немцы получали хлебный паек даже больше, чем жившие в пионерлагере русские дети, имели довольно упитанный вид, в свободное от работы время были чисто одеты. Жили летом они тоже в почти таких же армейских палатках, на территории у них было много цветов на клумбочках, а дорожки были посыпаны желтым песочком. В это можно не верить, но я это видел собственными глазами.
Запомнилось и то, что в пионерлагере “Руза” все годы была очень сильная и авторитетная пионерская организация. Жизнь лагеря была чуть военизированной, на линейку и в столовую отряды ходили строем, с песней. Регулярно проводились военные игры. Детям было предоставлено много самостоятельности, в лагере было детское самоуправление, а все хозяйственные работы по обслуживанию лагеря велись самими детьми. Такие порядки нам очень нравились, хотелось снова приехать в этот лагерь.
В ведении Московской городской и Ждановской районной пионерской организации находился расположенный недалеко от нашего дома знаменитый в те годы детский парк имени Прямикова (мы не знали, кто такой Прямиков и называли этот парк “садом пряников”).
Первый раз я пришел в этот парк году в 1945. Даже в годы послевоенной разрухи нашлись деньги для того, чтобы содержать там кружки юннатов, очень много цветов, выращенных самими детьми, игротеки, читальню, детский трамвайчик, аттракцион “гигантские шаги”, большие качели, причем все это было абсолютно бесплатно, доступно любому зашедшему с улицы ребенку.
Надо сказать, что пионерские отряды по всей стране, кроме организации досуга детей, вели среди них и большую воспитательную, в первую очередь патриотическую, работу, особенно в 30-е и 40-е годы. Не случайно в период Великой Отечественной войны 135 тысяч пионеров были награждены орденами и медалями СССР, а четверым из них - Вале Котику, Марату Казею, Лене Голикову и Зине Портновой присвоено звание Героя Советского Союза.
Для очень многих детей нашей страны в те годы слова “красный галстук” и “честь смолоду” были синонимами.
Много места в нашем детском досуге тех лет занимали Лефортовский парк (парк Московского военного округа) и Ждановский ПКиО, куда мы, правда, пролезали исключительно через дырки в заборе и без билетов.
Больше всего времени мы с братом проводили в находящейся недалеко от нашего дома Городской детской библиотеке и ее читальных залах. Библиотека была громадной, с великолепным книжным фондом. Записывали в нее только детей, главным образом школьного возраста. Какой-то мудрый человек организовал ее работу с детьми по возрастному принципу: были отделы для школьников 1 - 4 классов, 5 - 7 классов и 8 - 10 классов. Каждый отдел имел свой книжный фонд и свой читальный зал.
Мы с братом все школьные годы приходили в библиотеку к ее открытию и уходили, когда закрывался читальный зал. Здесь были совершенно великолепные библиотечные работники, в основном - молодые женщины, которые хорошо понимали детскую психологию и ненавязчиво корректировали наши читательские интересы. В читальных залах библиотеки регулярно организовывались обсуждения новых книг, читательские конференции, встречи с писателями, разными знаменитыми людьми. Было очень интересно, после школы наши ноги сами топали сюда.
Начиная с 6 класса, у меня сложились очень хорошие отношения с некоторыми школьными учителями - словесником Павлой Августовной Лебедевой, историчкой Анной Федоровной и нашим географом (к сожалению, не помню его имени, хотя хорошо помню его самого - крупного немолодого мужчину, очень спокойного, доброжелательного, увлеченного своим предметом). Наверное, их заслуга, что я много читал русской классики, исторических романов, книг о великих географических открытиях.
Однажды, когда мы проходили историю древнего Рима, историчка Анна Федоровна вызвала меня к доске отвечать урок о восстании Спартака. А я недавно прочел книги о Спартаке и Аристонике. Как-то само собой получилось, что с материала учебника я перешел на материал книги. Отвечал я довольно долго, получил совершенно изумительную пятерку и большую похвалу Анны Федоровны. Самое главное, я понял, как соотносить то, что написано в учебниках, с тем, про что я прочел в книгах.
В 1949 году я перешел в 7 класс. Нас начали готовить к вступлению в комсомол. В нашей школе, как и во всех школах того времени, комсомольская организация была сильной, педагоги и дирекция с ней считались, она много значила в жизни старшеклассников. В комсомол принимали с большим разбором - это было как бы признанием твоей полезности обществу, очень важным этапом в жизни. Уже давно и не один раз были прочитаны “Как закалялась сталь”, “Молодая Гвардия”, досконально изучен Устав ВЛКСМ. Я хорошо понимал, почему и зачем хочу вступить в комсомол.
Однако осенью 1949 года меня, единственного из ребят, подавших заявление, в комсомол не приняли. Официальная причина - не ответил на вопрос по текущей политике, а на самом деле причиной отказа в приеме была судимость отца. Но в феврале 1950 года меня в комсомол все-таки приняли. Я думаю, что за меня очень крепко заступились словесница Павла Августовна и историчка Анна Федоровна.
В комсомоле я проработал до 1968 года, причем в основном комсоргом и секретарем комсомольских организаций. В комсомольский аппарат я пришел в возрасте 31 года, только потому, что мне здесь было очень интересно и было очень много возможностей для самореализации. А Анну Федоровну, рядового учителя истории, году еще в 1948 за громадное педагогическое мастерство наградили высшим орденом СССР - орденом Ленина.